Испытание временем

Лань Сичэнь закончил с проверкой содержимого шкатулок и поставил их у выхода. Мужчина едва коснулся пальцами виска, в надежде ослабить напряжение в теле, но попытки не увенчались успехом. Он немного отодвинул ширму, разграничивая пространство комнаты, и плавно опустился на циновку возле стола, достал Лебин и поднёс к губам. Нежная мелодия стремительно разлетелась вокруг, наполняя тело и воздух магией. Лёгкий сквозняк приводил в движение некоторые локоны длинных тёмных волос, будто заставляя их танцевать. Казалось, от заклинателя исходило божественное сияние, что придавало ему ещё больше изысканности. Лань Хуань позволил себе немного покачивать головой в такт мелодии, концентрируя потоки воздуха в инструмент. Его веки, приподнимаясь, подрагивали, а пальцы невесомо скользили по прорезям флейты, перекрывая каждую по очереди. Пронзительное и прекрасное чувство одолевало каждого, кто слышал великолепную игру Лань Сичэня, не предоставляя возможности когда-нибудь забыть сие прекрасное действо. Но сейчас мелодия была грустной, словно раскрывала все чувства, что были на душе у мужчины. То, что приводило сердце в трепет, а разум в смятение выливалось в ноты и музыку, которая, срываясь с инструмента, устремлялась в пустоту. Тонкое тихое звучание окутывало с ног до головы, создавая вокруг невидимый непроницаемый барьер, делая невозможным попадание внутрь любых посторонних шумов. Наконец мелодия стихла, и Лань Хуань положил флейту на стол перед собой, вскользь рассматривая. Неконтролируемый тягостный трепет и тоска опустошали мысли, отдавая приоритет физическим ощущениям. Горячее чувство растекалось по телу, предоставляя волю рукам. Дыхание участилось, голова отяжелела. Лань Сичэнь опёрся плечом на стену, прерывисто проглатывая большие порции воздуха, в попытках сохранить контроль. Но сосредоточиться было тяжело, почти невозможно, в голове возникал образ лишь одного человека, по которому болела душа, того, кто казался недосягаемой кометой, неприступной крепостью, бескрайним океаном. И эти чувства невозможно было запрятать глубоко, хотя порой этого хотелось больше всего. Пальцы невольно, будто игнорируя хозяина, по собственному велению проникли под верхние одежды, касаясь паха. Желание закипело с новой силой. В то же мгновение Лань Сичэнь подскочил с места и звучно ударил себя по щеке, возвращая болью обычное состояние рассудку. Перед глазами немного поплыло, но мужчина трясущимися руками посильнее затянул пояс на талии, нервно связывая между собой его концы. Он с шумом распахнул дверь и вылетел на улицу, вцепившись в перила. Опустил голову, сосредотачиваясь на одной точке. Летний холод окутал его, и только тогда Лань Хуань смог восстановить дыхание, но сердце громкими ударами по-прежнему отзывалось в груди, оставляя напоминание о непростительном поступке. Дрожь не унималась. Мужчина, сжав пальцами меч до побеления косточек, направился в лес. Он, не замечая ничего вокруг, шёл быстро, почти срываясь на бег. Ветер бил в лицо с силой, от этого слезились глаза. Буря эмоций заколыхалась внутри языками пламени, особенно явно читалось отвращение, отвращение к собственному нутру, это всё переплеталось со злостью и невыразимым стыдом. Лань Сичэнь, находясь в сознательном возрасте, старался пресекать у себя настолько непозволительные желания и мысли. Ему казалось, что этим он оскорблял Цзян Чена, придавая его устоявшийся образ в голове развратным искажениям, принижая достоинство. Это будто возникало где-то в подсознании, и неконтролируемым потоком выливалось наружу. От этого становилось неприятно. Мужчина понимал, что не должен так думать о любимом человеке, и это рушило все шаблоны поведения. И те чувства, что он к нему испытывал уже не казались такими чистыми, какими были в начале. Лань Хуань не воспринимал Цзян Чена ни как друга, ни как брата. Но та тоска, коей он жил некоторую часть времени, убивала последние зачатки благоразумия. Лань Сичэнь достаточно наблюдал за Лань Чжанем и Вей Усянем, чтобы иметь какие-либо представления о