Шербет

— Умоляю тебя, Ташлыджалы, — в глазах Махидевран Султан плескалась тревога. — Скажи мне, ведь я знаю, что этой ночью Мустафа не спал. — Я понимаю ваше беспокойство, госпожа, — Яхья посмотрел на приближающегося к ним дворцового стражника. — Но поверьте мне, жизни шехзаде ничто не угрожает. Он поклонился матери шехзаде и направился к его покоям, чувствуя на себе ее пытливый взгляд до тех пор, пока не скрылся за поворотом. Ташлыджалы и сам был недалек от того состояния, в котором находилась Махидевран Султан. Правда, оттенок его переживаний не был таким чистым, как у матери, тревожащейся за сына. Сильные чувства, испытываемые им, не были столь однозначными. И сердце, наполненное ими до краев, переливалось этим цветом. — Вызывали меня, шехзаде? — дубовые двери закрылись за ним с тихим лязгом замков. — Да, — Мустафа отложил в сторону свитки и устремил на него свой взор. — Мне бы хотелось услышать твои мысли, которые ты должен был держать в тайне до этого момента. Глаза Ташлыджалы постепенно стали серыми, зелень, проступавшая в них, погасла окончательно. Он опустил глаза, судорожно обдумывая ответ, заодно избегая пристального взгляда Мустафы. Еще с первой встречи он часто замечал на себе этот взгляд, особенно тогда, когда смотрел шехзаде в лицо. Яхья догадывался, что несмотря на уверенность Ибрагима Паши в его достоинствах, Мустафа относился к нему с некой осторожностью и старательно изучал его, и это в сравнении с тем, каким вспыльчивым темпераментом обладал шехзаде, который редко когда искал компромиссы и не особо отличался последовательностью в действиях. Яхью его поведение откровенно пугало. Такое отношение к себе могла вызвать лишь жертва, недоступная хищнику в силу каких-то обстоятельств, на выяснение которых он тратит сейчас время, наблюдая за ней. Подобная мысль мелькала в его сознании довольно часто, пусть он и не подавал внешних признаков того, что излишнее внимание начинает его беспокоить. — Как я уже говорил, у меня есть кое-какие мысли насчет произошедшего, — Яхья взглянул на Мустафу, после чего сделал уверенный шаг вперед. — Я начну с самой, на мой взгляд, правдивой. Мустафа жестом подозвал его к себе. — Продолжай, — спокойно произнес он, убрав руки за спину. — Мне кажется, ваше недомогание, — здесь Ташлыджалы весьма деликатно обозначил проблему и это не ускользнуло от внимания шехзаде, — вызвано негативными событиями из прошлого, оставившими глубокий след в сознании. В темно-карих глазах что-то мелькнуло. Яхья почувствовал, как в груди что-то защемило, отозвавшись ноющей болью. Он понял, что оказался близок к истине. Значит, причина его бессонницы скрывалась в смерти шехзаде Мехмеда. — Предположим, что это так, — Мустафа ничем не рисковал, ведь под этим могло подразумеваться что угодно, будь то детский кошмар или еще свежая боль от потери близкого человека: — Что ты будешь делать дальше? Ведь к лекарю не обратишься с такой проблемой. В серо-голубых глазах Яхьи отразилось легкое недоумение. — Что я буду делать? — даже голос сел от удивления и это не могло не радовать шехзаде. — Если вы не против, я могу провести ряд процедур, чтобы улучшить ваше самочувствие. — Звучит интересно, — на лице Мустафы появилась редкая обворожительная улыбка. — Что ж, я не против. Надеюсь, тебе удастся избавить меня от этого «недомогания». Ташлыджалы так и замер на месте, не в силах понять, что произошло с шехзаде в эти минуты. Из памяти как назло выплыл эпизод минувшей ночи, в котором среди полумрака он отчетливо услышал свое имя среди бессвязного шепота шехзаде. Оно было произнесено таким беспомощным тоном, что Яхья с трудом одернул себя во избежание нежелательных последствий. Казалось бы, еще миг и все изменится. Но от этой мысли Ташлыджалы становилось не по себе. В сердце тут же отдавался звон, исходивший от той самой цепи, по которой шло его наваждение. — Я сделаю все, что в моих силах, шехзаде, — Яхья покорно склонил голову. Спешно удалившись из покоев, он быстрым шагом направился в другое крыло дворца, где обитала прислуга, чтобы дать ей необходимые указания. Непонятно почему, но он чувствовал себя преступником, пустившимся во все тяжкие, лишь бы избежать неведомой ему участи. Поразмыслив над этим буквально пару секунд, прежде чем заняться делами, Ташлыджалы решил оставить все как есть. Мустафа в это время взял с подноса стакан с вишневым шербетом, отпил его и заметно поморщился от тягучей кислинки в послевкусии. Напиток удался на славу, стоило отдать должное дворцовым поварам, достигшим мастерства в искусстве приготовления еды. Как и Яхье, который посоветовал ему шербет именно с этим вкусом. Мустафа смотрел через окна в сад, мысленно возвращаясь к разговору с Ташлыджалы. Ему удалось сделать это. Заставить сдержанного Яхью испытать хоть какую-то долю эмоций, нарушить его спокойствие, став причиной. Шехзаде нравился подобный расклад. Никто не останется равнодушным к нему и Ташлыджалы не исключение. Это спокойствие в глазах напротив — ничто. Сухое выполнение обязательств — лишь прикрытие. Он любил видеть в глазах янычар восхищение, полные желания взгляды наложниц, лютую ненависть в зрачках вражеских глаз. Его беспокоил лишь этот непроницаемый взгляд Ташлыджалы. Мустафа был готов исправить это, иначе бы он не звался наследником престола