***
Суд должен был пройти на одном из парящих Островов, и я поблагодарила мысленно своего тренера по полётам, потому что путь предстоял непростой и неблизкий. Если бы я летала как прежде, то опозорилась бы в глазах Сариила и конвоя из трёх ангелов окончательно. Душу грело, что в массивные чёрные ботинки я умудрилась спрятать то единственное, что напоминало мне о Кали. Ту колоду карт Таро, что он подарил мне. — Держи карты при себе, это твой артефакт… у каждого из нас он есть… — вспомнила я его слова перед выходом и, разделив колоду пополам, уложила её под ступни. Ранним утром четыре белокрылые тени покинули территорию Школы: этими тенями были мы. — А Каливора?.. — решилась уточнить я у летящего впереди Сариила. Он помедлил и лишь спустя пару минут ответил мне: — Уже доставлен на место. Доставлен. Как преступник. Покачав головой, я стремительно летела следом за ангелом, отчаянно не понимая, что в нашей связи настолько опасного, чтобы мы несли уже сейчас такое наказание. Я, конечно, слышала эти истории про Великую войну и Мальбонте, про его неистовое желание свергнуть Шепфа… но до конца не верила, что все проблемы Небес — только из-за одного-единственного существа. То есть, вся мощная и складная система рушится из-за… одного исключения? Бред. Так не бывает. В таких глобальных, продуманных механизмах, каким кажется этот мир — точно не бывает. Дело ведь в чем-то другом? Небо было уже светло-золотым, персиковым, бледно-голубым, словно на полотнах Сандро Боттичелли. Торжественным и нарядным. Было обидно, что такое чудесное утро будет омрачено нашей показательной поркой. Я постаралась ободриться и проявить больше достоинства, потому что до этого столько времени тряслась в страхе и отчаянии, что сейчас это мне самой надоело. Мы летели сквозь облака и туман навстречу парящим Островам, повисшим в воздухе скальной и земляной грядой. Огибая один остров за другим, мы миновали их — маленькие и большие, подныривали под каменными арками и пролетали над деревьями. Ангелы были невозмутимы, а я в душе тихо ликовала, испытывая странное наслаждение от полёта. Кали всё же сделал это: научил меня… Сариил вдруг начал подниматься вверх. Я заработала крыльями, стараясь не отстать от него. Мы вошли в плавный вираж, уклоняясь от быстро падающих в воздухе камней, а затем увидели в пелене облаков нужный остров: окружённый каменистой насыпью, он представлял из себя достаточно ровное плато, в центре которого стояло приметное раскидистое дерево. Большой деревянный помост прямо под ним отчего-то обжег меня удушливым чувством страха. Ведь на нем я увидела узников, уже прибывших на суд. Мать Вики Уокер, примечательная больше тем фактом, что простой Непризнанной дослужилась до Шепфа, застыла с отстранённым, но презрительным выражением лица. Ее внутренний стержень было явно так просто не сломить. Ребекка Уокер в своём белом форменном платье с золотыми узлами и кантом по плечам и груди, плавно переходящими в массивные эполеты, была единственным судимым ангелом: я не в счёт как непризнанная. Золотые сияющие крылья серафима, кажется, даже мерцали в воздухе — такой мощный внутренний свет, заключённый в гладких перьях, исходил от них. Сариил опустился на землю, я последовала за ним. По обе стороны сразу очутились мои сопровождающие в доспехах и с копьями в руках. Но особенно внушительным был конвой подле двух демонов. Высокий и весьма элегантный даже в заключении, адмирон Винчесто устало поднял на меня темные проницательные глаза. Он был одет в чёрное, широкие крылья отливали багровым. Но в отличие от опасной властности на лице Ребекки Уокер, на его лице было лишь болезненное смирение. Это поразило меня. Впервые видела я демона, столь своему статусу… неподходящего, словно душа его была светла, как ни пыталось обмануть внешнее великолепие мрака. Кожаный плащ, геральдический