Чародейки: о персонажах и не только

О, Мэтт! Причина №1 моей любви к «Чародейкам», персонаж, из-за которого я пришла в фандом, предмет моих девичьих слез и романтических мечтаний. Оттого статья про Мэтта видится мне одной из самых сложных: анализ предусматривает беспристрастность разбора, а любимчикам сложно петь что-то помимо восхищенных дифирамб. Впрочем, за всю бытность в сериале Мэтт успел и накосорезить, и позлодействовать. Эволюция образа Мэтта очень любопытна для девчачьих мультсериалов тех лет: за один сезон он на глазах зрителя из дамы в беде для главной героини развивается в самостоятельного героя через арку падения. Но, прежде чем говорить про развитие Мэтта, нужно затронуть другую, более широкую тему. «Чародейки» как история о взрослении. Чародейки» - это мультик про протагонистов-детей. Произведения про детей - это всегда история о взрослении. Фэнтези-антураж (он же антураж сказки) добавляет истории взросления красочности в виде волшебных приключений. Как пример: «Хроники Нарнии». Пэвенси спасли страну от Белой Колдуньи, стали королями и королевами Кар-Параваля, их правление было прекрасным и замечательным… Чтобы домой они вернулись детьми, но детьми хорошими, воспитанными, многое понявшими про себя и мир. Тот же Эдмунд до платяного шкафа и после шкафа - две совершенно разные истории, ибо завидующий старшему брату честолюбивый мальчик в Нарнии сел не в ту карету, нажил приключений на пятую точку, многое понял, перевоспитался, стал хорошим, все его простили, и вот он уже «Король Нарнии, герцог равнины Фонарного Столба, граф Западных болот, Рыцарь ордена Стола Эдмунд Справедливый». В «Чародейках», по идее, должно быть также. Но, вот беда, что комикс, что сериал - это по сути бесконечные произведения, разные части которого делали разные люди. А это значит, что целостного развития героев ждать не приходится. Анализируя арки детей в сериале, я поняла, что только Мэтт проходит историю взросления от начала и до конца: у всех остальных становление либо обрезано, либо не закончено. Судите сами: арка Элион как королевы не закончена, ее оставили в подвешенном состоянии. Номинально она воцарилась, но у нее трудности с принятием своего королевского наследия, ей тяжело править. А потом ее вообще Нерисса убирает с доски. Как она будет дальше править Меридианом, как ей придется в окружении политических интриг после гражданской войны, что там по ее семейному и внутреннему конфликту - не ясно, думайте сами. Судя по тому, как поспешно скомкали Меридиан под финал, ответов не предвиделось. Калеб - это обратная ситуация. Я не раз видела в фанатских обсуждениях тезисы, что-де Калеб скучный герой, такой он правильный, такой пресный, за ним просто не интересно следить. И, черт, это мнение не лишено смысла. Дело в том, что в сюжет мульта Калеб приходит уже почти что сформированной личностью в ореоле архетипического героя. Он фактически взрослый: он уже вождь повстанцев, уже крутой вояка, уже прыгает на Землю, чтобы отыскать принцессу и вернуть ее домой, он заинтересован в выполнении квеста больше стражниц. Да, у него есть точки роста в виде преодоления неприязни к Бланку и сближения с девочками, ему пихают смешные моменты, где он тупит на Земле… Но это не имеет критического значения в формировании его личности. Калеб не получает принципиально новых установок: он и до этого умел дружить с повстанцами, с которыми у него общее дело в виде спасения Меридиана. Ок, теперь он научится дружить еще со стражницами и паслингом, с которым у него точно такое же общее дело. В серии «Слизни», когда Корнелия хочет бросить стражниц, именно Калеб транслирует ей мысль о единстве: «Да, Вилл была неправа. Все ошибаются. Бывает, друзья не согласны со мной, но мы сплачиваемся ради общего дела». В серии «Калебу брошен вызов» он переживает, что ему предстоит сражаться с Олдерном, потому что дружба ему важнее титулов. Становление Калеба прошло раньше показанного мульте, о его прошлом мы мало что знаем, потому он и кажется некоторым скучным. Но у Элион и Калеба хотя бы прощупывается структура их пути за кадром: начало, середина, конец…. Когда дело доходит до стражниц, начинается темный лес. Я в отдельных статьях разбирала каждую из девочек – они выписаны очень неровно. История взросления стражниц начинается в момент, когда Ян Лин рассказывает им о Завесе и отдает Сердце Кондракара. Но формат сериала и тот факт, что сезоны делали разные команды, очень бьет по целостности пути развития главных героинь. Если в первом сезоне у девочек как таковых личных арок нет, их цель стать командой, чего они успешно достигают, то во втором сезоне, когда каждую стражницу решили сделать яркой индивидуальностью… Их развитие сводится к решению личных бытовых проблем через призму: «не будь как злодеи». Как бы ни были красочны сюжеты с, например, Вилл, начиная с альтермиры и заканчивая финальным превращением в элементаля, единственный конфликт, в котором она качественно меняется – конфликт семейный. В начале сезона она злится на мать за то, что та встречается с учителем – потом она принимает мистера Коллинза. В рамках «Q» она проходит тот же конфликт: непринятие невесты отца заканчивается принятием. Но для того, чтобы прийти к решению бытового конфликта, стражницам нужно пережить приключения. Волшебные события, более интересные, масштабные, важные в контексте истории мульта, выходит, вспомогательны на фоне обыденности стражниц. Иногда это подано хорошо: например, Корнелия и Лилиан в «U». Конфликт серии – бытовой, Корнелия должна наладить отношения с сестрой, чтобы победить Нериссу. Но здесь нет диссонанса, ты не чувствуешь умаления конфликта, потому что Лилиан вплетена в историю не только как сестра Корнелии, но и как Сердце Земли, она часть волшебного приключения. Баланс ставок соблюден: зритель понимает, что, если Корнелия не найдет подход к Лилиан, она не только останется плохой сестрой, но еще пострадает планета. Но вот когда Эмбер и Тридарт, хтонические эмоциональные вампиры и жуткие воины Нериссы, довольствуются переживаниями девочек-подростков о личной жизни, или когда Хай Лин садится рисовать картину на конкурс в то время, как Фобос разносит Меридиан… Это невозможно адекватно воспринимать. И это я еще не говорю про откаты арок героинь, где та же Хай Лин за один сезон несколько раз совершает героическое преодоление неуверенности и нахлынувших эмоций! Мы еще в «J» поняли, что к чему, не надо пихать тоже самое в «T» и «X»! В общем, стражницы - это несколько застывшие персонажи, четкого развития у них нет и никогда не планировалось из-за раздробленности процесса создания мульта и сериального жанра, который в перспективе должен быть бесконечен. Я вижу их в позиции сказочных волшебных помощников, которых искусственно затащили на главную роль, пнув с главных ролей традиционных сказочных героев, чтобы каждую серию говорить со зрителями «о важном». И остается Мэтт. Мэтт – это единственный персонаж-ребенок, у которого существует четкая целостная арка с началом, серединой и концом, который качественно изменился и вырос за пережитые приключения. В