Воспоминания о будущем

1928 год Нью-Йорк, Манхэттен. Это десятилетие выдалось для всего мира непростым. После Первой мировой войны и гражданской войны в России начали формироваться новые порядки в мире. На картах появляются новые государства, в школах меняется система образования и печатаются новые учебники, особенно по истории и географии. Новое десятилетие знаменуют как «золотые двадцатые» — начинается невообразимый экономический подъём после окончания Великой депрессии, а искусство открывает для себя «эпоху джаза». Это время навсегда останется в памяти маленькой Евангелины, которая помнит вкусные шоколадные конфеты, джазовую музыку из граммофона, газированную воду, изысканные мамины шляпки и весёлый детский смех вокруг себя, пока она резвилась на площадке с другими детишками. — Евангелина! Остановись немедленно! — женщина лет тридцати пыталась поспевать за своей семилетней дочерью, придерживая свободной рукой шляпку на голове и стуча каблуками по мостовой, огибая идущих ей навстречу людей и скоромно им улыбаясь. Джейн Маргарет Парсон (в девичестве Скотт) — женщина с большим достатком, изысканными манерами, небывалой красоты внешности и чёрствым характером, вышла замуж за дипломата, который побывал на войне и чудом вернулся к ней домой, в Америку. Генри Пол Парсон не был скуп на эмоции, умел красиво говорить, сладко улыбаться и был великолепным отцом, которому маленькая Ева часто жаловалась на запреты матери и несчастные попытки женщины научить её быть настоящей леди. — Маленькая негодница! Не смей выбегать на проезжую часть без меня, Евангелина! Стой, кому говорю! Маленькая Ева бежала по длинной улице своего родного города и крутила головой в разные стороны, огибая людей так ловко и умело, что даже ни разу никого не задела так, что пришлось бы извиняться. Густые тёмно-каштановые кудри, собранные сзади в небольшой хвост, бились по худым плечам и ровной спине, пока девчонка рассматривала витрины магазин, подбегала к каждой двери и заглядывала внутрь, пытаясь увидеть все в мельчайших деталях. На дворе было тепло, конец весны, а значит, что школьные каникулы вот-вот начнутся. Ева была так счастлива, обучаясь со всеми детьми в младшей школе, но знала, что уже в сентябре ей придётся перейти в среднюю школу, где будет куда больше народу и много незнакомых лиц. — Ева! — девочка наконец-то оборачивается и замирает, когда рука матери останавливает её за плечо возле проезжей части. Ева никогда не любила своё полное имя из-за того, что мать так частенько её называла и, тем самым, пыталась обуздать ребячество, которого в малышке было вагон и маленькая тележка. — Ты что, совсем меня не слышала? — тяжело дыша, спрашивает женщина и наклоняется к дочери, поправляя её растрёпанные волосы. Малышка Парсон лишь качает головой отрицательно и ухмыляется, от чего миссис Парсон устало вздыхает и понимает, что дочь просто специально действует ей на нервы. Она уже давно это поняла, когда Ева перестала отзываться на своё полное имя в подобных ситуациях. Все ещё несносная девчонка. — Мама, смотри! Это же Ральф и Джонни! — в зелёных глазах маленькой девочки пляшет самая настоящая радость и она срывается на бег, выбегая на проезжую часть под громкие крики матери. Машины были ещё очень далеко и Ева успевает перебежать без происшествий. Несмотря на то, что жили они ближе к окраине в хорошем районе частных домов, машины все равно здесь были частыми «гостями» на дорогах. Евангелина подбегает к металлическому забору и цепляется за него двумя ручками, просовывая голову между прутьев. — Эй, ребята! — она машет им своей маленькой ладошкой и счастливо улыбается. Мальчишки, игравшие в мяч, останавливаются и поворачивают головы в сторону своей школьной подруги. — Ева! Иди к нам! Сейчас ещё Карла и Чарли подойдут! — они зазывают её к себе, искренне и по дружески, а девочка так сильно тянется к ним через ограду, что вот-вот и пролезет сквозь прутья, словно невидимка. Но мать оказывается рядом с ней слишком быстро, снова опуская свою руку на плечо дочери и оттягивая от забора. — Мама, ну пожалуйста! Это же Джонни и Ральф, мои школьные друзья, ты мне почти никогда не разрешаешь гулять после школы. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... — Нет, Ева! Мы идём домой, у нас ещё много дел сегодня. Но о каких именно делах шла речь — Ева не знала. Мать всегда так говорила, когда хотела утащить дочь подальше от уличных игр. Иногда, всего лишь иногда, ей удавалось вырваться из дому, отпроситься у отца или уговорить маму не приходить за ней в школу после уроков. Но таких моментов было ничтожно мало для юной девочки, ей хотелось играть в мяч каждый день, лазить по деревьям, смотреть, как мальчишки играют в карты и звонко смеяться с подружками на лавочке, наблюдая за ребятами. Только так она чувствовала себя живой, настоящей, нужной и действительно счастливой. Конечно, грех было жаловаться на успешных и любящих родителей, но порой их планы на будущее и чрезмерная опека казались до ужаса скучными и неинтересными для маленькой девочки. Ева мечтала стать свободной, вырасти наконец и быть той, кем она действительно хочет быть. — Простите, мальчики, — малышка грустно улыбается и машет им рукой на прощание, — увидимся завтра в школе! Передавайте Карле и Чарли привет! Ребята машут ей в ответ, улыбаясь так же грустно и провожая её взглядом чуть меньше минуты, прежде чем продолжить играть в мяч, а Ева движется дальше по улице, держась за руку матери и смотрит себе под ноги. Больше не бежит вперёд, не смеётся, волосы её не развиваются на ветру и ей больше ничего не хочется, кроме как снять раздражающий ранец с плеч и упасть на мягкую кровать, зарыться в книжки и не выходить из комнаты до завтрашнего утра. 1928 год Нью-Йорк, Манхэттен. — Папа, не позволяй ей! Громкий звонкий голос юной Евангелины звучал на весь дом, пока мать, сидя на диване в гостиной, слушала разговор дочери и мужа. Август уже подходил к концу и наступала новая пора для их дочери — нова школа, частная, специально только для юных леди. — Ева, я тебя не совсем понимаю, милая... — Она...она хочет отдать меня в частную школу для девочек! Ты знал об этом, не так ли? Почему вы не сказали мне раньше? Я все лето думала, что пойду учиться дальше в среднюю школу, где я раньше и училась. Там будут все мои друзья, папа! Ральф, Карла, Чарли, Джонни, Робби, Анна, Сьюзен... Ева стала пересчитывать своих близких друзей на пальцах, загибая каждый по порядку, пока Генри Парсон внимательно слушал свою дочь и потирал лицо руками, пытаясь не сойти с ума от постоянных разборок дочери и матери. — Послушай, милая...