Поймай меня, если получится

      Когда Кузьмин открыл глаза, то обнаружил, что в квартире стояла абсолютная тишина. Поднявшись и заглянув в спальню, затем в кухню, он увидел, что Инги не было. Лишь ее вредный кот Кузя лежал на подоконнике и презрительно смотрел на своего «тезку». Заметив, что Кузьмин проснулся, животное зашипело.       — И тебе доброе утро, — флегматично откликнулся парень и потянулся. Его удивило, как неблагоразумно поступила Инга: вчера вечером и сегодня ночью она плакала и говорила, что ей страшно, а утром оставила малознакомого парня одного в своей квартире. Впрочем, предположил Кузьмин, Инга могла уйти в магазин или еще по каким-то делам.       Он подошел к окну и с удивлением увидел, что Инга была во дворе — она делала зарядку. Понаблюдав немного за новой знакомой, Кузьмин улыбнулся. На улице было прохладно, но все же необычно тепло для петербургского апреля. Многие уже были в легких куртках, как Инга, или вообще в одних футболках. Светило яркое весеннее солнце, небо было голубым и безоблачным, а во дворе уже гуляли родители с детьми.       Квартира Инги располагалась на втором этаже, поэтому Кузьмин открыл окно и прокричал:       — Инга, доброе утро!       Неустроева остановилась, с удивлением повернулась и вдруг весело откликнулась:       — Доброе! Я сейчас приду.       — Инга Валерьевна, у вас же другой жених был, нет? — с насмешкой крикнул издалека пробегавший мимо пацан лет четырнадцати. Видимо, он жил здесь и всегда бегал по утрам во дворе. И, конечно же, был знаком с Ингой, потому что та в долгу не осталась:       — Березовский, ты бы лучше так спряжением немецких глаголов интересовался, как моей личной жизнью.       Через мгновение Инга предупредила:       — Осторожно, впереди асфальт неровный.       Но было поздно — мальчишка споткнулся и пролетел лицом вперед добрые полтора метра, прежде чем упал ничком на асфальт. Кузьмин буквально ощутил ту боль, которую должен был почувствовать этот малец. Инга покачала головой и крикнула:       — Все в порядке?       — В полном, — отозвался Березовский с гримасой боли на лице, быстро поднялся и умчался прочь. Видевший всю эту картину Кузьмин улыбнулся:       — Твой ученик?       — Ага. — Инга повернулась лицом к окну своей квартиры и теперь разминала плечи. — Вовочка Березовский. У нас с ним что ни день — то баталии. Словесные, естественно.       — Почему? — полюбопытствовал Кузьмин, поставив локти на подоконник и подперев подбородок руками. Инга насмешливо ответила:       — Ой, все-то тебе расскажи. Лучше найди себе что-нибудь на завтрак в холодильнике.       Кузьмин хотел было настоять на рассказе про своего младшего тезку, но весь вид Инги говорил, что она намерена сейчас заниматься физкультурой, а не делиться подробностями. В холодильнике Кузьмин нашел сливочное масло и две пачки красной рыбы: одну вскрытую, другую — еще не начатую. Он уже наливал себе чай, когда в замке повернулся ключ. Спустя несколько мгновений в кухню вошла Инга и, улыбнувшись обычной для нее ироничной улыбкой, пожелала Кузе приятного аппетита. Кузьмин кивнул и с полным ртом напомнил:       — Вопрос про Вовочку Березовского все еще открыт.       — Ой, Кузьмин, опять ты про это, — махнула рукой Инга и налила себе чаю. — Мне кажется, в моей жизни стало слишком много Вовочек. Кузьминых, кстати, тоже: сначала Денис, потом Мария Григорьевна, моя квартирная хозяйка, теперь еще и ты…       Кузя рассмеялся и спросил:       — А почему ты сначала называешь меня полным именем, а потом по фамилии? Ну или наоборот.       Инга посмотрела на него так, как уставшие матери смотрят на балующихся детей. Кузьмин ожидал, что она сейчас выдаст пропитанную сарказмом тираду, но Неустроева просто сказала:       — Ешь, Володя.       Кузьмин принялся активно поглощать бутерброды с вкуснейшим сочетанием сливочного масла и форели, но тут его снова прорвало, как трубу у соседей сверху:       — Инга, а у Любы Колосовой был мужчина?       — Ну, допустим, — недоверчиво ответила Инга. — А почему ты спрашиваешь?       — Да так, интересно. — Неустроева, конечно же, не поверила, поэтому фыркнула. — А у него случайно не черная машина?       Инга с подозрением прищурилась.       — Нет. А что, ты думаешь, это может иметь отношение к делу?       