Я хочу тебя прижать к себе, Твоя кожа моей касается. Лежи тихо и закрой глаза, моя девочка, Тебе так непременно понравится. Я хочу тебя к груди прижать, спасаясь от тоски, Дыханье слушать и как бьётся твоё сердце, И на ухо тебе шептать, разомлевая: «Я чертовски хочу разорвать тебя на куски!»
Tear You Apart / She Wants Revenge
Не мои руки его касаются. Не мои губы сейчас будут целовать. Я смотрю в окно на комнату с приглушённым светом и богатой обстановкой — ещё более богатой, чем моя, да, я думала это переплюнуть уже невозможно. Мягкий полумрак окутывает углы, освещает и подсвечивает главное место — огромную кровать со столбиками, на которой крепко связанным полулежит, со всем возможным достоинством зорко поглядывая по сторонам, мой демон. А точнее, я думала, что мой — думала как-то незаметно для себя вот уже месяц как, если не больше, потому что Кали упорно внушал мне это своим поведением, приставаниями, бесконечными ласками и своей невыносимостью, и настолько в итоге достал меня, что я… я… кажется, я… Спутанные мысли нарушило появление первой девушки. С чёрными волосами, в чёрном прозрачном пеньюаре, под которым не просто угадывались — просвечивались все детали её подтянутого тела. Крылья она сложила и выстилала шлейфом за плечами, с лукавой улыбкой приближаясь к демону. Я хотела было возмутиться и вторгнуться — но тут с другой стороны на половинку кровати присела девушка с белыми волосами, одетая так же, как подруга, и улыбающаяся похожей похотливой улыбкой. Да они же одинаковые, чёрт возьми… Меня обуяла такая обида, что не передать словами. Они как хищницы обступили Каливору, притом брюнетка не смутилась — подёргала тугие алые верёвки, точно проверила, хорошо ли он связан. А блондинка, ласково огладив гладкие плечи, нависла над ним, встречаясь с ухмылкой и смелым — слишком смелым — взглядом, переведённым то на одну девушку, то на вторую… Удачно развлечься, подлец. В груди так провернуло, что я поспешила отвернуться от этого зрелища. Хватит с меня, насмотрелась. Коротенько всхлипнув, я процедила себе под нос: — Не плакать!.. — и запрыгнула на широкие перила, переходящие в постаменты, чтобы уйти тихо и незаметно тем же путём, каким и пришла. Однако не успела я перепрыгуть пропасть между нашими балконами, как послышался свист — а затем грохот, притом, кажется, что-то рухнуло дважды… Меня охватило нехорошее предчувствие, что у Кали в комнате что-то происходит. Я обернулась, но тут же застыла на месте, решая, а оно мне надо — смотреть, что там? Вдруг увижу сцену, за которую его никогда не прощу?.. Но любопытство было сильнее, и я, крадучись, снова оказалась на его балконе и приникла к стеклу, коснувшись его ладонью и вытирая отпотины, образовавшиеся от моего дыхания. А затем, расширив глаза, вперилась взглядом в чудную картину. Связанный Каливора с руками, заложенными за спину, пытался высвободиться из своих пут. Он продолжал фигурно валяться на постели, но теперь — в гордом одиночестве, поскольку обе девушки лежали на полу перед кроватью. Кали с презрением взглянул на одну и цокнул языком, закатив глаза. Завозился сильнее и вдруг яростно рванул руки с рыком, однако… ничего не произошло. Как был связан, так и остался. На моём лице прорезалась дьявольская улыбка, а руки сами потёрли одна другую. Кажется, пришёл лучший из моментов понаблюдать за Кали, когда он так беспомощен и жалок! Всё лучше, чем знать, что он кого-то оприходует… или, судя по направленности связывания, скорее, не он, а его. Уже чувствуя себя радостной и отмщённой, я приникаю ближе к окну — и вдруг понимаю, что мне слишком мало просто подсмотреть, чтобы насладиться триумфом. Нет, я не желаю этого! Я хочу абсолютной победы! Изменник, подлец, лгун, чёрт! Я смотрю на его жалкие потуги