Твоя мама не желает тебе зла, ты должна мне поверить, уж я то точно знаю! Она лишь хочет... — Она хочет сделать из меня...— задумчиво произносит, деловито поставив указательный палец на поджатые губы, — как она там любит говорить? «Настоящую леди»? Но я даже не знаю, что это такое! Хотя, могу себе представить, насколько это скучно! Пожалуйста, папочка, я всего лишь хочу обратно в свою школу, я ведь хорошо училась все это время, разве нет? Пожалуйста, не отдавай меня в эту частную школу для девочек, я хочу оставаться собой, не хочу быть леди... Мужчина смотрит в гостиную, где боком к нему на диване сидела его жена, как ни в чем не бывало и листала утреннею газету, попивая горячий кофе. Он любил её, действительно любил с самого первого дня их встречи и по сей день, но порой ему ужасно не нравились их разногласия с дочерью, вот только как искоренить это он, увы, не знал. — Хорошо, милая, — Ева уже начинает радостно хлопать в ладоши, но отец её останавливает и добавляет, — я поговорю с твоей мамой и мы что-нибудь придумаем, идёт? — Ева лишь радостно улыбается, прыгает на месте от счастья и убегает на улицу к своим друзья, отпросившись за ранее у отца, потому что мать её так и не отпустила, назвав игры её друзей настоящим ребячеством и тем, чем не подобает заниматься девушке её статуса и возраста. Уже спустя несколько дней, когда до учёбы оставалось совсем ничего, меньше недели, Ева встречает отца в коридоре, который устало смотрит на свою дочь и с грустью сообщает, что ей придётся смириться с учёбой в новой школе для девочек. Удивительно, как быстро ребёнок может возненавидеть весь мир. Ева тут же убегает в свою комнату со слезами на глазах, запирается на замок и плачет до самого утра, а после почти ни с кем не разговаривает до сентября, пока не начинается новый учебный год. 1937 год Нью-Йорк, Манхэттен. Сейчас Евангелине Джейн Парсон шестнадцать лет и она, к своему удивлению, является лучшей ученицей в классе, за что многие девчонки её на дух не переносят. Сплетничают за спиной, насмехаются, взмахивают своими реденькими волосками и машут длинными юбками до колена, уходя по коридору. Еву это по началу ужасно раздражало, а теперь даже смешит. Она считает таких девчонок недалёкими и самыми настоящими пустышками, которые не знают настоящей жизни и никогда не познают свободу, которой обладала Ева. Одна из них, по имени Мэри, была одноклассницей юной Парсон, очень любила хвастаться статусом своих родителей, их богатством, связями, успешным бизнесом, а так же своими белоснежными густыми волосами и дорогой одеждой. Ева смотрела на неё, как на самое глупое создание в мире и из-за этого Мэри раздражалась так сильно, что задевала одноклассницу практически каждый день, но Парсон было, честно говоря, абсолютно наплевать. Из милой, жизнерадостной, любопытной и энергичной девочки выросла скромная, но уверенная в себе девушка, скрытная и, порой холодная, Ева больше не бегала по улицам заливаясь от смеха и не улыбаясь каждую минуту даже лучам солнца. После того, как родители оставили её на пороге новой школы, внутри неё что-то надломилось. Она и правда старалась первые пол года со всеми подружиться, быть собой, но вскоре осознала, что это было бесполезно. В новой частной школе для девочек всем были нужны твои знания, умения правильно ходить на каблуках, держать книжку на голове, знать все тонкости этикета и один из иностранных языков. Единственное, что дала ей новая школа — это музыка. Игра на фортепиано стала её душевной отрадой, тем, к чему юная Парсон будет возвращаться из года в год. Родители даже купили дочери инструмент, лишь бы сделать её хоть немного счастливой. Мать не могла нарадоваться своим «успехам», а отец видел, как угасала их дочь или, скорее, менялась и не так, как того хотел он. Новая школа показала Еве насколько бывает жестоким мир, как тяжело доверять людям и заводить новых друзей. — Эй, Ева! — та самая беловолосая Мэри, выходящая из класса и держащая в руках несколько учебников и тетрадок, остановилась возле лавочек в кругу своих подружек и нахально улыбалась. — Видела, у тебя руки все в царапинах, — лёгкий смешок вырывается из полных губ одноклассницы и Парсон лишь щурит взгляд, пытаясь понять все мотивы «подружки» на этот раз. — Какие-то проблемы, Мэри? Тебя что-то смущает? — безразлично бросает брюнетка и складывает руки на груди. — Да, смущает, — её лицо становится серьёзным в считанные секунды и блондинка делает два шага вперёд на своих каблучках, замирая напротив Евангелины и тыча ей указательный палец в грудь, почти касаясь форменного платья. Младшая Парсон медленно опускает взгляд вниз на руку одноклассницы и так же медленно поднимает его вверх, давая понять сопернице, что лучше бы она прекратила это ребячество на глазах у проходящих мимо девушек. — Тебя что, так и не научили за столько лет держать планку? Ты позоришь имя нашей школы! Здесь учатся настоящие девушки, а ты, с таким поведением и своим внешним видом напоминаешь скорее дикарку и простолюдинку, чем выходцу из обеспеченной семьи. За все то время, что провела Ева в этой школе, она ни разу не вступала в настоящие конфликты, держа всю злобу в себе и пряча её куда подальше. Не хотелось навлечь беду на себя или, тем более, родителей, которые возлагали на неё большие надежды. Но сейчас, стоя в коридоре в свои шестнадцать лет, напротив самой ненавистной девушки в школе ей наконец-то захотелось что-то сделать. Отец всегда учил свою дочь, как надо защищаться или нападать, пока мать не видит и Ева была хорошей ученицей, потому что ей нравились короткие тренировки с папой на заднем дворе. Парсон резко обхватывает кисть Мэри правой рукой и закручивает руку девушки ей за спину, заставляя ту повернуться к ней спиной и завизжать от боли, хотя Ева знала, что обхватила её несильно. — Знаешь что, милая, милая Мэри, — сладко протягивает брюнетка и ухмыляется, наклоняясь к уху скулящей девушки. — Советую тебе и твоим подружкам держаться от меня подальше, а то глядишь и нос откушу, а я ведь и не такое могу, понимаешь? Дикарки, они ведь такие неуравновешенные, — с