его истории есть белые пятна, но его арка не оборвана, как у Элион или у Калеба, и в ней отсутствует навязчивый воспитательный момент в угоду бытовой проблеме, как у стражниц. Мотивация и начальная роль в сюжете Надо ли говорить, что Мэтт – это персонаж второго сезона. Номинально он есть и в первом, но что он там есть, что его нет – ни на что он не влияет, и выкинь его из первого сезона, для основной истории ничего не изменится. Можно выделить здесь «Похищенное Сердце» как нулевой эпизод с участием Мэтта, где он узнает тайну стражниц, но что в этой серии, что до этого он исключительно любовный интерес Вилл. И слава богу, что во втором сезоне создатели решили, что не одному Калебу быть сильным независимым парнем в мультсериале про девочек (думается, потому что с Калебом сценаристам было не очень интересно работать), и дали Мэтту полноценный характер, конфликт, сюжет и даже отдельные серии. Первое появление Мэтта – это «A», первая серия сезона. Мы видим его на праздновании в честь воцарении Элион. Что интересно, в этой сцене присутствуют все основные герои сезона, начиная от Нериссы в личине Трилл и заканчивая Ян Лин. Так что появление Мэтта в этой компании говорит о том, что в сезоне ему отведена не последняя роль. После возвращения на Землю нам напоминают о том, что Мэтт и Вилл вместе. Мэтт удивляется и восторгается тому, что Вилл открыла портал. Затем говорит Вилл, о том, что хочет узнать все «про обе ее жизни». Уже на этом моменте становится ясно, что Мэтту интересно все, что связано с волшебными приключениями стражниц, он ничего не знает, но очень хочет участвовать в этом, в первую очередь чтобы быть рядом с Вилл. Свою мотивацию Мэтт подтверждает в «D», в диалоге с Калебом, когда просит его о тренировках. «Я хочу в их команду. Сражаться вместе». Мотивировку, связанную с Вилл, Мэтт напрямую не проговаривает, но она очевидна: он скрывает от нее факт тренировок, чтобы ее впечатлить, но при этом боится, что она будет против – Вилл запрещает ему идти на Меридиан при Сокрушителях, потому что Мэтту там опасно. Но он нарушает запрет (запомним этот момент), едва не гибнет: его спасает Вилл. В финале серии Мэтт признается Вилл, что чувствует себя бесполезным, а ему хочется быть грозным. И, пока он учился драться, Вилл научилась метать молнии. В общем, Мэтт сталкивается с проблемой несоответствия: желания быть рядом с Вилл в приключениях и невозможности этого из-за неравенства их способностей. Вилл, к слову, эта проблема вообще не волнует. Мэтту не обязательно быть грозным (в оригинале она так вообще говорит: «Dangerous is not I’m looking for»), чтобы быть рядом с ней. Архетип «Славного малого» Начнем с того, что уже здесь отчетливо виден архетип Мэтта: «Славный малый». Другое название этого архетипа: «Обыватель» или «Сирота», что Мэтту тоже подходит. Он начинает как обыкновенный человек, а родители в его истории красноречиво отсутствуют: разок мелькали в первом сезоне, и то, Мэтт их бросил ради приключений. Куда чаще в виде взрослого при Мэтте мелькает дедушка. Это интересный момент: взрослый играет ведущую роль в формировании поведения и характера ребенка, является ролевой моделью. В «Чародейках» этому уделено очень много внимания: стражницы – это всегда дети при родителях, отношения в семье напрямую влияют на их бытность стражницами. Даже у Калеба во втором сезоне тема семьи заиграла, когда вскрылось его родство с Нериссой. О Калебе: нам напрямую не говорят, но очевидно, что он сформирован фигурой отца. У них с Джулианом такая прочная связь, что по факту в сюжете отец Калеба – это дублирующий персонаж Калеба, его саппорт. Но если запрягать лошадь впереди телеги и учитывать, что Калеб на момент мультсериала уже сформирован как личность, выходит, что Калеб перенял фигуру отца в качестве ролевой модели, впитал все установки Джулиана. Джулиан – это положительная родительская фигура сильного отца. Архитипически Калеб – «герой» или «воин» с присущими атрибутами силы, отваги, борьбы за правое дело, что мужественно помогает другим. И, полагаю, у Джулиана все тоже самое – просто из-за главенствующей роли Калеба в сюжете он в тени. Но у образа «отца» и «дедушки» разная смысловая нагрузка. Где отец – это зрелый мужчина, сильный защитник, пример для подражания и твердая рука, дедушка – старик, уже не сильный в силу возраста, но познавший житейскую мудрость, снисходительный, понимающий и любящий. Если рассматривать мистера Олсена – это классический образ. Мотив понимания и заботы подчеркнут в том, что мистер Олсен держит зоомагазин и Мэтт активно ему в этом помогает. С детства в Мэтте формируется отзывчивость, понимание, сострадание, желание и умение помогать другим. Дедушка Мэтта не кажется практичным человеком: он рассеянный и эмоциональный. При этом он крайне мягкий и тактичный: все сцены с ним во втором сезоне это про то, как он пытается налаживать связи между людьми. То к маме Вилл подойдет знакомиться, заявляя, что Мэтт встречается с Вилл, то Вилл утешит, когда пришло письмо о побеге Мэтта, то умиляется встрече Мэтта и Вилл, когда тот вернулся домой… Короче, я предполагаю, что личность Мэтта сформирована фигурой деда в той же степени, что и Калеб фигурой папы. И архетип Мэтта подтверждает это от и до. «Славный малый» - это ода маленькому человеку, но в хорошем смысле. Архетип отвечает за связь с другими людьми: стремится к сближению, к дружбе, к любви, общению. Это такой «свой в доску» персонаж: отзывчивый, демократичный, заботливый, он с радостью придет на помощь. Его цель – интегрироваться в группу, чувствовать свою принадлежность к ней, отстаивать ее интересы и ценности. Самые яркие примеры – это Человек-паук и Гарри Поттер. Оба были совершенно заурядными ребятами, но вот Питера Паркера кусает радиоактивный паук, а к Гарри приходит Хагрид, и вот они уже избранные, спасители простых людей, символ надежды. При этом оба в какой-то момент переживают кризис «ненормальности»: осознания, что большая сила – большая ответственность, и что избранность не дает им возможности жить обычную жизнь. В «Человеке-Пауке 2» Питер не способен сбалансировать свои повседневную и супергеройскую жизни, и потому решается отказаться от роли героя, чтобы наладить отношения с Мэри Джейн. Гарри не нравится быть Избранным, он тяжело переносит пристальное внимание и ажиотаж, связанный со славой «Мальчика, который выжил». Надо отметить, что Вилл тоже принадлежит к архетипу «Славного малого». Поэтому, думается, Вилл и Мэтта так тянет к друг другу, и поэтому в их отношениях ключевыми являются вопросы заботы и защиты партнера: Вилл опекает Мэтта, Мэтт хочет быть рядом с Вилл в минуту опасности. У архетипа «Славный малый» есть три этапа развития: - жажда признания - интеграция в коллектив - вера в несокрушимость человеческого достоинства и защита общечеловеческих ценностей и коллектива даже ценой принятия на себя роли "не такого, как все". К моменту старта арки Мэтта Вилл уже достигла финального развития своего архетипа. Во многом поэтому Мэтт сравнивает себя с ней, ориентируется на нее, желает быть с ней рядом и