крест, который зажал алый воротник рубашки, серебряные чеканные пряжки ремней на одежде — он был не из простых демонов явно, пусть я и не вполне понимала его статус в Аду. Наш суд явно должен был наделать много шума. Третьим узником был Каливора. Ему единственному из всех крылья стянули кожаными крепкими ремнями. Одет он был в простую темную юбку и сетчатые штаны выше колен под нею. Сверху на нем была чёрная легкая рубашка, явно видавшая виды. Мой раздолбай ни в какое сравнение с величественными узниками не шёл, но держался очень хорошо и улыбнулся, когда увидел меня. Меня завели на помост рядом с серафимом Уокер. Демоны к демонам, ангелы к… кхм. Я улыбнулась Кали в ответ. Приятно, что меня определили на тот факультет, куда я и стремилась попасть, пусть и постфактум. Среди заседателей суда было много незнакомых мне лиц, но серафима Кроули я увидела первым. Он обсуждал что-то с высоким величавым мужчиной, окутанным мягким сиянием от золотой брони, покрывшей его широкую грудь. За спиной его высились белые крылья. Лицо его, простое и суровое, казалось мне справедливым… Он жестом остановил Кроули, с моим прибытием свидетели, наблюдатели и обвинители засуетились. До того спокойные и бездействующие, присутствовавшие ангелы и лишь несколько демонов — их было куда меньше, и лица их были мрачны — встали в полукруг перед постаментом, а на возвышенность напротив взошёл тот незнакомец в броне. Убрав с лица волнистую каштановую прядь, он подождал, пока смолкнут голоса, и проговорил: — Шепфа поручил мне вести этот суд как главному среди архангелов и господств Небес. Кончики крыльев похолодели, когда я узнала, какой важности ангел будет возглавлять заседание. Я сглотнула нервный ком в горле и постаралась откинуть подступивший страх. Бесполезно бояться! Я уже ничего не смогу изменить. Адмирон был обеспокоен, Ребекка Уокер сдерживала презрение, которое так и сквозило в прекрасных, гармоничных чертах лица, и глаза были глазами ядовитой змеи, которую пока поймали в мешок, но она ждёт своего часа, чтобы ужалить. Кали оказался наиболее безмятежен из всех. Когда ангел смолк, он покосился на бледного, но держащегося очень достойно Винчесто и громким шепотом поинтересовался: — Да не дрейфь. Тебя что, судят в первый раз? Винчесто покосился на него, вскинув брови. Ангелы из конвоя Кали опустили лица, улыбаясь. Очевидно, он уже по пути обшутил всё и вся, неугомонный. — Прошу тишины, — невозмутимо сказал судья, дожидаясь, когда все смолкнут. — Я, архангел Гавриил, клянусь своей службой Шепфа судить строго, но справедливо, согласно букве закона, которая существует испокон веков. Сегодня сторона обвиняемых представлена двумя… — короткая пауза освидетельствовала его явную досаду. — …парами, которые нарушили Закон Неприкосновения и попрали слово Шепфа. К моему прискорбию, среди нарушителей оказалась серафим Уокер, которая обвиняется в прелюбодействующем нарушении Закона с адмироном Винчесто. Также мы судим непризнанную Яву Сол, преступившую закон, и глашатая Каливору. Я понимала, что рядом с преступлением адмирона и серафима мы с Кали — так, мелкая добыча, но всё равно сжалась, когда услышала наши имена. Сам же Каливора выглядел невозмутимым. Он заложил руки за спину, и, встав увереннее, слушал архангела Гавриила так, словно судили не нас. — И прежде, чем продолжить заседание, я должен спросить, как то положено процедурой. Серафим Уокер, признаете ли вы свою вину? — Нет, — холодно ответила она. Ну конечно, будет отрицать. А что сказать мне? — Адмирон Винчесто. При этих словах один из присутствующих, невысокий демон с чёрной бородкой и хитрыми, хищными глазами, явно напрягся. — Признаёте ли вы свою вину? Адмирон ответил сразу и не сомневаясь: — Нет, не признаю. Сердце моё заколотилось, когда я услышала своё имя: — Непризнанная Сол, признаёте ли вы свою вину? О Шепфа, что