придыханием договаривает и резко отпускает руку одноклассницы, от чего та чуть ли не падает на пол, потирая второй рукой, что держала книжки у груди, красное запястье. На следующий день родителей Евангелины вызывают в школу и мать, сидящая вся бледная, не могла подобрать ни единого вразумительного слова, лишь внимательно слушая директора школы. Отец изредка поглядывал на свою дочь и в его взгляде Ева могла увидеть нотки разочарования, но и одобрения. «Конечно, пап, я сделала все так, как ты учил», — проговаривала про себя юная Парсон, смотря в ответ на своего отца и улыбаясь краешками губ. Директор все продолжала и продолжала говорить о том, что девочка она старательная, умная, лучшая в классе по оценкам и этот конфликт был первым на её памяти, но весьма непростительным. Юные леди не должны себя так вести! Но Ева теперь осознала, что поступила правильно, дав понять той зазнайке Мэри, что лезть к ней больше не нужно, но и прибегать к подобным методам Парсон больше не будет вплоть до конца школы. Ехав в машине домой, Джейн не переставала причитать, отчитывая дочь и крича на неё, смотря в зеркало дальнего вида. Генри лишь молча вёл машину и так и не проронил ни слова по пути домой. Ева тоже молчала, в пол уха слушая свою мать и не принимая её слова близко к сердцу. По правде говоря, ей было очень даже наплевать, потому что брюнетка была уверена в своей правоте на все сто процентов. Миссис Парсон продолжала повторять, какой неблагодарной дочерью она стала, как сильно она изменилась за последние несколько лет и все её дурацкие увеличения, о которых родители якобы не знают, они уже давно наслышаны, просто не подавали виду. Ева все не могла взять в толк, что такого в том, что она надевала старые потёртые штаны, кроссовки и футболку, выбегая на улицу с небрежно завязанным хвостом на голове, дабы побегать с мальчишками и девчонками по полю, играя в мяч или катаясь на велосипедах, или лазая по деревьях, из-за чего руки покрываются царапинами чаще, чем у остальных и синяки остаются почти каждый раз, просыпаясь Ева на утро и рассматривая себя в зеркало. Мать припоминает дочери слабый организм, чувствительную кожу и низкий болевой порог, а Ева видит в этом возможность наоборот заниматься спортом и поддерживать свой организм в тонусе, нежили чем сидеть дома в сотый раз за книгой или модным журналом. Эпоха «ненужных» девушек давно была утеряна, вот только Джейн, учительница в школе и директор этого не понимали и, наверное, никогда уже не поймут. 1939 год Нью-Йорк, Манхэттен. — Ну, милая, — отец стоял перед ней с широкой улыбкой на губах и смотрел на свою взрослую дочь, которая наконец-то заканчивала школу и теперь готова была податься во взрослый мир, — уже знаешь, чем будешь заниматься? Знаю, мы уже много раз с тобой это обсуждали, но, вдруг, ты изменила своё решение. В этот раз нам бы не хотелось давить на тебя, ведь выбор будущей профессии очень важен. — Я знаю, пап, знаю, — задумчиво произносит и рассматривает себя в зеркале. Сегодня был день выпускного, когда всем выдавали аттестаты, поздравляли с успешным окончанием старшей школы и отправляли в новую, взрослую жизнь. Ева ещё несколько лет назад стала задумываться о собственном будущем и в конечном итоге приняла решение связать свою жизнь с дипломатией, поступив на международные отношения в один из университетов Нью-Йорка. Выбор в пользу политики был сделан не только потому, что отец Евангелины был в этом замешан, но ещё и по той причине, что ситуация на международной арене была довольно-таки шаткой. Многие страны стали понемногу напрягаться после того, что стало происходить в Германии. Люди шептались о Второй мировой войне, по радио много чего обсуждали приглашённые политики, а газеты печатали порой пикантные новостные сводки, которые сводили народ с ума. Весь мир замер в ожидании новой катастрофы с надеждой, что в конечном итоге это были всего лишь слухи и война не повторится. Тем не менее, Евангелина следила за всеми событиями очень тщательно вместе с отцом и постоянно думала о том, насколько политики были слабы, насколько они были мягкотельные, что не замечали все злодеяния Гитлера у себя под носом. Заявление Черчилля 3 октября 1938 года о том, что «Англии был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и получит войну» уже тогда дало понять юной девушке, что война была неизбежной. И пока «настоящие леди» в частной школе обсуждали красивые платья, богатых мужей и будущие профессии, Евангелина часами сидела в библиотеках, читала газеты, слушала радио и подслушивала разговоры отца по телефону. До последнего она не хотела говорить родителям о своих планах, не хотела, чтобы мать снова волновалась не только из-за неё, но и отца. — Международные отношения могут касаться не только политики, Генри, — внезапно вклинивается в разговор миссис Парсон и подходит к дочери сзади, поправляя её причёску за спиной. — Наша девочка не для того училась в такой престижной школе, чтобы потом податься на арену политики и ввязать себя в надвигающуюся войну. Ведь так, Ева? — ласково проговаривает женщина и тепло улыбается. Юная Ева уже тогда начинает врать родителям о том, что ни за что не ввяжется в военные действия, что не будет подвергать себя опасности, что будет просто учиться и посвятит себя саморазвитию. — Конечно, мам. Я же вам обещала. Сентябрь 1939 года Нью-Йорк. — Война! Началась война! Германия вторглась в Польшу сегодня утром 1 сентября! — громкие крики на площади Юнион-сквер привлекали внимание огромное количество проходящих мимо людей. — Пожалуйста, позвольте пройти...Да, спасибо большое, вы очень любезны...Извините, можно я пройду? — Евангелина, идущая после учёбы в университете домой не могла пройти мимо образовавшейся толпы и громких возгласов. Мужчина, стоявший на небольшом камне, размахивал своими газетами в разные стороны и трубил о начавшейся войне во все горло. — Одну газету, пожалуйста, — девушка отдаёт несколько долларов и снова пробирается через толпу, уходя в сторону лавочек. Заняв одну из них, Евангелина тут же разворачивает первые страницы и начинает жадно вчитываться в содержимое. «По сообщению Германского информационного бюро, сегодня утром германские войска в соответствии с приказом германского верховного командования перешли германо-польскую границу в различных местах. Соединения германских военно-воздушных сил также отправились бомбить военные объекты в Польше», — говорилось в сообщении The New York Times, датированной 1 сентября 1939 года. Ева сжимала тонкими пальцами хрупкую газету со всей силы, от чего та начинала хрустеть и рваться. В тот момент она, как никогда раньше, ощущала свою беспомощность и мечтала сделать хоть что-нибудь, лишь бы не быть бесполезной. Америка за весь последующий день не заявляла ничего конкретного и, кажется, даже не собиралась вступать в войну и защищать граждан других держав. 