***
Павел внимательно смотрел на сидевшего перед ним банкира Светлова и украдкой оглядывал его кабинет, отделанный в спокойных сиреневых и синих тонах. Владимир Сергеевич производил впечатление человека делового, серьезного и немногословного. То, как Светлов то и дело кидал взгляд в сторону лежавшего на столе ежедневника в черной кожаной обложке, свидетельствовало о том, что он был занят. Поэтому Павел перешел к делу. — Владимир Сергеевич, я не отниму у вас много времени. — Светлов молча кивнул. — Недавно убили учительницу математики, преподававшую в классе вашей дочери. Скажите, какие у вас отношения были с Ульяной Шапошниковой? Светлов был шокирован. Его глаза увеличились в размерах, на лице отобразился ужас. Владимир Сергеевич слегка ослабил галстук и выдавил: — Как? Ульяну Александровну… Убили? Шапошников кивнул, и Светлов покачал головой: — Жалко. Совсем девчонка еще. Жить бы и жить… — Владимир Сергеевич, так какие отношения у вас были с Шапошниковой? — повторил свой вопрос Павел и старательно высматривал на лице Светлова какие-то другие эмоции, помимо изумления, ужаса и недоумения. Банкир пожал плечами и заговорил более спокойно: — Лично у меня никаких претензий к Ульяне Александровне не было. Ну да, ходил пару раз к ней разбираться, почему у Аси опять стоит «два» за контрольную. Но Ульяна Александровна показала мне все Асины работы, рассказала, как моя дочь на уроках себя ведет, и попросила поговорить с ней. — Светлов поднял взгляд светлых, почти что прозрачных глаз на Шапошникова. — Видите ли, учителя в курсе, что моя супруга, мать Аси, умерла, когда дочка была еще маленькой. Ульяна Александровна тоже знала об этом. И, видимо, подумала, что причина, по которой Ася не хочет учиться, заключается как раз в этом. Попросила меня поговорить с дочерью про учебу, проводить с Асей больше времени. Ульяна Александровна предположила, что своим ничегонеделанием Ася просто пытается привлечь мое внимание. — Ул… Шапошникова действительно так беспокоилась о благополучии вашей дочери? — не поверил Павел. Светлов закивал: — Да, как ни странно. Знаете, я когда увидел ее в первый раз — не поверил, что эта девчонка может чему-то научить мою дочь и что-то посоветовать мне. Но потом изменил свое мнение. Несмотря на молодой возраст, Ульяна Александровна — мудрый человек и педагог. — Владимир Сергеевич сжал руки в замок и, поставив локти на стол, положил голову на них. Шапошников склонил голову набок. — Вот как? А нам известно, что вы конфликтовали с ней. — Неправда. — Светлов резко выпрямился и снова посмотрел Шапошникову в глаза. — Я всегда… Ну ладно, почти всегда общался с ней уважительно, — сдался он под недоверчивым взглядом майора. — В самый первый раз я пришел к ней и начал на нее орать. Я был зол из-за Асиных двоек, да и день тогда плохой выдался. А Ульяна Александровна знаете что ответила? «Пожалуйста, сядьте и мы это обсудим прямо сейчас». Она очень спокойно это сказала, и я, признаться честно, растерялся. Никто не отвечал на мои гневные реплики так вежливо и твердо, как она в тот день. Ульяна Александровна просто спокойно посмотрела на меня, подождала, пока я выпущу пар, и затем только попросила сесть. Мы тогда долго говорили об Асе, ее учебе, ситуации в нашей семье. Ульяна Александровна внимательно выслушала меня и дала некоторые рекомендации. После разговора с ней я вышел совершенно другим человеком, будто она не учитель математики, а психотерапевт. Слушая исповедь банкира Светлова, Шапошников все выше и выше приподнимал брови. Он понятия не имел, как Ульяна ведет себя на работе. Он-то привык к ней такой, какой она была в обычной жизни: импульсивной, эмоциональной, иногда несдержанной. Потому Павел и был удивлен, когда узнал, как она общается с такими трудными родителями, как отец Аси Светловой. Обдумав все услышанное, Шапошников уточнил: — То есть больше у вас