сказать? Я была мучима совестью и страхом. Раздираемая этими чувствами, я заколебалась, но спустя секундное замешательство всё же сказала: — Нет. Тяжкая ложь повисла на сердце грузом. При моих словах Кроули, который вырвал правду из меня в Башне Забвения, сухо улыбнулся. Я повесила подбородок на грудь, зная, что эта ложь в попытке спасти себя и Кали не зачтется в мою пользу. — Глашатай Ада Каливора. Признаёте ли вы свою вину? — спросил архангел. — Да, признаю. Как гром среди ясного неба. Мы втроём, все обвиняемые, вытаращились на Кали. Он стоял как ни в чём не бывало и смотрел на собравшихся с прищуром. — Не могу не выразить удивления честностью, — заметил один из ангелов, и кто-то неприятно рассмеялся ему в ответ. Меня охватила тоскующая боль. Вот зачем ты это сказал?! Ради какой бравады это сделал?! Кали пожал плечами, но смолчал. Полные удивления, собравшиеся зашумели было, но архангел продолжил своё дело. — Перейдём к стороне обвинения. Её представляет серафим Кроули… — Который наконец-то будет рад тому, что меня отлучат от должности, — тихо сказала Ребекка по правую руку от меня. Я внимательнее всмотрелась в изрезанное морщинами лицо старика. Он торжествовал свою победу заранее. — Здесь мы собрались не случайно, — начал он, выйдя вперед и холодно глядя не на нас, а сразу обернувшись к присутствующим. — В связи с возмутительным нарушением сразу четырьмя высшими созданиями общего для всех Закона Неприкосновения, я предлагаю сразу перейти к понятному всем мотиву выразить общий вердикт: все обвиняемые должны заслуженное наказание соразмерно степени своей вины. Адмирон мрачно воззрился на Кроули, испепеляя его только лишь взглядом. — Свидетельством ангела Фенцио, моим свидетельством, а также ангелов Мафусаила, Симона, Аристариота и Вергилиата, которые видели воочию всё произошедшее на территории Школы ангелов и демонов, я подтверждаю доказанную вину и предлагаю рассмотреть меру пресечения для каждого. Тут из числа собравшихся вышел тот невысокий демон, который обратил на себя мое внимание до пламенной речи старого интригана Кроули. Он неприязненно покосился на пернатую белую мерзость — и я в душе очень болела за Ад! — и произнёс: — Я советник Рондент, прибыл сюда по поручению Сатаны как защитник адмирона Винчесто и глашатая Каливоры. Так вот, я бы не стал… — он посмотрел вскользь на Кали. — …даже несмотря на согласие с обвинением самого обвиняемого… рубить с плеча словами о наказании, и тому есть ряд причин. — Выслушаем советника, — спокойно кивнул архангел и жестом остановил возмутившегося было Кроули. Так-то, старый пень, высказался — теперь помолчи! Советник плавно вышел вперёд и сомкнул пальцы обеих рук друг с другом в изящном жесте: — Первый фактор сомнительного характера обвинений — адмирон Винчесто утверждает, что недоразумение, которое наблюдали в саду Школы серафим Кроули и ангел Фенцио, было сфабриковано. Проще говоря, его и уважаемого серафима Уокер оговорили… и оба пали жертвами чьего-то искусного обмана. Поскольку ни один, ни другой служители своих сторон, Ада и Рая, прежде не были замешаны в сомнительных прецедентах, было бы странно так сразу скоропалительно судить их по всей строгости Закона. — Протестую! — сказал громко один из ангелов с худощавым лицом. Серафим Уокер с прищуром взглянула на него, явно запоминая этого смельчака. Не завидую я ему. — Закон суров, но он — закон. Если вина обвиняемых доказана, они должны понести наказание согласно всей тяжести своего проступка. — Комментарий принят, архангел Йор. Продолжайте, советник, — распорядился Гавриил. Рондент помрачнел лицом, но все же взял себя в руки и заговорил опять: — Вина обвиняемых как раз не доказана, как и вина глашатая Каливоры, который, как поступили ко мне сведения, был подвержен досудебному давлению со стороны обвинения… а потому вынужден был согласиться со всеми