ID работы: 10523944

TrYourself. OneNess

Слэш
NC-17
Завершён
185
Размер:
201 страница, 20 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
185 Нравится 221 Отзывы 141 В сборник Скачать

I feel it in my bones enought to make my sistem blow.

Настройки текста
Примечания:
      В его личном, наглухо запечатанном аду было тихо. И речь даже не шла об отсутствии каких-либо звуков. Они были уничтожены с самого начала, а вот настоящее, могильное безмолвие поселилось намного позже.       Сперва в идеальный ноль, в тотальную энтропию растворились чувства. Любые эмоции, вспыхивающие колебаниями магнитных волн, от беспомощности, отчаяния и паники, до лютого гнева и раскалённой ярости рассеялись, будто устали. В них не было никакой пользы и необходимости: люди используют психику для выражения реакций, чтобы коммуницировать с окружающими. Но здесь никаких откликов не возникало. Так что за ненадобностью весь внутренний цветовой спектр, перемешавшись и заразившись контрастными оттенками, превратился в идеально белый.       Заткнулось и онемело не только сердце, но и мысли. Вечные спутники, казалось бы, неугомонные и постоянные, исчезающие только после гибели носителя... Мозг отказался их продуцировать. Потому что с ними было хуже. С ними было страшнее.       Прежде вылезавшие лишь в процессе рефлексий перед сном или в моменты настойчивого самокопания демоны получили жуткий карт-бланш. Гук оказался заперт с ними наедине, и в качестве единственных собеседников, персональные бесы обладали ужасающей властью. Грызли, царапали, пережёвывали по нескольку раз сомнения, растили и щедро сдабривали неуверенность, приручали и дрессировали фобии. Из периодически порыкивающих, средних гончих вымахали кровожадные церберы. На них не было управы, ведь хозяином выступал сам Чон. Но эти звери, а, скорее, даже монстры отбились от рук, одичали и принялись разрывать своего владельца.       Когда фатальная неизбежность не вылилась ещё за примерный промежуток нескольких сотен минут, юноша ради хоть чего-нибудь принялся вести диалог с самим собой:       - Так, дружок, давай-ка просто порассуждаем логически: по правилам после проигрыша, - пропущенный через себя кошмар и его последствия язык не поворачивался назвать смертью, - участник выходит из виртуального пространства. Для него квест заканчивается, и наступает пробуждение. Если я не очнулся в реальном мире, значит я не потерпел позорное фиаско? Может, успешным выходом из миссии и было подобное решение: один должен застрелить другого, а не самого себя, и таким образом оба преодолевают испытание? Но тогда в какой анус мира я угодил? И почему связь с Чимином прекратилась? Мог ли я потерять сознание прямо в симуляции?       Цепочка предположений прервалась, потому что память с бесхитростной преданностью выудила из закромов чужие, пиздецки пугающие слова: "Уверены, что действительно вы находитесь здесь? Или это делают ваши оцифрованные копии? Вдруг вы – это дубликат оригинального сознания? Призрак, двоичный код, оболочка… Что, если после завершения игры ваши подлинники покинут ТИОН, а вы, брошенные, обезличенные, станете одними из энписи? Превратитесь в массовку? В кукловода, свихнувшегося пастора, Джастина? Будете ли вы в таком случае считаться живыми? И нужны ли такие «оттиски» хоть кому-то?"       Вдруг так оно и выглядит: хранилище отработанных "электронных близнецов"? Кладбище искусственных душ, откуда их вызывают для того, чтобы запихнуть в определённую миссию в качестве персонажей. Может, Колл вовсе не был суперкомпьютером? Его манера поведения не соответствовала нейросети, но замечательно встраивалась в роль вынужденного, насильственно сунутого в рамки амплуа актёра. Того, кто на личном опыте убедился в печальной изнанке. Кто понимал, что им, лишившимся своих прототипов, не выбраться из матрицы. И поэтому, в обречённой неизбежности, иронизировал над наивными, ещё не просёкшими всю чудовищную суть глупцами.       - Ну нет. Хён бы не стал мне врать, - фраза просквозила дрожащим смятением.       В каком случае человек одновременно говорит правду и лжёт? Абсурд? Вовсе нет. Ведь всё на свои места расставляет субъективность. Ты можешь запросто пройти полиграф без единой запинки, но при этом быть виновным по всем фронтам. Как? Очень просто: абсолютно не подозревая о своих заблуждениях.       