***
— Как долго нам ещё ехать? Голова гудит и глаза открыть очень тяжело, словно кто-то удерживал мои веки. Моргаю несколько раз, пытаясь сфокусировать взгляд, но картинка настолько расплывчатая, что я даже не понимаю где нахожусь. Пытаюсь поднять руку вверх, чтобы ухватить проходящего мимо врача в белом халате, но тело меня абсолютно не слушается и я остаюсь лежать неподвижно. — До Москвы ещё примерно восемьсот километров. Что? Этот язык...я его совершенно не понимаю. Он не был похож на немецкий, но и английским назвать его была нельзя. Шум в ушах и головная боль не дают мне сосредоточиться на разговоре и через несколько секунд мои глаза снова закрываются. Я проваливаюсь в глубокий сон.***
— Арним Зола прибудет в Москву через несколько дней, нам нужно все подготовить для новых опытов. — Что-нибудь известно о положении ГИДРЫ на данный момент? Новости за последние несколько месяцев весьма неутешительные. — Американские войска продолжают уничтожать наши базы, но если отрубишь одну голову, две другие займут её место. — Зима уже практически закончилась, война длится слишком долго, тебе так не кажется? Я рад, что ГИДРА смогла разработать сыворотку для проекта «Зимний Солдат». С такими супер-солдатами мы выиграем любую битву. — Даже если Германия потерпит поражение в этой войне, ГИДРА никогда не прекратит своё существование. Голоса, совершенно мне незнакомые, как и язык, на котором говорили мужчины, приводят меня в чувство и мои глаза снова потихоньку открываются. Я не спешу шевелиться и фокусировать взгляд, свет в комнате достаточно яркий для меня, чтобы я снова прикрыла веки, стараясь привыкнуть к свету. Мужчины замолчали и сквозь шум в ушах я слышала, как они шаркали ногами по полу, медленно передвигаясь по комнате и перекладывая инструменты. Привыкнув наконец к свету, я медленно открываю один глаз, а следом за ним — второй. Вокруг все плывёт и я вижу лишь силуэты и образы предметов, но не их чёткое очертание. Хочется подняться с кушетки, на которой я лежала, но тело словно было замороженным, совершенно мне неподвластным. В какой-то момент мне показалось, что СНР спас меня и теперь я находилась в больнице, но присмотревшись, я поняла, что комната похожа скорее на место для пыток и экспериментов, чем на больничную палату. Я не была прикована наручниками к кушетке, но пошевелить даже пальцем была не в силах. — Эй, — еле слышный хрип вырывается из моего горла и оба врача в белых халатах тут же оборачиваются в мою сторону, принимая серьёзный и, на секунду, растерянный вид. — Подопытная №47 пришла в себя, оповести об этом Лазарева, — мужской голос даёт какие-то указания, но я их не понимаю, поэтому слегка хмурюсь. — Что...— пытаюсь выдавить из себя несколько слов, но получается очень и очень плохо из-за боли в горле, — что это за...язык? Первое, что хочу узнать, чтобы понять где я нахожусь. Не оставляю надежд, что здесь знают английский, поэтому в ожидании смотрю на врача и наблюдаю за его действиями. Тот плавно перебирает инструменты и включает маленький фонарик в руке, приближаясь ко мне, замирая около моей головы. Касается пальцами висков, плавно крутя моей головой в разные стороны, прежде чем засветить фонариком в правый глаз и повторить то же самое с левым. — Русский, ты находишься в Москве, — ломанный английский с явно выраженным акцентом, но я его понимаю и хочу задать сразу же десятки вопросов, — мы находимся на главной базе ГИДРЫ Советского Союза. Внутри меня все опускается, когда я слышу это. Значит, я все ещё подопытный кролик. Значит, я в тысячах километрах от дома, ещё дальше чем была и агенты СНР точно не станут меня искать здесь, посчитав, что я уже давным-давно умерла. Баки где-то там продолжал сражаться, уничтожая базы ГИДРЫ одну за другой, дабы выиграть войну и жил с мыслью, что меня больше нет. Я до последнего старалась не вспоминать те последние секунды своей жизни, когда видела его перепуганное лицо сквозь взрывы и огонь, что окутывал меня со всех сторон. Наверное он винил себя в том, что произошло и мне было безумно жаль, что я не могла сказать ему, что он ни в чем не виноват. Даже всемогущий Стив Роджерс, Капитан Америка был не в силах спасти всех в этой войне, а Баки так тем более. Врач уже сидел за письменным столом, заполняя бумажки, в то время как я пыталась пошевелить хотя бы подушечками пальцев, чтобы ещё чуть-чуть и зашевелить рукой. Слёзы медленно скатывались вниз по щекам и я не могла перестать плакать, прокручивая старые воспоминания в голове, которые так отчаянно хотели стереть учёные в Германии. Теперь, находясь в безвыходном положении и с чёткой уверенностью, что за мной никто больше не придёт, я бы хотела избавиться от воспоминаний, которые разрывали меня на части. Порой начать всё с чистого листа было куда разумнее, чем жить прошлым, но только если бы за этим крылось все, что со мной хотели сделать. Я не знала, в чём заключался проект «Зимний Солдат», но уже само название давало мне понять, что здесь пытаются создать машин для убийств, таких же сильных, как Капитан Америка или ещё мощнее. Мои новые силы и быстрая регенерация тела были тому доказательством. — Ты не сможешь двигаться ещё несколько часов, так что лучше поспи. Тебя доставили к нам в ужасном состоянии и чтобы твоё тело восстановилось как можно скорее, нам пришлось ввести тебе лекарство, которое парализует тело человека вплоть до головы на несколько суток. Голос врача плавный и успокаивающий, но его лицо и глаза не выражают никаких эмоций, полная отчуждённость и холодность, что была присуща многим военным и охранникам ГИДРЫ. Я ничего не отвечаю, поворачиваю голову вправо и шмыгаю носом, стараясь перестать лить слёзы из-за того, что уже не исправить. Осознаю достаточно быстро, что мне и вправду следует набраться сил перед предстоящей битвой, которая ещё ждёт меня впереди, когда начнутся новые опыты или пытки. Я не собиралась сдаваться этим людям просто так, даже если и находилась так далеко от дома. Становиться машиной для убийств без прошлого, без воспоминаний о том, кто ты такая и кем являешься, я не хотела. Поэтому я закрываю глаза и тут же проваливаюсь в сон. В следующий раз я проснулась уже в небольшой серой камере. Она была намного светлее моей предыдущей, здесь лежал старый матрас, белая простыня, перьевая подушка и клетчатое одеяло, которым я была укрыта, когда пришла в себя. Тело наконец-то могло нормально двигаться и я ощущала каждое движение очень отчётливо, но все же старалась двигаться медленно, дабы приспособиться к новым ощущениям в мышцах. Рёбра и ноги больше не болели, пальцы рук не подрагивали, а голова не раскалывалась от боли. Я чувствовала себя очень хорошо, даже слишком. В другом конце комнаты стоял санузел и рукомойник с маленьким полотенцем, висящем на кране. Около стены стоял небольшой письменный стол и стул, на котором стояла металлическая кружка с водой и тарелка с небольшим количеством еды. Условия заключения здесь были куда лучше, чем в моей прошлой камере, где практически не было света, постельного белья и нормальной еды, которую мне давали раз в день или вовсе про неё забывали, оставляя меня голодать. — Отойти от двери, — резкий, громкий мужской голос приводит меня в чувство и я пячусь назад от тарелки с едой на столе, замирая возле кровати. Нервно сглатываю, когда двери открываются и яркий свет бьёт мне в лицо, от чего я на секунду прикрываю глаза руками. — Вытянуть руки вперёд, — командует охранник, заходя внутрь моей камеры. Я поднимаю руки, чтобы