предъявленными доказательствами, которые ему внушили. Ибо где здесь обвинение в том, что он преступил Закон Неприкосновения, если сама непризнанная Сол пока ещё даже не ангел?! Присутствующие ангелы громко и возмущённо зароптали, зато вот демоны затаились и притихли, будучи очень довольны этой вспышкой гнева. А на лице Кали я и вовсе увидела змеиное выражение. Так вот к чему он подтвердил свою вину и терпел пытки! Чтобы демоны смогли таким образом обвинить Кроули! Ловко, нечего сказать. — …и кроме того, обвиняется в запретной связи, но с кем? С Непризнанной, которая пока не несёт такой же ответственности и понимания, как ангел… — Протестую! — выкрикнул сердито Кроули, перекрывая ропот ангелов. — Непризнанная Сол обучается по программе факультета Рая! — Но только выпустившись из Школы, она будет причислена к ангелам или демонам, не раньше! — парировал советник Рондент, и мне захотелось броситься ему на шею и расцеловать. Но меня бы явно не так поняли, а потому я взяла себя в руки и попыталась задавить на губах улыбку. — Тишина, — грянул архангел Гавриил. — Мы выслушали вас, советник, но каковы будут ваши доказательства того их невиновности? — Во-первых, показания самих адмирона и серафима Уокер, зарекомендовавших себя верными служителями своих сторон. Во-вторых, возможность через Призму Правды посмотреть, были ли применены к глашатаю Каливоре пытки с целью дознания. Что само по себе уже недопустимо и нарушает ведение досудебного процесса. Делать выводы сейчас о вине подсудимых неправомерно. Мне хотелось аплодировать Ронденту. Даже серафим Уокер явно торжествовала, слушая его. — А потому собрание Ада и Сатана, — голос советника становился все более жёстким и бескомпромиссным, — которые в силу Договора об автономности границ Небес не смогли присутствовать на судебном заседании в полной мере… Вот это дела! Я в негодовании посмотрела на ангелов. Их действительно было куда больше, чем демонов. Так значит, демонам просто запрещено являться здесь в количестве большем?! Это низко со стороны Рая. -… постановили, что необходимо тщательное независимое расследование специалистов Рая и Ада и повторное слушание. Да! Да! Я согласна была с каждым его словом! Адмирон смотрел в спину Рондента с надеждой. — Это всё? — бесстрастно спросил архангел. — Всё, — С достоинством ответил Рондент. — Суд принял показания сторон Ада и Рая. Я удаляюсь для принятия решения совместно с коллегией присяжных. Да знаем мы эту вашу коллегию! На деле попросту перетрете это дело между собой! Я с беспокойством смотрела, как архангел Гавриил сходит с трибуны и его окружает семь ангелов и два демона. Какое справедливое соотношение сторон, не так ли? Негодуя, я с надеждой посмотрела в лицо Кали, и он успокаивающе улыбнулся мне. Я не видела на его лице ни тени страха, но это не значило, что мой бешеный демонюга уверен в том, что всё будет хорошо. Я уже знала, что он умеет держать себя в руках. Пауза затянулась. Ангелы начали шептаться громче, демоны что-то доказывали им. Архангел молчал и слушал доводы и рассуждения присяжных, ведь главное слово было хоть и за ним, но пойти против всех он не мог. Сам же он как судья казался мне достаточно справедливым, но связанным буквой закона и чужими мнениями. Он не мог оставаться беспристрастным и судить нас в одиночку. Не такими были правила этой игры. Серафим Кроули и советник Рондент стояли поодаль и не смотрели друг на друга. Между ними наблюдалось явное противостояние — не только умов, но и идеологий. Чего добивается серафим? Я видела в каждом его действии некую политическую подоплёку, понимая, что допрашивать нас с Каливорой он не станет из простого желания обвинить в и без того страшном по меркам Небес преступлении. Однако вопросы его касались не только наших личных отношений… а большую часть пыток я пропустила, так и не узнав, что хотел