освободиться и медленно толкаю панорамную дверь, проворачиваю ручку и вхожу, улыбаясь. Для ангела торжества на моём лице должно было на девяносто девять процентов меньше, но не могу и не хочу. Надеялся развеяться с дамами, красавчик?! Что ж, получай. Эффект был потрясающим. Кали точно призрака увидел. Он замер на кровати, прекратив дёргаться, и в первую очередь свёл бёдра и согнул одну ногу в колене, явно стремясь прикрыться. Меня эта попытка лишь рассмешила, так что я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Что прячешь от меня, милый? Я уже и так всё, что нужно, увидела из окна. — Добрый вечер, Каливора, — вежливо здороваюсь я, медленно двигаясь вдоль окна и складывая руки на груди. Наши полёты, наше купание, наши улыбки… Наши любимые часы, когда можно в самое жаркое солнце поваляться близ друг друга, предаваясь невинным, но приятным ласкам… Тепло в его глазах. И доверие, отливающееся в моих по крупице за каждый добрый жест, за каждую улыбку, за каждую смешную шутку и невинное объятие. Это всё он, гад, разрушил одним простым демоническим желанием потрахаться с этими профурсетками?! Если я выпущу воздух через приоткрытые губы, уверена, что изо рта выйдет дым. Внутри я вся горю, и мне нужно обжечь и Кали тоже. Если сгорать — то вместе. Так же он хотел?! — Ява, — ухмыльнулся он небрежно, но в глазах промелькнуло «о чёрт, как она здесь оказалась?!», — а чего тебе не спится? — Решила пожелать доброй ночи, — невозмутимо пожала я плечами, заставляя сложенные за спиной крылья изящно прошелестеть за мной большими овальными перьями — прямо по богатому паркету. Я видела, каким голодным взглядом демон скользнул по их изгибу, но решила проучить его как следует. — Но заметила, что ты занят… — Да не особо… — нервно дёрнул он бровью. — …и решила не мешать, — продолжила я, неторопливо приближаясь через огромную комнату к кровати. Чем ближе я подходила, тем больше казалось, что воздух здесь напитан жаром, иначе как объяснить, что его кофейная кожа так гладко лоснится, точно облита маслом или выкупана в воде? — Но когда захотела уже пойти на боковую, вдруг услышала свист. Он медленно сглотнул, глядя, как я движусь к нему. Взгляд стал двумя алыми огнями на лице — и Кали одновременно выглядел настолько горячо и настолько по-дурацки, что мне захотелось рассмеяться. Но нельзя: те две демоницы ещё лежат под ногами, и Кали за них предстоит ответить. — Я не… — он взял себя в руки и в свойственной ему развязной манере хмыкнул. — Ты бы не помешала, детка. Третья никогда не лишняя. Что?! Он посмел так сказать мне? Мне, непризнанной, готовящейся стать ангелом?! Мне, с которой крутил шашни с самого начала, как пробудился на вершине Башни Забвения?! Я выдохнула, затрепетав ноздрями, и свысока — буквально сверху вниз — поглядела на мускулистое, подхваченное верёвками тело прямо передо мной. Кажется, он понял по взгляду, что шутка не удалась, и посерьёзнел. — Нет, я не в том смысле, что хотел бы со всеми тремя. В смысле, когда-то давно я так и сделал бы. Делал, собственно. И не раз… — лицо моё красноречиво окаменело, и Кали спохватился и поспешил сказать. — Но не сейчас! И не с тобой! В смысле, не с тобой и с ними, если уж и быть с кем-то в таком положении, то только… ты что, плачешь? Если честно, да. Достал. Я коротко всхлипнула, быстро утёрла рукой под глазами и щёку, по которой уже скатилась слеза. А чего я ожидала от выходных в компании Каливоры и его сумасшедшей семейки? Неужели чего-то хорошего? И чего в принципе ждала от самого Кали? Чтоб как в книжках читалось — древний демон влюбился как мальчишка в недоангела с человеческим прошлым? Ерунда. Просто обидно, что потратила на него время и… сердце. — Ты зачем плачешь? — всерьёз разволновался тем временем Кали и нахмурился. — Ты