конфликтов с ней не было? — Да нет. Неожиданно для себя я сразу увидел в Ульяне Александровне компетентного специалиста и поэтому старался как-то сдерживаться. — Хорошо. — Павел записал показания Светлова. — Где вы были в эту пятницу вечером? — Мы с дочерью в торговый центр ездили. «МЕГА Парнас». Были там до самого закрытия. Можете проверить. — Проверим. — Павел поднялся и протянул руку для рукопожатия. Светлов сжал его ладонь и вдруг спросил: — Может, это неудобный вопрос, но вы с Ульяной Александровной случайно не родственники? Просто фамилии одинаковые, да и внешне вы чем-то похожи… — Нет, мы просто однофамильцы. — Шапошников слегка улыбнулся. Мало ли в Петербурге людей с такой же, как у него, фамилией. Родителей еще одного ученика Ульяны, Ильи Пономарева, Павел Ильич нашел на станции скорой помощи, где Алексей Пономарев трудился водителем, а его супруга Регина — фельдшером. Пономаревы встретили его высокомерно, но, когда Павел представился и показал удостоверение, сразу поумерили свою гордыню. Шапошников начал опрос с Регины. — Регина Игнатьевна, где вы были вечером в пятницу? — На вызовы ездила. — Женщина неодобрительно посмотрела на Шапошникова. — Вернулась только под утро. А с какой целью интересуетесь, товарищ майор? — А с такой, Регина Игнатьевна, — в тон ей ответил Павел, — что учительницу математики, которая вела уроки у вашего сына, убили вечером пятницы. Регина Игнатьевна поперхнулась. Откашлявшись, она закурила. Когда из накрашенных бордовой помадой тонких губ вырвалось облачко вонючего дыма, Пономарева ответила: — Наказала-таки карма ее. — Не понял, — с недоумением отозвался Шапошников. Регина посмотрела на него и пояснила: — Нечего было по пять двоек ставить тем, кто не справляется с ее идиотскими заданиями. Если хотела, чтобы дети все выполняли, можно было бы и попроще задания сделать. Не всем же великими математиками быть. Она бы не много потеряла, если бы мой сын получил «четыре» и его бы не дергали из-за допуска к экзаменам. — Регина Игнатьевна, в школе говорят совершенно другое, — заметил Павел. — Мы опросили еще несколько учителей, которые ведут у вашего сына. Они сказали, что Илья — абсолютно неуправляемый ученик. Дисциплину нарушает, других учащихся отвлекает, задания не выполняет. За это, кстати, ему и поставили столько двоек. Так-то никто из учителей не может с вашим сыном справиться. — Это их упущение, — холодно отреагировала Регина, потушив наконец сигарету. — Эти учителя учились в пединститутах на наши налоги и должны были научиться управляться с любыми учениками. Если они этого не могут — грош цена им как учителям. Шапошников хотел было поспорить с ней, но потом понял: бесполезно. Родители Пономарева, как и их сыновья наверняка, — определенно представители тех, кому все должны. Должны относиться лояльно к несделанным заданиям и ставить хорошие оценки в любом случае. Должны прощать им правонарушения, но по отношению к другим такое недопустимо. Павел не понимал и не хотел понимать таких людей. Возможно, потому что относился к тем, с кого требовали люди, подобные Пономаревым. — Муж ваш где был? — спросил Шапошников, которому было неприятно пренебрежение этой дамочки по отношению к его племяннице. Регина Игнатьевна ехидно улыбнулась: — Дома. Подтвердить может только Илья. Если вы ему поверите, конечно. — Мы спросим, — пообещал Павел вежливо, но в его душе все кипело от нахального выражения лица Регины Пономаревой. Работает на государственную организацию так же, как и он, и Ульяна, зато высокомерия и чувства собственной важности — хоть отбавляй. «Стерва», — подумал Шапошников, но вслух ничего не сказал, дабы не потерять лицо и не прослыть невоспитанным грубияном. Сдержанно поблагодарив Регину за сведения, он начал опрос ее мужа, Алексея. Тот был тучным крепким мужчиной со взглядом гопника, готового пристать к любому, кто встретится