узнать у Каливоры серафим. Больше всего на свете мне хотелось с чувством дать Кроули пинка и посмотреть, как вытянется его лицо. Я всегда старалась уважительно относиться к старшим, а тем более к ангелам, полагая, что они являются нерушимым оплотом света, добра и справедливости. Однако я заблуждалась, и сколь наивны были мои прежние суждения… — Мы готовы вынести вердикт, — произнёс спустя очень непродолжительное время архангел Гавриил. Сердце у меня в груди подпрыгнуло, Каливора окаменел лицом. Судя по выражениям на физиономиях всех трёх обвиняемых, ничего хорошего они от исхода не предполагали. Я же надеялась на лучшее и в душе возносила Шепфа самые горячие молитвы. Пожалуйста, пусть всё обойдётся! — Именем правосудия Рая и властью архангела, главного над господствами, я приговариваю заключённых за нарушение одного из двенадцати основных Законов Небес, а именно — за прелюбодеяние и нарушение Закона Неприкосновения, к наказанию… Бесполезно. Комок в горле вырос так, что я едва сделала вдох. — Серафима Уоккер — к заключению в темнице Ада на сотню лет и лишения титулатуры вплоть до ангела на весь срок заключения. С лица Ребекки Уокер можно было писать ярость. Она испепеляла взглядом архангела, зачитывающего приговор, и крепко сжимала пальцы одной руки — во второй. Голубые глаза потемнели, словно небо в грозу. Да, не позавидую я её участи… серафима — в адскую тюрьму! Страшное наказание, и выбраться бы оттуда живой и невредимой… — Непризнанную Яву Сол… Я задохнулась и пугливо посмотрела на стремительно расплывающийся силуэт архангела. Он говорил как сквозь вату: — К лишению статуса, крыльев и возвращению на Землю. Руки мелко-мелко задрожали. Я ожидала любого исхода, но не такого… что же, меня отлучают от Рая и Ада? Отлучают от этого мира навсегда? Я не знала, радоваться ли мне, что осталась цела, пусть и изгнана, или убиваться, и быстро посмотрела на Кали. Он ободряюще улыбнулся мне уголками губ и кивнул, но глаза его предательски блеснули. Это значит, что мы больше с ним никогда не увидимся, разлучённые, я — на земле, а он — в Аду? Но не успела я обдумать это, как архангел безжалостно продолжил: — Глашатая Ада Каливору и адмирона Винчесто — к смертной казни через отсечение головы. … я не помнила, как покачнулась и едва не упала. Ангел, стоящий позади, поддержал меня под спину. Я посмотрела вбок. Взгляд Ребекки Уокер выражал столько ненависти и бессильной злости, что я не была в силах перенести этого и отвела глаза. Каливора улыбался. Небрежно, издевательски, так, словно его каждый день приговаривали к казни. А вот на адмироне лица не было. На миг он не сумел совладать с собой и запустил в темные волосы пальцы… а затем сглотнул и опустил руки, выпрямившись. Но после оглашения приговора демоны, что были на суде, зароптали. Недовольно закричали. Меня обуяли злость и отчаяние, и сжав руки в кулаки, я вспыхнула, резко повернувшись к двум ненавистным лицам в толпе чужих. Ангел Фенцио. Серафим Кроули. — Протестую! — рявкнул советник Рондент, скалясь. — Решение суда крайне несправедливо и требует обжалования! — Обжалованию не подлежит, — отсёк архангел. — Приговор привести к исполнению после небесных паноптикальных праздников в честь Шепфа… Демоны взревели. Архангел сошёл с трибуны, быстрым шагом удаляясь прочь в сопровождении целого конвоя ангелов. Они расталкивали на своём пути тех — тех демонов, если быть точными — кто затруднял движение, и когда Гавриил распластал крылья по воздуху и взлетел, незамедлительно последовали за ним. Плечам моим стало так тяжело, словно крылья весили куда больше обычного. Солдаты окружали нас, другая часть разгоняла присутствующих. Демоны были несогласны с оглашённым приговором, и в лицо довольному Кроули Рондент выплюнул: — Сатана узнает о несправедливом решении. Ожидайте реакции из Ада. — Всего доброго, Рондент. Советник