***
— Ты ходишь по слишком тонкой грани, — голос заставил Гермеса выпрямиться и поправить алый экзомис. — О, Многоликая, как давно я не слышал твоих мудрых речей! — Умерь своё красноречие, — Геката величаво выступила из-за каменной колонны, её черные одежды сливались с тенью. — Я вижу богиню, достойную сидеть на троне царства мертвых, а она, — Гермес кивнул в сторону, куда удалилась Персефона, — будет тяготиться этой ролью. — Не тот рычаг, плут, — Геката рассмеялась, — оставь свои льстивые речи для Олимпийцев, их тщеславие границ не знает. — А твоё? — сделав несколько шагов навстречу, Гермес взмахнул кадуцеем. — Неужели ты довольна своей ролью? Ведь ты могла бы получить гораздо больше. — Когда-нибудь ты поймёшь, мой сладкоречивый вестник, — Геката подошла вплотную, так, что края её черного пеплоса коснулись алой ткани одежд Гермеса, — что я получила всё, чего желала. — Всё? — тихий шепот у самых губ богини. — Всё, — и короткий взмах рукой отделил неприметный уголок каменного сада непроницаемой завесой.***
О том, что в Подземном царстве появился Гермес, я узнал сразу же. Вот только не смог предугадать, что первым делом вестник отправится сеять сомнения в сердце Персефоны. Когда она вошла, и души расступились перед ней, я замер, не в силах отвести взгляд. Сама жизнь шла, озаряя своим светом всё вокруг. Она редко бывала здесь, суд тяготил, а иногда и ужасал Персефону, и я не настаивал на её присутствии. Но в те дни, когда она занимала свой трон, когда касалась моей ладони или украдкой переплетала наши пальцы… О! Те дни озарялись её светом и дарили покой. В те дни моя ноша уже не казалась такой неподъёмной, а заточение — беспросветным. Те дни сменялись ночами полными ласки и страсти, когда тихий шепот переходил в громкие стоны, и становилось неважно, на Олимпе мы или в Аиде. Сегодня она была задумчива. Я вёл её длинными извилистыми галереями, давая себе время. Молчаливая, напряженная, встревоженная Персефона шла рядом. А мне захотелось напоить Гермеса водой из Леты, чтобы пакостливый божок забыл даже своё имя. — Что встревожило мою супругу? — спросил я, едва дверь моих покоев закрылась. Поморщившись, я снял венец, с непреодолимым желанием зашвырнуть его подальше, но всё же положил его на ближайший ларь. Богиня наблюдала за мной, чуть наклонив голову, а затем подошла ближе и расстегнула фибулы, удерживающие церемониальный гиматий, который я ненавидел всей душой. — Гермес принёс вести, — тихо произнесла она, пряча глаза. — На земле голод. — Я знаю, — раздражённо сбросив одежды на каменный пол, я забрал фибулы из рук Персефоны и отправил их туда же. — Это волнует тебя? Да, это её волновало. Она винила себя во всём произошедшем, хотя была непричастна. Нет. Ложь. Причастна. Но лишь потому, что в тот день я увидел её в Ниссейской долине. — Это ведь из-за меня? — её пальцы смяли ткань моего хитона, а в глазах разливалась вина. Так не должно быть. Проклятый Гермес! — Из-за того, что я здесь? Её слова отозвались тупой болью глубоко внутри. Её сомнения ранили, жгли, уязвляли. Она не должна сомневаться. Ни во мне, ни в нашем союзе. Ничто не должно колебать её уверенность. Руки легли на её плечи, укрытые гиматием. Легкое прикосновение, совсем не то, что было нужно мне, но ей оно было необходимо. Я чуть приподнял её подбородок, чтобы видеть её глаза, которые были полны печали и тревоги. — Зевс потребует, чтобы ты вернул меня? — теперь к её тревоге примешался ещё и страх. — Нет! — руки соскользнули на талию и рванули пояс. Золотые звенья осыпались к нашим ногам, а следом я сбросил и гиматий. — Наш брак законен, — подхватив на руки, я прижал её к себе, а она доверчиво льнула, пряча лицо на моей груди, — его не оспорят ни люди, ни боги. — Но все думают, что ты украл меня, — она обхватила руками мою шею. — Это несправедливо! Я подошёл к ложу и опустил её на простыни. Склонившись над ней, я коснулся её шеи и ключиц, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. — Они могут думать что хотят, — мне было плевать на всех, сейчас только она была важна. Моя богиня. Обжигающее желание заполняло всё моё существо, мешая мыслить здраво. Тонкая ткань её хитона затрещала под моими руками. Её удивлённые глаза и ладони несмело ложащиеся на мои плечи. Впервые я рвал на ней одежды, но огонь в моей крови требовал сегодня большего. — Я властен лишь над миром мертвых, с живыми пусть разбирается мой брат, — сбросив свой хитон, я навис над Персефоной. — Пусть пожинает то, что посеял. Кожей я чувствовал трепет её сердца. Испугалась? Нет, ей нечего бояться. Мои руки коснулись её нежной кожи, освобождая от оставшейся одежды. — Гадес, — едва успела она прошептать, как мои губы коснулись её. Мир