что же, думаешь, я их к себе позвал?! Ява… детка, да это же я свистел, чтобы их вырубить, а ты как… — Я — никак, — отрезала я резко, как ножом, и Кали заткнулся. — Оставайся здесь один с любым произвольным количеством женщин на один квадратный сантиметр своего тела, если тебе так хочется. Я слишком устала, чтобы выслушивать твои извинения и глупые отмазки. — Но погоди! — его голос прозвучал уже отчаянно, когда я плюнула на всё и развернулась, чтобы уйти. Вот же тряпка! Даже совратить его как следует не смогла! Может, правду говорят мне все вокруг и подсознание в частности: демон ангелу точно не чета… — Да погоди же! — рванулся он яростнее, и я с деланым равнодушием обернулась, когда услышала, что что-то всё же рухнуло. Охнув, подскочила к изголовью кровати и подняла золотой высокий подсвечник с горящими свечами: не хватало ещё, чтобы этот идиот сгорел, но не от страсти, а буквально — в языках пламени. — И кто такой умный додумался привязать тебя за спину к подсвечнику?! — процедила я, кое-как отвязывая узел и ломая ногти. — Эти вот, — надменно кивнул Кали на демониц, что мирно валялись на полу. — Бабушкины кандидатки… — А что ты такой недовольный? — усмехнулась я холодно. Чёрт, эти грёбаные верёвки не развязываются! — Или женщин было меньше трёх? Кали закатил глаза и вдруг поморщился. — О, ты тянешь за узел за спиной. Подойди сюда, развяжи его здесь. — Я знаю тебя, — возразила я уверенно, — в случае, если подойду, невероятным образом наша беседа закончится в горизонтальном положении. — Я уже горизонтальнее некуда! — ухмыльнулся он и вдруг медленно поднял на меня тяжёлый, хитрый, жаждущий взгляд. — Ну что ты. Боишься меня? — Я?! Тебя?! Тогда ещё надо было догадаться, что это ловушка, очередная хитрость проклятого дьявола. Что он слишком глубоко дышит, точно ожидает, когда я куплюсь и присоединюсь к нему. Но то ли я действительно поверила… то ли потеряла бдительность… то ли правда сама захотела оказаться рядом… но небрежно фыркнула: — Ещё чего! Я никого не боюсь, включая тебя, Кали. Конечно, я боялась кучи всего в этом страшном и негостеприимном мире, а Кали, опасного, как сто Люциферов и страшно изворотливого, как ангел Фенцио перед экзаменом, я боялась больше всего. Но порой то, что нас пугает, то и манит — и я медленно коснулась коленом гобеленового дорогого покрывала, забираясь на высокую постель. Я солгала бы, сказав, что впервые оказалась в кровати с обнажённым мужчиной. Но с таким — действительно впервые. Сердце дрогнуло и забилось как бешеное, когда я окунулась в жаркое марево возле него. Халат показался неуместным и тяжёлым, и я подогнула его, обнажая ноги до бёдер и замирая рядом с Кали. Он бросает взгляд исподлобья, мрачный и ухмыляющийся, совсем как кривая усмешка на тёмных губах: — И всё? Дальше уже страшно?.. Вот чёрт проклятый. Я медленно подбираюсь ближе и с вызовом замираю над его кожей ладонями… сейчас или никогда, сейчас или никогда! Подхватив полы халата, я с вызовом села на него — касаясь крепких, мускулистых ног и поневоле обняв своими ногами его бёдра. Он согнул колено, усадив меня чуть выше — и в глазах его прорезалось вдруг столько жадной похоти, что я поневоле ощутила себя уже обнажённой. — Халат? — разочарованно протянул он и покачал головой, улыбнувшись. — Его не сниму, — заупрямилась я, выдыхая, однако он вдруг повёл головой, потихоньку разминая затёкшую шею, и вдруг тихо, почти нежно, свистнул. Свист прозвучал музыкой, и под неё я как зачарованная тут же сбросила с плеч алую ткань, оказавшись полностью обнажённой прямо перед лицом демона. Глаза его довольно вспыхнули, но меня, зачарованную волшебным свистом, вдруг это перестало волновать. Я с улыбкой протянула руку к его коротким волосам — к вихрастой тёмной челке над