на равных. Первые серии демонстрируют жажду признания Мэтта, желание вписаться в коллектив. Как и у Вилл в начале первого сезона: она хотела влиться в компанию девочек, но была робкой, боялась показаться навязчивой. Мэтт, в отличие от Вилл, более инициативен и уверен в себе, поэтому он решает проявить себя умелым и полезным, чтобы быть принятым в группу. Для этого он пытается примерить на себя другой архетип: архетип «героя». Архетипическим «героем», как было сказано выше, является Калеб – к нему Мэтт за помощью и идет. У них забавное взаимодействие в контексте архетипов: Мэтт предлагает Калебу услугу, в которой он силен (помощь в адаптации на Земле) взамен на обучение военному ремеслу (то, в чем силен Калеб). Но по итогу оба звезд с неба не хватают: Мэтт подвигов так и не совершил, а Калеб не слишком приспособился на новом месте. Тень архетипа Серии оказалось достаточно, чтобы раскрыть зрителю завязку конфликта Мэтта: обыватель, который не может вписаться в волшебный коллектив из-за неравенства возможностей. И на самом деле эту историю можно было бы продолжить тысячью разных сюжетов. Но – и это второе слава богу! – создатели поступили грамотно и решили перекинуть Мэтта на темную сторону, слив с Шегоном. В комиксе Шегон – непримечательный картон с нулевым раскрытием и несуразной драмой ноунейма-раба Нериссы. Идея сделать Шегона уже знакомым зрителю героем замечательная: она усиливает градус сопереживания и драмы для персонажа. С одной стороны, в мульте ощущается некая инородность их сшивки: во многом потому, что арка Мэтто-Шегона мало объяснена, это даже породило путаницу, что-де это два разных персонажа. Понятно, откуда у этой версии ноги растут: это изначально были разные герои, плюс «S», демонстрирующая их противостояние в чертогах разума. Но нарративно Мэтт и Шегон – это один персонаж. Даже не так: Шегон – это этап развития Мэтта, представленный его архетипической тенью. Негативное отражение архетипа «Славного малого» - «Бесславный малый». Лучше всего этот образ отразил Бен Ганн из советского «Острова сокровищ»: «Был благовоспитанным мальчиком, но начал играть в орлянку, связался с пиратами и покатился». Подростки, которые водятся с плохой компанией и совершают дурные поступки и преступления - пример желания всеми правдами и неправдами влиться в коллектив, получить признание. «Бесславный малый» - это "свой парень" в преступной группировке. Под этим углом образ Шегона видится криком Мэтта «Заметьте меня!», отчаянной попыткой вписаться в приключения стражниц, но только уже вопреки. Лучше быть злодеем, чем ощущать себя не ровней друзьям и быть опекаемым мальчиком для Вилл. Разорви Мэтта и Шегона на двух персонажей, и арка Мэтта посыплется на глазах. Шегон останется пустым злобным картоном, у которого нет осмысленных мотивировок: почему он бравирует своей силой, почему преследует Вилл, почему так на ней зациклен? Мэтт останется жертвой, вечным заложником обстоятельств и дамой в беде для Вилл. Проблема разрыва образа заметна в фанфиках с концепцией Мэтт ≠ Шегон, где Мэтта выкидывают из сюжета пустым болванчиком, а Шегону придумывают миллион пространно-пафосных биографий о его сверхъестественном происхождении, фактически делая из него ОС. Рвать Мэтто-Шегона пополам – это кромсать историю развития Мэтта. Кусок персонажа никогда не будет интереснее целого образа. Почему образ Шегона так нравится фандому? Дело в том, что за Шегоном скрывается ворох красочных мрачных образов из сказок, который уходит корнями глубоко в древность. Инициация как волшебное перерождение Сюжет о взрослении – это эволюция сюжета об инициации. Инициация в архаическом обществе – это обряд перехода от ребенка ко взрослому, сакральная процедура, мыслимая магическим и таинственным действием, приобщающая человека к потусторонним силам. В сюжете «Чародеек» мотивов инициации достаточно: призыв стражниц, обряд «тело-ум-дух» для Элион, достижение ею зенита силы… Но все это подано как нечто хорошее: Кондракар, инициирующий стражниц – это сила добра, волшебные превращения делают героинь сильными и красивыми. Для Элион, как для избранной королевы Меридиана, пробуждение магии тоже нормально и естественно, она восторгается своими способностями. Честно говоря, учитывая, что носители доброй магии в мультсериале – это девушки и женщины, я бы предположила, что в благостности их магии присутствует мотив фертильности и созидающего начала… Но об этом чуть позже. Но у образа волшебной инициации в культуре есть и другая сторона: мрачная, пугающая. Похищения, проклятия, отравления, ослепление, пожирание, убийство. Не просто так инициация зовется символической смертью – кто-то обязательно, пусть и метафорически, должен умереть. В сказках мотив инициации тесно связан с нарушением запрета: непричастный человек становится свидетелем того, к чему у него нет допуска. Мотив нарушения запрета есть и в арке Мэтта: он, обычный человек, узнает тайну стражниц, в обход правил путешествует в другие миры. Но он непосвященный, у него нет магии, потому ему недоступно вступление в круг избранных. И по правилам сказки, чтобы приобщиться, ему нужно пройти обряд инициации: повзрослеть, стать принадлежащим волшебному миру. Нарушение запрета провоцирует появление инициирующего персонажа. А сказочный обряд инициации в подавляющем большинстве сюжетов проводит конкретный персонаж: это хозяйка леса, она же Баба-Яга. Все Иваны-царевичи, приходящие к Яге за советом, получающие у нее волшебные дары и помощь – это все про троп инициации. Образ Бабы Яги неразрывно связан с образом смерти – она проводник между миром живых и миром мертвых. Об этом говорит двойственность облика, например, костяная нога. Она хранитель тайного, зачастую запретного знания, что дает ей силу инициировать непосвящённых. В «Чародейках» архетип Яги олицетворяет Нерисса. Не буду подробно сейчас вдаваться в детали: у Нериссы настолько глубокое попадание в образ, что про это можно и нужно писать отдельную статью. Сейчас разберем только те аспекты, что связаны с инициацией Мэтта. Мэтт нарушает запрет в тот момент, когда отправляется сражаться с Сокрушителями, призванными Нериссой. И по всем канонам сказки именно в этот момент Нерисса должна обратить на Мэтта свое внимание и пожелать забрать его с собой. Отдельно отмечу «K», где Мэтт попадает на Кондракар. Думаю, создатели решили показать его в этой серии, чтобы напомнить зрителю о персонаже, ибо дальше начинается шегоноарка. Но с точки зрения внутренней логики сюжета к появлению Мэтта на Кондракаре много вопросов. Кондракар – это заповедное место, стражницы туда попали только во втором сезоне, чему было немало удивлены. Для землян вся магическая тема – тайна. Мэтту дорога на Кондракар должна быть заказана, ведь он обычный человек. Но в серии Мэтт спокойно приходит туда, и у старейшин не возникает ни малейших вопросов, кто это, почему он здесь, и как стражницы это допустили. Образ могучей Извечной Цитадели, в которой сидят мудрецы, видящие своей целью оберегать вселенную, трещит по швам, как подумаешь, что по итогу ее выставили проходным