Персональный ад профессора Дойла

Калгари, Канада Весна 1990 года Двумя пальцами Бри Хартнетт уложила последнюю вишенку на торте, оценила свой очередной кулинарный шедевр, окинув критичным взглядом, и отошла на пару шагов. Довольно улыбнулась. Вот теперь точно всё идеально. — Бри, гости уже заждались, — недовольно прошептал зашедший в кухню Том Хартнетт, её супруг. — Сколько ты будешь возиться с этим тортом? Это всего лишь… торт! А не экспонат для музея. Хотя о чём это я? — пробормотал он с лёгкой усмешкой. — Ума не приложу, как ты вышла замуж за человека столь неидеального, — одной рукой он провёл по седым волосам, второй — по пивному животу. — Перестань, Том! — улыбнувшись шире, отозвалась она. — Просто мне важно мнение наших соседей. Пасха бывает лишь раз в году, и если мы отмечаем её у нас дома, я должна постараться. — Будто есть дни, когда ты не стараешься, — Том облизнулся, глядя на торт. — Ну что, музейный экспонат уже можно нести гостям? Хватит торчать на кухне. Билл уже уморил всех своими рассказами, но, может, хоть они тебя немного развеселят. Ты сама не своя… Пойдём, — он взял её за руку. Улыбка тут же слетела с уст хозяйки дома. Она обернулась и, прищурившись, посмотрела в окно. Там, на лужайке, за большим столом сидели четыре семейных пары, а недалеко от них резвились дети. Но Бри сейчас смотрела только на одного ребёнка, снова почувствовав, как её охватывает бесконтрольный страх. Выскочив в двадцать лет замуж за Тома по любви, Бри оставила мечты о карьере юриста, полностью посвятив себя хозяйству и мужу. Её дом всегда сверкал чистотой, на плите всенепременно готовилась вкусная и полезная еда, а полки ломились от различной литературы, помогающей Бри разобраться, какой должна быть идеальная жена, хозяйка и мать. И если с первыми двумя ролями она отлично справлялась, и Том в ней души не чаял, то последний пункт вгонял её в глубокую тоску, а затем и в клиническую депрессию. Как они не старались зачать ребёнка, у них ничего не выходило. Сколько врачей они обошли, сколько анализов сдали… Все только руками разводили, не зная, как помочь безутешной семейной чете. Они с Томом безумно хотели ребёнка, и в первые годы не отчаивались, меняя специалистов и клиники. Бри стала постоянной прихожанкой церкви, замаливая несуществующие грехи и бесконечно посылая просьбы к Всевышнему подарить ей настоящее женское счастье. Но Бог её не слышал, а годы шли. Бри хорошо запомнила вечер, когда она осталась дома одна на ночь, а Том улетел в командировку. Она купила бутылку виски и решила с горя напиться, разрушив образ идеальной женщины без единого недостатка хотя бы на один день. Ей было настолько на всё наплевать, что даже жить не хотелось. Том вернулся неожиданно: его рейс отменили. Застав жену в почти что бессознательном состоянии, он нахмурил брови и затащил её в ледяной душ. А утром, заварив чай и бережно укутав в плед, не менее ледяным голосом сказал: — С меня хватит! Не можем зачать ребёнка сами, возьмём из приюта. Я не позволю тебе дальше уничтожать себя. Ты хочешь быть матерью? Ты будешь ею! И уже через месяц в их доме появился долгожданный третий человечек. Вот только Бри пока ни на минуту не ощутила себя счастливой после этого события. В приюте Том буквально с порога очаровался одной девочкой четырёх лет. У неё были длинные чёрные волосы, достающие почти до бёдер, и ярко-голубые глаза, а сквозь тонкую белую кожу просвечивалась сеточка сосудов и вен. Бри никак не могла понять, чем же так запала в душу добродушному улыбчивому