Кому: Доктор Перочинская ♥ «Позвони, как домой доедешь. Я должен знать, что с тобой всё в порядке».
— Олег, да пытался я с ней поближе познакомиться уже! — Брагин и Стас сидели на лавочке в курилке. — Вообще дохлый номер! Неприступная, как Брестская крепость! — Ну это тебе просто не повезло! Я-то неотразимый, — фыркнул Олег. Тогда они поспорили на какую-то несущественную мелочь и этот спор Брагин с треском проиграл. Зато обрёл настоящего близкого друга — Маринку. С ней было по-настоящему интересно, не то, что со всеми теми, кто просто гроздьями вешался к нему на шею. Было, о чём поговорить, что обсудить и о чём поспорить. А ещё она дружила с ним не потому, что хотела рано или поздно оказаться в его постели. И Олег понял, что Марине сейчас нужна его поддержка. Как раньше. Как всегда. Поддержка друга (ну, раз уж она предложила остаться друзьями). Правда, зная Нарочинскую как облупленную, мужчина прекрасно знал, что надолго её не хватит. Едва Брагин переступил порог собственной квартиры, его телефон пиликнул сообщением. От кого: Доктор Перочинская ♥ «Я дома». Приняв душ и устроившись в постели, мужчина набрал ей ответ.Кому: Доктор Перочинская ♥ «Я тоже. Спокойной ночи, кнопка».
Снова звук сообщения. От кого: Доктор Перочинская ♥ «Спокойной ночи, Олег».***
На следующий день пришедший с работы Нарочинский обнаружил свою дочь ревущей на диване в гостиной. На коленях у неё стояло розовое картонное ведёрко с мороженым, а по телевизору шла какая-то сопливая российская мелодрама. Конечно, Владимир Сергеевич прекрасно знал, что причина Марининых слёз далеко не в грустном кино, а в очередных проблемах. И проблемы эти (ну а как ещё объяснить полкило мятного с шоколадной крошкой на ужин и фильм того жанра, который Маринка терпеть не может?) связаны с противоположным полом. — Я думал, ты к Олегу сегодня поедешь, — чмокнув дочь в макушку в знак приветствия, сказал ей отец. — Сказала бы, я бы покушать чего приготовил. А то в холодильнике шаром покати. Даже не знал, что ты вчера вернуться должна была. — Уже не покати, — Марина шмыгнула носом, ставя фильм на паузу. — Я в магазин сходила и плов приготовила. Будешь? — Я попозже поем, спасибо. А чего ты ревёшь-то? Что случилось? — присаживаясь рядом на диван, спросил мужчина у дочери. Он не знал, что делать в таких ситуациях — обычно с ними справлялись либо его покойная жена, Маринина мать, либо Олег (из-за которого, в какой-то мере, Нарочинская сейчас и объедалась мороженым под мелодраму). — Ничего. Просто кино грустное. Она его так любила, представляешь, а он ребёнка у неё украл и увёз. И она чуть с ума не сошла от этого, — принялась пересказывать та сюжет. — А если честно? — Владимир Сергеевич прищурился, глядя на Марину. — Ты терпеть не можешь мелодрамы и даже над «Хатико» не плакала. Ну что случилось? С Олегом поссорились? — Да нет… Вроде, не поссорились. Не знаю… Мне кажется, что я его обидела, а он, вроде как, и не обиделся вовсе… Странная ситуация… Дурацкая… — Ты прости, конечно, Марусь, что я лезу в твою жизнь, ты у меня девочка взрослая уже… Но всё-таки, что у вас с Олегом? Какие отношения? — Мы друзья, пап. Ничего не изменилось. — А как же совместный отдых? — Нарочинский запутался. Но отношения у этих двоих явно были какие-то странные. — Папа, мы друзья! — как отрезала Марина. — И в нашем номере было две кровати! «Скажи это засосу на ключице!», — фыркнуло подсознание. Нарочинская злилась. На отца — за то, что лезет туда, куда не стоило бы. Ну хоть