двором, заходи кто хочешь. То Бланк чуть сокровищницу не обнес, то Мэтт со стражницами прибежал, то Рыцари Гибели на вундервафле осаждать прилетели… Невольно задумываешься: если Кондракар о собственной безопасности не печется, куда им до охраны других миров? Но вернемся к Нериссе. Один из образов Яги – это Яга-похитительница. Она обманом или силой забирает детей, чтобы съесть их или обратить к себе на службу. Тут тоже полное совпадение: Нерисса приходит к Мэтту, принимает облик Вилл, выманивает его и похищает – относит в пещеру Таноса. Во-первых, пещера Таноса – это особое место для самой Нериссы, она сама пережила там символическую смерть. Во-вторых, пещера, как и лес – одно из знаковых мест для архаических обществ, зачастую в пещерах действительно проводились обряды инициации. Нерисса крадет не одного Мэтта, она крадет его с мистером Хагглзом. Тут надо отметить, что Хагглз – это спутник Мэтта, он разделяет участь хозяина от и до: его тоже углубили, совместив с комиксным Гором, он проходит те же обряды инициации, что и Мэтт. Очень часто обряд символической смерти переносился на зверей: так, например, посвящаемому предлагалось убить животное, чтобы таким образом перенести свою смерть на него. Или же посвященному позволялось выбрать тотемического защитника из мира животных. В общем, Гор-Хагглз – это фамильяр Мэтта, точно также как Наполеон – фамильяр Лилиан. Нерисса отравляет сначала Хагглза, а потом Мэтта, скармливая им их же негативные эмоции. Мотив одурманивания и отравления – это из обрядовых способов инициации. Как правило, жрецы подмешивали в отвары галлюциногены, которые вызывали у посвящаемых видения или вводили их в сон – так мыслилось, что они попадали в потусторонний мир. Превращение Мэтта в Шегона – это его символическая смерть для последующего перерождения, обретение волшебной сущности. Вся сцена с его инициацией пугающая: создается ощущение, что мы наблюдаем за чем-то противоестественным. Но ирония в том, что в функциях инициации Мэтта и первым превращением стражниц разницы нет – что там и тут случается взросление, получение магии. Вот только там, где у девочек – положительных героинь – все красивое, красочное и доброе, у Мэтта, обреченному злодействовать на службе Нериссы, инициация представлена чудовищным насилием и порабощением. С обликом та же история: можно сказать, что Шегон – это такая извращенная версия стражниц. Стражницы становятся старше, у них появляются крылья, и, чего скрывать, они становятся привлекательнее в сравнении с собой-подростками. И, опять же, это все под соусом добра и света. У Мэтта в волшебном облике присутствуют те же характеристики, но уже в эстетике мрачного – внешнее взросление, крылья, зрелая привлекательность, причем граничащая с откровенной сексуальностью – он ходит полуголым. Из дополнительных атрибутов ему перепали хвост, маска, грязные змеевидные волосы и крылья покрупнее, чем у стражниц. И еще новое имя. С одной стороны образ Шегона - это отголоски комикса и его злодейского антуража. С другой стороны, не могу отказать себе в возможности проанализировать атрибуты Шегона, потому что детали его внешности (и не только) продолжают напрямую отсылать к элементам обряда архаической инициации, что дает глубину образу. Птичьи черные крылья и хвост – элементы животного начала. В архаическом представлении элементы животного начала связаны и инициацией охотников – до охоты допускались только взрослые мужчины. В обрядах охотник мыслился животным, чтобы мог установить связь с добычей, чтобы получить качества животного, полезные в промысле. Священное животное племени, зверь-покровитель, шкуры и перья в одежде – все связано с мотивом уподобиться животному, чтобы перенять его черты ради успеха на охоте. Потому полуживотное обличье Шегона – это маркер первобытной инициации перехода, наделение человека дикими магическими способностями, чтобы он стал сильнее. Позже, когда Нерисса отправляет Рыцарей Гибели в первый бой со стражницами, Эмбер прямо спрашивает у Нериссы: «Когда охота?», после они громят город, зрителю демонстрируют их жестокость и злобу. Весь образ Рыцарей Гибели – это образ охотничьего братства, который позже выродился в мотивы Дикой Охоты и Всадников Апокалипсиса. У этого мотива негативный образ: охотники еще и разбойники, они несут разрушение обычным людям. В мальчике-воине и охотнике надо было развить оппозицию к прежнему дому, к женщинам и земледелию, и потому разбой был прерогативой новопосвященных: это право предоставлялось или по отношению к соседнему племени, или, гораздо чаще, по отношению к своему собственному. Вчерашние мальчики уже не подчинялись старым законам, они обладали правом сильного: промышляли воровством и вымогательством средств питания, они могли присвоить себе всякий предмет, принадлежащий непосвященному. Таким образом, тропы разрушения и похищения – это тропы взросления воина. Грязные волосы и маска – с одной стороны, это явный оммаж образу Медузы Горгоны – змеевидные пряди и убивающий взгляд. Но мотив маски, скрывающей лицо, тесно связан с мотивами возвращения и неузнанности героя, что тоже присутствует в шегоноарке. Шегон, способный принимать человеческий облик (превращаться в Мэтта) никем не узнан, стражницы до последнего не понимают кто он. Фандом обычно берет этот троп на вооружение, когда разрывает связь между Мэттом и Шегоном. А некоторые удивляются, как это Вилл не догадалась, почему Шегон – это Мэтт. Дело в том, что инициация требовала от новообращенного «забыть» свое старое имя, своих родителей, свою прошлую жизнь. Он — новый, переродившийся, умерший и воскресший человек с другим именем. К примеру, ирландский герой Кухулин до инициирующего события звался Сетанта, и только после победы над чудовищным псом стал зваться так, как известен миру. Именно поэтому Мэтт не воспринимает себя Мэттом: получив новое имя, он искренне считает себя Шегоном, у него отсутствуют эмоциональные привязанности к другим людям, которыми он обладал в «прошлой» жизни. Отсюда вытекает маска – новая личность. Грязные волосы – это вымазывание в грязи, имевшее отношение к животному мотиву и облику-маске. Все перечисленные атрибуты несут в себе стремление новообращенного быть неузнаваемым. Уподобление животному, перенятие диких инстинктов в культе силы, отрицание-забывание прошлой жизни приводят образ Шегона к мотиву безумия: даровав Мэтту силу, Нерисса свела его с ума. Став Шегоном, Мэтт отбрасывает все человеческое, дичает и деградирует. Он больше не мыслит себя человеком-обывателем, он видит себя принадлежащим исключительно потустороннему волшебному миру. Добавим к этому его способность к эмоциональному вампиризму – мотив зависимости. Вообще смешно вышло, что по контексту мультсериала взросление девочек – это замечательное и радостное событие, сопряженное с красотой и приключениями, а взросление мальчиков – это превращение в диких чудовищ. Но, как ни парадоксально, именно на мотивы мрачной дикости фандом летит как пчелы на мед. Все потому, что мотив взросления и дикости неотделим от мотива эротизма. Вообще, забегая вперед, вся шегоноарка