Упс, ошибочка вышла. Значит, Люба куда-то уезжала не со своим бойфрендом, а с другим мужчиной. Кузя вновь предпринял попытку выведать интересующую его информацию:       — А ты не помнишь, как Люба вела себя в последние дни? Может, было что-то странное в ее поведении?       — Ты, Кузьмин, странные вопросы задаешь с утра пораньше, — начала закипать Инга. — Откуда я знаю, мы с ней виделись неделю назад.       — Получается, в прошлое воскресенье, — сам себе сказал Кузьмин. Одним глотком допив чай, Кузя поблагодарил Ингу за гостеприимство и объяснил, что нужно проверить новую информацию.       — Что ж, проверяй, — скептически откликнулась Инга. — Но неужели ты не хочешь потратить свой выходной на отдых?       — У полиции нет выходных, — улыбнулся Кузьмин и удалился к ноутбуку. Инга последовала за гостем. Опершись на дверной косяк, она наблюдала, как Кузя включает компьютер.       — Зря ты ерничаешь, Инга, — вдруг произнес Кузьмин. — Ты же сама попросила нас найти твоих подруг. Почему ты не хочешь мне помочь?       — Потому что, Володя, я хотела сегодня последовать твоему совету разгрузить голову, — парировала Неустроева. — Но, видимо, не судьба. — Уже спокойнее она поинтересовалась: — Тебе есть чем поделиться?       — Да. — Когда ноутбук включился, Кузьмин жестом попросил Ингу подойти ближе. — Вот что нарыл майор Шапошников. Читай.       Какое-то время Инга про себя читала кратко изложенные сведения, а когда закончила, ахнула:       — Академ? Я не знала. — Она растерянно посмотрела на Кузьмина. — Правда не знала.       — Кто к Колосовой на черной машине с тонированными стеклами приезжал, тоже не знаешь? — спросил Кузя, и Инга помотала головой. — Что ж, ладно. Я пока ищу эту машину на камерах. Она всегда в разное время приезжала.       — Конспирация? — предположила Инга.       — Возможно. Инга, вот ты в курсе, чем занималась Люба помимо основной работы?       — Я знаю только, что она училась, — развела руками Неустроева. — Если она ввязалась во что-то… противозаконное, я без понятия. А Ульяна… Тоже? Я имею в виду, она тоже как-то нарушила закон?       — Не знаю пока, — признался Кузьмин. — У нас есть несколько версий, но ты тоже подумай, кто мог хотеть убить Ульяну. Все-таки ты чаще с ней пересекалась.       — Емельянов мог, наверное, — неуверенно сказала Инга. — Он мог узнать, что Ульяна в курсе наркоторговли. Но, если честно, я сомневаюсь, что он сам убил. Скорее всего, нанял кого-то. Андрей никакими боевыми искусствами или оружием не владеет, насколько я знаю.       — А чем он, кстати, интересуется? — спросил Кузьмин.       — Историей, — выдала Инга то, что он и так уже знал. Однако дальше она уточнила:       — Но больше всего его интересует восточная история, в частности китайская. Он и пытки китайские изучал, и обычаи, и еще какие-то страшные вещи… Еще он хвастался, что у него катана есть. Но вроде это японское оружие.       — Да, но Елену Каракину убили не катаной, — сообщил Кузя, — а обычным ножом. Таким, который есть на кухне у каждого.       — Тогда точно кто угодно мог это сделать, — сдалась Инга. — Может… Это… — она запнулась. — Это даже сама Ульяна.       — Что?! — изумился Кузьмин. — Но зачем?       — Ну мало ли, — пожала плечами Инга. — Может, Каракина эта выкаблучиваться начала, требовать больше денег. Шантажировать Ульяну, в конце концов. Кстати! — вдруг воскликнула она. — Не знаю, имеет ли это значение, но я вспомнила: когда я приходила к Любе и звонила в дверь, собака внутри квартиры не лаяла.       — Чего? — не понял Кузьмин. — Какая еще собака?       — Ну как какая? Любкина, — произнесла Инга таким тоном, будто Кузя тупой. Недоумение по-прежнему оставалось на лице Кузьмина, поэтому она пояснила:       — У Любки собака была, немецкая овчарка. Звали Макс. Каждый раз, когда к Любе кто-то приходил — даже знакомый, Макс лаял. Но когда я на этой неделе приходила и звонила в дверь, никакого лая не было. Я только сейчас вспомнила.       — Получается, Люба все-таки сама уехала? — сделал вывод Кузьмин. — Ну сама посуди, если бы ее похитили — вряд ли бы стали брать с собой ее собаку.       — А если пса убили? — испуганно спросила Инга, а Кузьмин ее успокоил:       — Сомневаюсь. Там же не воняло тухлятиной?       — Н-нет, — ответила Инга. — А обыск еще не проводили?       — Завтра проведут. И в квартире Ульяны тоже.       Инга кивнула и замолчала. Она все-таки надеялась, что ее подруги живы и сейчас вместе с псом Максом скрываются где-нибудь за сто километров от Питера.