извинился за это, и на том спасибо. На себя — за то, что, как любила говорить Нина, дура дурацкая. Понимает же прекрасно, что любит Олега (правда, он ещё об этом не знает — не сказала ему, посчитав самым лучшим вариантом оставить всё как есть, и просто дружить). Ну и, конечно же, на Олега потому, что он везде, чёрт бы его побрал! — Знаешь, Мариш, — Владимир Сергеевич привлёк дочь к себе, — мы с твоей мамой ведь тоже работали вместе. На работе и познакомились. Но я был её начальником, и она очень не хотела, а где-то, может, даже и боялась этих отношений. Не хотела, чтобы все знали и думали о том, что она со мной только из-за моей должности, ради какого-то особого статуса в коллективе или и вовсе ради того, чтобы как-то продвинуться по карьерной лестнице. В итоге, мы просто закрыли глаза на все условности и просто позволили себе быть счастливыми. Сыграли свадьбу, потом ты родилась… Я дальше по работе продвинулся, мама твоя тоже. Но главное не это. А знаешь, что? Она всегда была рядом. Помогала, поддерживала… И я всегда был рядом с ней. Помогал, поддерживал… Как умел, как мог. — Знаешь, мне в детстве казалось, что ты не любишь нас с мамой. Что ты никого не любишь, кроме своей этой работы. Интересные случаи, несчастные пациенты и их родственники… Все они будто бы были тебе важнее, чем мы с мамой. Ты даже не пришёл ко мне на выпускной из начальной школы потому, что у тебя была какая-то суперинтересная операция! — Марина усмехнулась. — Вот и Брагин такой же — кроме своей этой работы никого не любит. Его бы воля — не вылезал бы из операционной! — Будто бы ты не такая, Марусь, — усмехнулся Нарочинский в ответ, гладя дочь по волосам. — Тебе бы тоже из операционной не вылезать. Но у тебя амбиции, стремление подниматься по карьере и командовать. А ему это не нужно. Бреславец ведь, перед тем, как уйти, хотел его на своё место назначить. Но он не согласился. Тогда тот Зименскую позвал. — И когда ты успел это всё выяснить? — девушка дёрнула бровью. — Когда надо, любопытная Варвара! — фыркнул Владимир Сергеевич. — А ещё до прихода Зименской, Михаил Иосифович свою бывшую студентку из Екатеринбурга на место заведующей вашей неотложки позвал. Жалко девочку — её наркоман скальпелем зарезал прямо на работе. У неё сыну четырнадцать тогда было. В общем, Брагин в работу с головой нырнул, чтобы боль притупить — у них отношения были. Бреславец ему предлагал её место занять, ну, раз он на главного не хочет, но он не согласился. Остался обычным хирургом. А Павлова, которая на место заведующей пришла, с Зимой на пару его потом уговорили стать заместителем заведующего — он со всеми в коллективе ладит ведь. И с бумажками ковыряться не надо. — Он мне не рассказывал об этом… — Марина закусила губу. Хотя, она тоже о многом Олегу не рассказывала. Например, о том, что несколько лет назад от рака у неё умерла мама. Слишком уж они отдалились друг от друга за последние годы. — У него огромное количество раз была возможность получить хорошую должность. Его и в другие больницы звали, суля золотые горы. И за границу пытались переманить — всем такой спец нужен. Но он слишком любит оперировать. И Склиф он любит. — А ещё, кажется, меня, — как-то на автомате продолжила эту цепочку Нарочинская. Откровенничать с отцом ей было немного странно — они хоть и были близки, все свои тайны она предпочитала доверять не ему, а матери или Олегу. Или и вовсе (как в последнее время) никому и ничего не говорить. — Он же признался мне в любви, пап… — А