Don't stand so close to me

Я всё-таки заболела. Слегла с идиотской простудой, которая целиком и полностью высасывала из меня жизненные силы. Температура колебалась между тридцатью восемью и тридцатью девятью, так что все мои дни строились по одной незамысловатой схеме: проспать пять часов, принять отвратительное лекарство, раз десять измерить температуру, попытаться запихнуть в себя пресную на вкус кашу и снова провалиться в сон, больше напоминающий комок несвязанных мыслей и чувств. Я была почти рада, что не покидала своей кровати уже шестой день. Это удобно во всех смыслах. Ссоры родителей, как правило, происходили во время моих тяжких снов. Я могла не разговаривать с ними, ссылаясь на бред и жар. В действительности, конечно, мне просто совершенно не хотелось что-либо обсуждать с ними. В идеале — не встречаться вообще. Папа не смотрел мне в глаза, когда приходил и со смущением — этот человек никогда не научится выражать своих чувств — гладил меня по вспотевшему лбу. Мама тоже неумело проявляла заботу, поднося воду и лекарства. Она смотрела на меня с жалостью и беспомощной нежностью, но не говорила ни слова. Вместе они не заходили. Надо ли объяснять, что к концу недели сладкий — пусть и немного мучительный — отдых превратился для меня в настоящую пытку. Я хотела нормального общения. Я хотела в душ, в конце концов. И... да, я хотела увидеть историка, чёрт бы его побрал. Нет, никаких сантиментов и телячьих нежностей — мне искренне хотелось поблагодарить его за тот раз. Хотеть-то оно хотелось, но я очень смутно представляла, как смогу сделать это не в мыслях, а в реальной жизни. Постучаться к нему в кабинет, когда никого не будет и, сгорая от смущения, пролепетать «спасибо»? От одной этой мысли меня прошибала дрожь. Нет, моя болезнь — дар свыше. Сейчас я могу оправдать себя мыслью, что прошло слишком много времени, и он, должно быть, уже забыл об этом... м... инциденте. Ярко-оранжевый галстук как будто с укором смотрел на меня с высоты книжной полки. Он снился мне в моменты бреда — вдруг превращался в змею, ядовитую змею и, устрашающе шипя, полз ко мне. Я пыталась кричать, но не могла. Стояла, прикованная к месту, и смотрела, как извивается эта тряпка-убийца. И, когда она достигала своей цели, я резко покидала роль жертвы и становилась зрителем со стороны. А моё тело вдруг приобретало мужские черты, и в момент, когда змея вонзала клыки в шею, я видела непроницаемое лицо Сергея Владимировича. Галстук я твёрдо решила вернуть сразу же, как поправлюсь. Тщательно и не один раз отстиранный, он, видимо, был забыт хозяином. Хотя кто его знает — возможно, учитель просто слишком деликатен, чтобы напоминать об этом. Ха. Ну да. Говоря, что томилась от недостатка общения, я слукавила. Звонила Даша. Слава всем богам, только один раз. Ибо разговор у нас потёк как-то не в то русло. - Знаешь, - сказала она после получасового трёпа ни о чём, - слухи ходят... Не уверена, стоит ли тебе... В общем, это не так уж важно... - Да говори уже, - немного зло откликнулась я. Лиса. За этим её неуверенным тоном явно пряталось рвущееся наружу желание поделиться сплетней. Нет, не просто поделиться, а ошарашить ею. - У Димы новая девушка, - выпалила подруга и замерла, ожидая реакции. Когда оной не последовало, она добавила: - Старше нас на год, из одиннадцатого. Шлюха та ещё. Я апатично промычала в ответ, совершенно не желая тратить лишних слов. - Тебе совсем пофигу, что ли? - немного удивлённо и даже разочарованно поинтересовалась Даша. Я прислушалась к себе и к своим чувствам. «Курасова, с тех пор, как мы расстались, твоя жизнь меня больше не интересует... Хотя, тогда тоже не особо интересовала». Ответ очевиден. Да. Тему развивать не стали. Подруга посетовала на то, что у меня не достаёт гордости, и на моём месте она уже давно бы покрыла этого «мудака» отборным матом и врезала бы по... В общем, неважно, что там она ещё добавляла. Слышали бы её тогда дражайшие учителя, которые так обожают эту «пай-девочку». Как бы вскользь я поинтересовалась делами в школе. Как проходят уроки. Какие новости у одноклассников. Что нового у учителей. А историк как себя ведёт? Даша дрожащим голосом описывала мне каждый его шаг и вздох, прикрывая свой энтузиазм насмешками над ним. В какой-то момент стало противно. Потом пришло осознание, что я сама веду себя точно так же, и настроение упало ниже отметки «ноль». В конце выяснилось, что Сергей Владимирович даже ни разу не справился обо мне. «Идиотка, а разве должен был?». Разговор с любимой лучшей подругой привнёс в мою унылую жизнь ещё больше... уныния. Сославшись на головную боль, я без всяких обиняков сбросила трубку и откинулась на подушку. Достала градусник — тридцать семь. Значит, в понедельник уже можно вернуться в школу. Хорошо. Хорошо?.. От мысли, что я вторая копия влюблённой Даши, - которую я стала в душе презирать после того, как догадалась обо всём, - хотелось завыть и впасть в долгую глубокую депрессию. Может, хотя бы она вправила бы мне мозги. Дура. Чем меня так не устраивают одноклассники, ровесники? К примеру, Максим. Ну даром что блондин — мне всегда нравились брюнеты, — внешность же не главное. Весёлый. Интересный. Его истории — заслушаешься. И ко мне проявляет весьма неоднозначные знаки внимания. Действительно отличный парень, в отличии от Димы. А я? А я перерыла интернет в поиске информации о человеке, который старше меня на восемь лет. О моём школьном учителе нелюбимой истории. Но ладно бы приступ маразма заканчивался только на этом. Нет! Надо же было мне ввести в поиске: «Что делать, если влюбилась в учителя?». И сидеть, сидеть всю ночь и читать, как такие же малолетние дуры изливают душу. Их так много. «По статистике пятьдесят процентов школьниц влюбляются в учителей». «Мне двенадцать ему сорок у него дети и жена но, он так на меня смотрет».* «Это не любовь. Это всего лишь влюблённость, которую ваш ребёнок потом будет вспоминать со смехом». «Отношения между учителем и ученицей — плохо с точки зрения этики, а также морали, имея в виду разницу в возрасте». «У него тысячи таких, как ты, он же учитель. С чего ты решила, что ты особенная?» «Ни при каких обстоятельствах не признавайтесь в своих чувствах учителю. Это только принесёт ему лишние проблемы». «Не признавайтесь», «не надо говорить о своих чувствах», «посмотрите на своих ровесников», «всё пройдёт», «это лишь образ, который ты сама себе придумала», «не признавайтесь», «не говорите», «ты даже не знаешь его, вдруг он последняя сволочь». Я не заметила, как начала звонко истерично смеяться. Эти звуки, этот собачий лай заполнил всю квартиру. Мне казалось, я смеюсь так громко, что Он тоже это слышит. У меня текут слёзы из глаз, сводит скулы и болит живот, но я продолжаю смеяться. Ударьте меня кто-нибудь, пожалуйста. Остановите это чувство, это зияющую чёрную воронку, раскручивающиеся внутри. Как же хорошо, что родителей нет дома. Осознание пришло резко и неожиданно. Мне шестнадцать с половиной, и я полностью в дерьме, господа.