***
— Захарова Валентина Ивановна, пятьдесят восемь лет. ЗЧМТ, возможно, закрытая травма живота, — бесстрастно вещал фельдшер «Скорой». — Нин, привет, — материализовавшаяся у стойки Марина быстро расписалась в журнале. — Мы с Брагиным взяли. Я переодеваться, он паркуется, сейчас придёт. — Я поняла, — понимая, что сейчас не время что-то спрашивать, кивнула Дубровская. — В смотровую везите. Тань! — окликнула стоящую неподалёку Третьякову. — Кровь общий, биохимию и на группу, УЗИ живота и МРТ, — дала указания медсестре Нарочинская. — Я через пару минут подойду. — Угу, — кивнула Татьяна, направляясь за каталкой. Марина поспешила в ординаторскую, на ходу поздоровавшись с кем-то из коллег. — Во дела, — покачала головой Нина, заметив открывающего двери Брагина. — Привет, — буркнул тот, едва подойдя к стойке. — Нарочинская моя где? — О-о-о-о, уже твоя? — фыркнула Нина. — Не цепляйся к словам! — Олег поправил сползшую с плеча лямку рюкзака. — Так где? — Переодевается. Там женщина в смотровой. Сказала, что вы возьмёте. — А что там? — Черепно-мозговая и, кажется, травма живота. Ну и ещё полный букет — сам понимаешь, взрыв — дело такое. — Тогда я переодеваться. Я быстро. В какой? — В третьей. — Скажешь Марине, что я сейчас подойду. — Скажу, куда денусь? — закатила глаза Дубровская. — Чего-то они скрывают всё-таки, — помотала головой, едва Брагин скрылся за углом.***
— Ничего не вижу! Очень много крови! Олег, мой! — Марина ловко орудовала инструментами, удаляя гематому в голове несчастной Валентины Ивановны. — Твой? С утра был свой собственный, — фыркнул Брагин. Даже под маской было заметно, что он улыбается. Со своей частью операции он уже справился, поэтому решил, что лишние руки девушке не помешают, и принялся ей ассистировать. Нарочинская его хорошего настроения не разделяла, поэтому в ответ бросила на него просто убийственный взгляд и покачала головой, возвращаясь затем к операционному полю. — Ну чего ты мрачная такая? — не отвлекаясь от своего занятия, спросил у девушки мужчина. — А ты всё шутки шутишь, — буркнула она в ответ. — Посерьёзнее, пожалуйста. А то как думаешь, она будет рада неожиданно оглохнуть? — Молчу, — если бы не окровавленные перчатки и занятые инструментами руки, Олег бы обязательно показательно пошлёпал себя по губам. — Молчу. — Клоун, — Марина закатила глаза. Больше в этот день Брагин и почему-то разозлившаяся на него Нарочинская не виделись — едва они покинули операционную, Марину утащила с собой Покровская, которой срочно был нужен нейрохирург, а Олег, по настоянию Нины, отправился в рентген-кабинет — помогать Куликову. Причин такой резкой перемены настроения девушки мужчина, знающий всё о её организме, так и не понял.***
Операции, раны, повреждения внутренних органов и массивные кровопотери закончились далеко за полночь. Первая хирургия наконец выдохнула, а ночь впустила в приёмное и палаты такую непривычную тишину, даря всем сон и надежду на выздоровление. Марина устало поблагодарила коллег, деливших с ней операционную последние несколько часов и, потянувшись до хруста в затёкшей спине, отправилась в кабинет к Олегу, надеясь выпить кофе и немножко полежать перед тем, как ехать домой. — Тук-тук, — переступив порог, обозначила своё присутствие в помещении девушка. — Ты чего перевёрнутая такая? — Брагин сидел на ящике, прислонившись спиной к стене и по-турецки сложив ноги. Выражение его лица было довольно-таки мрачным. — А ты чего? — вопросом на вопрос ответила Марина, приземляясь на подлокотник дивана. — У нас с Куликовым летальный был. Мужчина. Семьдесят два года. В шахматы с друзьями ехал играть. Так и не доехал. — Мы с Сашкой девушку оперировали днём, тоже летальный. Прямо у меня под руками. Ей всего восемнадцать было. В театральный поступать приехала. А сейчас ногу ампутировали мужику, он жить будет. Правда, обещал всю больницу разгромить и всех засудить, если без ноги останется… Готовься, в общем, Брагин, — Нарочинская криво улыбнулась. — Кофе можно? — Можно, — кивнул Олег. — Тебе всё можно. — Ты будешь? — роясь в коробке с капсулами, спросила у него. — Нет, не лезет уже. Две кружки выпил и всё равно, спать хочу, не могу, — Брагин оперся локтем на тумбу и подпёр голову рукой. — Ну вот я сейчас выпью кофе и поедем домой. Одевайся. Олег! Но мужчина девушку уже не слышал — он так и задремал, несмотря на шум кофемашины прямо под ухом, подперев щёку