***
Оставался час до полуночи. Брагин и Нарочинская шли по одному из московских аэропортов в сторону стоек регистрации. На плече Олега болталась сумка с вещами, этой же рукой он катил Маринин небольшой чемодан, а другой обнимал Марину за плечо. Он и не помнил, когда в последний раз видел её в спортивном костюме и без макияжа. Наверное, в университете на каком-нибудь посвящении кого-нибудь в первокурсники (хотя, что правильная умница Нарочинская забыла в той обители разврата и алкоголизма, коей в те выходные являлась университетская подмосковная турбаза?). Марина же была довольна тем, что грязная февральская Москва с её серым снегом и кажущимися бесконечными холодами пусть на неделю, но останется далеко-далеко. Что Брагин решил вытащить её в лето, к морю. И что он просто будет рядом с ней. Ей было как никогда спокойно. Она чувствовала себя в безопасности. Под его защитой. Регистрация, досмотр, паспортный контроль. И огромное количество пристальных взглядов из-за чуть пожелтевшего синяка на скуле. Марина поёжилась, натягивая на голову капюшон. — Чего, бьёт тебя муж твой? — воспользовавшись тем, что Олег отлучился, подошла к девушке какая-то странная женщина. — Уходи от него, не терпи это! — протянула ей какую-то визитку. — Звони, тут помогут, если что! Завидев приближающегося Брагина, мадам поспешила слиться с толпой. Марина даже ответить ей ничего не успела. Картонку в руках покрутила и в ближайшую урну выкинула. Поёжилась от воспоминаний. Она предпочитала не думать о том, какой синяк красуется на её лице и, насколько это было возможно, прятала лицо от окружающих. Оставалось пятнадцать минут до посадки. Сидя у гейта, Нарочинская словила на себе несколько сочувствующих взглядов — та самая женщина, что дала ей визитку шелтера для жертв насилия, о чём-то говорила ещё с двумя женщинами, периодически выразительно посматривая в их с Олегом сторону. Даже не посматривая, а откровенно пялясь. Марину это в конец достало и она, резко затянув завязки на капюшоне до предела, уткнулась носом в крепкую мужскую грудь. Мужчина тут же обнял её двумя руками, крепче прижимая к себе и тихонько спросил: — Ну что ты, маленькая моя? Спать хочешь? Ну потерпи. Скоро сядем в самолётик и поспишь. — Не хочу спать, — буркнула Марина. — Просто надоело, что все пялятся и думают, что ты меня бьёшь. Кому какая разница вообще? Ну и не очень приятно вспоминать, откуда на моём лице вот это. — А ты и не вспоминай. А они все пошли, знаешь, куда? Куда подальше! Скоро сядем в самолёт, я тебя обниму, мы уснём, а через пять часов проснёмся, а там уже и море. В отель приедем, поспим немного, позавтракаем, а потом купаться пойдём. И платье новое тебе купим. Ты же так хотела? — попытался Брагин отвлечь её от грустных мыслей. — Угу, — согласилась девушка, крепче прижимаясь к нему. На посадке снова косые взгляды, заставляющие закатывать глаза так, будто хочется увидеть свой же собственный мозг. Самолёт большой и им достались места для двоих. Марина тут же уставилась в иллюминатор, провожая взглядом взлетающие самолёты. Летать она, пусть совсем немного, но всё же боялась. Однако тот факт, что рядом Олег, вселял немного уверенности — с ним было не страшно ни в операционную, ни в самолёт. После взлёта Брагин укутал Марину в плед, заставляя её хоть немного поспать и пообещав разбудить, когда принесут еду. Они что-то обсуждали, тихонько смеялись, делились едой (точнее, Марина скормила Олегу половину своей порции — благо, блюда они взяли разные). Но стоило Олегу отлучится в туалет, как рядом с Нарочинской