на меня надели снова наручники, но внезапно другой голос заставляет меня поднять взгляд и посмотреть за плечо охранника. — Подожди, она ещё не съела свою еду. Зайдём к ней через десять минут, она нужна нам здоровой, а не валящейся с ног. Мужчина тут же делает два шага назад и запирает за собой металлическую дверь, оставляя меня в полном недоумении. Я стою на месте ещё несколько минут, прежде чем подойти к тарелке и взглянуть на содержимое в ней: варенная курица, какая-то каша, кусок белого хлеба и варёные бобы. Стараюсь ни о чем не думать, когда беру тарелку в руки и усаживаюсь на кровать, начиная поедать пищу со скоростью света, наконец-то убедившись, насколько сильно я была голодной. Когда за мной пришли во второй раз, я все ещё не сопротивлялась, так как понимала, что это было бесполезно и нужно было разузнать обстановку, дабы принимать какие-то действия. Выхожу в коридор и замечаю возле стены ещё одного мужчину, в военной форме, который осматривает меня с ног до головы и кивает, наверное, самому себе, сопоставив какую-то информацию в своей голове. Я следую за ним, в то время как сзади меня идёт охранник, внимательно наблюдая за каждым моим движением. На мне новая белая рубаха и такого же цвета неудобная обувь, но я не жалуюсь. Это лучше, чем ничего. Раньше у меня не было даже этого. Мы следуем по весьма светлым коридорам, но стены здесь такие же тусклые и серые, а лампочки кое-где уже начинали мигать, создавая неприятную атмосферу заброшенной больницы. Наконец-то мы доходим до одной из двери с надписью на непонятном мне языке и проходим во внутрь. Помещение достаточно просторное, по двум бокам стоят старые обшарпанные шкафы с медикаментами и медицинским оборудованием, по середине, вкрученное в пол, стоит огромное кресло, возле которого несколько металлических механизмов, похожих на наручники и ещё бог знает что. Я нервно сглатываю, когда меня подталкивают к этому месту, дабы я туда села. Несколько врачей внутри продолжали заниматься своими делами, пока я усаживалась в огромное кресло и вдруг, двое металлических щупалец с огромными кольцами зашевелились, направляясь в мою сторону и захватывая резко запястья, сковывая их, словно наручники. Пытаюсь вырваться, освободиться из этих оков, но попытки венчаются неудачей, а никто из присутствующих в комнате даже не взглянул на меня. Проходит ещё, как минимум, минут десять, прежде чем один из врачей наконец-то повернулся ко мне и заговорил, нарушая повисшую в воздухе тишину. — Как ты себя чувствуешь, Ева? Весьма странный вопрос, на который я не спешу отвечать сразу же, прислушиваясь к ощущениям в своём теле. — Нор...нормально. Что вы собираетесь со мной делать? Говорю достаточно уверенно, почти с пренебрежением в голосе к этому человеку и смотрю на него в упор, но тот лишь складывает руки в замок перед собой и так же не отводит взгляда. Молчит чуть дольше положенного, рассматривая меня, прежде чем ответить. — Ты была выбрана в качестве эксперимента для новейшей разработки ГИДРЫ — проекта «Зимний Солдат». Мы давно над ним работаем, но результат стал виден лишь сейчас. Ты, как оказалось, весьма устойчива к сыворотке и из-за твоего сопротивления ей, судя по всем отчётам, что я прочёл сегодня, твоя память практически не изменилась. Но, как ты уже знаешь, те, кто активно сопротивляются сыворотке, ощущают невыносимую боль в области головы и всего тела. Раздражённо поджимаю губы, вспоминая все те попытки ввести мне сыворотку снова и снова без остановки учёных в Германии, и адские боли, которые я испытывала при этом. — Почему меня перевели сюда? Нервно сглатываю, стараясь не злиться раньше времени или хотя бы до того момента, пока я не узнаю все, что мне нужно. — В Германии сейчас нестабильно, базы