Тому эта хмурая малышка, но он не захотел считаться с мнением жены, хотя обычно всегда прислушивался к ней. Единственное, что, как ни странно, не понравилось Тому — это полное имя девочки: и он стал называть её Ли, и никак иначе. И с момента, как она вошла в их жизнь, тёплый уютный дом, в который Бри вкладывала всю душу, стал казаться ей тюрьмой, где невозможно было скрыться от пронизывающего насквозь взгляда холодных детских глаз. Миссис Хартнетт не решалась сказать любимому мужу, насколько сильно пугает её этот ребёнок. Видимо и Ли чувствовала непринятие, поэтому никогда не улыбалась Бри, только Тому, да и то заставляя новую маму каждый раз неловко отводить взгляд. Взор малышки казался Бри дьявольским, и стоило уголкам губ чуть приподняться вверх, лицо больше напоминало хищный оскал, нежели улыбку четырёхлетнего ребёнка. Вот и сейчас Бри смотрела через стекло на Ли, которую за два месяца пребывания в доме так и не смогла назвать дочерью, ощущая, что от её присутствия холодеет кровь и по спине бегут мурашки. Другие дети бегали с шариками, смеялись и весело кричали, а Ли сидела на земле в стороне, глядя куда-то в пустоту. — Том, я не знаю, как тебе сказать, да ещё и в светлый праздник… — дрожащим голосом начала Бри. — Но я… боюсь её, — она указала на приёмную дочь. — Она какая-то не такая, не обычный ребёнок. И явно не та, кого я хотела растить. — Что за глупости? — Том никогда не повышал на жену голос и не говорил с ней грубо, но сейчас Бри вздрогнула от его тона. — Знаешь, я и сам хотел поговорить с тобой на эту тему, но если бы ты проявляла больше тепла и заботы к бедной малышке, может, и она полюбила бы тебя сильнее. Бри отшатнулась от него, широко распахнув глаза. Она соображала, что ответить, теряясь в словах, но тут уже Том резко вздрогнул, поддавшись вперёд к окну. Один из сыновей Билла и Марвы, шестилетний озорной Гарри, подбежал к Ли и толкнул её. Та только пошатнулась, продолжая сверлить взглядом пустоту. Гарри что-то выкрикнул, и в следующее мгновение вокруг Ли сомкнулось кольцо огня. Друзья Хартнеттов истошно завопили, хватая на ходу орущих детей. А Ли встала на ноги и пошла к дому. Огонь, полностью охвативший тело, неотрывно следовал за ней. Но она не обращала на него никакого внимания, словно делала так уже не раз. Бри и Том застыли у окна, парализованные ужасом. Они уже не видели друзей с детьми на руках: их взоры были прикованы только к дочери. А та всё ближе подходила к дому. Застыв перед крыльцом, Ли хищно улыбнулась, и Бри не сдержалась, выкрикнув во весь голос: — Ты — исчадие ада! Я знала… Малышка ступила на первую ступеньку, и огонь тут же охватил деревянные доски, стремительно подбираясь к дверям дома. — Том! — срываясь, Бри схватила за рукав мужа. — Чего ты стоишь? Но мистер Хартнетт остолбенел, вцепившись побелевшими пальцами в кухонную тумбу. В его зелёных глазах отражалось пламя, при этом взор был абсолютно пустым, безжизненным. Бри кричала, пытаясь привести в чувство мужа, но он не реагировал на неё. А Ли, стоя по ту сторону окна, улыбалась той самой улыбкой, доводящей до паники Бри с первых дней их знакомства. Девочка развела руки в стороны, и огонь, не успевший доползти до дверей, вдруг в одну секунду захватил кухонные занавески и дорогую деревянную мебель. В считанные мгновения пламя объяло всё пространство идеальной кухни, отрезав пути к спасению загнанной в ловушку чете Хартнеттов. — Папа, я хочу поиграть! — чётко и ясно услышала Бри, прежде чем полностью погрузиться в пылающую пустоту.