рукой. Марина улыбнулась и аккуратно кончиками пальцев погладила Брагина по руке. Взяв чашку с кофе, Нарочинская удобно устроилась на диване и с наслаждением сделала первый глоток. — Пойдём, убежища попросим, — дверь кабинета Олега распахнулась и на пороге появилась Нина с каким-то мальчиком лет двенадцати. — Тише, Нина! — шикнула на неё Марина, взглядом указывая затем на дремлющего мужчину. Однако это не помогло. Брагин, зашевелившись, открыл глаза. Сонное состояние никуда не ушло, но стало хотя бы немножко легче. — Извини, Михалыч, — виновато сказала Дубровская. — Мне некуда положить спать ребёнка! — обняла явно уставшего от всего происходящего парнишку. — Здрасьте, — поздоровался тот с врачами, которые сегодня слишком часто мелькали у него перед глазами. — Привет, — поздоровался с ним Олег. — А кто это у нас такой? Это чё, Пашка так вырос? — прищурившись, мужчина рассматривал парочку, топчущуюся на пороге. Нарочинская усмехнулась — она, как и Брагин, прекрасно знала, что сыну Нины ещё и года нет. — Как смешно! — фыркнула Нина. — Нас зовут Андрюша, за нами мама прилетит рано утром потому, что у нас дедушка… — показала взглядом примерное направление того, куда тот делся. И хирург вспомнил, что расстроенный Лазарев, остающийся в ночную, говорил ему, что не смог спасти какого-то пациента. — Ну, Андрюх, давай, заходи, — Брагин потёр заспанное лицо ладонями, — располагайся, занимай самое почётное мягкое место… — А как же вы? — озабоченно спросил мальчик. — А мы с Мариной Владимировной домой сейчас поедем спать, — зевая, ответил ему мужчина. — У нас рабочий день да-авненько закончился. — Есть хочешь? — протягивая Нине подушку, спросила у Андрея Нарочинская. — Нет, спасибо. Я только спать хочу. — Мы и чая обпились, и печенье ели, — улыбнулась регистратор, с улыбкой глядя на мальчика. — Давай, снимай ботинки. — Давайте, располагайтесь, — Брагин наконец поднялся со своего места и, вынув из кармана хирургички часы, застегнул их на запястье. — Нинуль, ты, главное, следи за ним. Марин, чего сидишь? Дуй переодеваться. Андрюха, спи. Мальчик удобно устроился на диване и тут же провалился в сон. Марина и Нина тихонько покинули кабинет, а Олег принялся переодеваться, стараясь сильно не шуметь.***
— Где Брагина носит?! Я еле стою! — пробурчала Нарочинская, расписываясь в журнале прихода-ухода. Конечно же, эта фраза не укрылась от чуткого слуха Дубровской. — Вы что, живёте вместе? А то он так про «домой поедем» сказал… — регистратор тут же опёрлась о стойку локтями, просто прожигая собеседницу пытливым взглядом. — Нет, Нинуль. Мы живём каждый у себя дома. — То-то я смотрю, на тебе его рубашка. Я ему на прошлый день рождения её подарила. — Кроме Брагина что, мужчин в мире не существует? — Марина закатила глаза так, что рисковала увидеть не то, что собственный мозг, а собственный затылок. — И рубашек одинаковых, конечно же, тоже. На самом деле, особо не заморачиваясь с утра (некогда было, да и краситься пришлось в итоге в машине), Нарочинская действительно быстро выудила из шкафа джинсы и майку, а сверху накинула рубашку Олега, в которой вечером дома и ходила, а перед сном бросила на диване. — А ещё я на обеде в магазин выскакивала, твою машину на стоянке не видела. Вместе приехали? Ты ж сказала, что он паркуется… — Ну подхватил он меня по дороге, у меня машина на сервисе. — А ничего, что ему не по дороге вообще? Он живёт двадцать минут отсюда на машине, а ты вообще в другой стороне. Ну и засос на ключице откуда? Пылесосила? — Ага, именно — «Брагин, блин, убью!». — Нин, ну не крутится мир вокруг Брагина. Да, у меня есть мужчина. Но это не Брагин. — А ещё он, когда пришёл, спросил «где моя Нарочинская?», — делая акцент на местоимении, сказала Нина. — Ну спросил и спросил. И что? — Да так, ничего… Интересно же, что у вас там. Он же мне не рассказывает ничего! — Ну вот и спрашивай у него. Я-то причём? — Так я ж спросила. Он сказал «Не цепляйся к словам!». — Ну вот и не цепляйся! — усмехнулась Нарочинская. — Ну Мари-и-и-ин, — протянула Дубровская, глядя на девушку щенячьими глазами. — Ой, Нин, отстань! Брагин, ну наконец-то! — едва завидев вышедшего из коридора Олега, воскликнула Марина. — Где ты шатаешься? — Да Костя попросил к его пациенту одному зайти, одну вещь проверить. — А ничего, что я тебя жду?! Ты же мне не разрешаешь одной по ночам на такси ездить! — Конечно, — расписываясь, ответил