ГИДРЫ постоянно подвергаются атакам, поэтому было принято решение перевести тебя сюда. В Советском Союзе сейчас безопаснее всего, к тому же Арним Зола совсем скоро подойдёт к нам. — Сколько я была в отключке? Мужчина хмурится, когда я задаю этот вопрос и молчит несколько секунд, прежде чем ответить. Мне было любопытно, сколько времени я спала с последнего раза, когда просыпалась снова на несколько минут, прежде чем провалиться в очередной сон. — Три дня. Военные не должны были пытать тебя до такой степени. Они доставили тебя к нам в ужасном состоянии: лицо было покрыто синяками и залито кровью, опухшие глаза, синяки по всему телу, сломанные рёбра и спазмы из-за пыток током, а так же раздражение в гортани из-за большого количества воды в попытке утопить тебя. Мы предполагали, что тебя, как агента СНР будут пытать, но не после того, как сыворотка наконец-то подействовала. — Так вам жаль? — самодовольно хмыкаю, услышав сказанное. — Мне жаль, что все наши труды могли быть уничтожены из-за неуравновешенности одного из военных ГИДРЫ. Ничего не отвечаю, ухмыляясь, прекрасно понимая, что этим людям плевать на моё состояние, их волновал лишь этот проклятый эксперимент и если бы я умерла из-за него, всем стало бы грустно лишь из-за очередного провала. — Сегодня мы возьмём у тебя несколько анализов и отправим обратно в камеру. Тебе не о чем беспокоиться. Я снова ничего не говорю в ответ, решая, что разговаривать с этими людьми нет никакого смысла. Вопросов к ним у меня больше не было. Врачи начинали потихоньку суетиться вокруг меня: вначале проверили мои зрачки, прощупали руки и рёбра, после чего принялись брать кровь из пальца и вены. Когда один из врачей набирал в шприц кровь, дверь резко открылась и в помещение зашёл низкорослый мужчина в очках, держа какую-то папку в руках. На нём так же был белый халат, но когда все остальные врачи остановились и прокричали в один голос «Хайль ГИДРА» я поняла, что передо мной был никто иной, как Арним Зола, о котором неустанно все повторяли. — Так вот значит как ты выглядишь, моя дорогая Ева, — приторным голоском проговаривает мужчина и я кривлю губы и слегка шикаю, когда из вены вытаскивают иголку и прикладывают влажную ватку с запахом спирта. Арним Зола подходит к моему креслу, осматривая меня со всех сторон весьма пристально, от чего я начинаю ёрзать на месте. — Так значит ты смогла убить нескольких охранников в Германии и два раза оттолкнуть одного из них на несколько метров от себя? Знаешь, прочитав эти отчёты я был повержен! Такая удача! Но мне бы очень хотелось взглянуть на тебя в деле! — хихикает, проговаривая слова своим писклявым голосом и бросает папку куда-то на стол. — Арним, нам нужно взять ещё несколько анализов у неё, прежде чем мы сможем её отпустить, а завтра уже можем приступать. — Что? Завтра? Зачем завтра? Давайте сегодня вечером! Времени в обрез, война вот-вот закончится, а у нас ещё столько дел! К тому же мне позвонили и сказали, что к нам сегодня доставят какого-то солдата, так что если сыворотка сработает в полную силу, мы сможем уже завтра или даже сегодня ночью применить её на новом подопытном! Я нервно сглатываю, понимая, что у меня совершенно не оставалось времени, чтобы перевести дыхание от прошлых испытаний. Вспоминая прежние попытки, внутри все тут же скручивается и меня резко начинает тошнить, но образ Арнима Золы приводит в чувство, когда тот снова смотрит на меня в упор. — Ты будешь моим первым удачным проектом, моя дорогая Ева. ГИДРА будет очень рада заполучить супер солдата, а если все получится, то у нас будет сразу двое Зимних Солдат, — скалится, растягивая губы в мерзкой ухмылочке и хлопает радостно в ладоши, отстраняясь от моего кресла и направляясь к выходу из