***

      Блондинка сидела по-турецки на ковре и наблюдала за спящей подругой — та крепко обнимала подушку. Длинные русые волосы спящей девушки мягко накрывали ее худые оголенные плечи, длинные ресницы слегка подрагивали во сне, а губы были сомкнуты.       Блондинка молча любовалась подругой и улыбалась. Она всегда считала, что ее приятельница похожа на ангела — тоненькая, нежная, утонченная. Сложно было поверить, что когда-то она собиралась стать полицейским. Блондинка считала ее невинной и мягкой и хотела бы стать такой же, но понимала, что ей это все же несвойственно. Да и в таком случае они вряд ли бы подружились. Их по большей мере связывала как раз-таки их противоположность.       — Лулу? — вдруг услышала блонди голос подруги и очнулась от размышлений. Васильковые глаза смотрели на нее удивленно и грустно, и блондинка откликнулась:       — Проснулась? Доброе утро.       Девушка ответила лишь тяжким вздохом и, откинув одеяло, перевернулась на спину. Блондинка как можно незаметнее старалась разглядеть стройную фигурку подруги, облаченную в тонкую пижаму, состоящую из топика и брюк. Ужасно хотелось обхватить эту тонкую талию, крепко сжать ее в объятиях, но блондинка боялась, что подружка не поймет. Поэтому она просто запустила руку в золотистую шевелюру девушки и спросила:       — Как ты?       — Скучаю, — печально вздохнула девушка и села. Лулу тоже сникла: она не знала точно, по городу скучает ее подруга или по любимому мужчине, который там остался, но очень хотелось хотя бы немного облегчить страдания приятельницы. Сев на кровать, Лулу обняла подругу и заговорила:       — Уль, я понимаю. Но…       — Но я не могу туда вернуться, — с горечью закончила та, прижимаясь к единственному близкому человеку, который у нее остался. — Знаю. И, кстати, ты не забыла, что меня теперь Лена зовут? По крайней мере, так говорит паспорт, который я взяла с собой, — усмехнулась Ульяна.       — Не забыла, — согласилась блондинка, а ее руки медленно гладили подругу по спине. — Вот только знаю и люблю я не Лену, а Ульяну.       — Любишь? — испуганно отстранилась Ульяна, но блондинка успокоила ее:       — Как подругу. В дружбе же тоже любовь есть.       — Ага. — Шапошникова прикрыла глаза. Никто и представить себе не мог, как сильно она скучала по своей еще недавней жизни. У нее было все: семья, друзья, любимый человек, хорошая работа, учеба… А в один момент все перевернулось вверх дном, и вот уже несколько дней она жила в совершенно чужом месте, с незнакомой ей женщиной — хозяйкой дома — и без какого-либо плана на будущее. Потому что Ульяна не знала, сколько ей придется скрываться — месяц, полгода или год. Может, несколько лет. А может, ей вообще не суждено больше вернуться в любимую Северную столицу.       Ульяна не боялась выходить из зоны комфорта. Она была готова на любые изменения, если они улучшат ее жизнь. Но сейчас перемены были не те, которых требует сердце, а вынужденные, которые могут спасти ее жизнь или хотя бы отсрочить смерть на некоторое время. Хотя Ульяна была уверена, что нанятая провинциальная актриса мастерски исполнит ее роль, она все же сомневалась, что убийца — если он знаком с ней, с Ульяной, — не заметит подмену. В конце концов, если Елену Каракину, по паспорту которой теперь решила жить Ульяна, будут пытать, вряд ли она будет кричать Ульяниным голосом.       Только теперь Шапошникова поняла, что ее план — максимально идиотский. Мало того, что она подставила другого человека, так еще велика вероятность, что она это сделала зря. Но Ульяна тут же нашла себе оправдание: она боялась за свою жизнь, а Каракина сама согласилась — очень уж хотелось хотя бы немного пожить в Петербурге. И, конечно же, Елена была уверена, что все обойдется.       