материализовалась красивейшая стюардесса по имени (нет, не Жанна) Алина и, присев с ней рядом, тихонько спросила: — Вас же Марина зовут, да? — Да, — кивнула девушка, чувствуя во всём этом какой-то подвох. — Марина, если этот мужчина, что летит с вами, удерживает вас силой или поднимает на вас руку, я смогу вам помочь. Вы только скажите. Не бойтесь, всё будет в порядке. Такое нельзя терпеть. Марине, с одной стороны, было странно и неприятно такое слышать, а с другой, она понимала, что жёлто-синяя, как украинский флаг, скула и синяк на запястье, который Алина наверняка заметила, когда девушка забирала у неё стакан воды, говорят сами за себя. — Спасибо за заботу, конечно, но меня никто не бил и не бьёт. Это — последствия неудачного падения в гололёд, а мужчина, с которым я лечу — мой коллега и хороший друг. Он не тронул меня и пальцем и уж тем более, не удерживает силой. Вам не стоит беспокоиться, — Нарочинская немного вымученно улыбнулась. — Ну если что, вы всегда можете ко мне обратиться, — любезно произнесла бортпроводница, поднимаясь с кресла. — Спасибо, я учту, — кивнула Марина в ответ. «Как же вы мне дороги все, заботливые, твою мать!».***
Подойдя к стойке рецепшна, Олег протянул улыбающейся девушке за ней их с Мариной паспорта и распечатанную информацию о бронировании. Опершись локтем на стойку, он ждал, пока их зарегистрируют, а Нарочинская осматривалась по сторонам. Девушка за стойкой, явно обращаясь к Брагину, что-то затараторила на английском. Тот, будучи не в ладах с языками, просто вылупился на неё, едва сдерживаясь, чтобы не переспросить «Чего-о-о?». — Мари-и-ин, — жалобно протянул он, глядя на свою спутницу. — Да? Что такое? — Марина отвлеклась от созерцания пальм у входа. — Я не понимаю, чего она от меня хочет! — мужчина сейчас был похож на маленького ребёнка, у которого отняли конфету. Нарочинская бегло заговорила на английском и, спустя несколько минут, уже держала в руках ключи-карты от номера. — И что она у тебя спросила? Что за красивый мужчина с тобой приехал? — прислоняясь к стене в лифте, спросил у девушки Олег. — Нет, другое. Так, по мелочи. Неважно, — зевнула Марина. — Не хочешь говорить? — Да правда неважно. Едва переступив порог номера, Брагин упёрся взглядом в огромную двуспальную кровать. — Это что?! — возмутился он. — Я бронировал с двумя кроватями номер, Марин! — начал оправдываться. — Надо идти разбираться! — Ну хочешь — иди, — пожала плечами Нарочинская, падая на мягкий матрац. — Мне и так прекрасно. — Ты же жалуешься, что от меня жарко, что я храплю и одеяло забираю! — Ну тут два одеяла, я справлюсь с этим как-нибудь. — Марин… — Брагин, успокойся. Это я попросила. Именно об этом с девушкой и говорила. — Зачем? — Ну, а кто меня обнимать будет ночью? — девушка села на кровати и с лёгкой улыбкой посмотрела Олегу в глаза. — Хитрюшка, — улыбнулся Брагин в ответ, легонько целуя Марину в губы. Почему-то ему так очень захотелось. — Иди в душ. Утром следующего дня Олег и Марина собирались завтракать, твёрдо решив сразу же после трапезы отправиться на пляж. Нарочинская, одетая в платье в пол, закрывающее ещё не сошедшие синяки на ногах, а заодно и защищающее её светлую кожу от уже довольно жаркого солнца (ведь сгореть ей не стоило вообще ничего), расчёсывала волосы в ванной перед зеркалом. Брагин собирал сумку, попутно размышляя о том, стоит ли брать с собой книгу, поэтому даже не заметил, когда девушка выскользнула из ванной и, взяв с кровати солнцезащитный крем, удалилась обратно. Створки раздвижной двери были приоткрыты, поэтому