3 сентября 1939 года Англия, Франция, Новая Зеландия и Австралия объявили войну Германии, а 5 сентября 1939 года США и Япония объявили о своём нейтралитете в европейской войне, что вызвало жуткое негодование у юной студентки. Многие люди на тот момент поддержали правительство, говоря о том, что это была не их война и вмешиваться им было незачем, но Евангелина так не считала, хоть и понимала, что помочь она ничем не сможет. 1940 год Нью-Йорк. — Почему Америка ничего не делает? Тысячи людей гибнут каждый день на передовой без шанса на выживание, а мы сидим здесь в своих роскошных домах и даже не можем им никак помочь! Наша армия одна из самых мощных! Так почему наша страна ничего не делает, чтобы остановить эту войну? — Евангелина активно размахивала руками, пытаясь достучаться до собственного отца и матери, которая с ужасом слушала возгласы дочери. — Милая, но это не наша битва...— совершенно спокойно проговаривает Генри Парсон и тем самым вызывает очередную бурю эмоций у юной девушки. — Да неужели? Но разве Первая мировая война нас ничему не научила? Не научила, что этим паршивым нацистам нельзя доверять на слово? Не научила, что они способны развязывать войны по щелчку пальцев? Ты сам был на передовой, папа, а теперь говоришь о том, что это не наша война? — она была так возмущена, что не могла остановиться. В университете этот вопрос активно обсуждался чуть ли не каждый день и Ева брала в каждой дискуссии активное участие, но заниматься болтовнёй не значило оказывать помощь тем, кто в ней нуждался. «Сегодня, 4 мая 1940 года Конгресс США утвердил сумму в 3 млрд долларов на нужды армии и флота Великобритании...», — гласила одна из статей в журнале The New York Times. — Это просто немыслимо! — в полном недоумении и лёгком раздражении шепчет себе под нос Евангелина, читая жадно газету возле одного из прилавков с журналами. — Эти люди посылают деньги на нужды армии других стран в то время, как сами же зарыли голову в песок от страха показать свою мощь и силу! Невероятно, просто невероятно... — Хотите изменить мир? — внезапно мужской голос над ухом заставляет Парсон подпрыгнуть на месте и резко обернуться, окинув взглядом мужчину лет двадцати пяти, который приветливо ей улыбался. — Извините, я не хотел вас напугать, — смеётся, поправляя свой чёрный пиджак. — Мы знакомы? — раздражённо спрашивает девушка, находясь все ещё под эмоциями после прочтения нескольких страниц свежей газеты. — Увы, мисс, — улыбка на его губах становится чуть более нахальной и это, в какой-то степени, расслабляет брюнетку, — простите меня за мою наглость, но я просто подслушал, как не лестно вы отзывались о нашем правительстве и, боюсь признать, но я был очень поражён тем, что в этой стране даже девушкам есть дело до военных действий. Видите ли, я, как и вы, тоже не согласен с действиями нашего государства, но нам приходится мириться с его устоями и ждать, просто ждать, когда весь этот кошмар закончится. — Думаете, в этот раз все иначе? — Думаю? Да я уверен! Правительство сколько угодно может прикрываться своими благородными пожертвованиями, но ничто так сильно не принесёт пользу и не приблизит нас к миру, как настоящие и полномасштабные действия на поле битвы! Это был Конрад Хоук, молодой мужчина двадцати трёх лет, будущий адвокат и первый серьёзный ухажёр Евангелины Джейн Парсон. Она была без ума от его пламенных речей, революционных идей и желания изменить этот мир. Он был свободным, не зависел от чужого мнения и всего добивался сам после того, как переехал от родителей и поступил в университет. Ева видела в нём часть своей родственной души и от того понимала, что влюблялась в него с каждым днём все больше и больше. Они часто разговаривали допоздна по телефону, она громко смеялась с его остроумных шуток и любила смотреть, как Кондар читал огромные талмуды для очередного занятия в университете. У них действительно было много общего, включая политические взгляды и желание принести пользу в этот мир. Америка продолжала и дальше занимать нейтральную позицию, что ужасно огорчало юную девушку, но, увы, кроме как бездействовать она, как и Конрад, больше ничего не могли. 1941 год Нью-Йорк. Зима в это время выдалась как никогда лютой, а новости с передовой продолжали поступать и, казалось, этой войне не было видно ни конца ни края. Ева уже училась на втором курсе, активно продолжала изучать французский язык, который начинала учить ещё в старшей школе и просиживала большую часть своего времени в библиотеке, накапливая как можно больше знаний. Конрад все это время был рядом и Ева, витавшая на седьмом небе от счастья, порой забывала о войне и всех тех бедах, что происходили в мире. В какой-то момент они даже захотели съехаться и Ева была не против перебраться в квартиру в центре города к Конраду, но один несчастный вечер и разговор, дал обратный отсчёт их отношениям раз и навсегда. — Ева, можно тебя на пару минут? — её близкий друг и товарищ по университету Билл Портер был отличным парнем, с которым девушка подружилась практически в первый день обучения. После этого они часто проводили время вместе, уделяя время урокам и совместным подготовкам к заданным на дом проектам. — Конечно, Билли, что-то срочное? У меня сегодня вечером встреча с Конрадом, хочу немного подготовиться, — радостно и задумчиво щебечет девушка, закрывая за собой дверь в аудиторию и смотрит на высокого молодого человека перед собой. — Ну, что там случилось? — Тут такое дело....— неуверенно начал Билл и потёр ладонью лицо. Было видно, что он сильно нервничал и не знал, с чего начать разговор, но Парсон старалась не давить на него, поэтому молча стояла на месте в ожидании. — В общем, я хотел спросить на счёт твоих взглядов касательно войны с Германией. Ты...