Вот только Ульяна не знала, обошлось или нет — они с Любой Колосовой жили практически в тотальной изоляции. Интернетом тетя Любиного друга не пользовалась, телефон был только стационарный с диском, газет хозяйка дома не читала, а по радио и телевизору передавали только местные новости. До ближайшего более или менее крупного населенного пункта можно было доехать только на машине — общественного транспорта было очень мало.       С одной стороны, хорошо — для тети Зои придумали легенду, что Ульяна так устала от бешеного питерского темпа, что заработала нервный срыв, и Герман, друг детства Колосовой, которому Люба рассказала о подружкиной беде, решил пригласить приятельниц к тетушке, по соседству с которой жил.       Тетю Зою это не смутило — она всегда была рада гостям, тем более таким симпатичным и воспитанным, как эти петербурженки. Колосова сразу же начала помогать хозяйке: поливать цветы, выпалывать сорняки, иногда готовить что-то. Ульяна тоже хотела, но тоска по Петербургу, напавшая на нее еще в дороге, омрачала пребывание на природе. Первые два дня Шапошникова проспала, на третий почувствовала себя лучше и начала понемногу есть. И только сейчас проснулась в более или менее приподнятом настроении.       С другой стороны, для девушек, всегда живших в довольно больших городах, было очень странно не иметь возможности так просто позвонить или выйти в интернет. Телефоны они оставили в Питере: Ульянин был у Каракиной, а Любин остался в съемной квартире Колосовой. Но сейчас подружки даже привыкли к спокойной атмосфере небольшого поселка на юге и собирались проводить время за работой в хозяйстве, чтением книг, прогулками или простой болтовней друг с другом.       — Лулу, можно кое в чем тебе признаться? — внезапно спросила Ульяна. Люба улыбнулась:       — Конечно.       — Ты… Ты меня… — запинаясь, заговорила Шапошникова. — В общем, у меня иногда возникало влечение к тебе. Я не знаю, чем это объяснить, ведь мне всегда нравились парни… Но… — Ульяна посмотрела в глаза подруге и тут же стыдливо опустила взгляд. — Мне правда неловко. Хоть я по-прежнему люблю Володю, ты… ты меня тоже привлекаешь. В… физическом плане.       У Колосовой глаза на лоб вылезли:       — Да ладно! Что, серьезно?       Покрасневшая Ульяна кивнула, и Люба рассмеялась.       — Ты ж моя хорошая. Неужели ты никогда… — Поняв, что имеет в виду подруга, Шапошникова помотала головой. — Ох, Ульянка, чем же ты в студенчестве занималась?       — Училась, — улыбнулась девушка. — И встречалась со Святославом. Ну, помнишь, о котором я тебе рассказывала?       — А, это брат которого в тебя влюблен? — Ульяна кивнула. — О-о-о… Поня-я-ятно. И тебе никогда не было интересно попробовать… ну, с девушкой?       — Было, — не стала отрицать Ульяна. — Только я считала, что это ненормально и неправильно.       — Бывает, — пожала плечами Колосова. — Я тоже когда-то так думала, но когда в первый раз это сделала — поняла, что в романтическом плане мне все же нравятся парни.       Ульяна еще больше смутилась, когда увидела улыбку на лице подруги. Люба прижала к себе застеснявшуюся девушку и поцеловала ее в щеку.       — Улька, ты такая милая. — Вдруг Колосова посерьезнела и негромко сказала:       — Спасибо, что доверила мне свой секрет. Обещаю, я никому не скажу.       — Точно? — забеспокоилась Ульяна. Люба насмешливо произнесла:       — Нет, щас прямо пойду позвоню твоему ненаглядному и выложу твои желания. Конечно я никому не скажу! Не переживай.       Колосова провела пальцем по щеке Ульяны, затем положила руку девушке на плечо и медленно повела вниз. Когда ладонь Любы оказалась на груди Шапошниковой, Ульяна резко вдохнула и посмотрела на подругу, но Колосова, озорно усмехнувшись, провела ладонью еще ниже, к животу.       — Люба, — шепнула Ульяна, борясь с желанием немедленно накинуться на подругу, — может, не надо?       — Улечка, вот скажи, кого ты сейчас боишься? — вкрадчиво поинтересовалась Колосова, гладя Ульянин живот и тем самым заставляя Шапошникову сжиматься. — Тетю Зою? Она до обеда будет работать в огороде. Германа? Продукты он нам вчера привез, а так у него своя жизнь. Своего драгоценного Володю? Так он далеко, и мы ему, к тому же, ничего не скажем. Ведь не скажем? А может, — предположила она с похотливой улыбкой, — ты меня боишься? — Рука Колосовой коснулась внутренней стороны бедра Ульяны, и девушка открыла рот, шумно вдыхая. — Не надо. Я не причиню тебе вреда. Я, конечно, не мужчина и тем более не твой прекрасный Володя, но я хочу и могу сделать тебе хорошо. Позволишь?       Ульяна сглотнула, боясь поддаться искушению. Глупо было, конечно, испытывать желание броситься на эту нахальную, чрезмерно раскрепощенную блондинку, которая младше ее на пять лет. Но что Ульяна могла сделать, если руки Колосовой так аккуратно и мягко гладили внутренние стороны бедер? Да и любопытство постепенно брало верх. Как тут сопротивляться?       И ведь Люба права: Володя далеко, наверняка думает, что Ульяна мертва, возможно, уже встречается с новой девушкой… А ей, Ульяне, хочется ласки и нежности. Но вместе с этим было страшно: Ульяна никогда не отделяла секс от любви, и потому ей казалось, что если она сейчас отдастся подруге, это будет предательством по отношению к Володе. Даже если он никогда не узнает об этом. Даже если ей в итоге не понравится и она решит больше не заниматься этим ни с одной девушкой на свете.       Кроме того, Ульяна боялась, что этим своим поступком она разрушит свой образ интеллигентной молодой женщины с твердыми моральными принципами, который так долго выстраивала и который должен был быть примером для учеников. Она же учительница: а если обо всем, что здесь сейчас происходит, как-нибудь узнают ее ученики? Или, что еще хуже, их родители?       Люба продолжала мягко, но настойчиво поглаживать плечи, грудь, живот, бедра Ульяны и время от времени поднимать глаза на подругу, чтобы посмотреть на реакцию. Колосова видела, что Ульяне приятно, хоть та изо всех сил пыталась этого не показывать. Блондинка ни в коем случае не хотела давить: если Ульяна попросит прекратить, Люба остановится. Но, судя по всему, Шапошникова не хотела, чтобы Колосова останавливались.       Знала бы Люба Колосова, как восхищается ее красотой ее неожиданно ставшая очень скромной подружка! Знала бы, как Ульяна обожала рассматривать ее темные глаза с озорными огоньками в них; как ей нравились аккуратные тату на животе и бедре; как ее привлекало сочетание стройной талии и широких бедер; как Ульяна тайно хотела овладеть своей развязной подружкой, заставить ее исходить истомой и отрывисто дышать. Люба даже не представляла, что Ульяна готова быть нескромной не только с Володей, но и с ней. Колосова не знала, что несмотря на то, что Ульяна старше ее на пять лет, ментально (да и внешне тоже) старше была все-таки Люба — из-за жизненных перипетий или из-за рано сформировавшейся уверенности в себе и в красоте своего тела.       Чтобы подтолкнуть подругу к скорому принятию решения, Люба предложила:       — Если стесняешься действовать как Ульяна Шапошникова — попробуй как Елена Каракина. Притворись, что она — это ты. Возможно, так тебе легче будет решиться.       