Три года назад
В номере трещал кондиционер. Утреннее солнце сквозь тюль устало освещало комнату немецкого отеля. За спиной Риты прекратился звук льющейся воды из душевой насадки. Кольца шторки скользнули по трубе. Через пару минут из ванной появился Стурла, вытирающий мокрые волосы полотенцем. — Забыл сказать, я нашел нам отель на следующий этап. Нужно выбрать день. Во вторник тренерский штаб решил устроить силовые тренировки, представляешь? В понедельник ночной перелет, а во вторник силовые тренировки. Это как пиво после водки. Среда и четверг свободные. У тебя по графику как? Рита посмотрела на него из-под плеча. Спортивные штаны, носки с принтом пельменей, которые она ему подарила после невыносимо долгого межсезонья, и голый верх с накинутым на плечи полотенцем. Мелькнуло теплой вспышкой воспоминание о том, как она впервые проводила по его обнаженной грудной клетке ладонью в потемках номера отеля, запоминая, как реагируют его мышцы на прикосновения. Она считала его потрясающим и с голым торсом, по которому скатывались редкие капли воды, и в старой футболке с очередной музыкальной группой, о существовании которой она и не подозревала до недавнего времени. — Эй, ты в порядке? Поначалу, в тот первый сезон, когда они были улыбчивы и полны надежд, их отношения в условиях биатлонного экстрима, как они сами шутили, были наполнены жгучим перцем. Некий статус запретного плода добавлял остроты. Когда волна гормонального подъема снизила обороты, уже хотелось чего-то более приземленного. Посмотреть телевизор до полуночи, приготовить вместе завтрак, поехать в магазин за покупками, иметь собственный комплект постельного белья не белого цвета. — Меня отправили на Кубок IBU, — выпалила Рита то, что не смогла сказать накануне вечером и прикусила до боли губу. — Вечером вылет. Молчание ощущалось железобетонной тяжестью, повисшей в номере. — Тебе ведь не сейчас это сообщили. Почему ты не сказала вчера? — Не хотела портить тебе настроение, — ответила Рита, понимая, как убого это звучит. — Спасибо за этот великодушный жест, — Стурла выругался по-норвежски и метнул несчастное полотенце на кровать. Стурла прошелся по комнате взад-вперед, словно искал возле стен табличку «выход». С припиской: из ситуации. — Ты не должна тащить это одна. Суть в том, что мы должны делить ответственность на двоих. — Я знаю, но… так не может продолжаться вечно, Стурла. — И к чему ты клонишь, черт побери? Говори прямо. — Меня изматывает жить постоянным ожиданием, делить существование от момента, как я в очередной раз закрою дверь очередного отеля, до момента, как увижу тебя снова. Меня не хватает на остальную жизнь из-за постоянной игры со стыковкой тренировочных графиков, пряткам по отелям, попытками строить хорошую мину при плохой игре и прикидываться при прессе и спортсменах, что знаем друг друга только как коллеги. — Давай, скажи, что задумала сказать. Скажи с чувством и расстановкой. — Тебя тоже изматывает это, я знаю. Нам нужно дать шанс друг другу пожить нормальной жизнью. — Нет. Скажи: «нам нужно расстаться». Я должен знать, что ты уверена в своем решении. Она боялась взглянуть на него. Чувствовала, что, посмотрев, она сдастся. — Нам нужно расстаться, — просевшим голосом сказала Рита. Рита знала, что эти слова ударят обоих, но все же до последнего верила, что не так сильно. Линия его нижней челюсти напряглась, Стурла кивнул и опустился на край кровати. — Я бы вряд ли решилась, Стурла, если бы понимала, что нам что-то светит. У нас слишком разные пути, пора это признать. Принято, что люди, которые любят друг друга, не могут не быть вместе. Если есть любовь — можно вынести все. А если нет, то любовь у вас дохленькая и ненастоящая. И почему на самом деле все по-другому? Рите бы очень хотелось притормозить Домрачеву и Бьерндалена и вместо автографа или фотографии задать в отчаянии вопрос, как они смогли порвать блокаду и просто быть вместе? Совместить две разные культуры и две разные сборные. — Значит, мы расстаемся вот так? Без криков, сидя на кровати, — с горькой иронией произнес Стурла, уставившись в экран выключенного телевизора. — Вот только друзьями мы не будем, Рита. — У нас не получится ими быть, — с мертвой улыбкой произнесла Рита. Рита попыталась выпрямить поникшие плечи, чтобы он запомнил ее чуточку смелее и мужественнее, чем она была на самом деле. Но тело будто превратилось в камень. Теперь этому камню что бури, что жара. Рита небрежно собирала вещи, ища ключ от отеля на прикроватной тумбочке и резинку для волос на кресле. Их там не могло быть в принципе, она просто тянула время. Ей хотелось закончить этот момент, чтобы боль ушла, но осознание, что