ты все ещё того же мнения, что и раньше? Знаю, глупый вопрос, ведь мы с тобой обсуждали последние события на передовой совсем недавно, но мне нужно знать, что твоё мнение осталось прежним. — Конечно, конечно, Билли, о чём речь? Я все ещё убеждена, что мы не должны оставаться в стороне и должны активно бороться с нацистами, чего бы нам это не стоило. — Хорошо, — облегчённо выдыхает и снова потирает лицо руками, а следом на губах красуется радостная улыбка, от чего Ева смотрит на своего близкого друга в недоумении, но не спешит задавать вопросы. — Это хорошо, потому что у меня есть для тебя предложение от которого ты, как я полагаю, не сможешь отказаться. Видишь ли, дело в том, что я уже какое-то время работаю на секретную организацию, которая была основана нашим президентом Рузвельтом. Мой отец поспособствовал этому и я просто не мог ему отказать. Прости, что не рассказал раньше, ведь это государственная тайна о которой я не могу разглашать никому, даже близким мне людям. — Тогда почему говоришь об этом сейчас...? — быстро перебивает его Ева и Билл улыбается ещё шире. Он делает два шага вперёд, оказываясь возле девушки слишком близко и обхватывает её ладони своими, крепко сжимая и слегка встряхивая. — Потому, моя дорогая, что нам требуется молодой, амбициозный и умный сотрудник. Не буду лукавить, что работка самая простенькая и незначительная, но это уже хоть что-то, Ева! Работать даже простым бухгалтером, перекладывать бумажки и собирать информацию — это уже большой прогресс! Ты же сама мне говорила, что готова делать любую работу, лишь бы не сидеть сложа руки! Так вот он — шанс, о котором ты так мечтала! — Но почему...почему я, а не кто-нибудь другой? — Потому что моему отцу дали поручение найти нового сотрудника, так как в связи с последними событиями наш штаб увеличивается, к тому же мы активно работаем с Великобританией и, частично, Францией, а ты знаешь французский язык, часами сидишь над книгами и я не знаю никого, у кого был бы такой ясный ум как у тебя, Ева! Когда отец рассказал мне об этом я тут же предложил твою кандидатуру и он, послушав мой небольшой рассказ о тебе согласился с тем, что ты отлично подойдёшь! Ты должна согласиться, Ева! Америка нуждается в нас... — Я...я...конечно, Билли. Боже мой...я...у меня нет слов. Я так давно ждала подобного предложения и вот он — мой единственный шанс быть полезной. — Так значит ты согласна? Невероятно! Поверить не могу, что теперь мы будем работать вместе и я смогу не только с отцом обсуждать дела по работе! Вот только боюсь, что тебе запрещено будет говорить об этом с Конрадом или родителями. Они не должны знать о том, чем ты занимаешься и где работаешь. Все очень серьёзно, Ева и я надеюсь, что ты не подведёшь меня. — Не подведу, будь уверен. Когда я смогу приступить? Что мне делать? — Завтра, после лекций я отведу тебя на нашу базу. Там ты познакомишься с моим отцом и другими сотрудниками отдела, тебе все расскажут и покажут, не переживай. Вся твоя работа будет проходить после занятий, мой отец уже обо всем договорился, так что ты сможешь успевать учиться и помогать своей стране. После этого странного и необычного разговора Ева ещё около часа не могла прийти в себя и поверить своему счастью. Ей казалось, что это все было неправдой и что Билли надурил её, но осмыслив все ещё много раз Парсон пришла к выводу, что это все было взаправду. Ужасно сильно хотелось рассказать обо всем Конраду и родителям, похвастаться своими достижениями, но, увы, это было невозможно. Уходя из университета девушка уже знала, что сегодняшнему свиданию не быть, так как хотелось лечь по раньше спать и как следует подготовиться к завтрашнему дню, чтобы не ударить в грязь лицом. Ева ещё не знала, чем именно будет заниматься на новой и первой, в своей жизни, «работе», но даже к неизвестному следовало быть готовой. Постучав в дверь квартиры Конрада мужчина не заставил себя ждать и, открыв двери, был весьма шокирован появлением своей девушки. — Ева? Что-то случилось? Почему ты здесь? Я думал, что мне нужно заехать за тобой в восемь вечера, а сейчас только...пол шестого? Парсон проходит в холостяцкую квартиру и не спешит раздеваться, замирая на пороге и нервно сжимая ручки от своей чёрной сумочки. — Да, извини, Конрад, я просто пришла сказать, что у меня сегодня не получится с тобой встретиться да и, наверное, ближайшую неделю тоже... — Почему? Что-то случилось? Что-то с родителями? — он выглядел таким обеспокоенным, что Еве даже на секунду стало противно от самой себя за ту ложь, которую она должна была преподнести своему возлюбленному. — Нет-нет, что ты, не дай Бог...— отмахивается девушка тут же и отводит взгляд в сторону, — просто...у меня появились кое-какие дела о которых я, к сожалению, не смогу тебе рассказать. — Что за секреты, Ева? Мы уже почти год встречаемся, думали даже съехаться в ближайшем будущем, а теперь у тебя появляются какие-то секреты от меня? — Прости, Конрад, но я правда не могу сказать тебе. Ни сейчас, ни потом... — То есть как? Никогда? Это была их первая серьёзная ссора о которой могла вспомнить Евангелина. Раньше ей казались эти отношения идеальными, но сейчас, смотря на человека рядом с собой, которого она, возможно, любила всем сердцем, Ева понимала, что все между ними не так идеально, как казалось. Парсон была уверена, что он поддержит её и поймёт, даст ей время придумать хорошую отговорку и не будет наседать так быстро, но мир, как и всегда, не был идеальным. — Прости, мне правда очень, очень жаль...Я думала, что ты поймёшь меня и дашь мне немного времени... — Немного времени для чего? Чтобы ты смогла придумать красивую отговорку, а потом...