высоким лбом и к колючему ёжику по бокам — и запустила пальцы в пряди, разглаживая их: — Как?.. — только и смогла спросить я, любуясь переливами чёрно-серой шевелюры. Широкая бровь приподнялась уголком, серьга, блеснувшая в ней, очень напрашивалась теперь на поцелуй. — Покажу тебе завтра, — охотно пообещал он и вдруг совершенно по-кошачьи облизнул губы. В их уголках притаилась коварная улыбка, ямки на скулах стали куда чётче. Он весь напрягся, как перед прыжком — и если бы не был опутан верёвками, я бы всерьёз заволновалась… — Если захочешь. — Захочу, — невозмутимо сказала я, перебирая узлы от алой верёвки в пальцах и скользя ими по литым мышцам груди. Сама не заметила, как щёки покрылись румянцем, а губы растянулись в ответной улыбке. Кажется, у бабули на фуршете я не пила никакого алкоголя, но кто знает, что там они подмешивают в простую воду?! Волосы рассыпались тёмной непокорной волной по плечам и спине. Я потянула конец верёвки, обхватывающей мощную шею, на себя, но Кали заартачился, выпрямляясь и не позволяя мне командовать. Я поневоле поджала его бёдра коленями, обхватывая — и потянулась глазами вниз, по блеснувшему в тёмных сосках пирсингу, по смуглой гладкой коже, облегающей каждую мышцу, по напряжённому животу… и наконец взгляд мой стремительно потеплел. Мы замолкли. — Знаешь, — с паузой проронил он, — так умильно на него ещё никто не смотрел. — Тебе не нравится? — ну а как тут не умиляться, мужик задался целью проколоть себе буквально всё, как это может в принципе не очаровать своим желанием понравиться?! — Я пока не понял, — деликатно откликнулся Кали и вдруг рвано выдохнул, когда я провела фалангой согнутого указательного пальца вдоль крупной пульсирующей вены, опутывающей член. — Сатана-а-а, зачем ты это делаешь со мной? — Затем, что хочу, — невозмутимо пожала я плечами и закусила губу, прищурившись. — Ты же, кажется, хотел весело провести время? — Не с ними, — мотнул он вдруг головой и заглянул мне в глаза, суровея. — Я не шучу, детка. Ты же знаешь теперь бабулю: что ей приспичит… вот как сегодня, запихнуть ко мне в спальню двух этих… — Тихо, не нервничай, — проворковала я, приподнимая его лицо за подбородок и заставляя смотреть неотрывно, — ну, вырубил ты их и ладно. Теперь-то рядом я. Всё пошло как по маслу, как иронично это не прозвучало бы для двух тел, ставших от нагнетённого в воздухе жара моментально скользкими и разогретыми. Я крепко стиснула пальцы на мускулистом плече и налегла своей обнажённой грудью на его, замирая над губами и не решаясь ответить на вожделеющий, плавящийся взгляд поцелуем. Но отодвинуться, покинуть его стало выше моих сил. И замерев на пару долгих мгновений, я понимаю, что у меня есть два варианта… и два последствия. Первый — уйти. Сползти с этого совершенного тела, набросить халат, возможно, привести в чувство хотя бы одну его пассию, предполагаемую бабулей, и скрыться в ночи. Невыносимый вариант. Второй — остаться. Впиться в эти губы, отливающие багровым, всмотреться в глаза, окружённые лиловыми тенями, и наконец смять его под себя, поглотить, дать всем своим чувствам выйти наружу. Сжать в своих руках и выпить до остатка, чтобы он перестал существовать и выделываться. Но в случае, если я так сделаю, будет нарушен главный закон — ангелу нельзя быть с демоном. Чёрт, я знала это, знала ведь с самого начала, но пока судьба не поставила карту ребром и не заставила выбирать, думала, что этот момент настанет ещё очень нескоро. Он в ожидании пытливо всмотрелся в меня и принял решение за нас обоих. Колено, на сгибе которого я сидела, дрогнуло — он пнул меня под зад буквально, заставляя упасть себе на грудь и вжаться своими губами в его. И Господи… грешить бы так всегда… Медленный и вязкий, как патока, поцелуй был