их странным отношениям со Стурлой конец — замедляло ее движения. Стурла неподвижно сидел на том же месте. У них была своя очередность выхода из отеля. В этом месяце первой выходила Рита. Стоя возле двери, она не знала, что сказать. Чем все закончить. Нужно всего лишь снова уйти. Закрыв теперь дверь навсегда. Все ощущения и мысли стали костью поперек горла. Отношения — это не только про любовь. Иногда даже совсем не про любовь. Это бесконечная игра компромиссов и лавирование на волнах ожиданий от отношений и реальных положений дел. Это не про то, чтобы собрать все в одном человеке и обожать его 24 часа в сутки. И у них не вышло. — Футболка… — набирая побольше воздуха, выдавила Рита, — у меня в чемодане твоя зеленая футболка. Стурла помолчал, как будто действительно задумался о футболке. — Можешь выкинуть, она порядком износилась, — повернув голову к стоявшей в дверях Рите, сказал он. Рита едва кивнула, зная, что в ближайшее время физически не сможет выкинуть какую-либо вещь, связанную со Стурлой. Последние взгляды друг на друга. Тяжесть в груди, увеличивающаяся с каждой секундой на килограмм. Сколько воспоминаний в одних глазах человека. — Мне пора уходить. Он отвел взгляд лишь на пару градусов, но этого Рите хватило, чтобы дернуть ручку и уйти. Она рассыпалась в мелкую речную гальку на пропылившийся темный ковролин еще там, в коридоре отеля. ***Сейчас
Вы чувствовали, каково это наполнить легкие одним человеком, как бы глупо это ни звучало, а потом отчаянно задыхаться, когда его уже не будет рядом? Не будет — это не про физическое отсутствие, это про методичное выдергивание целых страниц из жизни. Пробежки в шесть утра, прогресс в изучении норвежского, рассуждения перед сном о тотальной тоске в произведениях Достоевского — выдерни страницы охапкой. Радость встречи после непостижимо долгих месяцев разлуки, неловкое знакомство с его друзьями по команде — выдерни. Выдерни все под корень. Облака были размазаны по небу. Ветер трепал ее вечно сухие и ломкие волосы. Затравленный щенок, прибившийся к людям — так чувствовала себя Рита. Обессиленными рывками вдыхая холодный воздух, она сделала на негнущихся ногах несколько шагов по направлению к бирже. Рита наконец-таки с болезненной легкостью понемногу наполняла легкие, ища взглядом среди скучковавшихся спин норвежцев ту самую спину. Солнце, отражаясь от заснеженных пейзажей, слепило глаза. Рита вспомнила, как агитировала всем вокруг, в том числе и Стурле, необходимость использования солнцезащитного крема даже зимой. То ли она правда была убедительна, то ли Стурла в очередной раз ловил удовольствие от того, что поддавался ей, но он стал возить с собой на все сборы и этапы белый тюбик. Она часто думала, что, если бы Стурла в то утро не поддался ей, а взял бы за плечи и хорошенько встряхнул? Желание жить по негласным канонам, осевшее в ней, вылетело бы напрочь. Эта мысль проела глубокую проплешину так же, как протекающая вода, бесперебойно падающая свинцовыми каплями, пробивает отверстия в бетоне. — На трассе упала мачта… задела кого-то из персонала… бригада выехала на проверку, — отголосками донеслись до Риты обрывки сообщения из рации норвежцев, но невидимая броня вокруг нее будто подавляла звуки. Мимо молнией пролетела фигура, резко притормозив и подняв столп из снежной крошки. В круглом лице, обросшем светлой щетиной, она узнала Йоханнеса Дале — того самого соседа, про которого Рита знала сотни баек, и который впоследствии оказался славным парнем, подбадривающим Риту перед стартами, напевая дурацкие матершинные частушки, услышанные от русских фанатов на трассе. — Говорит дежурная бригада… Дале пронесся в метре от нее и не заметил, словно она каменное изваяние, стоявшее возле трассы из покон веков. — Прием, мы на отрезке 4.3 км… скоро будем на месте происшествия, — зашумленный сигнал рации плавал по бирже, как густая пыль в воздухе, от которой хотелось побыстрее отмахнуться. — Парни? — оперевшись на палки, Дале окрикнул кучкующихся возле мостика сокомандников. — Что там случилось? «Дале издевается что ли? Я стою в метре от него, а он воротит свой нос, засранец». Вскипевшая злость, закрывшая собой болезненную ломку в теле, вынудила в пару быстрых шагов подойти к Дале. — Какого черта, Йоханнес? Не строй из себя благородную подружку, — выплюнула Рита. Ни один волос не пошевелился на Дале от ее слов. Он как выдерживал задачливый взгляд на тренерской бирже, так и продолжал это делать, совершенно не реагируя на Риту. В голове появилось ломкое и неуверенное «Что происходит?», которое множилось, как детские пузыри, кем-то выдуваемые из колечка. Рита, отправив в сторону Дале несколько