кажется мне выродившимся мифом об Амуре и Психее, настолько персонажи и их поведение перекликаются с греческим мотивом. Начиная от характеров и заканчивая любовью между ангелом-стрельцом и богиней души с крыльями бабочки. Жуткий Амур и Психея Если волшебная инициация - это аллюзия на взросление, неплохо было бы посмотреть на мужских персонажей-носителей магии в «Чародейках». Их, в отличие от женщин, в мультсериале немного. И положительный из них только один: кондракарский Оракул. Но его половая принадлежность в свете архетипа «мудрец» важной роли в сюжете не играет. Будь он не мужчиной, а бритой благостной женщиной на манер Тильды Суинтон, разницы бы не было – это асексуальный образ. А вот остальные… Это злодеи. И вот у них половая принадлежность играет ключевую роль в образе из-за связи с девушками. Змей-искуситель Седрик и брат-соблазнитель Фобос – взрослые мужчины, обманывающие Элион, царственную носительницу волшебной силы. Причем магия мужчин мыслится разрушающим аспектом: Седрик - оборотень, кажется протагонистам едва ли не людоедом-чудовищем. Фобос не способен на исцеление собственного королевства, Меридиан при нем умирает, и он желает отнять у своей сестры силу, чтобы удержать власть. Тенденция налицо: волшебный мужчина – это злодей-разрушитель. А мальчик обладать магией не может – он не повзрослел, инициацию не прошел. Учитывая, что девушки – это сила созидающего добра, их взаимодействие с привлекательным мужчиной-разрушителем считывается пубертатными подростками как сексуальное взаимодействие. Сюжет мультсериала показывает столкновение с мужчиной-злодеем как гибельное и страшное, но откройте любой фанфик: Фобос – это самый горячий мужчина фандома. Разве только с Элион его шипперить не комильфо – это же инцест, как можно! – а вот с любой другой молодой девушкой – пожалуйста. И, как и Фобос с Элион, Шегон стоит в тесной связи с Вилл – он назначен Нериссой быть ее личным антагонистом. Он питается ее ненавистью, он преследует ее и провоцирует… И, учитывая дизайны персонажей, взаимодействие Вилл и Шегона считывается зрителем с эротическим подтекстом. Я бы тут заикнулась, что изначальной мотивацией Мэтта была любовь к Вилл, и потому эта мысль даже сюжетно обоснована, но фандому не особо интересны мотивации Мэтта, им достаточно сцены под мостом, чтобы ощутить искру-бурю-безумие. В итоге каждый первый фанфик про Шегона и Вилл - это жесткое порно и романтизация изнасилования, где мачо-Шегон берет Вилл по праву сильного, а Вилл слабо сопротивляется, но в итоге отдается горячему темному ангелу. Если копать глубже и возвращаться к архетипической инициации, эротический мотив имеет место. Взросление мальчиков сопровождается сексуальным желанием. Если у девочек традиционно принято хранить девственность и быть чистой до брака, сексуальная близость их смущает и пугает, то у мальчиков все наоборот: они становятся мужчинами в том числе и тогда, когда овладевают женщиной, активное либидо напрямую связано с понятием мужественности. Помимо разбоев, воровства и вымогательств, архаические новопосвященные могли брать женщин. Эротизм древности идет рука об руку с насилием и жестокостью. И потому, если говорить о Шегоне как о романтическом герое, стоит признать, что ничего романтического в его поведении нет. С одной стороны, это вчерашний мальчик, которому наверняка хочется физической близости, но он не опытен и не понимает пробудившихся желаний. С другой стороны это дикарь, опьянённый собственной силой, желающий утвердить себя мужчиной. И не забываем, что Шегон – не человек, он эмоциональный вампир, для него ненависть – вершина блаженства. Утверждать, что Шегону буквально хочется секса – неправильно, но в его поведении с Вилл есть элемент эротизма, а точнее, похоти. И заключается он в том, чтобы питаться только ее ненавистью. А вот теперь посмотрим на Вилл. Помним о том, что в отношениях с Мэттом ей важны доброта, забота, отзывчивость, эмоциональная близость. Она не ищет нарочитой мужественности в партнере, ей не нужны героические подвиги Мэтта в ореоле воинской непобедимости. Мэтт ей понравился, потому что он милый, хороший и понимающий, ей достаточно его гитары и песен. Превращение Мэтта в Шегона обнажило скрытый конфликт их отношений: Вилл неадекватно воспринимает Мэтта, желая видеть в нем исключительно безобидного мальчика. В то время как сам Мэтт тяготится этой ролью, он хочет повзрослеть. Мэтт рассматривает Вилл в том числе и как сексуальный интерес, он желает стать для нее мужчиной. А Вилл еще не созрела, ее пугает сексуальная близость дальше поцелуев, ей платоническую любовь подавай. И потому нездоровый интерес Шегона к к персоне Вилл будет ее пугать: она все эти первобытные игрища не поймет. Кроме того, у Вилл уже есть партнер – Мэтт. А Шегон заявляет, что похитил его. В голове Вилл Мэтт и Шегон разные люди, потому что они олицетворяют для нее две противоположности. Мэтт – это идеал платонической любви, предмет заботы и девичьих охов-вздохов. Он понимающий, чувствительный, открытый, он всегда придет на помощь и поддержит, Вилл чувствует себя рядом с ним комфортно и безопасно. Кроме того, Мэтт – обычный человек, он уязвим, он слабее Вилл, и Вилл, следуя канону своего архетипа, видит свой долг в том, чтобы его защищать. Шегона Вилл ненавидит. Он вероломный, злой, таинственный и пугающий, он причиняет боль Вилл и ее близким, нападает на невинных. Если Шегон рядом – в голове гудит сигнал тревоги, Вилл озлоблена и напряжена. Шегон уж точно не обычный человек, он мыслится непобедимым и жестоким, он лишен эмпатии, с таким Вилл обязана воевать. Даже визуально Мэтт и Шегон крайности: первый приятный, симпатичный, крупноглазый, расслабленный, немного растрепанный творческий юноша, второй огромный сильный химерообразный взрослый мужчина в маске – считай, без лица. Допустить мысль, что Мэтт и Шегон один человек, Вилл не способна – слишком велика в ее понимании пропасть между Мэттом и Шегоном, потому что они совершенно по-разному ведут себя с ней. Где Мэтт самый человечный мальчик на свете, Шегон расчеловечен. Даже тот факт, что Шегон легко занял место Мэтта в обычном мире, Вилл во внимание не берет. В ее голове четко сформировалась мысль: Мэтт – хороший, Шегон – плохой, первого надо спасти от второго. Шегон именно этого и добивался. Он, как новообращённый, остался неузнанным, Вилл принимает новую ипостась Мэтта истинной личиной, она ненавидит Шегона, Шегон ощущает себя не только равным Вилл, но даже сильнее ее. Мотивация быть рядом с Вилл и участвовать в приключениях стражниц трансформировалась в идею вечной охоты за Вилл. И как вишенка на торте: любовь к Мэтту, как и ненависть к Шегону – это одно и то же. Вилл ненавидит Шегона, потому что любит Мэтта, желает спасти любимого от злодея. Одержимый страстью Шегон пустил Вилл по замкнутому кругу: либо она переживает за Мэтта, либо ненавидит Шегона – по факту, думает только о нем. Но, как бы Шегону не хотелось продолжать брачные игры с Вилл, в истории пристствует еще один важный фактор: это Нерисса и ее планы. Амур и Афродита Меня всегда волновал