таким же сладким и тягучим. Языки сплелись змеями, дыхание стало одним на двоих — а носом этот чёрт тёрся о мой, точно был котом и пытался весь приласкаться в одном только поцелуе. Ещё без проникновения, он овладел моей душой и заставил погрузиться в тот самый грех, о котором предупреждали учителя — и, сжимая его предплечье до следов ногтей по кофейной коже, я крепче намотала на кулак второй руки алую верёвку, дёрнув к себе и заставив прогнуться навстречу. Чёлка и чёрный чуб щекотно прошлись между грудей. Кали скользнул языком по заалевшему соску, собрался укусить — но я отклонилась назад, и он лишь щёлкнул зубами в воздухе, хрипло рассмеявшись. Безумие, но это тоже возбуждало. Я выпрямилась, откинулась ему на колено и потянула за верёвку ещё ближе к себе, так, что демон сделал усилие над собой и почти полностью сел. Ещё один крепкий и короткий поцелуй — и он уже пьян, судя по глазам, впрочем, как и я. — Только приблизься, — сипло шепнул он, блестя абсолютно чёрными широкими зрачками, — и я разорву тебя на части… Меня не нужно было просить дважды. Я захотела сделать наперекор и притиснулась к его шее, крепко обняв и впившись пальцами в выбритый затылок. Он рвался из верёвок как мог, явно желая и меня обхватить руками — но не способен был это сделать, отчего путы оставляли на коже багровые следы. Пора и мне добавить к ним свой… Ухватив Кали за подбородок и вытянув его шею, я впилась в изгиб зубами, выцеловывая и оставляя мраморные фиолетовые укусы. С его губ сорвался один стон, затем второй… Терпеть стало невыносимо, и чёрт возьми, да, я сдалась, да, плюнула на правило. Седлая так быстро его бёдра, точно у нас была гонка и от скорости зависели наши жизни, мы переглянулись — и он кивнул мне: — Готова? Уверена? — Абсолютно! — шепнула я, оторвавшись от шеи, и, боясь испугаться или передумать, задохнулась, когда села на влажную от выступившей естественной смазки головку. Охнув, двинулась поверх неё — и просела глубже, заставляя демона откинуться назад и изогнуть шею, податься бёдрами вверх, ко мне. Смотреть на его подчинение можно было целую вечность… Губы приоткрыты, глаза закатились. Неужели он так со всеми занимался любовью?! Тогда всё ясно, с таким-то темпераментом одной партнёрши будет мало. С каждым толчком мы соединялись, становились целым, сливались. Я уже и сама нетерпеливо задёргала верёвки, отчаянно желая, чтобы его руки обвили меня и вжали в крепкое тело. Мне не хватало грубости, силы, отчаянного хвата за бедро или загривок — и судя по хриплому рыку, ему не хватало этого тоже. Влажные тела с громкими и ужасно вульгарными хлопками сталкивались друг в друге: оттого моё грехопадение ощущалось ещё явственнее, но Кали, отчаянно рвущему алые верёвки, наконец удалось высвободить одну руку — ею он и обхватил меня, сжимая бедро и притискивая к себе. Толчки стали исступлёнными, я не стесняясь рванула его за загривок и перехватила за волосы. Вторая рука дёрнулась, верёвка скрипнула. Кали оказался на свободе. Путы, облегающие напряжённые мышцы, теперь опали и обвисли, зато мы наконец смогли обняться так, как хотели с самого начала. Менять позу? Нет, это ненужная ерунда для тех, кто не умеет доставлять друг другу удовольствие. Мы скользим друг в друге и не можем прерваться. Кажется, если дрогнем или остановимся — обоих разорвёт к чёрту на атомы, и, боясь лишиться накатывающего оргазма, мы просто вцепляемся друг в друга крепче. Я прячу нос у него на ключице, опаляя кожу дыханием и тихо постанывая. Он впился клыками мне в шею словно в отместку, пятная её следами и отмечая каждый поцелуй своим. В боках закололо, лобок разлился обжигающей тяжестью и я ощутила, как он рвано выдохнул раз и другой, подался с мучительным хрипом вперёд… Внутри всё обожгло, точно в меня