Ульяна, сидевшая на кровати с отстраненным видом, краем уха услышала совет подруги и подумала: а почему бы и нет? Раз ей какое-то время придется жить под именем Елены Каракиной, почему бы этим не воспользоваться? Ульяна посмотрела на Любу своими темно-синими глазами и прошептала:       — Люба…       Колосова поняла ее без слов и осторожно поцеловала. Ульяна немного растерялась в начале, но потом смелее подхватила поцелуй. Руки Любы обхватили Ульяну за талию и крепко сжали, поглаживая тонкое тело девушки. Шапошникова прижималась к подруге еще крепче, будто пыталась слиться с ней. Колосова уложила девушку на спину и запустила руки ей под топик. Ульяна как можно тише застонала, а Люба тихо произнесла:       — Ш-ш-ш, тише, — и, задрав Ульяне майку, поцеловала девушку в живот. Ульяна ахнула от приятных ощущений и ближе притянула к себе подругу. Та подняла изящный топик еще выше, обнажив грудь, и осторожно гладила ее. Ульяна извивалась под Любой, но та крепко прижимала девушку к кровати, не давая ей вырваться.       Ульяна разошлась не на шутку — вскоре ее стоны начали переходить в крик, и Люба остановилась. Шапошникова испуганно посмотрела на нее, задаваясь вопросом, что произошло, но Колосова негромко произнесла:       — Давай все-таки потише. Не уверена, что здесь хорошая звукоизоляция.       Ульяна кивнула и поцеловала подругу в губы. Колосова крепче прижалась к ней и запустила одну руку ей в волосы. Шапошникова металась по кровати, отрывисто дыша и притягивая к себе подругу. Та сначала массировала ей голову, затем принялась целовать Ульяну в лицо и шею. Шапошникова пыталась вести себя тише, но не получалось — очень хотелось кричать от того, как ей хорошо.       Люба впилась поцелуем в губы Ульяны, пытаясь хотя бы немного ее заткнуть. Шапошникова уперлась руками в грудь Колосовой и наткнулась на ее мягкий четвертый размер. Ульяна улыбнулась глазами и коснулась груди подруги. Люба довольно замычала и сделала то же самое с Ульяниной грудью. Девушки смотрели друг другу в глаза, и ни одна не желала отстраняться даже на секунду.       Неожиданно Ульяна перевернула Любу на спину и зажала ей рот поцелуем. Удивленная Колосова попыталась было вырваться и вернуть себе доминирующее положение, но Шапошникова необычно крепко держала ее запястья.       Наконец Ульяна отстранилась, но тем не менее продолжила прижимать свою юную подругу к кровати. Шапошникова не сводила взгляд с красивого живота, открывающегося благодаря подвязанной выше нужного рубашке, затем ее плотоядный взгляд плавно переместился с пышных бедер подруги на ее карие глаза с густо накрашенными черной тушью ресницами и светло-коричневые брови. Яркие розовые губы, не тронутые помадой, были слегка припухшими после поцелуев, и Ульяна, мягко улыбнувшись, спросила:       — Ты всегда так агрессивно себя ведешь в постели?       — У меня к тебе тот же вопрос, — ответила Люба, пытавшаяся отдышаться. — Это что щас было? Я реально испугалась, что ты меня изнасилуешь.       Шапошникова озорно захихикала и погладила Колосову по бедрам, чем вызвала у нее тихий стон.       — Любушка, ну я же не виновата, что ты такая красивая и тебя хочется целовать. Не удивлена, что ты многим мужчинам нравишься. Недаром, видимо, тебя назвали Любовью. — Ульяна осторожно, чтобы не напугать, провела руками по обнаженным бокам подруги, и Колосова закатила глаза от приятного ощущения щекотки. Комплимент Любе понравился — она с улыбкой закрыла глаза и прошептала:       — Улечка, спасибо.       — Эй, я же теперь Лена, — напомнила Ульяна, а Колосова махнула рукой:       — Извини, привычка. Это ты моему совету последовала? Ну, представить себя другим человеком.       — Нет, я поняла, что реально хочу сделать тебе приятно. Независимо от того, как меня зовут, — насмешливо улыбнулась Ульяна, а Люба притянула ее к себе.       — Иди сюда, чертовка.