Олег, решивший всё-таки не брать с собой книгу, решил посмотреть, чем там занимается его Марина. Та всё никак не могла отлипнуть от зеркала, пытаясь собрать волосы в какое-то подобие пучка. — Ты чего пугаешь? — вздрогнула, когда мужчина обнял её со спины, устраивая подбородок на плече. — Не пугаю. Просто хотел сказать, что ты очень красивая у меня. А ещё тебе очень идут платья, жаль ты редко их носишь, — тихо сказал Брагин, потёршись затем носом об Маринину шею. — Ты очень сексуальная, — оставил на тонкой коже за ухом поцелуй. И это не было пустыми словами — он действительно так думал. Лёгкая ткань, скрывающая почти всё её хрупкое тело от мужских взглядов, которых наверняка будет множество, позволяла разгуляться фантазии. Прижав Марину крепче к себе, Олег посмотрел на них в зеркало — очень уж ему нравилось то, что они видел в отражении. Марине, судя по довольной улыбке на нетронутом макияжем лице, тоже. — Ну Олег, ну не смущай меня, — Нарочинская зарделась. — Пойдём скорее завтракать, а то там все блинчики заберут! — Ну пойдём, сладкоежка, — нехотя отпустив девушку от себя, сказал ей мужчина.***
— Зачем Герасим утопил свою Муму? Ну что плохого она сделала ему? — держа Марину за руку и направляясь к воде, с выражением продекламировал Олег. — Брагин, если что, я плавать не умею, — крепче зацепившись за него, сказала девушка. — Ничего, не дрейфь, ты же с мастером спорта! — наслаждаясь тем, как тёплый прибой лижет ступни, улыбнулся ей Брагин, демонстрируя ямочки на щеках. — По какому виду? — рассмеялась Марина. — По гребле? — По грёбле, — фыркнул мужчина в ответ. — У меня вообще-то разряд по плаванию юношеский! А потом, ты не утонешь, пока я не решу, что пришло твоё время! — он сделал пару шагов вперёд, обернувшись затем на оставшуюся стоять на месте девушку. — Пойдём, научу тебя плавать. В процессе обучения оказалось, что Марина довольно неплохо умеет держаться на воде и, некоторое время спустя, она, пусть и не очень уверенно, но уже плавала сама там, где могла ногами легко достать до дна. — Ну вот, а говорила, что не умеешь, — улыбнулся наблюдающий за ней Олег, стоящий по пояс в воде. — Смотри, как хорошо получается. — У меня был хороший учитель, — улыбнулась девушка, подплывая к нему. — Завтра научу тебя кроллем плавать, — уже строил планы новоиспечённый тренер. — Да мне бы «по-собачьи» нормально для начала научиться, — усмехнулась Нарочинская, залипая на стекающие по мощной груди Брагина капельки воды. Тот, видимо, поняв, куда направлен её взгляд, тихонько ухмыльнулся, затем привлекая девушку к себе и крепко обнимая её за талию. Такая родная, такая его девочка. Его кнопка. Его Маринка. У него почему-то было ощущение, что они вместе не несколько дней, а много-много лет. И что не было всех вот этих расставаний, расстояний, недомолвок, множества других людей в их жизнях, неудачных браков… Марина, крепко прижимаясь к тёплой широкой мужской груди и слыша, как размеренно бьётся в ней сердце, думала о том же самом. Будто бы не было никакого прошлого, хоть без него и нет настоящего. Будто бы всё с чистого листа. И, кажется, именно так, как и должно было быть. И будто весь мир остановился, замкнувшись вокруг них, стоящих по пояс в воде, когда их губы соприкоснулись. Нежно. Неторопливо. И тёплые ладони скользят по обнажённой влажной коже. Руки Марины крепко обхватывают шею Олега, а его большая ладонь ложится на женский затылок, не давая Марине ни малейшего шанса отстраниться. Солнце нещадно жжёт плечи. Нехотя отрываются друг от друга, решая спрятаться от злобного жёлтого карлика.***