комнаты. — Жду отчёт не позже чем через час, — и он уходит, после чего в помещении снова наступает приятная тишина и у меня появляется ещё немного времени, чтобы подумать и решить для себя, как действовать дальше. Время бежит с неуловимой скоростью и я вздрагиваю, когда один из врачей уведомляет меня, что они почти закончили с моими анализами. Последние несколько часов, что я провела в этом кресле, я постоянно думала: вспоминала своё прошлое, счастливое детство, старшую школу и первое свидание, учёбу в университете и вербовку в СНР, вспоминала свои первые задания, тренировки, обучение, а потом войну, передовую, сотни смертей и глаза парней, которые были печальны, но все ещё уверенные в победе. Я вспоминала, как познакомилась с Маргарет Картер в небольшом офисе и как быстро осознала, что она стала моей единственной лучшей подругой за всю мою жизнь. Я вспоминала, как она рассказывала мне о своих чувствах к Стиву Роджерсу, когда он ещё не был супер-солдатом и свою первую встречу с Джеймсом Барнсом в 107 подразделении. Так много моментов, хороших и плохих, которые не хотелось забывать, но и жить с ними больше было невыносимо. Последние несколько минут я думала о самоубийстве. Я думала о нём и раньше, когда ещё была на базе ГИДРЫ в Германии, но тогда эта идея казалась не такой желанной, как сейчас. Я больше не видела выхода из этой ситуации и единственное, чего мне хотелось — смерти. Становиться новым солдатом без памяти, который подчиняется любым приказам и убивает всех без разбору, мне не хотелось. В какой-то момент я просто осознала, что устала бороться, потому что уже не было сил и желания противостоять всему этому в одиночку. Дома меня больше никто не ждал, все посчитали меня мёртвой, да и на другом конце света вряд ли можно было что-то сделать. Смерть — это подарок и я готова была его принять. — Твой организм на удивление стабилен, — не сразу замечаю, что со мной начали вести беседу, поэтому медленно перевожу взгляд на стоящего передо мной врача и разглядываю его весьма пристально, стараясь больше не думать о своём прошлом и сосредоточиться на настоящем. — Регенерация в твоём организме работает очень хорошо, правда жаль, что сыворотка не позволяет отращивать новые конечности или не делает солдата бессмертным. В этом было бы огромное преимущество, — складывалось впечатление, что он разговаривает сам с собой, но получить даже такую информацию было весьма любопытно. — На сегодня все, сейчас тебя освободят и отведут обратно в камеру. Сейчас уже семь часов вечера, так что советую отдохнуть перед испытанием и хорошенько обо всем подумать. Врач говорит так, словно делает мне открытый намёк на мои прошлые попытки сопротивления. Скорее всего так и было, но прислушиваться к его советам я не собиралась. Мне хотелось лишь одного и я собиралась восполнить это сполна, тянуть больше не было сил. Через несколько минут металлические наручники отъезжают в сторону, освобождая меня и я хватаю иголку со стола прежде, чем ко мне подойдёт охранник и наденет на меня старые обычные наручники. Мужчина в форме не замечает моих действий, поэтому я прячу иголку в кулак и делаю вид, словно ничего не предпринимала. Позволяю сцепить свои руки обычными наручниками и выхожу в коридор, следуя на шаг дальше охранника, почти дыша ему в спину. Вокруг были обшарпанные старые стены, уже не яркий, а тусклый свет, тёмно-серые и тёмно-зелёные оттенки сменялись, когда мы переходили из одного коридора в другой. Вокруг было достаточно тихо, поэтому я рассматривала здание со всех сторон, стараясь заприметить что-то очень важное. Охранник идёт вперёд, толкнув одну из металлических дверей и ждёт, пока я пройду вперёд и пойду дальше по коридору. Внезапный мужской вскрик и удар заставляет