крепких матов, зашагала прочь от него, как от надоевшего ребенка в детсадовской песочнице. — Эй! Что там происходит? — отметая предрассудки, которые одолевали ее минутой ранее, и в миг оказываясь перед биржей, спросила она не своим голосом. Ноль телодвижений на ее вопль. — Эй, я тут! — в отчаянии закричала Рита, размахивая руками перед постными лицами норвежцев. — Прием… о, Господи, — за звуками рации сквозь мельтешение неустойчивого сигнала раздались перекрикивающие голоса. — Прием, — ответил один из тренеров неподалеку, — говорит норвежская бригада, что там происходит? — Прием… тут, ох… тут девушка… под мачтой… «Девушка? Неужели свалилась еще одна мачта и кому-то не повезло, как Рите? Это совершенно точно не могла быть мачта, от которой она удирала сквозь чащу леса, потому что с ней рядом ни одной живой души не было…» Там была она, только она одна. Удар. Гулкий. Расползающийся миллионной рябью по тихому озеру. — Нет, — прошептала Рита, мотая головой. — Нет-нет-нет. Бред… Потому что это слишком абсурдно, чтобы быть правдой. Голоса выплескивались из рации как дождь, бьющий по кафелю, но Рита уже была не в состоянии обратить внимание на происходящее вокруг. Одинокая фигура Риты стояла, не смея шелохнуться. Поодаль палки брякнули о перекладину. Сознание Риты метнулось на звук, чтобы хоть на долю секунды переключиться с догадки, выбивающей землю из-под ног. Стурла расцепил крепления и поставил лыжи рядом с палками. Ну, конечно, его фирменный стиль — уходить с тренировки последним. Снял винтовку, намереваясь убрать ее в чехол. И приклад… был все тот же. Губы дрогнули. Она впервые за три года смотрела на него в открытую. Не в обрывках репортажей, не мимолетом на трассе и не в ленте Инстаграма. Вот он — такой реальный, что даже не верится. Часть Риты пыталась нащупать почву и понять, что же происходит. Но другая часть все поняла. Кто она теперь? Призрак, сбежавшая от тела душа, чья-то осязаемая мысль? Там, под обломками мачты, лежит ее бездыханное и окровавленное тело. А сейчас она вырвала шанс… попрощаться. Рита приблизилась к Стурле как сквозь плотный туман, который не перекрывал пеленой одну лишь его фигуру. Одинокая слеза скользнула по щеке. Он не реагировал на ее присутствие. Рита прикусила нижнюю губу. Узнаваемая плавность движений тающим бальзамом ложилась на раны внутри. Когда он был сконцентрирован, то выглядел сурово. Зато когда улыбался — вокруг блекла вся подсветка. Слова не ложились в эту сцену. Рита как в первый раз подняла мелко дрожащую руку и поправила выбившийся русый локон. «Где-то это уже было», — вымученно улыбнулась Рита и как по заученному сценарию провела костяшками пальцев по краешку лица. Персональная кассета, которую она вставляла в проигрыватель несколько сотен раз. — Колючий… Он выскользнул из ее рук, оставив оцепеневшую Риту с протянутой в пустоту ладонью. Он шел по направлению к тренерской бирже. — Нет! — закричала изо всех сил Рита прежде, чем успела понять почему. — Стурла, не ходи туда! Пожалуйста! Неужели он никогда не узнает, что даже будучи не живой она думала о нем? Вспоминала все тепло, которым светился мир вокруг, когда они были вместе. И как по глупости они погасили это тепло. Она всплеснула руками, хватаясь за голову. Палки, которые Стурла поставил на стойку, свалились, звякнув друг о друга. Обернувшись, он странно посмотрел на палки. Его брови едва нахмурились, и он вернулся, чтобы поднять палки. Рита быстро посмотрела на руку, будто та жила отдельной жизнью. Сейчас он узнает, что в лесу кладут в черный холодный пакет ее потерявшее тепло тело, и что-то в нем навсегда умрет. Последние мгновения, когда он еще мог строить надежды. Когда линия невозврата уже маячила перед горизонтом, но еще не была за спиной. Это был шанс Риты попрощаться. Вот только у Стурлы этого шанса не будет. Рита в отчаянии преодолела расстояние в пару шагов между ними и, обхватив ладонями его лицо, порывисто накрыла его губы своими. Она почувствовала соль собственных слез и то, как он прикрыл глаза, выронив палку из ладони. Палка падала как в замедленной съемке, отпружинив несколько раз от земли. Рита могла поклясться, что он почувствовал. А могло ли быть иначе? Ведь она вложила в этот поцелуй всю свою жизнь, вернее, то, что от нее осталось. Все кадры с кассеты ее жизни пролетели перед ней. Каждый кадр был считан. Мир вокруг резко начал тускнеть, словно кто-то впустил в него серый дым. Рита убрала ладони с лица Стурлы. Наверное, так начинается конец. Он стоял, замерев. Рука, недавно державшая палку, одиноко замерла перед ним. «С тобой связана моя не первая ошибка, но последняя мечта — всегда твоя. Теперь навеки».