дал знак и удалился в сопровождении мрачных, злых демонов. А я совсем некстати, проводив их глазами, заметила вдали две знакомые фигуры… Ангелы уже вели к нам ближе Вики и Мими. Обе девушки были встревожены и с болью смотрели на нас, но Вики — и я понимала ее чувства — не отрывала глаз от матери. Только обрела ее и уже потеряла! Пока внизу начали обсуждать, как две ученицы проникли на судебное разбирательство, я улучила момент и бросила прощальный взгляд на Каливору. Его уже собирались уводить четыре крепких ангела. Адмирон покорно ждал своей очереди, но на тонких губах его блуждала горькая улыбка. — Кали! — испуганно позвала я. Он криво улыбнулся мне в ответ совсем как Винчесто. Заложив руки ему за спину, ангелы повели демона с помоста по ступенькам. — Не бойся, Ява! — ободрил он. — Всё будет хорошо! — Без разговоров, — холодно попросил один из ангелов и закрыл от меня Кали. Нет! Я не смогу отпустить его! Задохнувшись, я рванула вперёд, но Сариил вдруг явился откуда ни возьмись и преградил мне путь, ухватившись за предплечья руками и сжимая их — совсем не больно, но так, что я не смогла бы вырваться. — Остановись, — спокойно сказал он. — Не усугубляй своё положение… Но мне было всё равно. А Кали за миг переменился в лице, и его горькая улыбка превратилась в острозубый оскал. Его толкнули в спину, а я отступила от Сариила, чтобы не провоцировать и без того взбешённого Каливору. Адмирона вели следом за ним. Дальше была моя очередь. Суд завершился не в нашу пользу. И времени до исполнения приговора оставалось всего ничего…***
Primi Passi — Fabrizio Paterlini
Каливора медленно вошёл в сопровождении высоких ангельских фигур в зал Башни Цитадели. Чистый небесный свет, какой бывает лишь в райских городах, особенно здесь, ближе прочих к Шепфа, падал сквозь прозрачный высокий купол, украшенный витыми ажурными колоннами и маршами. Арочные готические окна, переплетённые золотом, впускали даже слишком много света в серые стены, как показалось Каливоре. Но демон держал свои мысли при себе. Он здесь по делу. Поджарое, изъеденное ещё не зажившими кровавыми следами боёв тело было покрыто лёгкой бронёй. Покрытые острыми ножами по режущим краям, боковые перья блестели сталью, когда свет из окон преломлялся о них. В алых глазах была насмешка. Чтобы его отозвали с поля брани ради этого? Ради того, чтобы демон, который стремится попасть захватчиком в Цитадель, очутился здесь по доброй воле серафимов? А точнее, по воле Шепфа… Парламентёры установили временное перемирие между двумя враждующими сторонами. Дитя, посеявшее зёрна ненависти и сомнений между Раем и Адом, оказалось лишь поводов для войны, но каждый искал его, каждый стремился обладать, словно оружием. Величие Цитадели оставило его равнодушным. Один из лучших воинов армии Сатаны, он осматривал всё цепким взглядом того, кто хотел бы завоевать это место, а не просто так войти в него. Но под угрозой строгих архангелов он оставил своё оружие — сверкающую, изрытую зазубринами и следами долгих боёв острейшую косу — вонзив остроконечное древко глубоко в камни священного города. Взглянув на демонстрацию его силы, архангелы смолчали, а он сам, беспечно стряхнув со стального наплечника несуществующую пылинку, прошёл вглубь Цитадели. Серафимы уже собрались за длинным столом. Восседая на высоких стульях, подбитых алым бархатом, они что-то обсуждали, но едва показался демон, как власти Цитадели остановили беседу, сосредоточившись на нём. — Прибыл глашатай Каливора, — громко произнёс фельдъегер, который и привёл в Цитадель адского гостя. С поклоном отступая перед пятью Серафимами, он оставил демона в окружении конвоя. Редко когда подручным Сатаны приходилось оказаться здесь, в высших чертогах Рая, и Каливора сейчас, словно лисица, пущенная в курятник, хищно ухмыльнулся и осмотрелся. — Мы видим. — Произнёс