на его пути, и со сбитыми костяшками. Ссадины на них были совсем свежими, буквально вчера появились. — С кем подрались? — как бы невзначай спросил Павел. Алексей вдруг набычился и выпалил: — Сына воспитывал. А то в край обнаглел, щенок. — Ух-ух-ух, как вы о своем ребенке-то, — покачал головой Шапошников, а Алексей угрожающе приблизился: — Вы так говорите просто потому, что у вас наверняка нет такого ленивого сына, как мой. Будь вы на моем месте — наверняка бы тоже накостыляли ему. А то ишь, дерзит старшим, бросается еще. Гаденыш. Павел решил не говорить, что у него как раз-таки сын есть и к его воспитанию подход несколько иной. Вместо этого Шапошников проигнорировал выпады и на всякий случай отошел чуть подальше. — Алексей Григорьевич, давайте ближе к делу, — попросил он. — Где вы были вечером пятницы? — Дома был. С сыном дрался — опять двойку по математике принес. — Алексей сурово сжал кулаки. — Я Илюхе тыщу раз говорил: учи математику, поступай на финансовый, чтоб не корячиться всю жизнь за двадцать пять тыщ, как мы с Регинкой. А он только ухмыляется. В пятницу вдруг накинулся на меня, вопил, что не позволит больше издеваться над собой, угрожал пойти в опеку. Еле отцепил от себя гаденыша. Утром я Регинке все рассказал, она с Илюхой провела, так сказать, профилактическую беседу. Вроде успокоился. — М-да, гражданин Пономарев, — протянул Шапошников, — строго вы сына воспитываете. А он вам случайно не рассказывал, что плохие оценки у него из-за его учительницы, Ульяны Шапошниковой? — Ну рассказывал, — хмыкнул Алексей. — Регинка ходила к ней разбираться. Мне потом рассказала, что эта Ульяна как была мерзкой девкой, пока со Славкой встречалась, — так и осталась такой. За словом в карман не полезет, первая не заткнется, последнее слово всегда за ней. Старшие для нее вообще не авторитет. В общем, не понимаю, как ее не поперли еще со школы. А Илюха-то сопли распустил, говорит, люблю ее, не могу. Будь я на его месте, я бы точно проучил эту стерву малолетнюю. — Не беспокойтесь, с этим уже справились без вас, — холодно ответил Шапошников, борясь с искушением раскрыть все карты и выдать себя как родственника девушки, о которой столь нелестно отзывался сейчас Алексей Пономарев. Опрашиваемый округлил глаза: — В каком смысле? — В прямом. Убили ее. Славка — это сын ваш, Святослав? Где его можно найти, не подскажете? Пономарев захлопал глазами, и Шапошников громче повторил свой вопрос, продолжая сверлить Алексея взглядом. — Да, это мой сын Святослав. Мы его Славкой зовем. У него сегодня дежурство. Должен быть на работе. Адрес отделения дать? Павел смерил растерянного оппонента презрительным взглядом. — Сами найдем.Глава 9
29 июля 2021 г. в 16:35
Люба с аппетитом поглощала вкуснейший суп, приготовленный по секретному рецепту тети Зои. Ульяна же болтала ложкой в густоватом бульоне и печально смотрела в тарелку. Тетя Зоя с грустью смотрела на Шапошникову, но с расспросами лезть не хотела. От разговорчивой Любы Колосовой она знала, что Ульяна — коренная петербурженка и настоящая фанатка культурной столицы. Деревенская жизнь ей не нравилась так же, как и пребывание почти за тысячу километров от родного города.
Кроме того, Люба имела неосторожность рассказать, что у Ульяны в Питере остался молодой человек, которого она сильно любит и по которому, очевидно, очень скучает. Когда тетя Зоя спросила, почему этот парень не приехал вместе с ними, Люба сказала, что работа не позволяет, и ничуть не солгала: уж у кого-у кого, а у полиции, тем более в большом городе, всегда аврал на работе.
Когда тетя Зоя ушла к подруге, Ульяна все еще сидела над остывшим супом. Люба поставила чайник и спросила:
— Чего не ешь? Суп потрясающий.
— Знаю. — Тем не менее еще ни одна ложка супа в рот Ульяны не отправилась. Люба с иронией посмотрела на подругу и, сев рядом, тихо поинтересовалась:
— Из-за Володи?