ты? — А что я? Я сбежала от него. Испугалась. — Чего, дурочка? — Того, что если любовь не получится, то и дружбы тоже не выйдет больше. А мы только наладили отношения, пап. После всего, что было. Начали восстанавливать нашу дружбу из руин, в которые она превратилась по моей вине. — И именно поэтому ты решила его во френдзоне держать? Марин, ну хуже только сделаешь! Брагин — мужик видный. Вот влюбится в него какая дурочка, а ты потом страдать будешь, что он с ней, а не с тобой. И Марина поняла, что отец прав. Захотелось тут же позвонить Олегу. Но девушка прекрасно понимала, что делать этого нельзя — Брагин явно на неё злился и в порыве мог наговорить много лишнего. — Нет ведь ничего плохого в том, что вы и дружите, и любите друг друга, — продолжал отец. — Наоборот, любовь, выросшая из дружбы, всегда самая крепкая. Уж поверь мне. Мороженое медленно таяло. Замершие на экране герои смотрели друг на друга с вызовом. Часы, стоящие на пианино, рядом с семейной фотографией в деревянной рамке, мерно отсчитывали секунды. — Наверное, ты прав, пап. Просто мне нужно чуть больше времени, чтобы привыкнуть к тому, что мы с Олегом теперь больше, чем друзья. А ещё надо дать ему остыть — он наверняка на меня злится… — Ты, кажется, что-то про плов говорила… — решил отвлечь Владимир Сергеевич Марину от тяжёлых раздумий. — Я жуть, какой голодный! — Да, сейчас разогрею, — девушка тут же подскочила с дивана, уронив на пол плед, и засуетилась в кухонной зоне.***
Первый рабочий день после спонтанного отпуска начался для Марины с созерцания широкой спины Брагина у стойки регистратуры. — Михалыч, ты такой загорелый! — щебетала Нино. — А где был-то? Как отдохнул? Мне чё привёз? — Отдохнул отлично, тебе много всего привёз, в обед отдам. — Доброе утро, коллеги! — подала Нарочинская голос, обозначая своё присутствие. — Доброе, Марин, — улыбнулась Нина. Олег промолчал. — О, ты тоже загорелая такая! Случайно не с Михалычем вместе в отпуск ездила? — Нет, — краем глаза наблюдая за реакцией Брагина, ответила девушка. — Солярий недалеко от дома открыли, туда хожу. Скоро в отпуск просто и не хочется в первый же день сгореть и все остальные провести в номере. — Так это ж вредно! — округлила глаза Дубровская. — Ну я раз в неделю и на три минуточки, — улыбнулась Марина, оставляя подпись в журнале. — Что у нас, спокойно пока? — Пока да, — кивнула Нина. — Но а вообще, покой нам только снится. Пока вас не было, тут такое было… Регистратор в красках принялась рассказывать о том, что происходило, пока Брагин грелся на солнышке, а Нарочинская якобы решала свои семейные проблемы. Её пламенная речь была прервана Зименской, которая в кои-то веки приехала не во второй половине дня и разогнала всех работать. Переодевшись и перекинувшись парой фраз с коллегами в ординаторской, Марина отправилась в кабинет к Олегу — ей страсть как хотелось кофе, а пить бурду из автомата в коридоре не хотелось совсем. Олег же, едва оказавшись у себя и кинув куртку на диван, решил приготовить себе кофе. Включив кофемашину, мужчина принялся выбирать шапочку, в которой сегодня оперировать и, только закончив с этим, начал переодеваться. Нарочинская вошла к нему в кабинет как обычно без стука и, невозмутимо оглядев Брагина, стоящего в одних трусах, проскользнула мимо него и, взяв его кружку, с удовольствием сделала глоток кофе. — А ничего, что я тут как бы переодеваюсь? — нахмурился мужчина. — Ой, что я там не видела, — закатила Марина глаза. «Делаешь вид, что ничего не