подобного рода отношениях. Ванцзи часто говорил о нём с нескрываемой заботой и переживаниями, даря Вей Ину взгляды и лёгкие едва заметные прикосновения исполненные нежностью. Он так много делал для него, не жалея здоровья и сил, всегда защищал и при любых обстоятельствах оставался на его стороне. Эта любовь была проверена временем. И ни у кого никогда не закрадывалось и мысли о неискренности их намерений, поступков. Неистовое упорство и честность двигали ими, давая в последствие насладиться красотой взаимности. Быть во власти желания, без остатка дарить себя другому человеку. Но сколько бы аналитических параллелей Лань Сичэнь не проводил, чувства по-прежнему причиняли ему страдания, казались грязными и недостойными. Цзян Чен всегда вёл себя отстранённо и закрыто, будто боясь, что кто-то заметит его слабости или начнёт копаться в его душе, разбирать мотивы поступков. Для комфортного существования он выбрал путь одиночества в тандеме с заклинательством. Закрываясь в себе с каждым днём всё больше и больше, он не мог остановиться, вернуться в те времена, когда на его лице хоть мимолётно, но мелькала улыбка, когда он радовался жизни словно ребёнок. Все, что он ощущал оставалось внутри, под толстой коркой льда, которую невозможно было разрушить ничем. Лань Сичэнь брёл по лесу, окунувшись в раздумья и самокритику. Он очень давно не ощущал того прежнего спокойного и стабильного течения жизни. В последние дни мужчина проводил много часов в уединённой медитации, словно уходя от действительности и от той реальности, в которой жил. Время подошло к отправлению в Юньмэн. Несколько старших заклинателей, Лань Сычжуй и Лань Цзиньи вместе с другими адептами, коих всё же взяли с собой, столпились возле ворот, ожидая прихода Цзэу-цзюня и команды к отбытию. Негромко переговариваясь и находясь в предвкушении скорой встречи со старыми друзьями. Лань Сичэнь очнулся уже после заката: когда солнце скрылось за горой, а на улице начало темнеть. Он поспешил обратно в свои покои, чтобы забрать приготовленное и направился к остальным. Глава Ордена нес в руках тяжёлые вещи, на спине корзинку, а на поясе флейту и меч. Зрелище было необычное. Несмотря на объем, казалось, что ноша была невесома. Мужчина привычно и грациозно шёл по дороге, смотря ровно вперёд перед собой, подняв голову. Но именно сейчас он был как никогда похож на Лань Ванцзи — такой же холодный и немного поникший. Все присутствующие забеспокоились, но не подали виду, только Сычжуй и Цзиньи многозначительно переглянулись. Все вскоре встали на мечи, распределив груз поровну между собой, и отправились в путь. Они продолжительное время летели, рассекая воздух. Царило напряжённое молчание, заклинатели будто боялись потревожить главу или сбить ход его мыслей своими разговорами, вопросами. По прибытии в город их встретили адепты Ордена Цзян во главе с Цзинь Лином, который в ожидании расхаживал из стороны в сторону. Недалеко сидела Фея и, высунув язык, часто дышала, следя за хозяином. Юноша нервничал, то и дело поправлял рукава, перебирая пальцами по рукояти меча и дёргая кисточку. Он тоже решил выбрать наряд покрасивее, ведь дядей ему было наказано встретить гостей и проводить до подготовленных комнат. Цзинь Лин немного побаивался Лань Сичэня, не смотря на всю его обаятельность и доброжелательность. Когда он наконец заметил группу людей в белоснежных одеждах, сердце в груди застучало и на губах зажглась улыбка. Фея тоже радостно замахала хвостом, поднимая с земли пыль. Стоило только сделать замечание, животное тут же послушно выполнило команду и уселось смирно, наблюдая за идущей позади группкой адептов в надежде получить от них немного ласки или угощения. Но стоило Цзинь Лину заметить выражение лица Лань Сичэня, уголки губ сами опустились вниз, возвращая прежнее смятение. Юноша замер на месте и только крепче сжал оружие. Мужчина не спеша двигался по вымощенной серым камнем дороге, провожаемый восторженными взглядами людей, но создавалось ощущение, что ему нет до них совершенно никакого дела, а аура его