То, что для одного конкретного лица неопровержимый факт, для другого или ситуации в целом, простирающейся выше своих элементов - лишь мнение. Недостаток осведомлённости способен привести к тому, что представления сложатся ложные. Если ты не знаешь о том, что ты лжёшь, ты говоришь правду. Свою, обособленную. И убедишь в ней кого угодно.       Поиск объяснений не помогал. Не успокаивал или укреплял надежду. Скорее, наоборот: кидал в немилосердную, параноидальную пропасть, в которой пропасть - дело нескольких минут. Поэтому брюнет и остановил беседу со своим глубинным зоопарком. Утопить собственных чертей во внутреннем, тёмном омуте он бы всё равно не смог. Те неуязвимые сволочи умели отлично плавать.       За трясинной тишиной пришёл бессрочный вакуум. Потому что изгнание в небытие никак не заканчивалось. Ни через десять минут, ни через час. В обычной жизни суетливые обитатели зелёно-голубой планетки были дико зависимы от стрелочных приборов, салок солнца и луны на попеременно переключавшемся из тёмного в светлый режим и обратно неба. На них ежесуточно сваливалось столько мороки, столько забот и проблем, постоянно давил на полушария общепринятый устой общества, что невольно приходилось ему следовать. Подчиняться расписаниям, распорядкам, вездесущему контролю любой продолжительности. А у Чонгука не было ничего из этого. И потому пропали оба измерения: пространство расщепилось в черноту, время - в вечность.       Первый день, по приблизительным предположениям, затворник ещё мог разграничить. С разрастающейся тревогой, уже наоравшись и напросившись в никуда, он заметил, что начинает терять ощущение длительности. Густой мазут запер его в стазисе, и чем дольше не менялось ничего, тем хуже мозг мог определить, насколько катастрофическим было это самое "долго".       Биологический механизм оценки заглох без своего весселя - тела, а больше ничего и не способно было работать как таймер. Юноша пробовал сам отсчитывать секунды, но сбивался, когда они переваливали за пару сотен тысяч.       На дно колодца, в котором он утонул, никто не заглядывал через круглый клочок "наружи". Словно трактирщик, под шумок утащивший из-под носа у отпрысков выводок слепых, новорождённых котят, стыдился своего гиблого дела. В сумерках подкрался к каменному обручу глубокой, пучинной скважины, сдвинул дубовую крышку и вытряхнул пищащий мешок тёплым содержимым. Ни разу не посмотрел в сырую, зияющую клоаку и захлопнул её заслонкой до того, как услышал жалобный бульк.       Гук мог бы задушено, продранным студёной водой горлом хрипеть, пускать пузыри ноздрями, куда затекала убивающая обречённость, отфыркивать усатой мордочкой слишком громадный и слишком жестокий объём, но не стал. Больше не стал. Не захотел.       Потому что после печальной агонии пушистой, трогательной маленькости, оказавшейся не по нраву злому хозяину, к ней наведывался жнец. Наступал спасительный, избавляющий от боли финал. А у Гука он не наступал.       В какой-то из моментов, размазавшихся в мутное, нефтяное нечто, брюнет иронично подумал, что очутился в лимбо. Этакий вокзал Кингс-Кросс, но без Дамблдора и его наставлений. Не чистилище, не преисподняя или рай - там вакантного места не досталось. Что-то очень скудное и пустое. На него у проектировщика не хватило даже фантазии. Поэтому всё - по диагонали и наискосок - сплошь бесформенное, безвкусное, беззапаховое, нетактильное, никакое.       Однако, самое отвратительное сходство с Домиником Коббом из "Начала" Нолана Чон тоже обнаружил: его волчок не падал. Тотема, позволяющего определить фальш, не было. Ведь не было абсолютно ничего.       Макнэ с каждой каплей неиссыхаемой, поглощающей топи чувствовал, как по крупицам, невесомым пеплом или рассыпающимися на золу углями терялся. Будто сраные ключи от квартиры в самый разгар опоздания. Не мог себя найти, забыв, где оставил. Потому что ни на один из банальных вопросов: "Где?", "Сколько?", "Когда?" ответов не имелось. И даже тревога от этого самоуничтожения не просыпалась. Или брюнету просто необходимо было так считать. Чтобы насовсем не сгинуть в кромешном, эмоциональном негативе.