плеснули жидким огнём, но мне было мало… пусть спалит к дьяволу, пусть сжигает! Гореть так вместе, как я и хотела! Вместе с ним, плюнув на тишину, ночь и приличие, громко выстанываю свой оргазм и я, оставляя на литой спине глубокие царапины и обхватывая его бёдра ногами так тесно, как могу… … Крепко обняв меня, он устало опадает на спину, всё ещё опутанный дурацкими верёвками, и смотрит с улыбкой мне в лицо, привлекая себе на руку. Мне же не верится, что всё случилось. Но он лишь молча, с ухмылкой припал губами к моему виску и поцеловал, позволяя гладить и обнимать себя. Что я наделала. Что мы натворили. Я растянулась вдоль его тела, с удовольствием прижавшись к плечу щекой и зевнув. — Хочешь, — шепнул он вдруг, вспыхнув глазами, — оставайся у меня. — Что? Нет! — я дёрнулась, но Кали крепче обхватил за талию и погладил по руке. — Почему нет? — Потому что я в мужском крыле! — я снова попыталась выпутаться из его объятий, в итоге же он перехватил мою ладонь и прижал к губам, тихонько вычерчивая её языком и поцелуями. Засранец. Он знает, что я люблю. — Ну пожалуйста, — умильно спросил Кали, надув губы. — Прошу… Он медленно путается пальцами в моих волосах, расчёсывает их, проходится по каждой прядке. Теперь, кстати говоря, меня совсем не раздражает, что они в таком беспорядке. — Я никого никогда не просил остаться, — сказал он тихо и смолк, прижавшись подбородком к моей макушке. Уйти сейчас было выше моих сил. Усталая, выжатая, всё ещё радостно дрожащая, я так и задремала у него на груди, прильнув к ней щекой и закинув ногу Кали на талию. Понимаю, что мы поступили опрометчиво, позабыв о тех двух демоницах — но ситуация потерла остроту. Нам было хорошо из того разряда, когда всё остальное бледнеет и кажется незначительным. Прочие проблемы подождут до утра… сегодня мы истаяли друг в друге.***
В постели было тепло, но одиноко, когда я открыла глаза и поняла, что сплю у себя в комнате. Вздрогнув, я подскочила на матрасе и осмотрелась, прижав руку к груди… и ошалело глядя на обнажённое тело под тонким одеялом. Шепфа, умоляю, это не сон. Скажи, что это не сон. Как была без ничего, я подлетела к трюмо и, волнуясь, собрала волосы и откинула их, вглядываясь в отражение… и с радостью касаясь следов по коже, целой цепочки — от скулы по шее и до плеча. Было. И не приснилось. Тело стало сразу лёгким, как воздушный пузырь, и я, щебеча какую-то песенку, метнулась к окну, чтобы взглянуть на рассвет. Время раннее, даже удивительно, что я проснулась только сейчас. Сладко потянувшись и изогнув крылья, ощутила, как заныло тело, но это была приятная усталость и томная боль. Мечтательно вглядевшись в туман вместо неба, я отметила, что в Аду тоже может быть красиво, пусть даже и пасмурно, и вернулась к постели, чтобы её заправить. Там и нашла по невнимательности упущенный подарок: целую коробку с чем-то неизвестным и карточку, прикрепленную серебряным ножичком. Неудивительно, что под ворохом из одеял я не сразу обнаружила её: кровать-то действительно большая. Хотя, что греха таить, у Кали куда больше. Ножичек вынуть я так и не смогла, а потому осторожно оборвала край записки — и вгляделась в небрежный размашистый почерк: Радость! Я спизднул у сестры кое-какой шмот. Дважды являться перед бабулей в одном и том же — дурновкусие и плохо закончится для твоей жизни в целом. Там же, в качестве извинения за моё ужасное вчерашнее поведение, прилагаю её же обувь. Пока ты спала, я сравнил ваши размеры, не беспокойся — тебе она подойдёт. Надеюсь, ты так зла на меня, что захочешь сегодня же наказать. Не опаздывай на завтрак, Рагни за тобой зайдёт. Твой Кали. Я бегло перечитала записку, спотыкаясь на некоторых словах — всё же ну очень невнятный почерк — и взгляд потеплел и стал сахарным, когда