было, Марина Владимировна? — подумал Олег. — Ладно-ладно, давай по твоим правилам немножко поиграем». Вслух же он произнёс: — Целоваться-то хоть будем? — А как же! — Нарочинская нежно поцеловала Брагина в щёку. Совсем не по-дружески. — «А как же» это как? — чуть отстранившись, со смешком спросил у неё он. — Это на большее не рассчитывай, Брагин! — фыркнула девушка в ответ, затем оказавшись крепко прижатой к широкой мужской груди и чувствуя, как по телу разливается приятное тепло. — Тихо, у меня чашка в руках! — Ворюга, — усмехнулся Олег, отпуская Марину от себя. — Я так хотел кофе! — Я тоже хотела, — девушка приземлилась на диван. — Поэтому и пришла. А ещё Куликов про такой интересный случай рассказал…***
Брагин был на удивление добреньким и поставил Марине смену с 14 часов, не желая расстраивать её ранними подъёмами через сутки после ночного дежурства с Куликовым. — Нинок, привет, — выспавшаяся и довольная Нарочинская расписалась в журнале. — Никого для меня нет? — Пока нет, Марин, — помотала головой Нина. — Знакомься, кстати, наш новый кардиохирург, — указала на темноволосого широкоплечего мужчину, стоящего рядом со стойкой. — Ковалёв. Андрей Викторович, — мужчина протянул Марине ладонь. — Нарочинская. Марина Владимировна. Нейрохирург, — новоиспечённые коллеги пожали друг другу руки. — А можно один не очень скромный вопрос, Марина Владимировна? — Дочь. У отца всё хорошо. Преподаёт, консультирует. — Марин, Зима очень просила показать Андрею Викторовичу отделение. Сделаешь? — Конечно. Только переоденусь. Пару минут, — Нарочинская поспешила скрыться в ординаторской. — Нинуля, — обратился Ковалёв к регистратору, — а скажи-ка мне, пожалуйста, а как у Марины Владимировны на личном? Замужем? Поскольку Нина в тот день сдала Нарочинскую с потрохами, Ковалёв решил предпринять что-то для того, чтобы эту самую Нарочинскую завоевать. На первое же совместное ночное он притаранил ей букет цветов (нарциссов (и откуда только их выкопал?), на которые у неё была аллергия) и коробку конфет (а Марина уже две недели не ела сладкое). Цветы тут же переехали к Нине, конфеты были разделены между сменой, а сама нейрохирург поспешила спрятаться у Брагина в кабинете — тот давно отдал ей дубликат ключей, чтобы она могла выпить кофе и поспать спокойно. Потом Андрей начал вечно требовать именно Марину в ассистенты на операции (что дико раздражало, отвлекая от плановых и тех, кто действительно нуждался в её помощи), пытаться как-то глупо подкатывать и снова таскать ей цветы. Красные розы в шуршащей бумаге появились буквально перед лицом заполняющей карты девушки. — Это тебе, Марин. — Спасибо, Андрей, но не нужно было. И вообще, я замужем. Муж ревнивый и его не устраивает то, что я частенько стала приносить с работы букеты. Забери. — А… — А кольцо не ношу потому, что потерять боюсь — вечно снимаешь, а потом обратно надеваешь. Можно забыть где-то на раковине в операционной, выронить из кармана халата или ещё что-то… А оно дорогое. — Марин, ну я же знаю, что ты не замужем, — розы со стола исчезли, давая Нарочинской возможность продолжать писать. — Кто сказал? Нина? А почему ты думаешь, что она в курсе всего? — Ну а кто? Она ведь главный человек в отделении! — Ковалёв улыбнулся. — Ну и в отделе кадров уточнял. — А я их не ставила в известность. — Марин, — в дверном проёме ординаторской появилась лохматая голова Брагина, — там ДТП везут. Закрытая черепно-мозговая, множественные переломы… Полный набор, короче. Поможешь? — Конечно, — Марина