△·□·×·◯

      - Да, не дышит! А ещё ледяной, как сосулька. Но ты самое главное упускаешь: он тут. Не выбыл... - Хоби говорит сурово, всё ещё бережно баюкая смольный затылок на коленях.       - И это ненормально! Пульса нет уже три с половиной минуты! Разве при наступлении смерти мы не должны попадать в материальный мир?! - расшатывает тон Джин.       - Может, это клиническая?       - Какая, нахер, клиническая?! Мы же не к аппаратам жизнеобеспечения вне ТИОНа подключены! Любой летальный исход - проигрыш. Программа обязана выкидывать из сессии, ничего больше. Это же симуляция, а не дополненная реальность.       - А какого фига вы ему реанимацию вообще не проводите? - Мин вклинивается весьма внезапно.       Его друг импульсивно всплёскивает руками:       - Ты стопроцентно уверен, что она ему нужна? И что мы не навредим?       - Но время уходит... - голос у Тэхёна хрипит ещё сильнее от ошеломления. - Вдруг, это кома?       - Тогда от нас пользы никакой... Ну нет, не может такого быть, это же дурацкая проекция в голове! Как она может влиять на физическое состояние? - Чон старший не готов сдаваться, хоть на лицах тиммейтов всё отчётливее расцветает отчаяние. Он держит беззащитную тушку младшего так, будто набросится и покусает любого, кто посмеет на неё с угрозой посягнуть.       Беспомощность опасным вирусом инфицирует всех, и идей, что делать с их донсеном, мёртвым грузом лежащим на чужих руках, нет. Кофейный взор переполошено мечется зрачками по каменным векам, белым губам, не вздымающейся груди. Его обладатель мысленно взывает ко всем известным Богам, обещая верить в них, если те проявят снисходительность и благосклонность.       Секунды кучкуются друг за другом, набиваясь пачками по шестьдесят, но ничего не происходит. Парни напряжённо, высоковольтово смотрят на брюнета. Тот проклятой Белоснежкой невозмутимо их игнорирует и не собирается дышать. Заставляет мышцы в бёдрах у хёна затекать в оцепенении, зарёберный стук ухать городским, потрескавшимся и осипшим колоколом. Но не слышит ментальной молитвы. Не соглашается её исполнить.       - Уже восемь минут прошло. Может...       - Нет! - рявкает на вялую попытку Юна что-то, несомненно, не оптимистичное предложить Хосок. Пальцы ещё прочнее сжимают мокрую куртку на плечах.       Взгляд из-под фиолетовой чёлки сверлит досадой глупого мистера "Надежда":       - Сколько ты планируешь вот так сидеть? И чего ждать? Чудесного воскрешения?       - Он не умер!       - Неужели? А я думал, что без пульса, дыхания и каких-либо реакций человек пребывает в кондиции, противоположной жизни. Как она там называется, совсем запамятовал... - сарказм язвит непроизвольно, лишь маскируя разбитость настроения.       - Никак!       - Он прав, Хо. У нас тут труп, по сути, - без прикрас режет очевидностью блондин.       Оппонент мгновенно прожигает зевсовыми молниями платину на его лбу, свирепея от того, что страшное, необратимое слово произнесено вслух. Оно ледяными мурашками холодит кожу и упрямо отторгается разумом. Повисает нелепая, утопичная пауза.       Геймеры на самом деле в полнейшем смятении. Тупо пялятся друг на друга, не отыскивая хоть чего-то эффективного среди натужных размышлений. Внутри проклёвывается и созревает раскаяние.       Тишина практически осязаема.       Под сожалеющими ладонями тело крупно вздрагивает.       