натолкнулась на подпись. Ну как же это мило, твой Кали. Улыбнувшись, я сняла крышку с коробки и озадаченно почесала затылок, обняв себя за талию одной рукой и выуживая наряд другой. Кажется, у Кали своё представление о прекрасном, иначе как объяснить, что он подсовывает мне все эти очаровательные сексапильные наряды один за другим? В коробке оказалось микроскопическое по своим размерам, но колоссальное по уровню красоты платье на бретельках и длиной очевидно куда выше колена. Ткань цвета шампанского была вышита пепельными розами, бледно-голубыми гиацинтами, белоснежными калами. Затканное цветами, оно выглядело как ожившее полотно Рембрандта. Красивые воланы и оборки формировали лиф, два слоя — юбку. Чёрный корсет из искусного кружева подхватывал грудь и подчёркивал талию, сзади я заприметила шёлковые шнурки. Довершали великолепие высокие, выше колена, сапоги шоколадного цвета с эластичным голенищем и массивными подошвами. Стиль Рагни нравился мне всё больше и больше, потому что, прикинув на себя наряд, я заметила, сколь он удобен — даже с этим дурацким корсетом. Единственное но — у меня при себе ни грамма косметики, а маскировать очевидные засосы на шее волосами как-то не очень красиво: волосы кажутся так неряшливыми и спутанными. Я приняла неторопливо ванну, полежав в пене с видом на озеро, и повеселела, когда принарядилась. Крутясь у зеркала, я прихорашивалась и старательно расчёсывалась — прекрасно понимая, что для него. Закусив губу, пыталась разобрать колтун на затылке… как вдруг в дверь постучали. Пришлось открывать. Рагни стояла на пороге абсолютно невыспавшейся. Мрачно зевнув, она первым делом увидела мои боевые трофеи и радостно улыбнулась: — Таки план бабули затрахать братца теми эскортницами провалился? Занятно, детка, занятно… — она обняла меня и заметила, вдруг без особого стеснения цапнув за грудь. — Чёрт, завидую! Тебе точно есть что положить в это платье, в отличие от меня. Ну, если захочешь, можешь забрать его насовсем. А что, ты прямо так собралась на завтрак? — Плохо? — растерялась я, разглядывая наряд. Рагни замахала руками. В своём белоснежном брючном костюме и чёрных байкерских ботинках она выглядела совершенно безбашенно — в лучшем смысле слова. — Отлично! Но если бабуля заметит вот это, — и её пальчик ласково провёл по моей шее, — то ты вылетишь отсюда ещё раньше, чем попробуешь свой кофе. Поняла? — Уяснила! — с готовностью сказала я. — Не палиться, быть приличной, не бесить бабулю. — А ты, пожалуй, неплохо с нами сживёшься, — сощурилась девушка и озорно улыбнулась. — Ладно, красотка, пока расчешись — с этим у тебя тоже неважно… а я сбегаю за кремом. Был у меня один, из жира грешников. Шучу! Простой тональный. Шепфа, ну шучу я. Не бледней… Спустя минут пятнадцать приведения меня в порядок, мы вышли в коридор и последовали по мостику, соединявшему женское и мужское крылья воедино. — А почему у вас до сих пор сохранился раздельный сон? — шепнула я тихо Рагни. — Это ради удобства? — Это ради бабули, — скривилась она. — Все эти охи-вздохи она терпеть не может, и потом, бабуля в принципе очень тщательно следит за чистотой нашего рода. Как ты, вся такая непризнанная, сюда просочилась, для меня вообще загадка. Но видно, она взаправду так сильно любит Кали, что готова и тебя потерпеть. Приятного мало, когда тебя всего лишь терпят, но это лучше, чем ничего. Я шла рядом с девушкой, мы щебетали о своём, когда вдруг на втором мостике, из мужского крыла, показалось трое мужчин. Каливора был среди них. Все трое отчасти похожи друг на друга, словно братья, и кажется, так оно и есть. Одинаково смуглые, разве что двое других светлее тоном, чем Кали, да и волосы у них русые, а не графитовые. Он одет в кожаные брюки и простую бежево-серую футболку