***
— Брагины? — из-за тяжёлой двери высунулась сотрудница ЗАГСа. — Мы! — бодро отозвался Олег, тут же подрываясь с места. — На регистрацию! — девушка скрылась за дверью. — Брагины? Что? — у Марины округлились глаза. — Я тебе потом всё объясню! — помогая девушке подняться, сказал мужчина. — Пойдём! И почему во всех подобных учреждениях всегда найдётся зеркало в вычурной золотой раме? Именно у такого и замерла Нарочинская, поправляя и без того идеально лежащие волосы. Белое платье чуть выше колена, строго по фигуре. Не свадебное, но тоже красивое. Туфли на шпильках. — Господи, как ты стоишь-то на них? Не говоря уже о том, чтобы ходить? — Брагин поправил воротник рубашки. Хулигана, коим он всё ещё являлся, в нём выдавали лишь слегка потёртые джинсы и отсутствие пиджака и галстука. — Нормально, Брагин. Годы тренировок, — фыркнула Марина. Ей до сих пор не верилось, что через считанные минуты они с Олегом станут мужем и женой. Что этот невероятно тёплый осенний день перевернёт их жизни с ног на голову. — Ты невероятно сексуальна, — горячий шёпот обжёг ушную раковину. — Без всего этого бы сейчас, и чтобы только эти туфли на тебе… — До вечера потерпи, — Нарочинская легонько щёлкнула Брагина по носу. — Пойдём уже, жених! Вон, ждут нас, — завидела у дверей парадного зала уже знакомую девушку. Неделю назад. — Опа! На ловца и зверь бежит! — нос к носу столкнувшись с Мариной в дверном проёме одного из многочисленных коридоров, где сейчас (слава Богу) не было ни одной живой души, Олег попытался её обнять. — Брагин, не сходи с ума! — убирая от себя его руки, тихо, но грозно сказала ему девушка. — Кто-нибудь увидит! — буркнула недовольно, когда мужчина попытался развязать поясок на её халате. — Тихо! — шикнула, заметив проходящую мимо медсестру. — Не лютует? Отпустила? — Не лютует. Отпустила. Мужчина как раз возвращался от Зименской, выпросив у неё три отгула — в пятницу они с Мариной собирались в ЗАГС, чтобы узаконить свои отношения, а выходные решили провести на даче — отметить сие событие в узком семейном кругу — в компании Марининого отца и Батончика. — Ну, значит, дело за малым, — Нарочинская прислонилась к стене напротив поста медсестёр, крепче сжимая заявление, — чтобы она и меня отпустила. — Отпустит, куда денется. — Нинка всё пытает, откуда у меня кольцо и когда свадьба. — И что ты ей сказала? — фыркнул Брагин. — Что на горизонте. А горизонт — линия, удаляющаяся от нас по мере нашего к ней приближения. И она, кажется, обиделась. — Я плакат ей повешу, что проживаю с Нарочинской М.В., — буркнул Олег. Марина тут же зажала ему рот ладонью: — Ну ты ещё погромче поори, что я с тобой живу! — Олег Михайлович! — у стойки возникла Павлова, услышавшая, кажется, последнюю фразу и увидевшая то, чего не должна была. — Там сложный случай, поможете? — Конечно, Ирина Алексеевна! — с готовностью откликнулся Олег. — Сколько? — Три минуты, третья. Пациент уже в наркозе, — заведующая скрылась в нужном направлении, проворчав, кажется, что-то типа «цирк». Будучи ретроградом, она не признавала отношений «начальник-подчинённый» ни под каким соусом, кроме рабочего. — Так, ладно, дуй к Зиме, а я пошёл, а то Павлова мне голову откусит и не поморщится. — Я пришью, — усмехнулась Марина. — Вера Георгиевна, можно? — постучав, Нарочинская заглянула в кабинет главврача. — Конечно, Мариночка. Заходи. Присаживайся. — Вера Георгиевна, мне нужны три выходных на следующей неделе. Вот, заявление я уже написала, — девушка протянула женщине бумагу и приземлилась на стул. — О-о-о, нет, Марин. Я уже Брагина отпустила на следующей неделе на три дня по семейным… Кто ж в отделении останется? — Вера