Что потом, Ева? — Нет! Ты все не так понял! — А как мне ещё понимать то, что моя девушка собирается врать мне в лицо каждый день о своих каких-то скрытных делишках, о которых я не имею права знать! Что за внезапная секретность, Евангелина? Он впервые назвал её полным именем. Впервые назвал её так и то, как он его произнёс было очень похоже на осуждающий и требовательный голос матери из прошлого. Это подействовало на Еву словно холодная вода рано утром, которая за секунды прогоняет остатки сна. — Я буду работать на правительство, Конрад! Ты доволен? И это все, что я могу сказать тебе! А теперь открой мне дверь, я должна идти и, чёрт возьми, не смей больше никогда, слышишь, никогда называть меня полным именем! Она была так чертовски зла на него, что не могла успокоиться и распалялась ещё сильнее, пока смотрела в его карие глаза. Конрад выглядел озадаченным и удивлённым и, кажется, он не собирался отпускать Еву так быстро. — На правительство? Это что, получается, как-то связано с войной в Европе? — Это не твоего ума дело, Конрад! Я не собираюсь обсуждать это с тобой! — Нет ты будешь! Ты будешь со мной это обсуждать, Ева, потому что я твой парень и я должен знать, чем занимается моя девушка в свободное время! — Что? Не много ли ты на себя берёшь, милый? — саркастично произносит, слегка кривя губы от отвращения к человеку напротив. — Я свободная женщина, живу в свободной стране и вправе делать то, что посчитаю нужным! И ты не посмеешь мне указывать, тебе ясно? Ты всегда знал, что я ценю свободу больше всего на свете, а твои необоснованные запреты и возмущения заставляют меня думать, что я ошиблась в тот день, выбрав тебя своим молодым человеком. — Ошиблась? Хочешь сказать, что наши чувства теперь ничего не значат для тебя? Для тебя свобода и «тайные» дела намного важнее меня? — Может быть и так. Это было последнее, что произнесла Ева прежде, чем выйти из квартиры Конрада не оглядываясь. Это все напоминало ей детство и родителей, которые всегда принимали решение за неё, но теперь, когда она выросла и была самостоятельной девушкой никто, никто в этой чёртовой жизни не смел указывать Евангелине Джейн Парсон что делать. На следующий день девушка проснулась рано утром и принялась собираться в университет, предварительно продумывая, какие вещи лучше надеть для новой работы, что лучше взять и как уложить волосы, ведь показаться какой-то простушкой и незаинтересованной Евангелина не хотела. Ей точно следовало произвести хорошее впечатление и она об этом прекрасно знала. И несмотря на вчерашний разговор с Конрадом, Парсон нисколько не ощущала себя расстроенной или подавленной, так как все её мысли занимала предстоящая учёба и работа, о которой она уже мечтает второй год. В университете девушка то и делала, что смотрела на себя в зеркало или на часы, чтобы посчитать, сколько осталось времени до окончания лекций. Билли лишь посмеивался над нервозностью подруги и ничего не говорил, но она знала, что он ждёт этого события не меньше неё. — Готова? — спрашивает Билли, когда они вдвоём выходят из здания университета и направляются к автобусной остановке. — База находится практически в центре города, но обычному человеку забрести к нам в корпус будет очень проблематично, так как все хорошо охраняется и оберегается от посторонних глаз. Несколько остановок на автобусе и Евангелина в сопровождении Билли движется в сторону серых высоких зданий, а вокруг шум машин, людей, туристов и все они даже не догадываются, что у них под носом находится секретная база, которая работает на правительство. — Это что, антикварный магазин? — в недоумении спрашивает Парсон, когда мужчина перед ней осматривается по сторонам и быстро оборачивается к подруге, слегка кивая и открывая дверь. Девушка идёт следом, но не понимает, что происходит. Ей казалось, что все работают в огромном офисном здании, которое хорошо охраняется, а здесь все было похоже на супер секретную базу, о которой даже просто охране знать не положено. С одной стороны это будоражило, а с другой было немного страшновато. За прилавком стояла милая старушка, но её улыбка была скорее похожа на оскал, чем доброжелательное приветствие. Билли аккуратно снимает шляпу и улыбается в ответ. — Чудесная нынче погода в Нью-Йорке, не так ли? — Да, но я всегда беру с собой зонт, — мягко парирует мужчина, а Ева за его спиной лишь в недоумении следит за происходящим. Пожилая женщина нажимает на какую-то кнопку под прилавком и Билли проходит дальше, за шторы, а Парсон следует за ним. — Что за чушь? — без капли улыбки и насмешки спрашивает девушка, пока они стоят перед стеллажом с книгами, — у тебя ведь даже зонта нет! — Это кодовое приветствие. Кстати, тебе следует его запомнить, если захочешь попасть сюда. Смотря на своего друга Билли она заметила, что зайдя в это здание он знатно поменялся в лице и тоне разговора. Из беззаботного и милого парня он превратился в более серьёзного, аккуратного и вдумчивого. Будто в любой момент из-за угла может выскочить шпион и пристрелить его. Евангелина больше не задаёт вопросов, проходит во внутрь, когда стеллаж начинает открываться по середине и перед ними предстаёт широкий светлый коридор с охраной и девушкой секретаршей. — Ах, вот вы где! Билли, рад встрече, сынок, — мужчина лет сорока крепко пожимает руку Портера младшего и переводит взгляд на стоящую рядом с ним брюнетку в тёмно-зелёном платье до колен. — А вы та самая Евангелина Джейн Парсон, я полагаю? — он смотрит теперь исключительно на неё и пожимает руку девушки так же крепко, как и сына. — Мой сын мне много о вас рассказывал, юная леди. Ну что, готовы? Пойдёмте, я введу вас в курс дела. Всё было просто: не задавать лишних вопросов, слушать своё начальство, выполнять работу вовремя и, в случае, если в голову придёт блестящая идея — тут же оповещать об этом кого-нибудь из главных. Дружить можно со всеми, но не факт, что с тобой захотят подружиться все. По крайней мере так сказал отец Билли, когда проводил экскурсию по огромному зданию. Евангелина сразу же поняла, что ей понадобиться не меньше недели, чтобы все здесь выучить, дабы не заблудиться в случае чего. По правде, Парсон была очарована этим местом. Как оказалось, работать придётся в Стратегическом научном резерве (СНР) на Бруклинской базе. Он был создан самим президентом Франклином Рузвельтом ещё в 1940 годах для научных разработок, которые помогут миру победить нацизм и загадочную ГИДРУ, которая тоже разрабатывает мощные научные открытия для Третьего рейха. Руководил этим всем Честер Филлипс и, как узнала Ева позже, благодаря ему и неизвестной Пегги Картер из Германии был освобождён 13 ноября 1940 года учёный Авраам Эрскин. На данный момент начинали разрабатывать новую операцию под названием «Перерождение» и из-за этого штаб сотрудников увеличивался. Позже Билли сообщил, что здесь есть специальные комнаты для занятий спортом, небольшая библиотека, а по просьбе и доброте душевной приезжающие сюда военные могут научить парочке приёмов стрельбы из оружия, сражению и рукопашному бою. Для Евангелины в этот день было столько информации, что под вечер уже голова пухла. Кабинета личного у неё не было, но то, что на одно огромное помещение было всего три девушки в разных углах — это уже был большой плюс. Парсон оставалось лишь заниматься документацией, вести все записи, учёты, получать посылки, письма и все это в конечном итоге передавать начальству. — Я безгранично тебе благодарна, Билли, — под конец рабочего вечера проговорила Ева на прощание своему другу, который любезно согласился проводить её до дома и обсудить дела по работе. 