меня напрячься всем телом и замереть на месте. Охранник обходит меня и подталкивает вперёд, но я, словно зачарованная, или скорее просто любопытная, делаю два шага вперёд и снова оказываюсь за спиной мужчины в форме. Замираю на повороте, хотя нам нужно было идти дальше по коридору. Делаю шаг в сторону и заглядываю вперёд, пытаясь рассмотреть то, что происходило за открытой дверью. Комната там была огромной, такие же тёмно-зелёные тона, как и в Германии, огромная высокая кушетка, несколько врачей и охрана около стены. Внутри была небольшая суматоха и лишь когда раздаётся очередной вопль, я замечаю человека, лежащего на этой самой кушетке. — Эй, ты куда собралась? Охранник наконец-то оборачивается, чтобы проверить меня и замечает в двух метрах от себя, тут же вытаскивая с под пояса электрическую дубинку. Мне хватает секунды, чтобы принять решения и я срываюсь с места, бегу в сторону открытой двери прямо в логово комнаты пыток, где сейчас находился кто-то, кому доставляли ужасную боль. Желание помочь и узнать, что происходит, было выше моего желания умереть. — Стоять! Вбегаю в помещение так быстро, что моё присутствие замечают не сразу. Стою по среди комнаты в белой рубашке и наручниках, с растрёпанными каштановыми волосами чуть ниже плеча и смотрю перед собой, пытаясь разглядеть человека, укрытого белой простыней по пояс. Сердце бьётся так быстро, что вот-вот и выпрыгнет наружу, я не могу дышать, когда делаю ещё два шага вперёд, пока несколько охранников двигаются к моему направлению так же медленно. Видимо, здесь уже всех предупредили о моих необычных способностях. Сжимаю иголку в руке так сильно, что она впивается в кожу и тёплая кровь бежит по ладони. Я подхожу к лежащему человеку в считанные секунды, слегка жмурюсь из-за яркой лампы, что висела над ним и теряю дар речи. В один миг мой мир прекращает существовать на несколько минут. Глаза тут же наполняются слезами и я шмыгаю носом, не веря тому, что сейчас происходит. Баки. Он лежал на этой чёртовой кушетке, с пустыми и жадными глазами, крутил головой в разные стороны и шипел, кажется, от боли. — Баки, — шепчу так тихо, что почти не слышу своего собственного голоса, но он резко оборачивается и смотрит на меня в упор. — Баки, — мой голос громче, он так сильно дрожит, так же сильно, как и все моё тело, когда я поднимаю медленно руку, чтобы коснуться его напряжённого лица. Он живой, прямо передо мной, так близко, что дыхание перехватывает. Я не верю своим глазам, мне хочется схватить его за руку и рвануть прочь, убить здесь всех и выбраться наружу. Смысл жизни снова возвращается ко мне, когда я почти дотрагиваюсь до его исцарапанной щеки, прежде чем почувствовать, как что-то металлическое резко обхватывает мою шею и сдавливает так сильно, что я мигом перестаю дышать. Раскрываю глаза от изумления, шока и ужаса, когда понимаю, что у Баки вместо настоящей руки была металлическая, приваренная к телу в прямом смысле этого слова. Он смотрит на меня с ненавистью и жгучей злобой, сдавливает моё горло так сильно, что я начинаю кряхтеть и кашлять, цепляюсь за его руку своими ладонями, бью по металлу, но он и не думает отпускать. — Кто такой Баки? Яростно шипит и надавливает в последний раз так сильно, прежде чем поднять менять над полом и отбросить в стену со всей силы. Сталкиваюсь спиной и головой с бетоном, тут же падая на пол, заходясь в громком кашле. Врачи тут же подбегают к приподнявшемуся Баки на кушетке и что-то вкалывают ему в руку, заставляя того успокоиться через несколько секунд и вновь опуститься на спину. Я лежу на полу ещё несколько секунд, прежде чем ко мне подбегают охранники и поднимают с пола, скручивая руки за спину. — Нет, — шепчу я изо всех сил, подавляя кашель в