Георгиевна, ну мне очень нужно! У меня свадьба, — тихо сказала Марина. — Уж не за Брагина ли замуж собралась? — разглядывая даты в заявлении, с улыбкой спросила главврач. — Он просто на эти же дни попросил выходные… — За хорошего человека и прекрасного хирурга, — улыбнулась Нарочинская. Знала ещё со студенчества, что от Зименской ничего нельзя скрыть. Поняла, что та всё поняла. — Ну что ж с вами делать? — Зима закатила глаза. — Ладно, — подписала заявление. — Спасибо, Вера Георгиевна! — улыбка на Маринином лице стала ещё шире. — Но мы не хотим это афишировать. Никто не знает. — Я тебя поняла, Мариночка, — кивнула Вера Георгиевна. — Не беспокойся. Вы, выходит, с университета вместе? — Ну как сказать… — Нарочинская замялась. Ответить что-то более точное ей не дал оживший в кармане телефон — Нина просила подойти в приёмное и помочь Куликову. — Беги, Марин, — с пониманием сказала Зима. — Я очень за вас с Олегом рада. — Спасибо, — довольная как слон Марина скрылась за дверью.***
— Ну что, Брагин, плакала твоя хвалёная свобода? — фыркнула Марина, едва они с Олегом оказались в машине. — Ну чего сразу «плакала»? Ты ж меня не собираешься наручниками к батарее приковывать. Или собираешься? — Брагин кинул на Нарочинскую недоумённый взгляд. — Посмотрим на твоё поведение, — усмехнулась девушка. — Слушай, давно хотела спросить: а чего ты со своей женой развёлся-то? Я серьёзно, — поймала удивлённый мужской взгляд. И действительно, Марина никогда не спрашивала Олега об этом. И это было странно — он знал о её прошлом почти всё, а она о его — ровным счётом ничего. — Да просто, — Брагин нахмурился, глядя на дорогу. — Просто, — фыркнула Нарочинская. — Я много работал, денег нет, праздника нет… А ей очень праздника хотелось. Она не из наших была, не из экстренных. Плановая. Спокойно, размеренно… В общем, я ей не подошёл. Ну, как пальто. — А ты ей был мал или велик? — Марина глупо хихикнула. Олег закатил глаза. — Думаю, великоват. А вообще, Перочинская, разводиться дороже, чем жениться, знаешь ли. Шестьсот пятьдесят рублей с носа! — Ты ещё часа на мне не женат! Разводиться он собрался! — фыркнула девушка. — Тебе так не повезёт! — фыркнул мужчина в ответ. — Я тебе всю жизнь испорчу! — Угрожать мне вздумал?! — Марина дёрнула бровью. — И в мыслях не было! Ты ж мне левое полушарие отчекрыжишь и не поморщишься! — И отчекрыжу же, Брагин! Договоришься у меня! — закатила глаза Нарочинская. Повисло молчание. Каждый думал о чём-то своём. Радио бодро уверяло, что «всё будет хорошо». — Господи, Брагин! — неожиданно нарушила тишину Марина. — Что? — спокойно спросил тот. — Паспорт в ЗАГСе оставила? — Нет. Просто как мы теперь жить-то будем? — Как-как? В мире и согласии. Хочешь жить в согласии? Соглашайся. — Дура-а-ак, — протянула девушка, пользуясь тем, что светофор горел красным и целуя мужчину в небритую щёку.***
Загородный дом встретил уютной тишиной и приятной прохладой. После московской бетонной жары здесь, кажется, и дышалось легче. Марина с наслаждением втянула пахнущий совсем не по-осеннему воздух. Ей очень хотелось «впитать» в себя этот день — сохранить навсегда все эмоции, чувства, запахи, звуки… То, что делало её сегодня необычайно счастливой. Олег издалека любовался ей и всё ещё, кажется, до конца не верил, что эта женщина — его. Ему почему-то вспомнился тот дурацкий спор на Маринку, заключённый со Стасом. Сейчас-то, спустя кучу лет и ошибок, он его выиграл. Брагин усмехнулся — забавно, конечно, будет когда-нибудь встретиться и представить Стасяну ту самую «Брестскую крепость» уже в качестве своей жены. Смена свадебных нарядов на то, что более приемлемо для нахождения на свежем