дружелюбия словно испарилась, утратив свою силу. Он казался немного замученным и уставшим. Первая мысль в голове Цзинь Жуланя была о том, что глава Ордена Лань не хотел приезжать в Пристань Лотоса и уж тем более помогать с поимкой нечисти, а согласился только из вежливости и отношений между кланами. Внутри проснулась паника, но выглядящие счастливыми друзья, которые украдкой махали ему руками за спинами старших, немного успокоили его всколыхнувшиеся чувства. Группа заклинателей добралась до входа и Лань Сичэнь, подавая знак остальным, склонился с мечом в приветственном поклоне перед новоиспечённым главой Ордена Цзинь, за ним и все остальные выказали знаки уважения. Цзинь Лин слегка оторопел, но, собравшись с мыслями, схватил Суйхуа и поклонился в ответ, после чего выпрямился, встретившись взглядом с Цзэу-цзюнем. Лань Хуань натянул улыбку, от чего юноше стало не по себе: его глаза ничего не выражали, лишь поблёскивали холодными огоньками в свете уличных светильников. — Добро пожаловать!.. — Спасибо, путь к вам не самый близкий, — выразился Лань Сичэнь, оглядывая окрестности. — Пойдёмте, я отведу вас к комнатам, чтобы вы отдохнули перед ночной охотой, — выпалил Цзинь Лин, указывая дорогу рукой. Юноша двинулся вперёд, за ворота. Они прошли мимо главного зала, двери которого были плотно закрыты. Внутри было темно, но виднелся только маленький язычок свечи, стоявшей на столе, оттуда доносились тихие шорохи. По мере продвижения заклинателям по пути встречалось всё больше и больше слуг, которые глубоко кланялись, в ответ получая мягкие и осторожные кивки головой. Пристань Лотоса тоже была красивым местом, ничуть не уступая в изысканности Гусу. Строения были прекрасны по-своему, особенно выделялись деревянные резные крыши, по краям которых висели белые фонарики, освещающие дорожки. Юноши, будто заворожённые, восторженно наблюдали за всем подряд. В такой поздний час в Гусу невозможно было заметить такой активности, там после девяти часов было невероятно тихо, контрастировали с этой тишиной только стрекот насекомых и раннее пение птиц. В Пристани Лотоса же наоборот — люди ходили туда-сюда, подготавливаясь к новому дню, таская оружие и прочие принадлежности, но старались не шуметь, чтобы не тревожить сон заклинателей, которым и так приходилось очень нелегко. Некоторую их часть глава Ордена отправил на зачистку отдалённых участков, но проблем там оказалось куда больше, чем ожидалось, потому им пришлось задержаться, чтобы защищать жизни обычных людей. Так как некоторое время назад на приближенных к городу территориях неожиданно разбушевалась вся нечисть, которую только можно вспомнить, пришлось и туда отправить несколько отрядов заклинателей для постоянного патрулирования. Но они сами были измучены от постоянных дежурств настолько, что у некоторых начались недомогания. Поэтому клану понадобилась помощь извне. Группа добралась до гостевых покоев и, разделившись по парам, устало разбрелась по комнатам. Лань Сичэню выделили отдельную спальню. В ней находилась удобная большая кровать с мягкими подушками, темными простынями и полупрозрачной накидкой сверху; стол в углу комнаты, пустая тумба для личных вещей и подставка под флейту, увидев которую Лань Хуань невольно усмехнулся, кто-то будто хотел, чтобы Лебин была на виду. Его покои находились немного дальше, чем у адептов, и в помещении слышался почти каждый шорох, не перекрываемый посторонними звуками. Мужчина выглянул в окно и увидел одинокий пруд с кувшинками, в глубине которого отражался стройный белый месяц, а на его берегу росла огромная величественная ива, чьи длинные свисающие ветви почти касались воды. Листья на ней были бледно-зеленые, но в ночи казались иссиня-чёрными, их покачивало из стороны в сторону, и Лань Сичэнь, бесцеремонно устроившись на подоконнике, долго наблюдал за видом. Чуть погодя заметил двух золотых карпов. Они плавали рядом друг с другом и иногда показывали головы из-под водной глади. Их поблёскивающие тела, отражая лунный свет, словно придавали пруду магическое сияние. Лань