Ульяна кивнула и, отложив ложку, устремила взгляд в окно. Колосова мягко погладила девушку по плечу и произнесла:
— Уль, да не волнуйся ты так! Все в порядке с твоим Володей. Он взрослый мальчик уже, переживет.
— Пережить-то переживет, — согласилась Ульяна, — только мне, наверное, стоило ему рассказать о происходящем.
— И что бы он сделал? — возразила Люба. — Он же убийства расследует, а не наркоторговлю.
— Ну он хоть был бы в курсе, что я могу сбежать в один день, — парировала Ульяна. — В конце концов, он мог бы поддержать меня как-то. Или поспособствовать расследованию наркоторговли.
Люба цокнула языком, закатила глаза и покачала головой. Когда чайник закипел, Колосова кинула пакетик в одну чашку, а кипяток налила в две — на Ульянину долю тоже.
— Уль, я до сих пор никак не пойму, чего ты в этого Володю так вцепилась. — Люба бу́хнула обе чашки на стол и встретилась с укоризненным взглядом Ульяны, которая испугалась, что посуда может разбиться. Снова опустившись на стул, Колосова продолжила:
— Ну мент он — это хорошо. В компьютерах вроде сечет — тоже классно. Но, блин, он же Владимир! Вла-ди-мир! Ты меня, конечно, извини, может, я по себе сужу. Это же у меня на Владимиров давно не встает…
— Люба! — возмущенно и в то же время смущенно округлила глаза Ульяна.
— Что? Моего папашу так же звали. Ненавижу его за то, что он испоганил жизнь моей матери и чуть не угробил меня. У меня теперь триггер на это имя. Доходило даже до того, — доверительным тоном добавила Колосова, — что едва я узнавала, что мой новый приятель — Владимир, я сразу же придумывала отмазку и делала ноги.
— Слушай, может, к психологу сходишь? — спросила ошарашенная такими подробностями Ульяна. — Твоя реакция немного… ненормальная.
— Да ладно, разберусь, — отмахнулась Люба, взяла чашку и сделала глоток. — А вообще какая разница, как я отношусь к твоему парню? Ты же его любишь? А он тебя? Вот это важно, а не мое мнение.
— Люб, я серьезно, — продолжала Ульяна гнуть свою линию. — Если тебя, как ты говоришь, триггерит имя, нужно проработать это как-то.
— Ульян, я уже взрослая, — упиралась Колосова. — Переживу, не волнуйся. А с твоим Володей мы уж как-нибудь найдем общий язык. В крайнем случае просто не будем общаться. Посмотрим, когда вернемся.
— Если вернемся, — поправила подругу Ульяна и с тяжелым вздохом попыталась запихнуть в себя ложку супа. Люба подала ей кусок хлеба и наблюдала за подругой, по лицу которой невозможно было определить, как ей суп на вкус. Опустошив тарелку через десять минут, Ульяна вытащила из своей чашки пакетик и принялась медленно пить чай. На вкус чая, равно как и вкус супа, Шапошникова не обращала никакого внимания. Да и на позитивные мелочи их нынешней жизни — тоже. Ульяне понемногу начало казаться, что она будто в прямом смысле утратила вкус к жизни.
Встретившись взглядом с Любой, Шапошникова вопросительно подняла брови, а Колосова сказала:
— Кушай-кушай. А то твой драгоценный Володя спустит с меня шкуру, если я привезу тебя похудевшей.
Ульяна засмеялась и взяла печенье. Как же она все-таки любила подшучивания подруги. Шапошникова знала, что Колосова не имеет в виду ничего плохого. Иногда, правда, казалось, что Люба ей завидует — в отличие от Ульяны, у Любы никогда не было постоянного бойфренда. В основном она не виделась ни с кем из своих партнеров больше нескольких раз. Но внешне казалось, что Любу такое положение дел очень даже устраивает.
Ульяна взяла еще одно печенье и насмешливо посмотрела на подругу. Та сосредоточенно смотрела куда-то в сторону, медленно просовывая печенье в рот. От созерцания такой картины Шапошникова засмеялась, а Колосова очнулась от размышлений, затолкала сладость в рот и с оскорбленным видом спросила:
— Ну фто? Фто ты фмеефся?