вопрос: в какой степени история с одержимостью Шегона срежиссирована Нериссой? Она явно планировала использовать Мэтта в своих целях как рычаг давления на Вилл. Но она использует его не в качестве заложника, а делает своим слугой. Чтобы Нерисса сочла кого-то достойным быть проводником ее воли, этому кому-то надо постараться. Нерисса крайне избирательна в выстраивании эмоциональных связей и проявлении покровительства и кого попало к себе не приблизит. Получается, кроме очевидной роли Мэтта как слабости Вилл Нерисса обнаружила в нем ряд качеств, которые она уважает: амбиции, честолюбие, смелость... Желание быть не просто тварью дрожащей, но право имеющим. Кроме того, в поведении Нериссы прослеживается зависть к Вилл. Вилл – это соперница, она занимает место Нериссы как хранительницы Сердца Кондракара. Нерисса конкуренции не терпит – есть что-то садисткое в том, чтобы заставить Вилл воевать с ее же возлюбленным. Но Нерисса мадам крайне рациональная. Она желает сломать Вилл с конкретной целью: забрать у нее Сердце Кондракара. А Шегон, желая вечно сражаться с Вилл, в этом совсем не заинтересован: тогда они перестанут быть равными. Шегону нужна сильная Вилл в позиции защитника слабых, чтобы ей противостоять. Но Нериссе сильная Вилл не нужна. Противоречие в мотивациях Нериссы и Шегона ставит вопрос о степени свободы: насколько госпожа контролирует своего слугу? В глобальных вопросах влияние Нериссы на Шегона абсолютно: он идет в бой туда и когда она скажет, он сражается на ее стороне, он выполняет все приказания. Но Нерисса Мэтта знает не так много, в первый раз они напрямую пересекаются уже в моменте похищения Мэтта. Давя на его жажду силы и амбиции, Нерисса бросает его в бой против стражниц: а ведь архетипически жажда признания для Мэтта неотделима от чувств к Вилл и от мотива «вписаться в компанию». Создается впечатление, что Нерисса игнорирует привязанность Мэтта к Вилл и возводит в абсолют его честолюбие. Учитывая, что сама Нерисса видится архетипом «Бунтаря», которому плевать на мнение окружающих, и «Правителем», которому глобальное всегда важнее личного, она судит о Мэтте со своей колокольни. Поэтому решает, что, получив магию, Мэтт откажется от Вилл, ведь теперь он, сильный и самостоятельный, успешно проявляет себя на службе у Нериссы. Кроме того, Нерисса позже отправляет Шегона на Землю (читай: возвращает Мэтта домой), чтобы тот шпионил для нее за стражницами и за Ян Лин. Мэтта в роли шпиона она наверняка тоже видела заранее, учитывая, что сама вовсю пользуется прикрытиями, чтобы выведывать информацию, а место Мэтта при стражницах в этом плане очень выгодно для соглядатая. Это подводит меня к мысли, что план Нериссы состоял в том, чтобы толкнуть Мэтта на предательство друзей, наделить его силой, а затем отправить на Землю. Мэттом он бы крутился при стражницах, Шегоном воевал бы при ней. При этом стражницы не должны были заподозрить, что Мэтт служит Нериссе. Для всех Мэтт должен был остаться Мэттом и не привлекать подозрений. Но у Нериссы не получается склонить Мэтта на ее сторону по-хорошему, она вербует его против воли. И она не учла, что обряд инициации пробудит в Мэтте архаические отголоски в виде отрицания собственной личности. На психологическую подоплеку состояния Мэтта-Шегона Нериссе в общем плевать, главное, чтобы он делал то, что она прикажет. И то, что Нерисса недооценила чувство Мэтта к Вилл, сыграло с ней злую шутку. Шегон, сначала заявив Вилл, что похитил Мэтта, а затем раскрыв себя Шегоном, будучи Мэттом в зоомагазине, сам того не ведая, нарушил замысел Нериссы. Он фактически предупредил Вилл о том, что он опасен и что ему нельзя верить. Доступ к информации, которую мог бы в теории получить Мэтт, Шегону закрыт. А значит закрыт и Нериссе. Из этого вытекает второй момент, который, кстати, должны были заметить и стражницы. Шегон – слуга Нериссы. Раз он отправился на Землю, пугает близких стражниц, охотится на Вилл – это ему приказала Нерисса. Нерисса хочет уничтожить стражниц и забрать у них Сердце Кондракара: не так давно она уже пыталась и Вилл убрать с помощью альтермиры, и стражниц рассорить. Поведение Шегона стражницами должно рационализироваться: он действует в интересах госпожи. Поэтому он похитил Мэтта, преследует Вилл, запугивает родственников, давая понять, что если он не получит желаемого, может случиться что-то очень нехорошее. А потому, девочки, если вам дороги ваши близкие, давайте сюда кристалл. До этого подобным промышляли и Фобос, приказав похитить Вилл в начале первого сезона, и Седрик, разделив стражниц в «Разделяй и властвуй», и пытаясь шантажировать Вилл Мэттом в «Похищенном Сердце». И вот в этом моменте Шегон, как бы он не рисовался страшным злодеем, поступает крайне нерационально. Он из раза в раз отпускает Вилл, он сливает ей свое прикрытие Мэтта, апогеем становится сражение на вокзале. Казалось бы, Шегон размазал всех стражниц. Надо брать их тепленькими: убить, требовать кристалл, на худой конец хватать Вилл и тащить на Танос к Нериссе. И – ничего. Шегон говорит о том, что заканчивать не станет: ему будет не хватать ненависти Вилл. Старательно выстроенная легенда про злобного Шегона и Мэтта в беде дала трещину, когда Вилл искренне удивляется тому, что ее в очередной раз отпускают. Она начинает сомневаться в том, что Шегон – злодей, подсвечивает, что Шегон на поводке у Нериссы и служит ей против воли. Более того, в своей любви к Мэтту она идет дальше и готова идти на мировую с Шегоном, который вообще-то пять минут назад всех стражниц жестко размазал, лишь бы спасти возлюбленного. Еще и вещает о том, что, ты, Шегон, не такой уж и плохой, сострадание и милосердие лучше ненависти, я тебя этому научу. Реакция Шегона на этот акт милосердия с одной стороны крайне неадекватна, с другой стороны – предельно объяснима. Вилл нащупала триггер. Конфликт Мэтто-Шегона в том, что он видит себя или добрым, но слабым, или злым, но сильным и равным стражницам. Он вписался в приключения вопреки. А Вилл предлагает ему перейти на светлую сторону. Но если он станет хорошим, «вернет Мэтта», он снова станет слабым, доступ к приключениям ему будет закрыт. А если он останется Шегоном, он останется сильным и равным Вилл, но ее врагом, слугой Нериссы. Которой он служит не добровольно. Добавим к этому мотив отрицания собственной личности с одной стороны и нежелание предательства с другой… В голове у Шегона и так первобытная каша, а тут еще Вилл подняла кучу неудобных вопросов, на которые он не знает, что отвечать: архаическое мышление стыд и муки совести не подразумевает. Хотя слова Вилл спровоцировали именно их. А потому Шегон истерически орет Вилл о том, что он ее единственный Мэтт, что настоящего Мэтта нет, что она должна его ненавидеть. Ну и улетает – потому что все что он мог сказать, он сказал. Ирония состоит в том, что Шегон говорит правду прямым текстом, а Вилл ничего не поняла, потому что у Мэтта и Шегона в ее понимании ничего общего нет. И я уверена, что об этом разговоре с Вилл Шегон Нериссе ничего не рассказал. Потому что узнай Нерисса, что у Шегона была