Как помочь больной скотине

Эрен быстро восстанавливался. У него появился стимул жить. Какой — не очень интересно. Зику. Ну, пока нет. Вообще-то интересно, но это чисто человеческое любопытство и желание контроля — знать, что там происходит в жизни, с кем ты бок о бок спишь. Буквально. С недавнего времени Эрен кажется окончательно перекочевал Зику в кровать. То есть вламывался глубокой ночью, когда старший уже погружался в глубокую фазу сна, и бесцеремонно с грохотом валился рядом на другой конец, совсем на край, будто его тут нет и Зик до этого шатание каркаса кровати не чувствовал. Но и после этого он не прогонял брата. Как-то привык. Приелись его выходки, но это не значит, что Зик будет их постоянно терпеть. Пусть все-таки даже у старшего будут свои маленькие слабости, и у младшего — вольности. Хотя часто те в своем количестве выходили за n-ное понятие. У Зика было собрание сейчас, как он сказал. И свой круг общения, помимо Эрена. Это раздражало, так со своими бесконечными делами Зик достал. Ему бы и капли какого-то внимания хватало, если бы не его самозанятость, отсебятина по факту. То, чем Зик занимался было явно не особо уважаемым в приличном обществе. А в приличном обществе все лицемерят. То есть, Эрен думал, что Зик что-то «мутит» втайне от него, его пропажи по ночам были слишком подозрительны и узнаваемы среди Йегеров, такие они любители побегать за сижкой в 3 утра. Если Зик не рассказывает, значит, это что-то глобальное, очень важное, как тайна мирового правительства. Поэтому Эрен сделал вывод, что либо брат что-то или кого-то толкает по-тихому и в мировых масштабах, либо, как бы максималистично это не звучало, хочет завоевать мир, но эта идея казалась слишком уж чересчур, хотя он поставил галочку карандашом в списке предположений. Зик снова вернулся поздно, и Эрен ждал его. Не такой бодрый, как утром, помятый и, наверное, подвыпивший. Находило иногда — хлопнуть по маленькой, и наверное оба не знали причины, почему на одного из них находит это желание, однако эффект чаще всего был нейтральный: Эрен вел себя так же или казался таким. Признаться самому, Зика это не очень радовало, вообще нет, но оттягающим обстоятельством было как раз это спокойствие удава, возникающее у младшего, и его легче было уложить. — Почему так поздно опять? — Эрену не надоело задавать одни и те же вопросы, брат был единственным его источником информации извне. И неважно, насколько та была правдивой, в каждой лжи есть доля правды. — Задержали, — он всегда отвечал одно и тоже после как раз этого вопроса, уже интуитивно зная, что последует дальше и как дальше врать. У них вообще слишком много недомолвок друг перед другом, хотя бы касательно встречи Эрена с Брауном. Его имя Зик узнал совсем недавно, а он уже произвел на него очень мотивирующее впечатление и цель — узнать о нем больше, не в самом дружелюбном ключе. Сейчас он не собирался расспрашивать пьяного человека о всех подробностях. А может и стоит спросить; Зик не знал, помнит ли Эрен что-то под утро, или может помнит, но рассказывать ему, конечно, не о чем. А может все-таки?.. — Эрен, — они сидели за столом на кухне. Зик старательно делал вид, что разбирает какой-то отчет. Хотя выдавала его напряженность плеч, как у большой кошки перед прыжком на жертву, но неизвестно: заметил сидящий напротив или нет. — щас башку разъебешь себе, перестань качаться. Эрен не перестал. Эрен стал еще больше качаться на стуле, который жалобно скрипел от тяжелого бремени, вознесенного на него с выпуска на продажу. Эрен не перестал, потому что Зик скрывал что-то. И плевать ему на то, что Эрен качается. Он что-то тянет. Йегер хотел вымотать Зика еще больше, чем его ненавистная для брата работа. Маленькая месть. Дьяволенок внутри заливается ехидным хихиканием, а Зик медлит. Наконец