Самый терпеливый альфа из всех

      Кенма стоял в комнате у окна и смотрел куда-то вдаль. Вдруг он почувствовал толчок внутри. Он нежно погладил себя по животу.       — Скучаешь, да? Я тоже по нему скучаю.       Он закрыл глаза и вспомнил, как Куроо всегда мог утихомирить малыша, если тот разбушевался. Сейчас Тецуро не было рядом, поэтому оставалось представлять его руки вместо своих.       Кенме стало жарко, он открыл окно и опустился на кровать. Какое странное чувство, спину ломило, мышцы живота напряглись, он почувствовал неприятное тянущее чувство внизу.       — Нееееет, только не это. Малыш, посиди там ещё немного, нашему папе нужно время, — отчаянно проговорил юноша.       — Кенма, у тебя все хорошо? — Акааши открыл дверь и заглянул в комнату.       — Нормально, я собираюсь спать.       Поясница предательски ныла, живот тянуло все сильнее. Кенма даже невольно застонал. Сомнений быть не могло, это точно были схватки, которые все сложнее было терпеть. Нужно было разбудить Акааши, больше тянуть не стоило.       — Акааши, проснись, кажется началось, — Кенма тряс Кейджи за плечо. Тот не сразу понял, что происходит и промычал что-то невнятное в ответ.       — Акааши, пожалуйста…       — А, что? — он резко подскочил.       Кенма согнулся пополам от накатившей волны боли.       — Тише-тише, присядь, дыши глубже, — он усадил Кенму на диван рядом с собой, поглаживая по спине.       — Когда приедет Куроо? — простонал он сквозь боль.       — Он сейчас в самолете, прилетит часа через четыре.       — Как же долго…       Тут проснулся Бокуто и, поняв, что у Кенмы начались схватки, подскочил с кровати, приговаривая:       — Нужно быстрее собираться, нужно… что делать, что делать то? Ещё же рано!       — Котаро, замолчи, ты его пугаешь. Лучше пойди проверь, собраны ли все вещи в роддом.       — Акааши, он не успеет… Он же обещал, — по щеке Кенмы покатилась слеза, ещё минута и у него случится истерика.       — Кенма, послушай меня внимательно, — Кейджи взял юношу за руку, присев перед ним на корточки. — Давай мы не будем сейчас нервничать. Куроо же сказал, что успеет? Значит, он успеет. Ты сейчас своими переживаниями делу не поможешь. — Кенма кивнул, но тут же крепко сжал парня за руку, пытаясь пережить эту боль. — Дыши, повторяй за мной, вдох выдох, вот так, умница. Нужно засечь время между схватками.       Как только самолёт коснулся земли, я сразу же включил телефон. Двадцать четыре пропущенных вызова. Чееееерт, ну почему обязательно что-то случается именно тогда, когда этого меньше всего хочется? Я набрал Акааши.       — Куроо, слава богам, ты прилетел… — голос у него был усталый, а на заднем фоне я услышал крики Кенмы.       — Только не говори мне, что уже началось…       — Да… Не хочу тебя пугать, но лучше бы тебе поторопиться. Кенма не даётся в руки врачам. Я пытался его успокоить, поначалу выходило, но когда боль усилилась, он стал неуправляем. Он все время зовёт тебя.       — Дай ему трубку.       Я судорожно соображал, что ему сказать, чтобы хоть немного успокоить. Но не успел я начать говорить, как на том конце провода послышалось:       — Тецу, это ты… господи Тецу, пожалуйста быстрее, умоляю… — он плакал.       — Кенма, продержись ещё совсем чуть-чуть, я лечу к тебе.       Почему, почему именно в тот момент, когда нельзя терять ни минуты, весь мир будто против тебя? Я получил свой багаж одним из последних, а мое такси поломалось прямо на полпути. Не было времени ждать, поэтому я выпрыгнул и побежал в сторону метро. Надеюсь, оно уже открылось. С этими перелетами и разницей во времени я уже не понимал, какое сейчас время суток.       Бросив чемодан где-то у стойки регистрации, я взлетел по лестнице на нужный этаж. Я сразу понял, какая палата моя, потому что крики Кенмы были слышны даже в коридоре. Напротив двери сидели уставшие Бокуто с Акааши, которые сегодня явно не выспались. Я попутно крикнул им спасибо и сказал, что дальше справлюсь сам.       Я ворвался в палату, тяжело дыша. Козуме истошно кричал «не трогайте меня» и пытался вырваться из рук медсестры. Увидев меня, он вскочил с кровати, и налетел на меня с такой силой, что я чуть не упал вместе с ним.       — Тецу, ты приехал… я… так боялся что ты не успеешь… АУЧ! — он схватил меня за кофту и весь сжался.       — Я здесь малыш, тише, — медсестра ошарашено смотрела на происходящее. — Дайте нам пару минут, — сказал я ей. Она вышла, недовольно закатив глаза.       — Эй, ты чего здесь устроил? — спросил я, когда Кенму отпустила схватка. — Ты почему врачей не подпускал? Они же помочь тебе хотят, — сказал я как можно мягче, поглаживая его по голове.       — Они хотели что-то вколоть мне, чтобы я быстрее родил. Я не мог не дождаться тебя…       То есть Кенма намеренно обрекал себя на более долгие муки, но лишь ради того, чтобы я был рядом? Это безумие… Но для меня это было равносильно признанию.       При мне он таки дал медсестре поставить себе капельницу. Оказывается, до этого родовая деятельность протекала не слишком активно, поэтому ему вкололи стимуляторы. Как по мне, все было активнее некуда, но врачам лучше знать. Было видно, как с каждой схваткой боль нарастает в разы. Он весь сжимался и хмурил лицо, пытаясь не кричать. Он хотел казаться сильным, но я и так всегда это знал.       — Не напрягай живот, расслабься и дыши. Если нужно кричать, кричи. Не сдерживай себя.       — Да откуда ты знаешь, как нужно делать, черт тебя подери! — Кенма наконец дал волю эмоциям.       — Ну у меня было лишних двенадцать часов в самолете, чтобы узнать о родах все.       Он дышал очень прерывисто, делая резкий вдох и невольно задерживая дыхания. Из глаз полились слезы.       — Дыши, родной, тебе нужно глубже дышать, — сказал я, целуя его в лоб и беря за руку. Он начал жалобно постанывать. Он с такой силой сжимал мою руку, что она начала неметь. Я вообще не представлял, что в нем есть такая сила. Было больно, но ему сейчас было в тысячу, нет, миллион раз хуже, чем мне. Массаж спины, это максимум, чем я мог облегчить его боль, и вроде это помогало, хоть и немного.       — Я больше не могу, — сквозь зубы простонал Кенма после схватки, его потряхивало. — Мне больно, очень больно…       — Я знаю, милый, — я прижал его к груди. — Потерпи еще немного, ты справишься.       — Тецуро, роди за меня… — сказал он и задохнулся в очередной схватке.       Я усмехнулся. Если бы я только мог, я бы непременно сделал это. Я не мог смотреть на то, как он страдает, осознавая, что вообще ничем не могу ему помочь. Я позвал врача, тот осмотрел Кенму и разрешил вколоть ему анестезию. Когда ему делали укол в спину, он укусил меня в плечо. Не думал, что Кенма первым меня пометит, я даже улыбнулся. Врач посоветовал ему попытаться уснуть, так как судя по раскрытию родит он не раньше, чем часа через три.       — Полежи со мной, — прошептал он.       Я устроился за ним на маленькой больничной кровати и гладил по руке. Он перехватил мою руку и положил себе на живот. Я опешил. Месяц назад я мучил Кагеяму вопросами на тему того, как вести себя на родах, что нужно делать, а что нет. Он посоветовал не трогать живот во время схваток, так как прикосновения в этом месте могли вызвать агрессию со стороны омеги. Хината чуть не зарядил ему по лицу в этот момент. И правда, во время родов омеги становились гораздо чувствительнее, а прикосновения к животу вызывали раздражение, это было на уровне инстинктов, я потом целых пять статей об этом прочитал. Однако, Кенма добровольно позволил мне прикоснуться к нему. Он удивляет меня уже второй раз за сегодня. Сейчас он был ко мне ближе, как никогда. Мой мальчик.       Я чувствовал, как живот весь напрягается и будто каменеет.       — Тебе не больно? — взволнованно спросил я.       — Немного. Я почти ничего не чувствую, — ответил он. Я вздохнул с облегчением.       — Поспи, тебе нужно набраться сил.       Кажется, ему удалось уснуть минут на тридцать, но я даже этому был рад. Следующий час я пытался его отвлечь рассказами про Америку, вспомнил даже пару каких-то дурацких историй из детства. Не уверен, что он меня слушал, ему просто нужно было слышать мой голос.       Еще через час Кенма начал беспокойно ворочаться и попросил позвать врача, так как сил терпеть уже больше не было. Кажется, пора. Я встал у изголовья и взял его за руку, а второй рукой поддерживал его за голову. Я смотрел только на него и пытался не потерять сознание. В какой-то момент я даже поймал себя на мысли, что я слабее, чем он. Как он все это выдерживает, не представляю. Даже у меня нервы уже сдают. Врачи говорили ему, когда тужиться, но у него плохо получалось. Так прошло уже тридцать минут, я начал переживать еще больше.       — Я не могу, — прохрипел он. — Убейте меня… Я больше не могу!       Дело было плохо. Такое ощущение, что его силы были ниже нуля. Он даже кричать уже больше не мог. Я наклонился к его лицу и сказал:       — Помнишь, когда мы играли с командой Сарукава на национальных, соперник пытался вымотать тебя? Ты ведь знал, что если бы дал слабину, то нам бы пришлось играть дополнительный сет. Тогда ты был на грани, но выиграл. Сейчас все зависит только от тебя. Или ты выложишься на сто пятьдесят процентов и закончишь с этим как можно быстрее, или… будет второй сет.       — НУ ТЫ И СРАВНИЛ, — выпалил он.       — Смотрите-ка, силы вернулись, — улыбнулся я.       Он меня прекрасно понял. Кенма никогда не любил напрягаться зря. Сейчас он отлично понимал, что в его интересах выжать из себя максимум, чтобы мучения кончились. Спустя несколько потуг комнату наполнил детский плач. Но я смотрел только на него. Уставший, абсолютно обессиливший с синяками под глазами, с искусанными в кровь губами, он лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Он справился, он прошел через это. Я примкнул лбом к его лицу:       — Все закончилось, ты молодец, я горжусь тобой! Я так люблю тебя!       — Я сделал это ради тебя… — ответил он. В глазах защипало.       Врач подошла к кровати и положила ребенка Кенме на грудь:       — Поздравляю, у вас родилась прекрасная девочка.       Я завороженно смотрел на это маленькое существо, которое только что вошло в этот мир. Она была такая крошечная, я не мог поверить в то, что все это происходит со мной. Малышка перестала плакать, открыла глазки и посмотрела на Кенму. Её глаза были цвета карамели. Я замер.       — Это самое прекрасное, что я когда-либо видел, — сказал он, слабо улыбаясь.       Кажется, я больше не могу сдерживать слезы. Слезы счастья.