Главный советник Арамадарт. — Присаживайся, глашатай. — Да ни к чему, — с вежливой насмешкой в голосе отбрил Каливора. В длинных графитовых волосах, спускающихся на грудь, блестели бисеринки чужой крови. — Тем более, много времени это, как мне обещали, не займёт. — Куда ты так торопишься? — поинтересовалась Советница, отведя назад золотые крылья, а от ответа лишь едва скривилась. — Меня ждёт славная сеча, — обронил демон и оскалился. — А здесь я лишь потому, что то пожелал мой правитель, отправив с вашим переговорщиком. — Это так, — согласился Главный советник и, помедлив, продолжил. — Сегодня с рассветом к нам пришёл ответ от Шепфа на вопрос, заданный многократно. — Льщу себя мыслями, что этот вопрос касался вашего обострённого чувства справедливости. — Увы, глашатай, нет. Мы лишь спрашивали, как быть с тем, чтобы покончить с кровопролитной войной и прекратить страдания. Ибо кровь, которой вы, демоны, залили Рай, однажды утопит и Ад. — Как изящно и поэтично, — восхитился Каливора и поднял обе руки. — Но вот они, глядите, в крови ангелов. Его руки и впрямь были обагрены и изрезаны. Неприятная улыбка мелькнула на губах, обнажая острые зубы. — И много ещё из них поляжет сегодня и испачкает эти руки, пока вы не смиритесь и не дадите приказ отступить… — Этого не произойдёт, — невозмутимо произнёс Главный советник. — Отступление невозможно, только взаимное уничтожение. Однако знай, что эта война не принесёт подлинной победы ни одной из сторон. — Если только не поступить так, как велит сам Шепфа, — произнёс третий советник, деликатно взглянув в лицо демона. — Нам было видение, и Шепфа говорил с нами о будущем и тайных предсказаниях. Что дитя, которое разожгло пламень войны, должно быть спрятано. — Почему? Каливора не знал, как и другие демоны, что именно особенного было в том ребёнке, которого так смертельно испугался Шепфа, что даже спрятал его ото всех и жестоко обошёлся с родителями несчастного ребёнка. Изгнание… изгнания для ангела и демона было страшнее гибели. И изгнанные, потерявшие память и смысл, они вынуждены были до конца своих дней — значительно более короткого конца — скитаться и не помнить сына, прежнюю жизнь и друг друга. Чудовищное наказание. Каливора дёрнул щекой, слушая слова советников, и ждал ответа на свой вопрос. Но не думал, что действительно получит его этим утром в Цитадели: — Потому что в нём таится столько же мощного света, подаренного Ада, сколько и тьмы, преподнесённой Адом, — ответила Советница. — Шепфа прекратил преследование дитя-нефелима, но с одним лишь приказом, — главный советник остановился и пытливо взглянул в смуглое суровое лицо. — Чтобы в той темнице была охрана, и охрану ту он назвал. И имя прозвучало твоё. Непонимание блеснуло в кровавых глазах. Демон, не получавший знака и смысла, прищурился и недоверчиво взглянул на ангелов. Издеваются ли они над ним? Знают ли, что, вернувшись с войны, он займёт своё место в нише среди Тринадцати? Что ему оторвут красивые быстрые крылья и отберут оружие? Что он будет век за веком превращаться в статую во имя Сатаны, удерживая на своих титанических плечах вечный Ад? — Это невозможно, — отрезал он и сморщил нос. В оскале чуть дёрнулась его верхняя губа. — Имя было твоим и ничьим иным, — проговорил Главный советник и развёл руками. — И так велел Шепфа, слову которого мы не намерены воспротивиться. А послушаешься ли ты приказа Создателя, глашатай? Я коротко вздрогнула и проснулась, ощупав по привычке тоненький матрас и выдохнув. Я у себя в комнате, сегодня не тот самый день, то есть, до казни у нас остались ещё полные сутки. На Небесах наступило Рождество. Двор и портики заткали белым и алыми цветами. Золотые дорожки, шитые красными нитями, украшали ступени. И даже в мою запертую дверь постучался праздник: Сариил, не желая оставить меня без Рождества, принёс крохотный букет