1941 год Нью-Йорк. Спустя неделю, после того, как Ева поговорила с Конрадом о своей новой занятости, их отношения знатно ухудшились. Девушка отдавала всю себя новой работе, задерживалась допоздна, много училась и времени на свидания у неё совершенно не было. Скрашивал её будни лишь Билли и девушки, которые работали вместе с ней каждый день — Сара и Энни. Младший Портер продолжал провожать девушку до дома и в один из таких вечеров Конрад заметил их вдвоём, потому что поджидал свою, ещё на тот момент, девушку, около её дома. В тот вечер они сильно поссорились. Ева пыталась доказать своему молодому человеку, что это её давний друг из университета и, теперь, коллега по работе, а он не слушал. Говорил, что она лжёт ему касательно работы на правительство, потому что сама за его спиной встречается с кем попало. И правда, ведь на тот момент для незамужней девушки вести непристойный образ жизни было с родни смерти, но Евангелина никогда не ориентировалась на стереотипы общества, поэтому все замечания матери или Конрада отрубала на корню сразу же, потому что свобода была превыше всего. После случившегося около дома Евангелины они, наконец-то, разошлись и девушка, на тот момент, была безмерно рада избавиться от тянувшего её груза на дно рутинной жизни. Найти свою любовь и выйти замуж всегда можно успеть, по крайней мере так рассуждала лишь Ева и её друг Билли. — Извините, я...— Евангелина приоткрыла дверь в помещение, где, по словам Портера, можно было заниматься физическими нагрузками и стрелять по мишеням. За последние три недели на этой должности она так ни разу и не зашла сюда, хотя очень хотела и вот теперь, стоя на пол пути ко входу, не могла пройти дальше, так как очень стеснялась, увидев перед собой незнакомую ей девушку, кажется, её возраста. — Простите, я не знала, что здесь занято. — Это комната для общего пользования, вы можете приходить сюда в любое время, как и уходить. Вы не будете мне мешать, — мягкий, звонкий и добродушный голос с явно выраженным акцентом заставил Парсон улыбнуться и закрыть за собой дверь, зайдя в огромную комнату с приглушённым светом. Девушка напротив занималась лёгкими физическими упражнениями в военной форме и штаны, которые были на ней, выглядели совсем не женскими, а скорее мужскими. — Как вас зовут, юная леди? Мы, кажется, с вами раньше не встречались. Мистер Филлипс оповестил меня, что недавно набирали новых сотрудников, но я приехала несколько дней назад поэтому никого ещё здесь не знаю из новобранцев. — Так точно, мисс...? — Агент Картер. Маргарет Картер, но вы можете звать меня Пегги. — Евангелина Джейн Парсон, очень приятно, агент Картер. Я наслышана о ваших подвигах. — Не стоит, Ева. Я ведь могу вас так называть? — О, конечно. Я предпочитаю сокращённый вариант своего имени. — Как и я. Агент Картер показалась Евангелине очень милой и замечательной девушкой. Складывалось впечатление, что они могли бы подружиться даже больше, чем Ева с Энни и Сарой. — Значит, вы учитесь в университете? Сколько вам лет? — Да, учусь в университете на международных отношениях. В январе исполнилось двадцать. — В самом деле? Я бросила свой университет, как только оказалась здесь. И, кажется, мы с вами одногодки. Мои двадцать наступят совсем скоро, как раз через месяц, девятого апреля. — Спасибо за информацию, агент Картер, буду знать, когда надувать праздничные шары в нашем отделе. Евангелина складывает свои вещи на небольшом столике и медленно обходит зал, заглядывая в каждый угол. Несколько бойцовских груш, немного твёрдые старые маты на полу, гантели, перчатки, большое зеркало, обручи и ещё много всего для занятий спортом. — Может перейдём на «ты»? Немного странно обращаться к вам так официально после столь близкого знакомства. Да и, к тому же, мы с вами одногодки и ещё слишком молоды, чтобы так общаться. — Конечно, Пегги, я буду только рада. — Отлично, тогда...Ты хотела позаниматься здесь? Вижу, у тебя с собой ничего такого нет, так что позволь предложить тебе альтернативу. В своё время я выторговала у полковника Филлипса несколько комплектов военной формы, но так как она вся предназначена лишь для мужчин, то выбирать не приходится. Не воевать же нам в юбках, в самом то деле? Можешь присмотреть что-нибудь для себя в том ящике, в конце комнаты, думаю, тебе должно что-то подойти. Последующие два часа Евангелина осваивала весь инвентарь в зале, а после приняла помощь Пегги, которая вызвалась показать пару приёмов для своей новой подруги. Ева лишь позже выяснила, что агент Картер долго и усердно трудилась, дабы добиться того, что она сейчас имеет. Она прошла военную подготовку в Англии, откуда и была родом и, поэтому, был ярко выражен британский акцент. Ева даже напросилась на уроки по стрельбе, но Пегги заверила, что всему своё время, хоть и пообещала обучить девушку этому мастерству. Проведённое время вместе Парсон запомнилось надолго, поэтому, спустя какое-то время, девушки сблизились и стали встречаться даже вне работы, посещая различные заведения, обсуждая работу, планы на будущее, вспоминая прошлое и разговаривая о войне. Ева была очень рада подружиться с Пегги ведь, её знания кардинально отличались от знаний Билли и, в какой-то степени, девушка видела в этой дружбе маленькую выгоду, ведь благодаря агенту Картер сама Ева могла продвинуться дальше по карьерной лестнице быстрее, чем она предполагала вначале. 1941 год Нью-Йорк. Война в Европе шла полным ходом. Всю весну, лето и осень Евангелина посвятила учёбе и работе в СНР. Родители были рады услышать, что их дочь проходит загадочную стажировку в одном из офисов в центре города. Вопросов они не задавали, а Ева и не спешила рассказывать. Пегги сказала, что сейчас тревожить их такими новостями не стоит и, как придёт время, она сможет поведать родителям немного о том, чем занимается после университета на самом деле. — Ева, ты слышала сегодняшние новости? — Билли быстрым шагом подходит к столу брюнетки и бегает перепуганным взглядом по лицу подруги. — Нет, что-то случилось? Что-то с ГИДРОЙ? — Если бы с ней, Ева! Пару часов назад Вашингтон предупредил о вероятной военной угрозе со стороны Японии! Так и знал, что эти узкоглазые не усидят на месте и, рано или поздно, начнут активно действовать! — Шутишь? Сегодня? 