возможность (и не одна) забрать у Вилл Сердце, ему бы влетело по первое число, за то, что он, идиот пернатый, такие возможности упускает, жалея свою подружку. А Нерисса, судя по дальнейшим событиям, к Шегону расположена крайне благожелательно: продолжает доверять ему ответственные задачи типа осады Кондракара или западни на Замбале. Потому что об инциденте в "M" не знает. Волшебный полет Джекилла и Хайда «M» дает точку отсчета: Вилл тыкнула Шегону в лицо конфликтом противоречий, напомнила ему о человечности, и теперь Шегону нужно ее себе возвращать. К сожалению, до самого финала шегоноарки об этом мы ничего не узнаем. «S» раскрывает внутренний конфликт Мэтто-Шегона, используя образы доктора Джекилла и мистера Хайда, где первый – это Мэтт, второй – Шегон. Причем сделано это максимально дуболомно: Мэтт-Джекилл хороший, Шегон-Хайд плохой. Вы знаете, за кого болеть. Подача финала шегоноарки меня искренне бесит. Такая резкая смена образов после перерыва делает восприятие арки рваной, плодит логические дыры. Вероятно, ради того, чтобы у детей не взорвался мозг, авторы прибегнули к разделению Мэтто-Шегона на субличности, но по итогу…. Типа, вот только в «M» Вилл дошла до мысли что все не то, чем кажется, и что злодей Шегон не такой уж и злодей. Непонятно, что им движет, но он пощадил ее, а может, в нем живет добро... А, нет, все это время в мозгах у Мэтта хозяйничал злобный Шегон, потому он и козлил. А сейчас Шегон исчезнет, и все снова станет зашибись. Если в голове у Мэтта-Шегона две личности, те самые карикатурные Мэтт и Шегон, какими они представляются Вилл, почему внутренний Мэтт, желавший уберечь Вилл и победивший благодаря силе любви, не останавливал внутреннего Шегона, когда тот, стоя у руля, с «L» дубасил Вилл в свое удовольствие? А почему до этого внутренний Шегон не стремился уничтожить Мэтта, окончательно взяв тело под контроль? В итоге богатый внутренний мир Мэтта воспринимается зрителем как раздвоение личности, хотя до этого ничего не намекало. Наоборот: «L» и «M» нам дают понять, что Шегон – порабощенный Мэтт. Это раздвоение личности – явление ровно на одну серию. Обидно, что финал шегоноарки свели исключительно к победе над внутренней шизой. А ведь архетип Тени в психологии, каковыми являются Хайд и Шегон – это не плохо. Это часть психики, с которой человек должен научиться уживаться. Нельзя распилить человека на две части, отсеять и выкинуть все плохое, а хорошее оставить. Книжка про Джекилла и Хайда как раз про это: врач, вознамерившийся слить все свои недостатки в отдельную личность, чтобы в одном облике грешить, а в другом быть благочестивым джентльменом, в итоге умер. Недостатки – продолжение наших достоинств, а психологические травмы – последствия защитных механизмов психики. Познание себя – это важный процесс взросления, когда то, что кажется пугающим и жутким, поддается объяснению, осмысливается и принимается. Истинное взросление – это зрелость личности. Самостоятельность и принятие ответственности за свои поступки. Тут же с Мэтта снимают ответственность за то, что он творил, будучи Шегоном, перекладывая вину на пространного Шегона в чертогах разума. Учитывая, что Шегон – это совместная выдумка Нериссы и Мэтта, то и ответственность за то, что делал Шегон – на них, а не на их продукте творчества. Вообще «S» сводит конфликт Мэтта к противостоянию с внутренним Шегоном, то есть, к сугубо личному конфликту, отбрасывая остальные. В драматургии существует три типа конфликтов: они как бы идут по спирали, вытекают один из другого. Чтобы персонаж преодолел проблему, ему нужно решить их все. Личный конфликт Мэтта: борьба со своими внутренними демонами, поиск своей идентичности, взросление. Здесь важно понимать, что этот конфликт вместе с Мэттом с начала сезона, еще до становления его Шегоном. Шегоноарка – это концентрация кризиса, апогей внутреннего конфликта, сформированный влиянием извне, выстрелившее чеховское ружье. Но ведь в истории Мэтта есть еще межличностный конфликт и глобальный. С глобальным все ясно, во втором сезоне у всех протагонистов он один: это победа над Нериссой ради защиты вселенной. Нерисса – оппонент Кондракара. Кондракар олицетворяет ненасилие, гармонию, добро, силу дружбы – Нерисса жестокая индивидуалистка, жаждущая власти. С точки зрения этических ценностей этот конфликт человечности и всесилия, иначе «Какова цена победы?». Если смотреть на другие конфликты в сезоне, этот мотив выстреливает везде: Элион, Вилл, Корнелия, Кадма, Нерисса со своей семьей, Рейтор, Фобос… Каждый персонаж сталкивается с подобным вопросом и выбирает исходя из своей стороны в глобальном конфликте. Например, Вилл не готова побеждать на соревнованиях любой ценой, ее гложет совесть за обман. А Фобос уверен, что только обманом побеждать и надо, ведь это самое эффективное средство достижения цели. И отсюда вытекает межличностный конфликт Мэтта: с Вилл и с Нериссой. Эти героини являются для Мэтта центрами притяжения, олицетворяют для него выбор. Нельзя выбрать обеих: либо это любовь к Вилл и гуманные ценности Кондракара, или служба у Нериссы, могущество и сила. Воюя с Вилл в «M», Шегон мнит себя сторонником Нериссы, но проблема тут в том, что выбор служить Нериссе – это не его выбор, он ему навязан, о чем Вилл ему напоминает. И чтобы выбрать по-настоящему, Шегону придется разбираться в себе. Знаменитое «Кто вы? И чего хотите вы?» от дяди Айро. Для того, чтобы ответить на эти вопросы, Шегону придется взрастить в себе человечность, принять тот факт, что он был Мэттом. Если Мэтт захочет остаться Шегоном, он оставит свою первоначальную цель: стать частью команды, чтобы защищать Вилл. И это уже будет настоящее предательство, а не решение, навязанное Нериссой. А если он выбирает Вилл, то Мэтт осознает все, что он натворил, попытается все исправить и бросит вызов Нериссе. Противостояние Мэтта с Нериссой практически опущено. Об этом упомянули в «U» - но как-то вскользь и очень поздно. Вот Нерисса тянет ручонки к силе Лилиан, понимает, что ее кто-то забрал. Появляется Мэтт в облике Шегона, Нерисса начинает перед ним лебезить, Мэтт ее посылает и атакует. Здесь нет противостояния: к этому моменту Мэтт уже его перерос, понял кто он и чего хочет, и потому к Нериссе относится с презрением, а не с злобой. А ведь противостояние Нериссе - это очень важный элемент взросления Мэтта. Нерисса – это негативная родительская фигура, навязывающая Мэтту свою волю, не дающая ему делать собственный выбор, призывающая отказаться от всего, ради чего он был готов сражаться. Сопротивление Нериссе – это стремление Мэтта к самостоятельности. Отношение к Вилл тоже должно поменяться: одержимость и влечение должны смениться стыдом за причиненную боль. Осознание любви к Вилл как часть возвращения собственной человечности – это болезненный процесс. Шегон, осознавший себя Мэттом, испугается рассказывать Вилл о себе: потому что это значит сознаться в предательстве, к которому, с одной стороны, его принудили, а с другой – он получал от этого удовольствие. Финальной точкой завершения арки должна стать «защита защитника» - Мэтт