Застывший воздух, обволакивающий "спящего принца" шумно, судорожно втягивается заработавшими лёгкими. Навстречу выпучившемуся натуральным шоком шоколаду открываются затуманенные, расфокусированные агаты. "Труп, по сути" лихорадочно моргает и закашливается. Сгибается, перекатившись на бок, и прошивается мощным ознобом.       - Живоой! - вопит в полнейшем охренении и радости Чон старший, стискивая дезориентированного, еле соображающего "блудного сына" в объятиях.       Остальные в колоссальной ошарашенности наблюдают за этой сценой воссоединения, элементарно разучившись воспроизводить речевые единицы.       - ЧИМИН! - не обращая никакого внимания на внешние раздражители, главный из которых чуть ли не ломает рёбра своим захватом, пышущим облегчением и восторгом, макнэ оглушает собственный рассудок.       - Ты чего так верещишь? Аж в ушах зазвенело! Я же, блин, отсюда никуда не деваюсь, не нужно меня аукать так, будто мы в лесу заблудились, - театральное ворчание сменяется искренним волнением и специально подавляемой рассерженностью. - Мне пора бы уже перестать вестись каждый раз на твои завещания и "прощальные обеты", потому как их было три, но here we go again. Ты относительно цел, и мы снова беседуем в привычном тет-а-тете у тебя в сознании.       - Относительно цел?! Какого хуя, блять?! - кроме мата у истощённого изгнанием мученика не отыскивается ничего.       - Ты о чём? Что-то случилось? - вмиг настораживается Пак.       - Это шутка такая? Ты не в курсе?       - В курсе чего? Объясни нормально!       Младший ошалело молкнет, запинаясь о чужое недоумение и обзаводясь больнейшими ушибами от камней под ногами:       - Но... Как? Ты ничего не заметил? Меня не было... Не знаю, сколько времени точно, но по ощущениям, не меньше пары месяцев! Я застрял буквально в нигде, не мог до тебя докричаться, окунулся в беспросветные, ужаснейшие неизвестность и одиночество. Уже испугался, что скончался. По-настоящему, не только в игре...       - Стоп, что?!       - Это не преувеличение или гиперболизация, честно! Я до такой степени отчаялся, что почти смирился. Даже не рассчитывал уже, что выберусь...       - Постой, Гукки, я тебе верю, но... Для меня ты только несколько минут назад тонул в подлодке, и я не знал, как тебя спасти. Пришлось бесполезно сидеть и уповать на то, что ты каким-то волшебным путём справишься...       - Это невозможно, я не понимаю...       - С возвращением из загробного мира, Мелкий! Однако, если ты сейчас и слова выдавить из себя не сможешь, то мы решим, что к нам пожаловал зомби, и диалог будет сложнее выстроить.       - Да не лезь ты к нему, пусть хоть чуть-чуть оклемается, - на предъяву Мина, его старый, добрый товарищ совсем не по-доброму шипит.       Хоби, уже освободив юношу от своих порывов заботы и привязанности, чутко вглядывается в нахмуренно-обескураженную мордашку:       - Ты в порядке, Гу? Что-то болит?       - А ты бы как себя чувствовал, наглотавшись океанической, ледяной жижи на идущей ко дну субмарине? Конечно всё далеко не в порядке, - басит Тэ, виновато сканируя своего героического напарника.       - Сколько меня не было? - центральный вопрос, прожигающий подкорку.       - Ну, около трети часа, если брать в учёт момент появления твоего компаньона в единственном числе. А когда портал соизволил тебя выплюнуть, в отключке ты провалялся минут десять, - до сих пор поражаясь маленькому чуду восстания из покойников, Джин несвойственно себе, сбивчиво тараторит.       - Пиздееец...       - Да, это даже для терминальной стадии при тяжёлых случаях в госпитале много, но ведь вся важность в другом: ты выкарабкался. Каким-то фантастическим образом, но всё же.       