с широким вырезом. Вид крайне помятый, но заметно было, что он старался привести себя в порядок. — Держи себя в руках, — заметила Рагни, когда я дрогнула, желая подойти к нему. Кали тоже вёл себя сдержанно, хотя по лицу расплылась широкая улыбка. Мы встретились у центральной лестницы: глядя на физиономии мужчин, я поняла, что не ошиблась, назвав их братьями. — Оу, у нас в доме ангел, — фигурно схватился за сердце один, — а я думал, почему всю ночь слышал звуки искупления грехов. — Тебе все грехи замолили, Кали? — ехидно спросил второй. — Или над спасением твоей вечной души предстоит поработать и нам с Каем? Вчера я этих парней не видела и смущённо поджала губы, однако Рагни, прихватив обоих за шивороты рубашек, наставительно подтащила к лестнице и повела вниз. Сил для этих бугаёв у неё вполне хватало. — Ай, Рагни! — Ну постой! Не надо… — Мы всего лишь шутили!.. Кали сцапал меня за талию, едва мы остались одни, и быстро увлёк в полутень эркера, обнимая. С души от этого отлегло: я боялась, что наутро он останется безразличным и будет вести себя как ни в чём не бывало. — Доброе утро, крошка, — проворковал он, вопреки всем моим опасениям, очень нежно, и ласково потёрся своим носом о мой. Бог ты мой, ну что за нежности! Кто подменил мужика?! — Смотрю, ты уже в обновках. Те туфли я выкинул нахуй в озеро, пусть горят у самого ядра. Хихикнув, я припомнила все страдания, пережитые на шпильках, и за такое геройство честно наградила демона поцелуем в уголок губ. — Да ты ж мой герой, — потянула я его за вихор и улыбнулась. — Пойдём? Нехорошо заставлять бабулю ждать. — Только помни, сладкая, — вздохнул он страдальчески, — при бабуле лучше быть… — Осторожной, я знаю, — и я закатила глаза. — Да не буду я при ней на тебя запрыгивать, не переживай ты так. — А очень хотелось бы, — серьёзно заявил Кали и тут же улыбнулся, подал мне руку. — Ну, ходу. Ты, наверное, после вчерашнего дико голодная… Он небрежно потрепал ладонью мой живот и притиснул к себе поближе. — Я вот хочу жрать как субантра, — поделился он. — Ты всегда хочешь! — Потому что я растущий организм. — Вширь, — усмехнулась я, ласково боднув его в плечо. Мы спустились в общую большую столовую, где было уже накрыто персон на тринадцать. Во главе стола стояло большое витиеватое кресло, обитое лиловой тканью. Кали сел в безопасном отдалении от него рядом с братьями и молча выпнул одного из них с места рядом с собой, усадив на бархатную обивку меня. Сперва за столом собиралась молодёжь. Впервые я увидела демонят младше человеческих восемнадцати по виду. Мальчишка и девчонка возрастом около четырнадцати лет шумно обсуждали что-то, но завидев нас с Кали, тут же покраснели и одинаково смолкли. Они все были чем-то неуловимо на него похожи — и различались. Такая же кофейная, как у него, кожа, и тёмные волосы были лишь у отца Каливоры, занявшего место по правую руку от кресла. Но зато у матери, севшей слева, был его курносый профиль и коварная ухмылка. Мы собрались за общим столом, но за ним не хватало тринадцатого члена семьи (хотя я таковым себя не считала) и связующего элемента. Но вот двойные двери распахнулись, и в них энергично вошла женщина в брючном бежевом костюме с нитями жемчуга, вплетёнными в волнистые волосы. Цокая шпильками, она подошла к столу, сложив свои изящные и жуткие вместе с тем крылья за спиной, и холодно оглядела нас. — Ну сколько вас можно было ещё ждать, — это было первое, что она промолвила. — Хотя, неудивительно, что вы все так долго собирались. После такой шумной ночи хотелось поспать подольше, да? Кали уже отпил воды из стакана и прыснул ею вбок, окатив белую рубашку Кая. Он закашлялся, так что пришлось тихонько похлопать его по спине и облиться потом: бабуля, кажется, обо всём догадалась…