Как помочь больной скотине

Комната полыхала уютным оранжевым цветом от последних лучей солнца перед его спячкой. Его руки протягивались до всего, что попадалось: плита, тумбы, плитка, и выделяли маленькие частички пыли, стоящих в воздухе. Он видел закат горящий в огне, и солнце, освещающее лицо невпопад, делало его еще острее и похожим на хищника в засаде. Райнер сидел напротив и отчего-то помалкивал, как будто ошибся местом жительства. — Почему ты пришел? — подал он голос, и тот показался каким-то сиплым, как будто что-то сдавливало горло изнутри. — А почему нет? Давно не виделись, же. А ты даже не встречаешь. Я возьму чайник? Как будто Эрену было нужно разрешение. Да, конечно, располагайся как у себя дома, сказал бы Райнер, если бы нагрянувший гость хоть предупредил о том, что придет. Или если бы они хоть каплю дружили. — Ладно, — выдавил из себя Браун, с опаской смотря на исхудалую и ровную как пластина спину за плитой. Йегер налил им обоим стылой воды в кружку с торчащим хвостиком пакетика и протянул одну мужчине. Та оказалась у Райнера в руках, будто перетекла туда-обратно и он сосредоточился на предмете в ладонях, чтобы отвлечься от возвышающегося над ним. Эрен сел напротив, глотнув не очень хорошего чая, хотя да и жизнь у него тоже не очень, так что полный баланс. — Ну, и зачем ты пришел? Райнер уже не мог ждать приговора. Ему казалось, что он провоцирует смерть. Хотя его напряжение выглядит неоправданным и неуместным. — Да просто, спасибо, что спас меня. Он сказал это как само собой разумеющееся, а у Брауна сердце в пятки, что за напасть. — Это ведь ты спас меня… — По правде говоря, это вышло случайно, ты и сам знаешь как это бывает, — Йегер поднял голову, вдоволь попялившись на край стола, и заглянул первым делом Райнеру в глаза. — Мы же теперь полностью искренни. Собеседник громко сглотнул, рот приоткрылся чтобы что-то ответить, но слова собрались в комок и застряли в горле, давили и давили на кадык изнутри. Он не должен перед ним преклоняться, терять остатки собственного достоинства. Такими мыслями Браун остановил бы себя раньше, сейчас же это пустая бравада для него. Слишком всего случилось. Слишком сильно жизнь отполировала его дух со всех сторон, смягчив острые углы до гладкого, всех устраивающего, шара. — Моей задачей было разведывать обстановку, ваше вооружение, все слабости Парадиза перед Марлией. Но я предал вас, тех, с кем рос, чуть ли не собственноручно убивал, но кажется, что кровь именно на моих руках… — Достаточно, — отчеканил Эрен, уже не вынося этой жуткой дрожи Брауна, как грешника на паперти. — не мне тебя судить. Ты выполнял свое дело, я выполнял свое, мы знали, на что идем и были в равных условиях. Мы же случайно спасли друг друга, — он невесело ухмыльнулся. — бывает. Почему-то после этой фразы атмосфера в комнате переменилась, и Браун не чувствовал себя запертым в собственном доме наедине с незваным гостем. Стало непривычно, как будто уже не сдирают с него острыми ногтями кожу, одним взглядом передавая настроение. Он выдохнул с нескрываемым облегчением. Даже неестественная поза, как у брошенной в угол марионетки, Эрена смотрелась не так удручающе, а так как будто они друзья на век, а война обошла обоих боком. Они еще сидели так некоторое время, Браун с трудом подбирал слова, и все ждал, пока Йегер уйдет, потому что Райнеру еще долго предстоит приходить в себя после этого судьбоносного разговора. В неудобной обстановке, теперь уже обремененной простой неловкостью между малознакомыми людьми, прозвенел звук оповещения, и Эрен достал телефон. С задумчивым выражением лица он прошел до конца коридора, умудряясь наступать именно на самые скрипящие половицы в доме. Мужчина стеклянными глазами посмотрел на подошедшего к нему Брауна, но тому показалось, что за пустотой скрывается вагон с тележкой недосказанного. Не суть, ему только на йоту стало охотно узнать причину смены лица солдата. Но лучше пусть уходит и, желательно, забудет дорогу до дома Брауна среди сотни одинаковых домов в округе. — Бывай, — сказал Эрен, дернув за ручку и не дослушав ответного «Пока». Браун тупо еще постоял в коридоре, из которого, кажется, вытянули все жизненные соки, и поплелся в комнату, избегая скрипящих половиц и взгляда глаз со старых фамильных картин, редко повешенных на бежевых стенах коридора. Он дернул дверь, закрывая за собой ее, и она с грохотом врезалась в проем от сквозняка из-за открытой форточки. Легкие сдержанные улыбки с лиц на картинах прошептали: «До скорой встречи».