воздухе. Быстрый и лёгкий перекус. Дорога к озеру. Рука в руке. Счастливые улыбки. Местами подгнивший от сырости и времени деревянный пирс. Утки, периодически ныряющие и смешно виляющие хвостиками. Сидят на краю, ногами почти касаясь воды. Олег обнимает Марину за плечо. Она же жмётся к нему так крепко, что, кажется, хочет в него врасти. Быть максимально близко. — Только Батончика не хватает, — Нарочинская улыбнулась. — Бегал бы тут сейчас, гавкал… — Ага, — усмехнулся Брагин, — распугал бы своим лаем всех уток и в воду обязательно бы грохнулся, дубина плюшевая! Девушка лишь улыбнулась. Ничего не ответила. На самом деле, им обоим в этой идиллии далеко не Батоши не хватало в качестве третьего. Другого. А именно ребёнка. Однако заговорить об этом почему-то боялись оба. Брагин потому, что не хотел как-то задеть Марину, зная о её страхах. Не хотел давить на неё, заставлять нервничать и злиться. Нарочинская же потому, что страх был сильнее желания. Да только в этом она не то, что Олегу, самой себе признаваться не хотела ни в коем случае. Ну как это так — железная Марина Владимировна, «копающаяся», как выражались коллеги, «в чужих мозгах», а боится? Бред какой-то, ну! Из нерадостных размышлений девушку вырвал тихий голос рядом с ухом: — Девочка моя любимая. И тёплые мужские губы так привычно уткнулись в пшеничную макушку, пахнущую кокосовым шампунем. И хотелось, чтобы такая идиллия была всегда. Марина лишь крепче прижалась к обнимающему её Олегу, чувствуя себя уже в который раз за день безумно и бесконечно счастливой.***
Праздничный ужин в беседке при свечах. Уже такое привычное мясо на углях, лёгкие салатики и бутылка шампанского. К мясу, конечно, лучше вино, но сегодня всё-таки праздник. Сидят друг напротив друга. И босая нога Марины плавно скользит по ноге Олега. Мужчина, улыбнувшись, легко ловит её и, слегка помассировав, задерживает в своей большой тёплой ладони. У Нарочинской по телу пробегают мурашки. Звон бокалов. Глоток игристого. Брагин утрированно кривится: — Ой, как горько! — Очень-очень? — смеётся девушка, оказываясь в опасной близости от мужчины. — Очень-очень, — фыркает тот, накрывая её губы своими. За столом решили не засиживаться — сказывалась приятная усталость от всего пережитого за день. Быстро убрали посуду и, не споря, решили, кто первым идёт в душ. Вышедший из ванной Олег на ходу зацепил идущую ему навстречу Марину лёгким поцелуем, поспешив затем скрыться в спальне, чтобы заправить постель. Нарочинская быстро приняла душ и теперь придирчиво оглядывала себя в зеркало. Купленный специально для первой брачной ночи комплект белья почему-то стал казаться ей слишком откровенным. Было волнительно — реакцию Брагина на увиденное предугадать было очень сложно (а точнее, почти невозможно). А вдруг ему не понравится? Что он вообще об этом (и о ней в том числе) подумает? Хотя, с другой стороны, ему ведь нравится всё, что снимается, сам так говорил. И ей он всегда говорил, что она — самая красивая. Какие ещё могут быть сомнения? Накинув белоснежный шёлковый халатик, чтобы хоть как-то спрятаться, девушка покинула ванную. — Я смотрю, доктор Перочинская, ты и в нашу первую брачную ночь решила работе не изменять? — усмехнулся Олег, разглядывая вошедшую в спальню Марину. — Боюсь, доктор Брагин, — в тон ему ответила она, — если я по Склифу в таком виде начну расхаживать, меня у вас очень быстро уведут! — Не позволю, — спокойно констатировал мужчина, последний раз встряхивая одеяло и кладя его на кровать. — Куликов и так женат, Ковалёву морду разобью, а Саламчик и Германыч ещё слишком молодые. Да и у Костика, кажется, с Покровской твоей мутки-замутки