девушке Брагин, — ещё увезут нашего лучшего нейрохирурга в лес, изнасилуют, убьют, а мы потом ищи-свищи. — Ты дурак совсем, да? — усмехнувшись, закатила глаза Нарочинская. — Пока, Нин. — Пока, рыба моя, — Брагин чмокнул Дубровскую в щёку. — За Андрюхой следи! — Есть! — Нина шутливо отдала честь. — Пока, ребят! — Ключи от машины давай, — едва за спиной захлопнулись двери, сказала Олегу Марина, протягивая руку. — Спишь на ходу. Я за руль сяду. — А больше тебе ничего не надо? — фыркнул Брагин. Но ключи всё-таки отдал. — Пойдём, — дал Нарочинской возможность взять его под руку. Разговора их, конечно, Дубровская не слышала, но этот жест восприняла по-своему. — Нет у них ничего, ну-ну! — покачала она головой, глядя на удаляющихся хирургов.***
Весь путь до дома Марина молчала, сосредоточенно глядя на дорогу. Её одолевали далеко не весёлые мысли. Олег же беззаботно дремал, прислонившись виском к стеклу. Его, кажется, ничего не волновало. Квартира встретила непривычной тишиной — Владимир Сергеевич, после того, как Марина позвонила ему по дороге на работу с просьбой приехать вечером и выгулять малыша, Батончика в беде решил не бросать, а потому, не зная, когда вечно занятые хирурги приедут домой, ещё утром забрал «пушистого внука» к себе. Быстро приняв душ — на поужинать сил уже не хватало — Олег и Марина поспешили оказаться в кровати и наконец расслабиться. — Я бесконечно о нём думаю, — удобно устраиваясь на брагинском плече, сказала Нарочинская. — О ком? — Да об Андрюше этом, который сейчас у тебя в кабинете спит. Что это за родители такие, которые ребёнка на дедушку скинули, а сами по заграницам разъезжают? Ещё, небось, отец из семьи ушёл давным-давно, а эта мать-кукушка личную жизнь в приоритет поставила! — А если просто хорошее предложение по работе, а ребёнку и школу менять из-за этого, и язык?.. Вот и оставила его тут. Ну и Марин, с нашей-то работой, как думаешь, мы ребёнка на дедушку не скинем? Одного, пушистого, вон, скинули уже. Не удивлюсь, если он скажет, что фиг нам его отдаст теперь. — Брагин, ребёнка с собакой сравнивать… Ты даёшь, конечно! — в голосе Марины прозвучал укор. — Но папа с Батончиком и нашим отпрыском с ума сойдёт однозначно, — произнесла уже со смешком. — Батон первый с ума сойдёт, — усмехнулся Брагин, — когда наш, как ты выразилась, «отпрыск» начнёт его за уши и хвост дёргать, а ещё пытаться ему их откусить. Причём, одновременно. — Будет у тебя в кабинете спать, пока мы оперируем. — Кто? Батон? — непонятливо переспросил Олег. — Ага, именно он! Чтобы Павлова нас сразу обоих без выходного пособия с ним за компанию выгнала! — Нарочинская покачала головой. — Ребёнок, Брагин. — За ребёнка на работе она нас тоже по головке не погладит. Пистонов тех ещё вставит! Или и вовсе скальпелем прирежет! Знаешь, как она на Нинку орала, когда той как-то раз не с кем было Пашку оставить и она его с собой притащила? Я думал, стены рухнут к чёртовой матери! В общем, все с ума сойдём — папка твой от бардака в доме и изрисованных важных бумаг, Батон — от покушения на части его тела, я — от радости, а ты — от сидения в декрете. — Ну вообще-то, давно придумали детский сад и няню. Или ты, Брагин, думаешь, что я до трёх лет нашего ребёнка в декрете собралась сидеть? — А ты что, хочешь ребёнка на какую-то постороннюю тётку оставить? Марин! — Что «Марин»? В детский сад вообще сейчас проблема попасть. Вон у моей знакомой ребёнок во второй класс недавно пошёл, а ему только место в детском саду дали! Вот и подумай. Няня — не самый плохой вариант. — А мать — самый лучший! Докторскую как раз напишешь, защитишься в перерывах между памперсами и сосками… — А тему я тебе из воздуха возьму? — Ну придумаем что-нибудь. — Про прободные язвы сам пиши! Я нейрохирург вообще-то! — Я тебя, так уж и быть, буду в операционную иногда выпускать, чтобы у тебя материал был. — Такие жертвы, Олег Михайлович! — Марина, смеясь, закатила глаза. — Договоришься у меня сейчас, Перочинская! На пушечный выстрел к Склифу не подойдёшь во время декрета! — Я ж тебя сожру, Брагин! По мелким кусочкам! И начну с мозга. — Ну да, ты ж нейрохирург, — фыркнул Олег. — Мозг — твоя епархия. Чайную ложечку принести? А вообще, не сожрёшь ты меня. Подавишься. И рука у тебя не поднимется. Ты же это… — Чего? — Любишь меня. Вот чего. — Люблю, Брагин, — улыбнулась Марина, оставляя на мужской коже несколько поцелуев. — Очень люблю.