С кардинальнейшим армагеддоном, коллапсирующем в черепной коробке, чёрная смородина бесцельно гипнотизирует фиолетовую макушку их хиллера, отрешаясь от по-прежнему что-то бормочущих, изумлённых соратников:       - Они тоже не засекли моего отсутствия... Может, я уже всё? Свихнулся? Совсем кукухой поехал?       - Нет. Абсолютно. Я же сказал: я тебе верю. Только пока рационального обоснования не нахожу. Есть, наверное, вероятность того, что нейросеть как-то исказила восприятие... - сомнительные аргументы даже их автору не нравятся.       Брюнета, зависшего в ментальном эфире, между тем, хлопочущие хёны ставят на ноги. Хосок провожает к панели в одном из углов, чтобы пофиксить скин: высушить одежду и согреть. Когда несопротивляющегося, словно марионеточного Мелкого усаживают за стол, тот всё ещё спорит со своим консультантом:       - Я не хочу, чтобы подобное повторилось! Сколько в следующий раз я проторчу в жуткой, непроглядной тьме, как в карцере? Ни у меня, ни у тебя, ни у кого нет точных данных! Что это было? Аномалия? Прецедент? Впервые такое? А если нет? Ты не можешь ответить! И гарантировать ничего не можешь. Хватит с меня, достаточно!       - Тише, Гукки, если то, что произошло, было мотивировано какими-то неполадками в системе и их воздействием на мозг, то тебе сейчас нельзя истерить. Нельзя усугублять.       - Да куда уж там? Во всё самое "замечательное" я уже вляпался, чем ещё порадует ТИОН - поебать. Не желаю на личном опыте убеждаться! Вытаскивай меня!       - В каком смысле?       - В прямом! Пусть нахер весь этот интертеймент вырубают! Наиспытывался я уже!       Внешне донсен похож на глиняное изваяние какого-нибудь языческого божка - недвижимый, беспристрастный, отрешённый. С апатичными ониксами и зацементированной, безразличной маской-гримасой, неаккуратно вылепленной ремесленником. Но за этой ширмой, флегматичным фасадом, в груди - персональная буря, травматичный и фатальный эксперимент по добавлению воды в серную кислоту, где реагенты - агрессивные, экзотермические эмоции. Настоящий смерч, снимающий дёрн, выкорчёвывающий с корнем сомнения, сталкивающий возражения и убеждённость.       На всю полноту осязая, те бешенство, боязнь и паранойю, что застилают адекватность подопечному и прошивают разрядами его синапсы, блондин стремится сам не рухнуть в панику и оградить от неё младшего:       - Дыши, мой хороший, и послушай меня без ругани, ладно? - слишком мягкое, непривычное обращение сразу же гасит чужой протест. - Ты же знаешь условия этого хоррора. Они не просто так были написаны, а чтобы обезопасить участников и предупредить любые негативные последствия. Просто по собственной воле покинуть его невозможно. Только через поражение. А мы оба осведомлены, чем оно является. Если ты так и не вылетел - значит, ещё не проиграл. Да, я, к сожалению, не могу утверждать, что сбоев больше не будет. Но, при этом, и насильно выпускать тебя опасно. Из двух зол... - резко заткнувшись, Чимин будто концентрируется на чём-то "снаружи".       Притихший Чон, как доверчивый, наивный щенок, подаренный взрослому джентльмену и прикипевший к нему всем своим огромным, собачьим сердцем, преданно ждёт продолжения. А оно звучит совершенно невпопад:       - С чего вы вдруг взяли, что можете мне указывать? - пауза, видимо для чужой, недоступной свидетелю реплики. - Я прекрасно это осознаю. А когда я ответственность не нёс? - интонация раздражается.       