тут же с готовностью вскочила. — Олег Михайлович, у нас тут доктор Ковалёв немножко забыл, что на работе работать надо, а не за дамами ухлёстывать, — заложила, лишь бы отвязался. — Андрей Викторович, после смены зайдите ко мне в кабинет, пожалуйста, — подчёркнуто вежливо обратился к мужчине Олег. Внутри всё кипело — какое право этот хмырь имеет подкатывать к его Маринке? Тут же стукнула в стекло Нина, извещая о том, что привезли пострадавших. — Пойдём, Марин. — Нина-а, — едва в приёмном всё стихло, а Брагин с Нарочинской скрылись в смотровой, вышел из ординаторской Ковалёв. — Да, Андрей Викторович? — как обычно бодро отозвалась Дубровская. — А чего вы меня обманули, сказав, что Нарочинская не замужем? Она вон, кажется, жена Брагина… — Это вы с чего взяли? Брагин у нас не по серьёзным отношениям, а у Марины Владимировны чаще всего другие мужчины. На больших машинах и в шарфиках с огурцами, которые её на каникулы возят в Куршевель на лыжах кататься. Ну и Михалычу так не повезёт, чтобы Нарочинская за него замуж согласилась выйти. Ковалёв ничего не ответил, лишь проводив взглядом направляющихся к лифту коллег.***
— Этот новый кардиохирург меня в конец задолбал! — Марина со злостью нажала на дозатор жидкого мыла. — Вторую неделю вокруг меня трётся — то цветочки, то конфеты, то «Марина Владимировна, помогите мне с перитонитом, пожалуйста!», когда у меня плановая или пациент с ЧМТ, «А что ты после смены делаешь? А пойдём в кино или поужинать?», «А давай провожу!», когда я на машине, «А не подкинешь до метро?», когда тут пешком три минуты… Сил моих, Брагин, нет на него больше! — Ну да, он совсем не твой формат — нет у него ни большой чёрной машины, ни шарфика модного… — со смешком ответил Олег, вытирая руки бумажным полотенцем. — Дурак! — рассмеялась Нарочинская. — Я сегодня психанула уже, из-за роз этих. Ну не люблю я их, колючие они! Я ромашки люблю! И герберы! — А чего психанула-то? — спросил Олег. — Сказала, что замужем. — А колечко-то твоё где, Марина Владимировна? — ехидно поинтересовался мужчина. — А не ношу, Олег Михайлович! Знаете ли, у стола стою много, снимать-надевать… Потерять боюсь, оно у меня дорогое, — в тон ему ответила девушка. — Ребят, давайте быстрее! А то он проснётся, пока вы там треплетесь! — раздался из чистой зоны недовольный голос Неклюдова. — Ну что, Перочинская, пошли мужика чинить? — Брагин любезно пропустил Марину вперёд. — Ну пошли, — улыбнулась она, приседая в подобии реверанса и отмечая, что на Олеге сегодня её новогодний подарок. Новая операционная медсестра Анюта, невысокая молоденькая брюнетка Нарочинской сразу не понравилась. Она всю операцию строила Брагину глазки и громче всех смеялась над всеми его шутками. Олег же в ответ открыто с ней флиртовал, дико раздражая этим Марину. — Отсос! — потребовала хирург, протягивая руку. — Вот научишься отсасывать, Анечка, и всё у тебя в жизни будет хорошо, — тут же сострил Олег. — Брагин, не отвлекайся! — рыкнула Нарочинская. Она хоть и привыкла к брагинскому юмору и неумению молчать на операциях, сейчас явно была бы рада, если бы он подержал язык за зубами. — Аккуратней! И ты, кажется, искал, где кровит… — Да нашёл же давно уже и пережал. Не кровит же больше? — Нет… — Внимательнее надо быть, Марина Владимировна! — фыркнул Олег. — Давай пять минут в тишине, ладно? — попросила Марина. — Олег Михайлович, вы просто Бог хирургии! — Аня чуть ли не на шее у Олега, ещё не успевшего стерильный халат и окровавленные перчатки