горле. — Нет! — воплю так громко, что охранники заламывают мои руки ещё сильней. Во мне бушует неистовая ярость. Я не понимаю, что происходит и не хочу даже понимать. Мне достаточно лишь того, что Джеймс Барнс лежал с металлической рукой на кушетке прямо передо мной, а я ничего не могла сделать! Ничего, чёрт возьми! Резко вырываюсь и хватаю один из скальпелей на столе, втыкая тот одному из охранников прямо в глаз, отталкивая его от себя в сторону. Я выберусь от сюда, я вытащу нас двоих из этого проклятого места и мы будем жить, будем жить как нормальные люди. Жизнь дала мне второй шанс и я не могла его упустить. Быстро поворачиваюсь и бью со всей силы другого охранника в голову металлическим подносом, а в следующую секунду толкаю ногой и тот отлетает в стену, падая без сознания. Дышу тяжело, бросая быстрый взгляд в сторону Барнса и подмечаю, что он смотрит на все происходящее вокруг пустым взглядом, словно его ничего не волновало в этой жизни. Он не помнил. Он не помнил не только меня, но и себя. Это было самое страшное. Это было то, что ждало меня в конечном итоге, сдайся я действию сыворотке сразу же. Внезапно двери открываются и толпа военных заходит в помещение, окружая меня со всех сторон и наставляя свои пушки прямо мне в голову. Все ещё тяжело дышу, оценивая обстановку и понимаю, что снова проиграла. Сзади кто-то подбегает и резко бьёт по ногам, от чего я падаю на колени, но не прерываю зрительного контакта с Баки. На глазах больше нет слёз, они давно высохли, но в них бушевала та самая страсть и любовь к этому человеку, о которой я не забыла. Я смотрю на него с надеждой, что он наконец-то вспомнит, но этого не происходит. — Нет! Отпустите меня! Баки посмотри на меня! — срываюсь на отчаянный крик и почти ненавижу себя за эту внезапную истерику, что вырывается из моей груди. — Баки, я прошу тебя! Это я, Ева! Пожалуйста, пожалуйста, ты должен меня вспомнить! Баки, они манипулируют тобой! Они пытаются стереть тебе память, но я знаю, что ты ещё где-то там! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Нескончаемый поток слов, я захлёбываюсь в собственных слезах и громком крике на все здание, пока охранники продолжают удерживать меня и сцепляют руки новыми, более мощными наручниками. Смотрю на Джеймса, почти не моргая и вырываюсь из рук проклятых нацистов снова и снова, пока один из них не ударяет меня электрошокером. — Пожалуйста, Баки...— стоящие рядом врачи с любопытством наблюдают за сценой, что разворачивалась вокруг них, но они ничего не предпринимали. — Это я, Ева! Ева Парсон! Агент СНР! Я обещала всегда верить тебе, Баки, ты помнишь? — слёзы душат меня так сильно, что я срываюсь на громкие и отчаянные рыдание, опуская голову к груди и не прекращая громко кричать, срывая голос и плакать, бесконечно громко и сильно плакать, продолжая вырываться из рук охранников. — Ты же сказал, что всегда будешь за мной возвращаться, ты помнишь? БАКИ, Я ПРОШУ ТЕБЯ! — это было невыносимо — смотреть на него и видеть пустоту в его глазах. Он не помнит, он ничего из этого больше не помнит и даже не пытается. Все так же молча лежит на кушетке и смотрит на меня в упор, но ничего не говорит. Он не помнит. Он не помнит. Оннепомнитоннепомнитоннепомнит... Я потеряла счёт времени с того момента, как зашла в эту комнату и уже плохо помнила, что происходило дальше. Но единственное, что я отчётливо себе пообещала — это спасти Джеймса Барнса любой ценой, даже если придётся поддаться действию сыворотки, стать супер солдатом и обо всем забыть. Я была уверена, что даже если я забуду о том, кто я такая, то любовь уж точно никто не сможет вырвать или стереть из моего сердца. Если даже я все забуду, я обязательно найду способ спасти тебя, Баки Барнс. Я тебе обещаю.