перестал существовать. Наверное так припадают к источнику умирающие от жажды. Жадно, порывисто, страстно. Боясь упустить хоть каплю живительной влаги. Все становилось неважным, всё сжигал огонь, что впервые разгорелся после встречи с ней. И она отвечала с той же порывистой страстью. Плоды граната своей тяжестью клонили ветви дерева. Персефона протягивала руки, касалась ветвей, и среди зелени появлялись цветы и нежные бутоны. Она лежала на моём плече, а я не мог выпустить её из своих объятий. — Люди не исчезнут с лица земли, — лениво перебирая пряди её волос прошептал я. — Течение жизни неизменно, его нельзя остановить, лишь ускорить или замедлить. Но это временно. Все вернется на круги своя. — Ты отпустишь меня? — она чуть приподнялась, заглядывая в глаза. Её пальцы коснулись моего лица, очерчивая брови, виски, скулы, а дальше следовали губы, едва касаясь кожи. — На время сева, как и было оговорено, — я чувствовал, как сердце опять ускоряет свой бег, а тело реагирует на её прикосновения. — Сомневаешься, что сдержу слово? — Нет, — шепнула Персефона. — В тебе я не сомневаюсь. Больше слова были не нужны, теперь говорили поцелуи, прикосновения, взгляды.***
Гермес ждал. Меряя шагами небольшое помещение, где обычно владыка Аида принимал его в те редкие разы, когда легкокрылый бог спускался сюда за водой для клятв или с вестями. Помещение было обставлено скудно. Широкий стол с письменными принадлежностями, единственный стул, ведь посетителям сидеть не полагалось, и ларь, где скорее всего скрывались свитки. В очаге горел негасимый огонь Флегетона, и Гермес на миг остановился напротив, погружаясь в свои мысли. — С чем пришёл? — голос владыки прогрохотал неожиданно, так что Гермес едва не подпрыгнул, но взял себя в руки и обернулся с дежурной улыбкой на губах. — Зевс прислал меня, — Гермес слегка склонил голову. — И чего же он хочет? — Гадес сел за стол и, нахмурившись, смотрел на вестника. — Громовержец требует, чтобы ты вернул богиню Кору матери, — Гермес был не глуп, а потому, произнося эти слова, постарался максимально приблизиться к дверям. — Деметра скорбит, и скорбь её уничтожает всё живое. — Требует, значит, — на удивление владыка царства мертвых был спокоен и даже слегка усмехался. — Передай моему брату, что богини Коры нет в моих владениях. — Но владыка, ведь идёт молва, что ты недавно женился, я и сам видел твою молодую супругу. — Неужели? — Гадес усмехнулся. — Тогда тебе должно быть известно, что имя её Персефона, и она владычица царства мёртвых. Передай Зевсу, что земные дела меня не касаются, как и его не касаются дела Аида.***
Затаившись в каменном саду, она ждала. Как и много дней до сегодняшнего. Боль и обида постепенно уходили, уступая место решимости. Небольшой кинжал уже давно стал её спутником, придавая уверенности. Минфа разговаривала с ним по вечерам, рассказывая, как он испьёт крови богини. Думала ли она, что будет после? Едва ли. Всё её существо заполняли боль и разочарование с того самого момента, как владыка Аида отпустил её. Вот только нимфа не хотела уходить. Да и обратил ли на это внимание сам Гадес? Вначале она ещё пыталась чаще попадаться ему на глаза, но его взгляд скользил мимо неё, будто она была пустым местом. И это было больнее всего. Она столько лет была рядом и вдруг стала ненужна. Её не утешили щедрые дары, что он отослал. Ей, свыкшейся с тьмой подземелий, не так уж и нужен был солнечный свет. Любила ли она? Скорее да. К тому же, в этих отношениях была несомненная выгода. Быть единственной фавориткой бога, многие ли могли похвастаться этим? И чем дольше Минфа занимала эту должность, тем чаще мечтала, что наступит день, и Гадес сделает её своей женой. Но все её мечты разбились на мелкие осколки, как и её сердце, стоило лишь ей увидеть, как трон рядом с владыкой заняла другая. — Ты не подведёшь меня, верно? — она любовно погладила рукоятку кинжала. Совсем близко послышались голоса и тихий смех, она разглядела царицу подземного мира в богатых одеждах и золотых украшениях, несомненно Гадес щедро одаривал её. Чем же эта рыжая выскочка оказалась лучше? Лишь тем, что богиня? Гнев опять стал закипать в крови, и Минфа покрепче сжала рукоятку. Пусть подойдут поближе, ведь шанс всего один. Одежды служанки надежно скрывали её. Никто не должен заподозрить. Она выбежала из своего укрытия, делая вид, что спешит с поручением. — Моя госпожа, — её голос напряженно звенел, отражаясь от камней. Вот ненавистная соперница разворачивается к ней всем телом, и Минфа замахивается, целясь в сердце. Зажмурившись, наносит удар, чувствуя, как кинжал рассекает плоть и вонзается всё глубже, руки орошают теплые капли, а запах крови заполняет ноздри. Смогла.