снять, повисла. — Спасибо вам за операцию! — упорхнула, абсолютно забив на лежащего на столе пациента. — Мда, — покачала головой Марина, выходя в предоперационную. — И что они все в тебе находят, Брагин? — Меня, — усмехнулся мужчина. — Я ведь шикарный! — снял шапочку и поправил непослушный чуб. — Ну что, как думаешь, через сколько наш Петров побежит по дорожке? — перевёл тему, прекрасно понимая, что Марина ревнует. А злить её ещё сильнее ему почему-то не хотелось — достаточно с неё было Ковалёва. — Марина Владимировна, — в дверях появилась Таня, — вас там Ковалёв требует в ассистенты. — Передай ему, что Марина Владимировна только что закончила тяжёлую операцию и отдыхает, — ответил за Нарочинскую Брагин. — Если начнёт возмущаться, дай ему в напарники Шейнмана. Расскажешь потом, кто кого сожрёт. Лады? — Ага, — кивнула Третьякова, скрываясь за дверью. Ей Ковалёв тоже не нравился.***
Незадолго до конца своей смены, Андрей зашёл в кабинет к Брагину. — Вызывали, Олег Михайлович? — Да. Хотел с вами поговорить. Присаживайтесь, — Брагин указал коллеге на диван. — И о чём же вы хотели со мной побеседовать? — Понимаете, Андрей Викторович, работа, а уж тем более, отделение неотложной хирургии не место для романтических похождений. Тут делом надо заниматься, а не шашни крутить! — Это вы так говорите потому, что Марина Владимировна — ваша жена и вам не нравится, что я пытаюсь за ней ухаживать? Брагин рассмеялся. — Нарочинская? Моя жена? Ей так не повезёт! — произнёс он сквозь смех. — Ну надо же, придумали тоже! Жена! Мой вам совет, Андрей Викторович: не цепляйтесь к семейному положению ваших коллег. И к коллегам тоже не цепляйтесь. Я понятно объясняю? — Более чем. Могу идти? — Да, конечно, — кивнул Олег, надеясь, что его речь была воспринята правильно. Ковалёв же, вышедший из кабинета, чуть не врезался в направлявшуюся туда Нарочинскую. Отскочив от неё, как от прокажённой, мужчина направился в ординаторскую, а Марина, лишь пожав плечами и посмотрев ему вслед, скрылась за дверью. — Брагин, чего ты там человеку наговорил, что он мало того, что как пробка вылетел, и чуть меня дверью не зашиб, так ещё и шарахнулся от меня потом, как от чумной? — приземлилась девушка на диван. — Я-то ничего ему не сказал. А вот он, Марина Владимировна, думает, что ты — жена моя. — Он не первый, кстати, — рассмеялась Нарочинская. — Слушай, жена, у тебя же через час смена кончается? — Ну да. А какие предложения? — Сложносочинённые и сложноподчинённые, блин. — А если конкретнее? — Ну, хочешь, в кино сходим, на последнем ряду поцеловаться? Ну, так, по-дружески, — поймал недоумённый взгляд девушки. — Или поужинать куда… Ну или куда ты хочешь? — Честно? Домой хочу. И еды из «Макдональдса». Но машина моя у отца — он свою на сервис поставил, у него под капотом что-то стучать начало, а фаст-фуд вредно кушать. В метро толкаться не хочу… Подвезёшь? — Если только к себе, — усмехнулся Брагин. — Ну, секс так секс. По дружбе, — поспешила уточнить Марина, поймав удивлённый взгляд Олега. — Хотя… Прости, не выйдет. До конца недели так точно. — Марин, может, хватит? — мужчина резко поднялся из-за стола и оказался на диване в опасной близости от девушки. — Чего мы дурью-то маемся? — спросил серьёзно, но не строго. В его голосе было столько боли, что у девушки аж под ложечкой засосало. — Да, Олег, ты прав. Хватит, — Нарочинская, сглотнув, кивнула. — Хватит, — прикоснулась к его губам своими, затягивая в нежный поцелуй. — Я люблю тебя, Брагин.