Я, Махидевран

      Стамбул окутывала ночная темнота. Улицы были пустынны, лишь две человеческие фигуры целеустремлённо скользили по ним, друг за другом ныряя из одного переулка в другой. Чёрные плащи делали их похожими на сгустки тьмы или бесплотных джиннов. Наконец они остановились у маленького дома, где в единственном окне мигал слабый свет. Перекинувшись несколькими фразами шёпотом, люди в плащах сначала осмотрелись, затем один из них замер, спрятавшись в тени, второй же скользнул в дом.       Спустя какое-то время обе фигуры так же осторожно, крадучись, пустились в обратный путь. Шли они теперь медленнее, поскольку второй человек под плащом прятал что-то, что нести было неудобно. Целью их был дворец Топкапы. Здесь первая фигура приблизилась к стражнику, который, зевая, переминался под факелом. Несколько фраз шёпотом, тонкое звяканье, краткий блеск на руке, высунутой из-под плаща, золотого браслета в виде веточки — и охранник, всё так же зевая, но с менее сонным видом отошел и скрылся за углом. Первая фигура поманила вторую — и обе скрылись за дворцовыми стенами.       …Хюррем, рассеянно поглаживая увеличившийся живот, сидела на низкой скамейке на бархатных подушках. Служанка аккуратно, стараясь не причинить госпоже ни боли, ни неудобства (она прекрасно знала, чем это может ей грозить), расчёсывала и укладывала её восхитительные рыжие волосы. Хюррем смотрела прямо в зеркало, но не любовалась отражением своего красивого лица, а думала. Ярость клокотала в ней: почему всё идёт не так, как ей надо?! Она из гёзде стала икбал, она носит в утробе шехзаде (мысль, что это может быть султанша, она даже не допускала), но ни Валиде, ни остальные девушки уважать её не стали, как будто она и вовсе не беременна! Хоть султан и прислал ей подарки, но вторая икбал, Айше, получила такой же сундук, ничуть не меньше! Мерзавка Махидевран наслаждается ночами с султаном, а ей близость запретила повитуха, видите ли, ребёночку это может повредить. А если после родов она раскоровеет как мать? Её тогда пинками выгонят из дворца, а даже если и нет, то выдадут замуж за кого попало, — и прости-прощай все её мечты о царствовании над половиной мира. Султан вообще до сих пор не стал обожать её, как ей было обещано. …А, кстати!       Хюррем резко вскочила, служанка взвизгнула от неожиданности, бухнулась на колени и забубнила в пол: «Простите, госпожа! Я не виновата!»       — Хватит ныть, Фатьма! Быстро ступай, позови ко мне Сюмбюля! Служанка вскочила, утёрла глаза:       — Сюмбюля-агу, госпожа?       — Аллах, Аллах! — топнула ногой Хюррем. — В гареме, что, есть ещё другой Сюмбюль?! Я сказала: быстро! Служанка ещё раз всхлипнула и опрометью выбежала из комнаты. Долго ждать не пришлось: Фатьма вернулась и с поклоном сказала:       — Хюррем-хатун, Сюмбюль-ага пришёл.       — Хорошо, — Хюррем уселась покрасивее и кивнула: — Пусть войдёт. А ты исчезни и не подслушивай.       — Как можно, госпожа?!       — Солнечнокудрой госпоже — мой самый низкий поклон, — так приветствовал её евнух. — Да будет щедр к вам Аллах, как вы щедры к тем, кто верно служит вам!       — С чего это ты вспомнил о щедрости?       — Да вот, только вчера достал я из кошелька ту самую золотую монетку, что подарили мне вы, и воспоминания переполнили меня. Так и не смог я с ней расстаться, и из-за этого…       — …Выпил на одну чашку кофе меньше? — усмехнулась Хюррем.       — Хорошо вам смеяться, вы-то ни в чём нужды не знаете, все обитатели дворца наперегонки мчатся выполнять ваши желания, тогда как те, кто верно служил вам, остались без ваших милостей и ходят сейчас голые и бóсые.       — Это ты-то голый и босый? Сюмбюль обиженно поджал губы.       — Вот ты упрекаешь меня, что я, якобы, лишила тебя своих милостей, то есть, не даю тебе денег. Сюмбюль открыл рот, чтобы возразить, но Хюррем не дала ему сказать.       — Но я тебе ничего не обещала. А вот ты обещал, что я смогу стать первой в гареме после Валиде. Что султан влюбится в меня, и вот тогда у меня действительно будет всё, что я только захочу. Ты говорил, что Махидевран не соперница мне, что я легко смогу отобрать у неё любовь султана. Но он продолжает её посещать, он продолжает принимать на хальвет других девушек! Ну, и что же из твоих обещаний сбылось?! Отвечай! Сюмбюль с несвойственной для него серьёзностью воззрился на Хюррем, сложив руки за спиной.       — Вы беременны, Хюррем-хатун. Иншалла, родится шехзаде.       — И что с того?       — Тогда султан обязательно вернёт вам своё расположение. А уж что дальше делать, как себя вести, вы знаете. Не зря же мы с Нигяр объясняли вам.       — Что ж, я должна кланяться на каждое слово, на каждый взгляд в мою сторону?!       — Да, госпожа, если это взгляд нашего Повелителя, храни его Аллах.       — Аминь, — буркнула Хюррем. — Так ты хочешь сказать, что я сама во всём виновата? Что я неправильно веду себя?!       — Да кто такой Сюмбюль, чтобы говорить вам подобное… Прошу меня простить, Хюррем-хатун, скажите, что я могу сделать для вас, зачем вы велели прийти. Я полечу исполнять ваш приказ. Хюррем поджав губы смотрела мимо него. Наконец, она сказала:       — Когда прибудут новые ткани, пришли мне красного и голубого атласа. Мне нужны новые платья, скоро в эти, благодаря нашему шехзаде, я уже не влезу.       — Как прикажете, госпожа. Я пойду, с вашего позволения?       — Погоди, — вдруг выпалила она. — Скажи ещё, кто из девушек чаще всех бывает у Повелителя в последнее время? Сюмбюль замялся, явно не желая ляпнуть лишнего.       — П-простите, Хюррем-хатун, я могу не отвечать?..       — Это что ещё?! Отвечай, Сюмбюль!       — Вам не понравится то, что я скажу.       — Не зли меня. Говори.       — Повелитель уже две ночи подряд зовёт к себе… Гюльнихаль-хатун.       — Что ты сказал?! Гюльнихаль?! Но… она же служанка у Махидевран!       — Таково было желание Повелителя. Простите, Хюррем-хатун, я пожалуй пойду…       Евнух пятился и кланялся, выходя из комнаты. Хюррем, не помня себя, сжимала кулаки и из-за слёз не видела почти ничего. Мало ей Махидевран, теперь ещё и Мария ей соперница! Тихоня Мария-Гюльнихаль! Подруга!.. Врагов не надо с такими подругами!.. Хюррем вне себя вылетела из комнаты и помчалась не разбирая дороги.       Опомнилась она лишь в саду возле фонтана у бассейна. Она села на скамейку. В полной растерянности утёрла глаза. Уставившись на сверкающие струи фонтана, на весёлую рябь в бассейне, на игру рыбок, она вдруг поймала себя на мысли, а не утопиться ли ей. Но Хюррем тут же гневно замотала головой. Не ей смерть звать, а тому, кто посмел встать у неё на пути!       Внезапно за кустами послышался шум. Кто-то ещё бежал к бассейну с рыданиями. Хюррем вскочила. Не то, чтобы она ждала кого-либо, но уж никак не могла предвидеть, что к её ногам рухнет, заливаясь слезами, Гюльшах! Сначала Хюррем молча хлопала глазами, уставившись на дрожащую от рыданий у её ног любимую служанку Махидевран. Наконец ей стало жалко девушку, она подняла её с колен, усадила на скамейку. Гюльшах на мгновение перестала реветь, посмотрела на ту, что помогла ей, узнала Хюррем — и разрыдалась ещё пуще.       Когда слёзы иссякли, Хюррем подтащила Гюльшах к фонтану, умыла её, дала напиться. Они снова сели. Гюльшах всё ещё вздрагивала и всхлипывала.       — Награди вас Аллах, Хюррем-хатун, — прохлюпала наконец она. — Простите, что пришлось со мной возиться.       — Что с тобой случилось? Почему ты так рыдала?       — Ах, госпожа, нет на свете никого несчастнее бедной Гюльшах! «Ну, это ещё как посмотреть», — подумала Хюррем и сказала: — Ну, поделись своим несчастьем.       — Не спрашивайте, не спрашивайте, госпожа! Моя госпожа Махидевран, та, которой я служила верой и правдой ещё в Манисе… Она выгнала меня!       — Аллах, Аллах! — Хюррем такое действительно представить было трудно. — Но почему? Что такого ты могла натворить?       — Да ничего в общем-то… Я просто посмела упрекнуть её, что с тех пор, как взяла она к себе в услужение Нигяр и Гюльнихаль, она стала хуже ко мне относиться. Вся тяжёлая работа оказалась на мне, а они только гуляют с ней да улыбаются! А сейчас, представьте, Повелитель обратил внимание на Гюльнихаль, и она вот-вот станет фавориткой! Это всё потому, что она, госпожа то есть, позволяла Гюльнихаль прислуживать за ужином. А меня она всегда отсылала прочь. Но ведь я была всегда верна ей и помогала во всём! Может, у меня тоже был бы шанс понравиться нашему Повелителю!       — Конечно, конечно, — сказала Хюррем с насмешкой, но Гюльшах в своём горе не услышала интонацию.       — Повелитель прислал госпоже подарки, такие красивые, но она сначала подарила им, и только потом, что осталось, уже мне. Мне так понравились красные туфли, но она отдала их Нигяр!       — Вот беда. И что же дальше?       — Когда я сказала, что госпожа несправедлива ко мне, она так холодно посмотрела на меня своими зелёными змеиными глазами и сказала: «Не нравится моё отношение — убирайся!» А Гюльнихаль с Нигяр засмеялись. И я тогда расплакалась и убежала… Что же теперь делать несчастной Гюльшах, Хюррем-хатун? Я не смогу жить в гареме с простыми невольницами…       — Ничего, привыкнешь, — сказала Хюррем и встала. — Если уж даже я привыкла. А может твоя госпожа ещё простит тебя. Кинься ей в ноги, поплачь.       — Ну, нет! — Гюльшах тоже встала, твёрдо посмотрела на Хюррем всё ещё мокрыми глазами и сжала кулачки. — Она ещё пожалеет, что не ценила мою верность и преданность! Она слишком привыкла не замечать Гюльшах, но благодаря этому мне кое-что о ней известно. Некоторые её секреты.       — И что же тебе известно? — Хюррем насторожилась, но постаралась скрыть свой интерес. — Какие такие секреты Махидевран? Как она подбирает туфли к платьям? Гюльшах замолчала, закусив губу. Быстро взглядывая на Хюррем и отводя глаза, она явно решалась на что-то.       — Вот что, Хюррем-хатун. Возьмите меня к себе в услужение. Я послушная и расторопная, я могу верно служить, вы же знаете. В благодарность я расскажу вам страшную тайну Махидевран-сул… Махидевран.       — Аллах, Аллах, да какие у неё могут быть тайны! — чуть натянуто рассмеялась Хюррем. — Разве в Топкапы что-то может оставаться тайным дольше одного дня?       — А вот и может! Вот вы например не знаете, что Махидевран беременна!       — Беременна?! — Хюррем не удалось на этот раз скрыть своё удивление. — Но султан продолжает навещать её! Чем же они, спаси Аллах, занимаются?!       — Известно, чем, — хихикнула Гюльшах.       — Ну, и это и есть твоя «великая тайна»?       — Нет, госпожа. Возьмите меня к себе, и я расскажу вам кое-что ещё. Хюррем раздумывала, постукивая ногой по песку.       — Ладно, Гюльшах. Я беру тебя к себе. Но ты обязана служить мне ещё усерднее, чем Махидевран. И обязана рассказать мне всё до мелочей, всё, что знаешь о ней.       — Ваше великодушное решение сделало меня счастливой, Хюррем-хатун! Гюльшах низко поклонилась своей новой госпоже и поцеловала подол ей платья. Затем она подала Хюррем руку, и они вернулись во дворец.       …Хюррем не пожалела о своём решении. Во-первых, Гюльшах действительно была умелой и расторопной прислужницей. Во-вторых, благодарность госпоже сквозила в каждом её жесте и взгляде, что невероятно льстило. Ну, и в-третьих, тайна, которую Гюльшах наконец рассказала, оказалась настолько важной, что Хюррем не смогла терпеть и сразу же помчалась к султану.       — Хюррем-хатун, Повелитель! — возвестил охранник, войдя в покои султана. Сулейман расположился на тахте, он проводил время в неспешной вечерней беседе со своим другом Ибрагимом. Оба при этом известии переглянулись.       — Аллах, Аллах, что ещё случилось? — проворчал султан. — Когда эта хатун является вот так, без приглашения, я не жду ничего хорошего.       — Может, не пускать её?       — Так ты же знаешь, она скандал устроит. А повитуха сказала, ей волноваться нельзя.       — Да и вам тоже, — усмехнулся Ибрагим.       — Это ещё почему? — Сулейман попался на уловку. — Я же не…       — Хюррем такими визитами каждый раз доводит вас до белого каления, однажды вы можете не сдержаться и прибить её. Султан усмехнулся и велел впустить Хюррем. Она, решительно выпятив живот, вплыла в комнату. Обнаружив, что султан не один, она скривилась, но решительности не потеряла.       — Повелитель! Я с дурными новостями!       — Какая неожиданность! — пробормотал себе под нос Ибрагим.       — Что ж, судя по тому, что до утра ты дотерпеть не смогла, новости серьёзные. Говори, — сказал султан.       — Дело касается Махидевран.       — Махидевран-султан, ты опять забыла.       — Уж не знаю, будет ли у неё этот или какой другой титул после того, что я вам расскажу! Ибрагим и Сулейман переглянулись.       — Повелитель, Махидевран вам неверна!       — Что ты сказала?! — султан в гневе вскочил, едва не перевернув тахту. — Да как смеешь ты…?       — Она ведёт любовную переписку с каким-то мужчиной! Она прячет под матрасом письма от него и тайком их перечитывает! Сулейман яростно раздувал ноздри. Ибрагим подошёл ближе в опасении, что Повелитель всё-таки не сдержит себя.       — А ты не подумала, что это могут быть мои стихи? Хюррем вздрогнула. Оказывается, султан и для Махидевран писал стихи?!       — Нет, Повелитель! Ваши стихи она не стала бы прятать, она гордилась бы ими… как я! Султан уже еле сдерживался. Ибрагим встал впереди него:       — Если Махидевран-султан прячет письма, как ты говоришь, и скрывает эту переписку, откуда это стало известно тебе? На подружек вы не были похожи до сего дня.       — Мне сказала её наперсница Гюльшах! Махидевран выгнала её, а я пожалела и взяла к себе. В благодарность она и рассказала мне эту тайну. Хюррем торжествующе улыбалась. Ибрагим покосился на султана:       — Прикажете привести Гюльшах? Покрасневшее от гнева лицо Сулеймана едва не дымилось. Он только и смог кивнуть.       Совсем немного времени понадобилось, чтобы стражник привёл Гюльшах. Едва вошла, она сразу же кинулась в ноги султану.       — Поговори с ней, — кивнул тот Ибрагиму. — А ты, Хюррем, выйди.       — Но, Повелитель, она теперь моя служанка, и…       — …и поэтому она может не сказать нам правду в твоём присутствии. Хюррем ничего другого не оставалось, кроме как повиноваться.       — Тебя зовут Гюльшах, верно? — мягко сказал Ибрагим всё ещё не поднимающейся с колен девушке. Она кивнула. — А кто я, ты знаешь?       — Вы — Хранитель покоев, Ибрагим-бей.       — Правильно. А в чём состоят мои обязанности, знаешь? Я должен по приказу Повелителя расследовать все преступления в гареме. Как ты думаешь, Гюльшах, измена Повелителю — это преступление или нет?       — Преступление, господин.       — И преступник должен быть наказан, правильно?       — Да, господин.       — Значит, если кто-то рассказывает о преступлении — он правильно поступает?       — П-правильно…       — Поэтому тот, кто поступает правильно, тот хорошо служит Повелителю и получает за это награду. Ты же хочешь хорошо служить Повелителю, да, Гюльшах?       — Да, господин.       — Превосходно. Тогда расскажи мне всё, что ты знаешь о письмах, которые прячет Махидевран-султан. Гюльшах залилась слезами и замотала головой.       — Не бойся ничего, — всё так же мягко говорил Ибрагим перепуганной девушке. — Никто не узнает, что ты всё рассказала. Знать будем только я и Повелитель. Ты же рассказала Хюррем. Расскажи теперь мне.       — Я… я рассердилась на госпожу… На Махидевран-султан. Она выгнала меня. А Хюррем-хатун пожалела меня. Вот я ей и рассказала.       — Что же ты рассказала?       — Что Махидевран-султан прячет под матрасом своей кровати какие-то письма и тайком их перечитывает и улыбается.       — А может быть, ты случайно прочитала эти письма и знаешь, что в них?       — Нет, нет, господин, я не читала! Я не умею читать…       — Тогда откуда ты знаешь, что эти письма для Махидевран? — глухо, с затаённой болью промолвил султан.       — Я не умею читать, Повелитель, но некоторые слова всё-таки знаю, как пишутся. Своё имя, например, или имя госпожи Махидевран.       — Дай ей пять золотых, Ибрагим, и пусть идёт с миром. Ибрагим отсчитал монеты и подал Гюльшах. Девушка встала, её руки всё ещё тряслись, когда она принимала деньги.       — Ступай, Гюльшах. Твоя госпожа Хюррем наверняка ждёт тебя в коридоре. Иди с ней и ничего не бойся. Ты всё правильно сделала. Гюльшах затравленно глянула на него, на султана, низко поклонилась и опрометью бросилась за дверь.       — Ибрагим, — тяжело промолвил Сулейман. — Ты знаешь, что тебе нужно делать. Иди к Махидевран и принеси мне эти письма.