Веранда отельного ресторана с видом на море — идеальное место для ужина. И бокал вина в картине вечера совсем не лишний штрих. Марина, одетая в платье с открытыми плечами, ловила на себе множество восторженных мужских взглядов, однако важным для неё был только один из них — тот, что принадлежал человеку, сидящему напротив. Собранные волосы открывали ему вид на тонкую шею и выступающие ключицы собеседницы, и он невольно любовался ими. Большая тёплая мужская ладонь накрыла маленькую ладошку девушки, лежащую на столе. Глаза в глаза. Нарочинской нравилось то, как Брагин смотрел на неё. Так умел смотреть только он — с нескрываемой нежностью и без капли какой-либо пошлости. — А помнишь, как ты меня из университета после пар забирал, если я с отцом не уезжала, и домой отвозил? — Марина и Олег, держась за руки, брели по набережной. Ложиться спать на полный желудок было не лучшей идеей, да и спать пока как-то особо не хотелось. — Или мы с тобой на набережную гулять ездили и мороженое есть, когда тепло было. — Ага, и ты мне вечно нос своим этим дурацким шоколадным пломбиром мазала, когда я откусить хотел, — усмехнулся Брагин. — Ты всегда откусывал половину! И смешно ворчал, когда я тебя пачкала. Мне нравилось с тобой гулять. — А ещё кофе со мной пить в кофейне рядом с универом на большой перемене. С «Картошкой» твоей любимой. — Ты всегда ещё спрашивал, почему мне нравится именно «Картошка» и нет ли у меня родственников в Беларуси. Есть, но это пирожное мне вообще не из-за этого нравится, — рассмеялась девушка. — Эх, классное было время. Почти беззаботное. Ну, не считая экзамена по латинскому и папиных зачётов. — Мы с соседом в общаге как-то у девчонок курицу сырую утащили из общего холодильника — соревновались, кто лучше узловой шов вслепую наложит, — фыркнул Олег. — Я Петьке проиграл потому, что хозяйки этой самой птички очень не вовремя к нам в комнату нагрянули и её отобрали. Короче, лапы от этой курицы нам на ужин достались. А Петруччо, как победивший, ещё и крылышко получил! — Какая неслыханная щедрость, для голодных студентов-то, — фыркнула в ответ Марина. — Ага. Было стыдно, но весело, — мужчина обнял девушку за плечо, притягивая ближе к себе. Такая родная. Его девочка. Его Маринка. Всё с такими же огромными голубыми блюдцами глаз на бледном лице. Всё такая же упрямая и острая на язык. И всё такая же любимая. Как же так получилось, что они тогда не разглядели друг друга? Что были просто друзьями? А может, тогда бы не срослось, не получилось? И ведь было бы очень больно отрывать от себя с мясом человека, которого ты принял полностью. Может, это время, эти долгие годы, действительно были нужны для того, чтобы сейчас всё было именно так, как есть и никак иначе? Безлюдный пляж. Набережная просто забита людьми, а тут никого. В темноте лишь слышно, как волны бьются о берег. Острые Маринины лопатки упираются в крепкую грудь Олега. Девушка буквально тает, когда мужчина целует её в шею за ухом, а потом в ямку между плечом и ключицей. А он знает, что это её слабое место. Помнит, что она говорила когда-то давно. Она никому не позволяет прикасаться к своей шее. Не любит, когда малознакомые или просто знакомые касаются даже плеч. А ему всегда позволяла. Даже несмотря на то, что терпеть не могла, когда он крепко брал за шею, заставляя смотреть в глаза, если накосячила или что-то скрывает. Терпела. Позволяла. Была слабой. Прятала иголки. Смотрела в глаза. И рассказывала всё, как на духу. С моря ветер прохладный. Брагин кутает плечи Нарочинской в свою джинсовку, окуная её в облако запаха своего парфюма и сигаретного дыма. Крепко-крепко прижимает к себе, обнимая за предплечья и чувствуя, как тёплые ладошки девушки гладят его руки. Целует в макушку. И время, кажется, густеет, застывая вокруг коконом. И нет никого, кроме них, огромного звёздного неба и тихого шелеста прибоя.***