какие-то. — Не надо никого бить. Да и никуда я от тебя, Брагин, уже не денусь. Окольцевал, — Марина с гордостью продемонстрировала ему безымянный палец, «скованный» дуэтом из помолвочного и обручального, — всё. Птичка в клетке. — Жена моя, — с улыбкой произнёс Олег, притягивая девушку к себе и заключая в объятия. — Твоя, — кивнула Нарочинская, обхватывая руками мужскую шею. Поняла, что пальцы дрожат, выдавая волнение. А Брагин почему-то почувствовал себя ребёнком, которому на Новый год подарили что-то очень большое, завёрнутое в шуршащую бумагу, которую хочется как можно скорее разорвать и посмотреть наконец, что же принёс добрый Дедушка Мороз. Несколько лёгких поцелуев. Дразнит. И за поясок Марининого халата тянет. И девушке кажется, что сердце пропустило несколько ударов. Белое кружевное. Грудь, не прикрытая тканью чашек. И тонкая подвязка на стройной ножке. Теперь, кажется, уже мужское сердечко забыло, как биться. И взгляд оторвать было очень трудно. Но так он всегда смотрел только на неё. Любовался. Накрыл мягкие полушария тёплыми ладонями, сжал легонько. Не желал причинять боли. И на глазах, кажется, пелена. Размытые очертания погружённой в сумрак комнаты. И губы сливаются с губами. Горячие-горячие. И большие мужские ладони, девушке кажется, везде. Скользят по спине, бёдрам, ягодицам. Гладят, сжимают и снова гладят. И мурашки бегут вдоль позвоночника, когда Марина спиной касается прохладной простыни, а Олег прокладывает губами влажную дорожку по её шее и ключицам. Поцелуи всё ниже, лишние детали одежды становятся желанными гостями на полу, поддаваясь ловким мужским пальцам. Остаётся только подвязка — почему-то хочется именно так. Нарочинская плавится, скользя тёплыми ладонями по широким мужским плечам. — Ты очень красивая, — шёпот обжигает ушную раковину, а поцелуи, последовавшие за ним — шею. И сумрак будто сгущается, пряча в темноту два слившихся воедино тела. И эта ночь будто какая-то особенно нежная. Разливает по телам приятную негу и не спешит заканчиваться, даря ещё больше наслаждения и наполняя комнату далеко не тихими стонами.***
Утро ворвалось в спальню примерно в обед светящим в глаза не по-осеннему ярким солнцем и громким ором соседского кота. — И кто придумал это бабье лето? — потёршись носом о шею ещё сонной Нарочинской, спросил Брагин. — Зачем оно? Ну смысл? — Это риторический вопрос или тебе нужна точная информация? — Марина, нежась в мужских объятиях, прищурилась — противные лучики светили ей прямо в глаза. — Зачем ты отвечаешь вопросом на вопрос? — зевнул Олег. — Ну разве есть смысл? — Давай вставай, философ, а то папа с Батончиком скоро приедут, — девушка поцеловала мужчину в лоб. — А смысл? Одеяло ведь такое тёплое, еда в холодильнике есть, корм Булке тоже… Что ещё надо? — Надо, чтобы мы с тобой не голые тут лежали, а нормально гостей встретили, — усмехнулась Марина, кончиками пальцев выводя на предплечье Олега какие-то одной ей понятные узоры. — Вставай давай! — попыталась убрать от себя его руки. — Нет, ну почему я первый? — обиженно буркнул Брагин, крепче прижимая Нарочинскую к себе. — Потому что я заслужила ещё пять минут полежать! — она снова чмокнула его в лоб. — А я? — А ты нет! — попыталась спихнуть его с кровати. — Если я упаду, Перочинская, со мной вместе полетишь, учти! — усмехнулся мужчина, затем ловя губы девушки своими. Понятное дело, что одними поцелуями тут не обошлось. В себя разгорячённая бодрым началом дня парочка пришла только когда во дворе лязгнули ворота, а потом залаял Батон. — А вот теперь никто не заслужил на пять минуточек полежать, — усмехнулся Олег, поднимаясь и кидая в Марину её халатом. — Дуй в душ!