Сичэнь порядком устал в дороге и решил лечь спать. Он откинул почти невесомую ткань и присел на кровать, собрался снять верхние одежды, но не успел. Мужчина буквально провалился в сон, как только тело оказалось расслаблено. Красивое украшение из-за неудобной позиции сменило положение, и причёска уже не выглядела идеальной, туго затянутый пояс ослаб, и полуразвязанный свисал до пола. Из-за отсутствия энергии Лань Сичэнь даже не поднял ног на кровать и не снял обувь, просто завалился на бок. Во сне он не был похож на себя, будто совершенно другой человек, это было от части естественно, ведь спящим держать контроль невозможно, из-за некоторых принципов Лань Хуань зачастую просто не мог уснуть с кем-то в комнате. Лань Сичэнь надеялся на встречу с Цзян Ченом, но к его удивлению по прибытию их встретил Цзинь Лин и Фея. Все ожидания разом рухнули. Он так ждал того момента, когда наконец сможет с ним увидеться, посмотреть в глаза и поинтересоваться, как на самом деле обстоят дела. Из-за непрекращающихся мыслей о Цзян Ваньине мужчина часто видел его во снах, даже сейчас. Ему приснились давние времена, когда юные Цзян Чен и Вей Усянь проходили обучение в Облачных Глубинах, ведь тогда можно было встречаться с ним по нескольку раз на день. Хорошо контрастировал со всеми остальными воспоминаниями момент когда Лань Цижэнь сделал выговор Цзян Чену и велел ему стоять на коленях на улице. Хоть он и был обвинён несправедливо, не пытался спорить, боясь последующего более жёсткого наказания отца за непослушание. Занятия давно закончились, все адепты покинули класс, а Вей Ин уселся на ступеньки, рядом с местом, где находился брат, и возмущался предвзятым отношением учителя к ним обоим. Он выражался нескромно и громко, предварительно оглянув окрестности, чтобы самому не получить нагоняй. Лань Сичэнь совершенно случайно подслушал их и незамедлительно направился к дяде, чтобы разъяснить ситуацию, попросив отменить несправедливо назначенное наказание. Лань Цижэнь внимательно выслушал племянника и нехотя признал свою ошибку, но отказался лично сообщить об этом, ссылаясь на занятость делами клана, и потому поручил это Лань Хуаню. Лань Сичэнь поблагодарил его и удалился из покоев. Он показался из-за угла и неспешным шагом направился к братьям. Вей Усянь, издали увидев приближающуюся фигуру, тут же замолчал, подскочил на ноги, поклонился, заметив это Цзян Чен так же приветственно склонился, только сидя на коленях. Лань Сичэнь приблизился к юноше и заявил, дружелюбно глядя на него: «Твоё наказание отменили, можешь вернуться в комнату.» Вей Ин стоял за его спиной и удивлённо наблюдал за происходящим, соотнося факты между собой, потом догадался, что Лань Хуань скорее всего услышал его восклицания и помог. Юноша не решился произнести и слова вслух, а стыдливо опустил глаза, убрав руки за спину. Цзян Чен наоборот обрадовался такому исходу событий и поторопился подняться. От долгого нахождения в одной позе его ноги затекли и ослабли, когда он начал вставать, не справился с собственным телом и устремился вниз, обратно на камни. Лань Сичэнь выставил руку вперёд, подхватив Цзян Ваньина за талию, тот от неожиданности схватился за его рукав, как за шанс остаться на ногах и не отправиться при этом в полёт. Им повезло, что вокруг не было никого, а то у людей могли возникнуть на этот счёт странные мысли, как собственно и у Вей Усяня. Он в ту же секунду оказался возле брата и выхватил его из объятий Лань Сичэня, придерживая за плечи. «Спасибо, Лань Хуань!» — выпалил Вей Ин и пихнул Цзян Ваньина локтём в бок. «Благодарю вас, Цзэу-цзюнь», — произнёс Цзян Чен и искренне улыбнулся. Его улыбка была обычной, но из-за того, что редко появлялась на лице, вызывала у Лань Сичэня радость. В ответ на благодарность он лишь покивал головой, ощущая в груди мягкие волны, которые приводили кровь в движение. Вей Усянь взял брата под руку и уволок в сторону комнаты, а вновь оставшийся в одиночестве Лань Хуань, стоя на месте, провожал их взглядом, пока юноши не скрылись за очередной постройкой.