Непроизвольная ассоциация со спектаклем Колла а-ля "радушная беседа с лаборантом, то бишь, с самим собой" противным холодком вздыбливает волоски на шее под антрацитовыми прядками.       - Серьёзно? И что же вы предлагаете? Нет, вынужден не согласиться. При всём моём уважении, это не ваше дело, - голос сквозит металлом. - Я не собираюсь продолжать эту пустую дискуссию.       - Закончил? У тебя там консилиум целый по щепетильной теме организовался? - подозрительно гундит макнэ. - Раньше я что-то не улавливал вмешательства извне.       - Прости, я не должен был так внезапно отвлекаться. Здесь кое-кому приспичило без надобности соваться со своими советами.       - Мне стоит уточнять, что у тебя за полемика и с кем?       - Нет.       - Окей. Я тебе доверяю, - схлынувшая непримиримость больше не бьёт громкостью по тембру.       - И я это очень ценю, - цепляется за фразу Пак. - Потому прошу немного остыть, не наламывая дров. Я же всегда на твоей стороне. И не стал бы намеренно вредить, ну?       - А ненамеренно?       - И ненамеренно тоже. Иначе какой из меня друг?       Осточертевшее определение неприятной колючкой вонзается в клапаны, но те тёплые нотки, с которыми оно произносится, тушат прежнее возмущение. Слегка строптиво, но уже мягче брюнет бурчит:       - Ла-адно, повременю пока с бунтом. Но только попробуй ещё раз исчезнуть и бросить меня в нигде!       - Не посмею, - честно выпаливает Чимин.       - Хэй, ну ты как? Выпал из экзистенциального кризиса? - обрётший осмысленность взор ныряет в хоупову карюю проницательность.       - Вроде да...       - Довольно быстро ты, молодец, - похвалой одаривает тот, от кого её получать всё ещё странно: квадратная улыбка растягивает губы Кима младшего.       - Если бы я раньше догадался, что лекарство от твоей дикобразности - пуля в лоб, то давно бы уже применил, - Мин задорно подмигивает и хмыкает на чужое негодование.       В устаканившейся, зыбкой атмосфере зарождавшуюся шутливую перепалку прерывает голосовой интерфейс:       - Четвёртый раунд завершён. Общая статистика и количество геймеров не изменились. Дуэты для пятых миссий распределены. Отправляйтесь к соответствующим аркам. И не следует забывать: страх перед проступком низким и недостойным - есть мужество.       - А вас тоже начинают подбешивать эти буржуазные философские ремарки в конце его сообщений? - хмыкает Тэхён, зыркая на тыльную сторону своей правой ладони, - О, эта дьявольская мясорубка соизволила сжалиться надо мной за схлопоченный выстрел. Я чист!       - По твоей логике Гу вообще отпуск заслужил или огромную компенсацию, - неодобрительно цокнув, Чон старший демонстрирует своему новому спутнику пурпурные, идентичные с его звенья. Сокджин кивает.       - Ничего, Мелкий не хрустальный - не развалится, да? - оптимистично фыркает Юнги, бодро подскакивая с места, напрочь отсидевший на нём пятую точку в процессе длительной прокрастинации. - Не раскисай, сейчас раунд затащим только так, в моей-то компании, - пальцы беспардонно арканят кисть с такой же, как у их хозяина, чёрной тату и волокут за собой к порталу.       Макнэ затравленной овечкой плетётся следом, растеряв любые моральные ресурсы на хоть какие-то яркие реакции. Его, чересчур пришибленного и тихого, тревожно осматривает уже потопавший за лиловым товарищем Хоби:       - Чонни, ты действительно готов к очередному челленджу?       Необычная форма имени вытягивает её адресата из мутного морока:       - А разве есть альтернативный выбор?       - Конечно.       - Ага... - меланхоличные нотки соседствуют с усталым принятием, и это совершенно не устраивает эмпатичного хёна.       - Я не про тот выбор, который "пан или пропал". Даже не думай.       - Да, тут я с нашей курочкой-наседкой солидарен. Мы не суисайд сквад, ребёнок, поэтому отставить траурный настрой! - чужой намёк блондин улавливает и предостерегающе строго качает пепельной головой. - Я не требую, чтобы ты из штанов от энтузиазма выпрыгивал, но и по-идиотски подохнуть, дабы всё это прекратить, не дам. Тем более, с подобным у тебя какие-то проблемы, так что успешна ли будет твоя самоликвидация - вопрос. Ты у нас теперь истинный мальчик-который-выжил.       - И мальчик-который-заебался, - невесёлый смешок через силу трансформируется в увещевающую, скромную улыбку. - Спасибо, что беспокоитесь, я постараюсь не подвести.       - Единственное, что важно: не подведи самого себя, - отзеркаливает изгиб губ Хосок, шагая за скрывшимся впереди соратником.       Личный буксир, целеустремлённо прущий в молочное сияние беззлобно обзывается:       - Филантроп и альтруист, не люблю таких. Но разумное зерно в его браваде есть: налажаешь ты - налажаем мы. Провал у нас общий. Потому давай, всё-таки, не косячить.

△·□·×·◯

      Телепортация тремя секундами оборвалась слишком экстренно. Тела без разрешения их владельцев оказались в зафиксированных ремнями, сидячих позах. Всё естество сразу же прошила мощная тряска, терроризировавшая всё остальное окружение.       Зрение из-за хаотичных колебаний нашарило приемлемую картинку только спустя несколько ярых зажмуриваний. Зрачки в обсидиановой оправе удивлённо расширились, прокатившись по пыльному салону, под завязку нашпигованному людьми. Молодые парни и уже более умудрённые опытом мужчины, абсолютно все были в симметричных положениях: так же прикованы к жёстким, тесным скамьям.       Чуть повернувшись, брюнет обнаружил рядом с собой такого же обескураженного напарника, чьи кошачьи глаза скользили по угрюмым, чужим физиономиям. Обратившись к растерянной мордашке, те с неким облегчением пробежались по округлённой чёрной смородине и спутавшимся вихрам. Мин хотел было что-то шепнуть, но вдруг около правого плеча прямо в ухо кто-то резко выдохнул:       - Очнулся, наконец? Я бы в таком блендере даже задремать не смог. Как тебя зовут?       - Чон Чонгук…       - А я - Сэдэо Аоки. Надеюсь, наше знакомство не будет чересчур коротким. Чтобы, скажем, через неделю тебе не пришлось выбрасывать из памяти меня. А мне – тебя, - смешок японца скрипнул как-то грустно. – Сколько тебе лет?       - Двадцать два, - слова неожиданного приятеля пока никак не укладывались в понимание.       - О, это хорошо. Мне двадцать. В эпицентр посылают только с двадцати восьми, так что прогноз для нас благоприятный. Хотя «старички» уже все практически истратились, - на лице против желания отразилась потаённая боязнь.       Фургон, а, судя по начинке, это был он, снова массивно шатнуло на дорожном ухабе, и со стороны кабины зычно донеслось:       - Надевайте респираторы, ребята.       Выпростав из безопасного крепления руку, Сэдэо нырнул ею под лавку, вынимая три прорезиненные пластмассовые маски с поролоновой прокладкой и всучивая две юноше:       - Передай другу. И лучше не тормозите, въезжаем в активную зону.       Дрогнувшие слова подтвердил известный по фильмам и играм, пугающий одним только отзвуком счётчиково-гейгерный треск.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.