пуансеттий. На земле они были алыми, а здесь — цвета лимонного золота. Поблагодарив ангела, я поставила их на подоконник и устроилась напротив, пристально глядя на пустеющую Школу. С каждым днём настроения учеников становились всё мрачнее, до меня долетали слухи о том, что Сатана крайне недоволен вердиктом Небесного суда для своих подчинённых, а потому и учащиеся бойкотировали Рождество, встав в праздничный ужин и как один покинув зал. И вот теперь, выжидая у окна, я смотрела на небо в ожидании первой звезды, которая загорится, и с холодом на сердце думала, что же будет дальше. Но я поверить не могла, что увижу, как в праздничную ночь, выйдя в тёмный двор, демоны начнут покидать Школу, устремляясь к зияющей Бездне в Ад. После суда пребывая в заточении, я держалась на удивление стойко и себе не позволяла раскисать. Похоже, сказался шок, а может, злость… и того, и другого во мне хватало. Но сдерживая внутренние тёмные порывы, я решила приберечь их до встречи с серафимом Кроули и ангелом Фенцио — теми, кто и упёк на под стражу. Уверенная, что напоследок хотя бы доберусь до них, я тешила себя надеждой на призрачное спасение. Кто знает, быть может, Сатана добьётся своего и спасёт подчинённых? Не могут же Небеса не считаться с целым Адом! Но так и было. Демоны бунтовали и бастовали, требовали казни серафима Уокер или заключения для Каливоры и Винчесто. А Рай был глух к их ярости, и лишь по глазам Сариила, совсем ничего в политических решениях не значащего ангела и моего единственного посетителя за все дни заключения, я видела беспокойство. Ситуация накалялась худшим образом, пока я пребывала в заточении. И вот всё завершилось тем, что в Рождество, самый светлый праздник Шепфа, демоны покинули Школу. Среди них я видела и подруг. С тоской оглянувшись на дортуар, они заметили мою фигуру в окошке и грустно взглянули на меня в ответ. Собравшись с духом, я махнула им рукой и тут же отошла. Ни к чему травить их души. Вики и сейчас приходится непросто… её мать под стражей, а попади она в Адскую темницу, и живой оттуда не выйдет, особенно если ангелы всё же не пощадят адмирона и Кали. Сидя в углу своей кровати и оттуда, из ниши, наблюдая за тем, как зажигается на небе далёкая первая звезда, я опустила наконец голову на подушку, прикрывая глаза вновь и забываясь беспокойным сном — одним из череды странных, душных дрём. Мне снились дурные предзнаменования. Вики, держащая зеркало с чужим отражением против себя. И Бонт, умывающийся кровью, словно водой, из озера близ Школы. Мне снился Кали, вынимающий из-под складки плаща страшную косу, которую на земле, считают, носит смерть. И два дракона, голубой и алый, что сшибаются в небе, вгрызаясь друг в друга до крови пастями. И там, из каждой капли густой и горячей драконовой крови, вырастали и множились жуткие, стрекочущие и рычащие субантры… А в день казни случилось непоправимое. В тот день, когда ангел поднял сверкающий меч, чтобы обрушить его сначала на одну шею, а затем на другую. То, что переменило наши жизни, что разрушило и Ад, и Рай, что направило брата на брата и друга на друга. — Я же спросил тогда, адмирон, — шутливо сказал Каливора на собственной казни, — тебя казнят впервые?.. В своё первое Рождество забываясь в тяжких кошмарах, я не знала, что самый жуткий из них свершится наяву, дав отсчёт кровавой войне. В день казни меня поставили на колени и ухватились за крылья. Короткий рывок был болезненным и выламывал кости. И взвыв, я смотрела за тем, как сверкает меч в тусклой серости болезненно набрякшего неба. Каливора поднял глаза на клинок, улыбнулся, хотя подбородок его покоился на чурбане, позорно созданном, чтобы сечь головы. И когда грохот сотряс Небеса, а яростный крик, полный злобы, пророкотал словно из самых недр Ада, всё стихло, и занесённый меч застыл на миг. И мига Каливоре вполне хватило…