27 ноября? — Да! Полковник Филлипс только что прибыл на базу, сейчас будет какое-то срочное собрание, отец сказал, что потом все расскажет. Ева кивает и возвращается к работе, когда Билли уходит на своё рабочее место. Подобные вести не кажутся такими радостными. Если раньше девушка думала, что вступить открыто в войну было правильным решением, то теперь, думая о том, что Япония спустит тысячи бомб на прибережные штаты, становилось страшно. Парсон совершенно не хотела видеть, как маленькие дети и женщины со слезами на глазах пытаются укрыться от обстрелов, как рушатся города, районы, маленькие домишки под тяжёлыми снарядами. — Евангелина Джейн Парсон? — мужчина лет пятидесяти в военной форме подошёл к её столу так незаметно, что девушка подпрыгнула от неожиданности на месте и тут же поднялась со стула. — Так точно, сэр. — Отлично, почему вы не в форме? — мужчина осматривает её скептическим взглядом и поворачивается к стоявшей сзади него Пегги Картер, на которой была надета военная женская форма тёмно-зелёного цвета. — Я...мне никто не выдавал форму, сэр. — Значит, вы не служили? — Так точно, полковник Филлипс. Евангелина чувствовала себя немного не в своей тарелке, так как ранее она его никогда не видела, лишь на фотографиях в газете и была наслышана из рассказов самой Пегги, которая была с ним давно знакома. Это он, однажды, завербовал её из Англии в Америку. — Что ж, значит, это нужно исправить. В моём отделе служить должна даже дворовая собака, если от неё есть хоть какая-то польза. От вас есть польза, мисс Парсон? — Так точно, полковник Филлипс. — Вот и замечательно. Мне тут пташка нашептала, что вы у нас знаете французский язык? — Да, сэр. — Прекрасно, потому что в нашем отделе, к сожалению, люди специализируются только на немецком языке. Знаете, изучение нацисткой брани стало таким популярным после Первой мировой войны, но я их не осуждаю, агент Картер сама владеет им на уровне носителя. Значит, ближе к сути. У нас есть шпион на одной из баз ГИДРЫ, простой сотрудник, француз, сам вызвался добровольцем, надеюсь, парень не помрёт раньше времени. Этот малый прислал нам кое-какие сведения касательно научных разработок нацистов, но текст весь на французском языке и почерк у него, ей Богу, как у пятиклассника. Нам нужна ваша помощь, мисс Парсон. Справитесь? Америка рассчитывает на вас. — Конечно, полковник Филлипс. Сколько у меня времени? — Даю час! Справитесь, и я отправлю вас в военный лагерь на пару недель, идёт? Обучитесь всему, что умеет агент Картер и получите свою форму, а то расхаживать в дорогих сереньких платьицах в СНР все-таки не стоит. Спустя час Ева положила на стол полковника Филлипса перевод всех бумажек, что оставила ей Пегги. Пришлось немного повозиться со словарём и последовательностью написанного, но Парсон, в конечном итоге, отлично справилась. Честер Филлипс был очень доволен проделанной работой, поэтому вечером, перед уходом Евы, выдал ей запечатанный конверт, который предназначался для её родителей. В конверте было письмо, в котором работодатель девушки приглашал её пройти практику в другом городе, но на самом деле Еву отсылали в военный лагерь для подготовки будущих бойцов на передовой. Сама Парсон была бесконечна рада такому раскладу событий, ведь все те тренировки в зале вместе с Пегги не прошли зря, потому что теперь она будет не просто «мисс», а станет полноценным агентом, как агент Картер. «7 декабря, в 7:55 по гавайскому времени Япония напал на Пёрл-Харбор, где был базирован пункт ВМС Соединённых Штатов Америки. С этого момента Америка официально объявляет войну Германии», — это была первая жирная строка в одной из газет, которую прочла Ева, находясь в тренировочном военном лагере рано утро. Тренировки зимой были тем ещё испытанием, но девушка не жаловалась, стараясь идти на ровне со всеми мужчинами, что занимались с ней бок о бок. Спустя четыре дня, 11 декабря, Германия и Италия объявили войну США. — Ты вовремя приступила к тренировкам, агент Парсон, — голос Пегги заставляет брюнетку обернуться и растянуть губы в радостной и приветливой улыбке. Девушка часто приезжала в военный лагерь, чтобы навестить свою подругу и узнать, как проходят её занятия. — Я ещё не агент, Пегги, — напоминает ей Евангелина. — Не переживай, после рождественских праздников обязательно им станешь. Тут осталось совсем немного. Кстати, полковник Филлипс разрешил тебе уехать домой на праздники, так что 23 декабря можешь поковать вещички, а после снова в тренировочный лагерь. — Это очень великодушно с его стороны, Пегги, но я...Разве я могу воспользоваться такой привилегией после того, как Америка официально вступила в войну? Правительство уже начало призывать молодых ребят, что уж там говорить о военных. За последние два дня к нам прибыло около ста новобранцев, а они ведь уже не вернутся домой на праздники, понимаешь? — Твоя задача, Ева, закончить обучение, получить форму и вернуться на базу СНР. Тебя никто не посылает на передовую, даже не думай об этом. Наша задача заключается совершенно в ином, так что думай лучше о том, какой подарок ты будешь мне дарить на Рождество, хорошо? — Так точно, агент Картер. Спустя десять дней Евангелина все таки собрала немного своих вещей и отправилась домой к родным, чтобы отпраздновать Рождество и обсудить свою «работу», о которой совсем скоро девушка собиралась рассказать отцу, а после матери. Война набирала обороты, Германия продвигалась все глубже и глубже в Европу, вызывая панику и хаос. Америка за декабрь изменилась до неузнаваемости: газеты только и писали о новобранцах, потерях в океане, в воздухе и на суше, на улицах висели плакаты, которые призывали экономить продукты и бензин и ещё много всего, чего ранее не было на улицах Нью-Йорка. Евангелина знала, что это далеко не конец и что самое ужасное ждёт их впереди, а значит, 1942 год и последующие будут, как никогда, насыщенными и тяжёлыми для всех американцев.