должен суметь защитить Вилл. Учитывая, что Мэтт выбирает человечность и любовь, «защита» должна быть сопряжена с элементом самопожертвования. В данном случае, Мэтт жертвует собственными интересами ради блага остальных, отказываясь от всесилия. К чести «S» момент с защитой и самопожертвованием оставили: ментальный Мэтт всю дорогу получает по шапке от ментального Шегона, но держится благодаря любви, благодаря любви в итоге спасается и побеждает: защищает Вилл от самого себя, а затем еще и от Рыцарей, которые почти поприжали стражниц. Еще надо сказать про песни Мэтта: это такой музыкальный антураж, подчеркивающий внутренний конфликт героя. «Демон во мне» - крик души и спойлер к финалу шегоноарки о том, как Мэтту плохо в плену собственных демонов, но как он разберется в себе и освободится. А «Власть Любви» (в оригинале песня непереводимо называется «Will to love», что делает мне невыразимо хорошо) – это, очевидно, песня про любовь к Вилл. Сначала группа Мэтта хочет играть «Демона во мне» (Ментальный Шегон, кстати, ее играть не хочет. Это же песня про то, как ментальный Мэтт выгонит его из головы), но потом, когда все закончилось, Мэтт заставляет группу на ходу переобуться и петь песню про Вилл. Фандом эти песни очень любит, но я ужасный человек: вся история с песнями Мэтта мне по барабану. В тексты песен засунули драматический конфликт Мэтта-Шегона, который лучше бы показали наглядно. Не могу осуждать создателей: хронометраж не резиновый, Мэтт не главный герой, да и песни приятные… Хотя осуждаю: в мультике нашлось время бесполезным разборкам Калеба и Корнелии, а пара песен Мэтта не заменит добрую часть его сюжетной арки. Да и категоричность репертуара «Рэка» смешная: Шегон должен петь либо песню про Вилл, либо песню про победу над собой. Больше Мэтт никаких других песен не писал, перепеть любую другую рок-песню невозможно. Эх, если бы нам дали какую-то историю происхождения этих песен: например, Мэтт написал «Will to love», будучи влюбленным юношей, восхищенным Вилл-стражницей. Или «Демона во мне» показали мрачной рефлексией Шегона в период возвращения собственной человечности, когда он заново открывал в себе способность творить… Но нет, придумайте историю создания песен сами. Награда и перспективы Про возвращение Мэтта после рабства Нериссы в сериале красноречиво молчат: хотя, казалось бы, новость о том, что все это время Мэтт был Шегоном, должна всех ошарашить. Мэтт казался всем своим в доску парнем, добрым и миролюбивым гитаристом… А тут, оказывается, он врал, шпионил, терроризировал семьи, к Вилл приставал, вагонами швырялся, Кондракар осаждал, Замбалу жег, на Ян Лин охотился… К нему не могли не возникнуть вопросы. Меньше всего вопросов будет у Вилл, ибо, как говорится, истинно влюбленный всегда в состоянии оправдать объект любви. Она вооружится тезисом, что Мэтт грешил против воли, он жертва обстоятельств, а потому его надо понять и простить. Нам еще в «H» с двойником показали, что Вилл способна на сострадание, милосердие, прощение и принятие, в «M» показали все тоже самое… Кроме того, она будет рада самому факту, что Мэтт вернулся живым и здоровым. Короче, она на него точно зла держать не будет. Но это Вилл. У остальных стражниц должны быть к Мэтту вопросы. Мэтт же, осознающий вину, должен стремиться все исправить и доказать всем, что ему можно доверять. И тут мы подходим к «U», где Мэтту перепадает сила в виде трети Сердца Земли и титул регента с подачи Корнелии. Корнелия из всей пятерки самая мнительная и избирательная в общении, и, раз она поручает Мэтту сестру, надо думать, это знак доверия не только с ее стороны, но и со стороны всех стражниц. Мэтт в начале «U», вместе с Хагглзом и Наполеоном, сумел защитить Лилиан от Нериссы – и это удалось без магии. Соня, мальчик и кот доказали, что достойны быть защитниками Земли в рамках серии, а Мэтт, пережив шегоноарку, доказал, что достоин силы, потому что научился правильно ей распоряжаться, понял, для чего она нужна. И – фанфары! – магия Сердца Земли вновь даровала Мэтту облик Шегона. Весь мотив «S» о том, что Шегон – это концентрация всего плохого в Мэтте, можно смело выкидывать на помойку. Мэтт познал гармонию с собой, принял в себе то, чего боялся и не понимал, и поставил на службу вечному, доброму и правильному. Он теперь не разрушитель, а защитник. «Защитники», кстати, амплуа положительных персонажей мульта: стражниц и Калеба. Отдельно надо упомянуть новых коллег Мэтта: уже знакомый Хагглз-Гор, продолжающий разделять участь хозяина, и Наполеон – кот, но разумный-говорящий. Как было сказано выше, Наполеон – это фамильяр, то есть защитник Лилиан, как Хагглз для Мэтта. Человечье-звериные мотивы Мэтта не отпускают: другие регенты разумные (очеловеченные) животные, в то время как сам Мэтт побывал не совсем человеком, давал волю своей дикой части. В этом есть какая-то ирония. А еще двойные стандарты: оборотни на Меридиане почему-то злодеи, а вот полулюди-полуживотные с Земли – это защитники и хорошие ребята. Хотя что тут что там прослеживается тема гармонии со своим внутренним зверем. Но если Хагглз – это равный Мэтту, а где-то даже, как питомец, объект его опеки и заботы, то Наполеон видится скорее взрослой фигурой, наставником. Он, хоть и кот, разговаривает голосом прожженного жизнью зрелого мужчины, да и ведет себя с протагонистами с позиций иронического снисхождения, знает больше всех о принципах работы сил Лилиан. В «U» Мэтт влился не только в коллектив стражниц, но стал частью нового коллектива, коллектива регентов. У стражниц есть ментор – Ян Лин, логично, что и Мэтту на поприще регентства такой нужен. С другой стороны, юридически Мэтт и Наполеон равны: они оба регенты, оба обладают равными долями силы Сердца, субординации в их взаимодействии не будет, оба героя крайне демократичны. Специфика отношений регентов с учетом бэкграунда Мэтта представляется мне крайне интересной: по идее, должно быть некое разделение обязанностей с учетом слабых и сильных сторон каждого из триумвирата. И как посткриптум: финальная серия сезона. Если в начале Мэтт искал подвигов и лез на рожон, то в финале он, несмотря на имеющуюся у него силу, несмотря на страх за Вилл, несмотря на угрозу всеобщей опасности, делает то, что просит от него команда: не бросается в бой, а идет ставить иллюзию, защищать Землю и прикрывать стражниц. Путь героя пройден, Мэтт изменился и вырос как личность, получил силу и стал частью команды. Но остался один важный момент, он же затравка на третий сезон: Мэтт, хоть и принял Шегона как часть себя, не исправил все, что он натворил, будучи им. Учитывая, что третий сезон должен был происходить на Земле, и связан с тем, что земные власти пронюхали о магии и стражницах… Последствия в виде, например, атаки на пирс, должны были бы Мэтту аукнуться. Третий сезон, по идее, должен проверять Мэтта уже не как обывателя, достойного магии, а как регента Земли, который в прошлом сезоне зарекомендовал себя скорее злодеем, а не героем; ставить вопрос о том, способен ли Мэтт защитить Землю – а главное, от кого Землю надо защищать.