Эрен падает, и все звуки схлопываются в один момент после шлепка деревянной спинки о пол. Он с сожалеющим выдохом поднимается, как будто ему жалко мебель, опирается на стол, ставит стул напротив и выжидающе смотрит в ответ на тот же взгляд. Контакт наконец установлен, думает старший и теперь не понимает, как ему воздействовать на брата, он так и не понял до конца «язык» особенных людей. Йегер решает не медлить, а то Эрен может заподозрить, что брат ищет к нему подход, а это значит, либо не хочет задеть, либо хочет спросить о чем-то, что просто так не рассказывают. И то, и другое ему успеха не гарантирует. — Какие у тебя отношения с Брауном? Мешкающий взгляд с потрохами выдает брата. Едва ли он хочет это скрыть или не может: вспыльчивость сыграла на нем. Эрен заметил, что Зик заметил. Ничего не попишешь. — Мы дружили. Я считал его почти братом. Он предал нас. Он сказал это просто, как говорят об устоявшихся всем известных фактах, но нетрудно было прочесть бурю эмоций в не до конца потухших глазах. Эрен очень дорожил их связью, судя по виду и серьезной адекватной речи (Эрен вообще-то часто говорит складно, но Зик упускает этот момент за всем, что он творит). А теперь что? Он припоминал детали их встречи, но мысли узнать что-то большее, даже если этого не было, перекрывали друг друга и дорожку к памяти. Мужчина сдался и, с тем же напряжением в ноющих плечах из-за неудовлетворенности от ответа брата, переключился на отчеты. Ветер с новой силой качнул раскидистые ветви средней березы во дворе и залетел в дом, и стало зябко. Зика устраивала одна включенная настольная лампа, теплый свет которой грел его только от одного взгляда на освещенные документы. Эрен поднял босые ступни на перекладину у стула, чтобы как-то снизить количество холода от промозглого для его голых ног, ледяного паркета. Опекающему (по формальности) его человеку категорично не нравилась эта дурная привычка, Зик пытался бороться с ним, но тут как горох об стенку — безнадежно, безрезультатно и к тому же пиздец как выматывает. И к тому же Эрен в домашних условиях не такой камикадзе как на фронте и знает, что таблеток для него от его простуд, вытекающих из упрямства, здесь нет и не будет. Поэтому он встает и закрывает форточку, что-то насвистывая. И притихший подходит сзади. Кладет руки на плечи ниже. Зик вскидывает бровь, смотря на того в пол оборота, но Эрен не дает ему себя рассмотреть; пряди волос спали на лицо, только остаточный рассеивающийся свет касался подбородка и губ, уголки которых были чуть приподняты, но нельзя было сказать, что настроение их обладателя было таким же. Эрен ощутимее сжал между пальцев рубашку брата, как будто она ему сильно мешала касаться его. Зик спросил, что Эрен хочет сделать, но не убрал его руки, ему были интересны его дальнейшие действия, но он не признается ему, даже если тот будет с непробиваемым упорством этого добиваться. С ума сходят по-одиночке. — Ты слишком напряжен, братец. Дай помогу тебе. Зик расценил эту помощь как очередную благодарность за то, что заботится о младшем брате. В последнее время он перестал забывать кормить Эрена, наверное тот это заметил. Ладони комнатной температуры мягче держали плечи так, что они казались невесомыми как легкий плащ. Эрен мягко массировал уставшие плечи, подушечки пальцев, расставленные веером, надавливали чуть болезненно, или он смог определить больные точки. Сжатые перепутанные комки нервов как будто сводило судорогой в этих местах, но тут же они развязывались под умелыми руками. Зику казались его прикосновения совсем привычными, родными. Как будто Эрен всю жизнь только и делал массаж брату. Пожевав мысль о бренном существовании, он решил опустить эту историю о всем их прошлом и отдаться в пластичное давление, пока перегар у мастера не выветрится.