Возвращаются в отель. Олег крепко сжимает Маринину руку, будто боится, что она сейчас исчезнет, а он проснётся в своей холостяцкой квартире совсем один. — А помнишь, как ты часто, подвозя меня домой, обедать заходил? — Нарочинская всё ещё что-то вспоминала. — Мне так нравилось с тобой обедать, сразу и аппетит появлялся… — Ага. Без меня-то вообще ничего не ела, небось. Утром — кофе, в обед — кофе, домой с учёбы вернулась — кофе или зелёный чай. Ну, максимум, салатик из салата и огурца. А потом за учебники! А то Сычинский, противный злой человек, ни за что зачёт не примет, если названия всех костей и органов на латинском не выучить! Главное только Сатану не призвать, пока всё это повторяешь, — фыркнул Олег. — Это точно, — усмехнулась девушка. — Удивляюсь, как ты с таким питанием гастрит себе не заработала! — Ну вот как-то так, — Марина развела руками. — Смогла. — А помнишь, как ты меня периодически с девушками со своего потока знакомила? — Ты был о-о-очень популярен среди моих одногруппниц! — фыркнула девушка. — А потом они ходили и рассказывали, что ты — Бог в постели! — А меня все мои одногруппники просили с тобой познакомить. Ну или подкатывали просто, а ты потом спрашивала, с кем можно на свидание пойти, а с кем не стоит. — Ага, и, как правило, ни с кем вообще не стоило. — О чём я, собственно, и говорил. Ну, кто, если не я, тебе правду бы про всех этих охламонов рассказывал? — Что правда, то правда. Кто, если не ты? — рассмеялась Нарочинская. Ей было так уютно рядом с Олегом. Рядом с ним она чувствовала себя так, будто вернулась домой из долгой-долгой поездки (что, собственно, в какой-то мере, и было правдой). И это проявлялось в мелочах. В том, что он помнит, какой кофе она любит. Что всё ещё называет её этим глупым, но прилипшим со студенчества из-за возраста и разницы в росте прозвищем «кнопка». Смеётся над тем, как она ворчит из-за графика дежурств. Целует в шею за ухом. Крепко обнимает, будто стараясь защитить. Спрятать от всех тех, кто смеет обижать её. Его Маринку.***
Когда Марина вышла из душа, Олег уже лежал под одеялом и был погружён в чтение. Устроившись рядом, как-то очень привычно залезши к мужчине под бочок, Нарочинская невольно зацепилась взглядом за какое-то слово на странице и тоже начала читать. Книга оказалась каким-то занятным детективом про Каменскую, и девушке стало интересно, чем дело кончится — сюжет как раз близился к развязке. — Не переворачивай, — тихонько попросила она у Брагина, когда тот собрался перелистнуть страницу, — я ещё не дочитала. Олег усмехнулся, поворачивая книгу так, чтобы Марине было удобнее. — Дочитала? — спросил, когда заметил, что она отвлеклась. — Угу, — кивнула она. — Интересно, блин! — Ага, куда круче, чем сериал, — мужчина убрал книгу на тумбочку и посмотрел на девушку. — Не знаю, не смотрела, — Марина пожала плечами. — Вообще не очень люблю Яковлеву. Ну чего ты? — поймала наконец нежный взгляд карих. Приблизилась медленно, будто боясь разрушить волшебство момента. Провела аккуратно кончиками пальцев по небритой мужской щеке. Нежный поцелуй. Мурашки вдоль позвоночника. И мужская ладонь скользит вдоль женского бедра, сильнее затягивая в водоворот чувств и эмоций.