Поймай меня, если получится

      Нижние челюсти всех оперативников отвисли. Каждый смотрел на своих коллег и будто взглядом спрашивал, серьезен ли сейчас начальник или это очередная шутка, скрытая за каменным лицом. Устремив глаза на Шапошникова, опера растерянно смотрели на него.       — О-о, — как-то неопределенно, но в унисон протянули Кузьмин и Бубнов.       — Ага! — торжествующе ответил Шапошников. — Как вам новость-то?       — Павел Ильич, этого не может быть, — тут же заявил Кузьмин, и тут встрял Красавченко:       — Это Ульяна-то — информатор полиции? Никогда бы не подумал!       — Вот-вот, я тоже так-то удивился, — поддержал его Шапошников. — Но, как оказалось, Ульяна не просто так работает именно в той школе, в которую устроилась. Она туда, можно сказать, внедрилась. А все из-за слухов о торговле наркотиками в хороших петербургских школах.       — Серьезно? — не поверил Ветров. Тут зашел Голованов, попросил отчитаться. Кузьмин развернул к нему ноутбук и все рассказал, затем вернулся к теме прежнего разговора:       — Еще с прошлого года пошли слухи о наркоторговле в трех петербургских школах. В одной из них и работают Ульяна и Инга. Я узнал, что в одной школе информатором был некий Роман Кац — тоже учитель математики, кстати, — но недавно его нашли мертвым в собственной квартире. Причина смерти — удушение из-за повешения. Списали все на самоубийство, но у меня есть подозрение, что это убийство.       — Скорее всего, — согласился Шапошников, а Голованов спросил:       — Известно, кто информаторы в первых двух школах?       — Во второй — Ульяна, — сказал Бубнов и, столкнувшись с тяжелым взглядом майора Шапошникова, уточнил:       — Это Павлу Ильичу в наркоконтроле сообщили. А насчет первой неизвестно. Вовчик только узнал, что там работает Ольга Константиновна. Ну, — Тимур немного помедлил, — ваша супруга, Андрей Борисович.       — Андрей Борисович… — хотел было спросить Кузьмин, но подполковник понял, к чему тот клонит.       — Нет, Кузьмин, Ольга не информатор. Это точно.       — Андрей Борисович, может, она просто не говорит об этом, — предположил Бубнов. Ветров ткнул его в плечо:       — Ага. Как Ульяна Павлу Ильичу.       — Слышь, — возмутился было Шапошников, но Голованов урезонил подчиненных и спросил:       — Что у нас получается?       — Уже картина ясна, — заявил Красавченко. — Раз Ульяна была информатором, она наверняка нашла какую-то компрометирующую информацию.       — Гениально, — саркастично похлопал ему Шапошников. Красавченко мельком посмотрел на него и продолжил:       — Ульяну могли заметить, когда она делала запись разговора учителя истории с учениками, в котором он предлагал учащимся наркотики. Соответственно, если это заметил этот… Емельянов, он вполне мог проследить за Ульяной и убить ее в парадной. Скорее всего, мотив преступления — не месть учеников и их родителей, а желание убрать свидетеля.       — Вряд ли убивал сам Емельянов, — резко отмел предположение коллеги Бубнов. — Дим, ну сам посуди: если он за ней следил, это было от самой школы и до парадной. Значит, вряд ли Емельянов убил бы Каракину, перепутав ее с Ульяной. Даже если бы она надела Ульянину верхнюю одежду.       — Так-то Тимурка прав, — поддержал Шапошников после нескольких секунд раздумий. — Но и версия Димы рабочая. Емельянов мог заметить, что Ульяна подслушивает и даже записывает его беседы с учениками. Но для убийства он нанял другого человека, скорее всего, не знакомого с Ульяной. Ведь если бы убийца знал Ульяну, вряд ли он убил бы Елену Каракину. Хотя, — возразил сам себе Павел, — я-то не сразу заметил, что это другая девушка, что уж говорить о посторонних, пусть даже и знакомых людях…       — В принципе такая версия имеет место быть, — согласился Голованов. — Бубнов, Ветров, вы с Емельяновым и Брусникиным побеседовали?       — Брусникина мы опять не нашли, — развел руками Бубнов. — Емельянова тоже. Когда мы пришли в школу с Емельяновым побеседовать, нам сказали, что он снова срочно уехал.       — Куда уехал? — удивился Голованов. Мужчины пожали плечами, а подполковник сжал руки в замок:       — Плохо. Нужно найти его. И Брусникина тоже.       — Андрей Борисович, телефоны Емельянова и Брусникина выключились вчера днем, — оповестил коллег Кузьмин. — Кстати, я проверил переписки Емельянова и Брусникина с Ульяной — они же оба встречались с ней когда-то. Ну так вот, в последнее время Емельянов начал слать Ульяне недвусмысленные сообщения. «Когда ты уже придешь ко мне, Ульяночка? Я соскучился», — зачитал для примера Кузя, с трудом сохраняя нейтральное выражение лица, чем вызвал сдавленные смешки некоторых коллег. — Или вот: «Почему ты с обеда убежала, когда меня увидела? Боишься? Не надо. Я всего лишь хотел провести с тобой время, как в старые добрые времена». Ну и… Тому подобное. В общем, Андрей Борисович, Емельянов явно намекал Уле на возобновление отношений.       Красавченко с Шапошниковым, поняв, что в Кузе взыграла-таки ревность, заговорщически переглянулись. А Кузьмин продолжал:       — Брусникин, видимо, тоже, потому что утром той самой пятницы он написал Ульяне длинное послание, в котором просил прощения за мучения, доставленные ей десять лет назад, и умолял о встрече, чтобы расставить все точки над «i». Ульяна, как ни странно, согласилась. — Взгляд Кузьмина стал жестче, и Красавченко с Шапошниковым, которые имели репутацию дамских угодников, снова посмотрели друг на друга.       — Паша, Дима, вы там чего переглядываетесь-то? — прервал подчиненного Голованов. — Опять о женщинах думаете?       — Почти, Борисыч, — уклончиво ответил Шапошников, не обращая внимания на колено Димы, пинающее его в бедро. Голованову не нравились озорные огоньки в глазах младших коллег, поэтому он предложил поделиться темой обсуждения.       — Да так, интересно, почему Ульяна согласилась вдруг встретиться с человеком, который причинил ей боль, — сказал Красавченко и почти не солгал. При этом он смотрел на Кузьмина так пристально, что тот понял, о чем думал Дима. Наверное, предполагал, что Ульяна все же изменяла Кузе. Кузьмин глазами дал понять, что они позже об этом поговорят. Красавченко с удовлетворением закивал.       — Володя, — обратился к Кузьмину Голованов, — есть ли еще что-то по Емельянову или Брусникину?       — По Брусникину — они с Ульяной договорились встретиться в ресторане «Алые паруса» в пятницу в семь вечера. Как раз в то время, когда Ульяна должна была быть на учебе.       — Ну вот поэтому ее там и не было, — заключил Павел, барабаня пальцами по столу. — Нужно будет записи камер запросить.       — Займусь. Про Емельянова могу сказать только то, что он остался сиротой: его родители умерли семь лет назад. Он точно не к ним поехал.       — У него есть собственное жилье? — заинтересовался Шапошников. А Кузьмин ответил:       — Да, квартира, в которой он живет сейчас, досталась ему как раз от родителей. Еще у него есть дача в ста двадцати километрах от Питера. Она ему от дедушки досталась.       — Скорее всего, он туда поехал, — предположил Ветров. Голованов оглядел коллег и произнес:       — Ветров, Бубнов, поезжайте туда. Адрес Володя пришлет. А вы, Дима и Паша, поезжайте в этот ресторан, поспрашивайте про Ульяну и Брусникина. Во сколько пришли, во сколько ушли, что делали, как себя вели. В общем, все.       — Есть, — кратко отозвались мужчины.

***

      — Кузь, — окликнул товарища Красавченко. Кузьмин обернулся и спросил:       — Со мной на обед пойдешь?       — Да, если ты не против, — согласился Дима.       — Конечно не против.       Они направились в ближайшую кафешку. По дороге Красавченко спросил:       — Ты как?       — Нормально, — пожал плечами Кузя. — Справляюсь.       Лжешь ты, Кузьмин.       Так бы Инга сказала.       Кузя потряс головой, прогоняя насмешливый голос Неустроевой из своих мыслей, а Красавченко начал разговор:       — Когда ты заговорил про бывших Ульяны, я заметил, что ты ревнуешь. Но почему, Кузя? Они же бывшие.       — Ревную? Вот еще. — Кузьмин, не глядя на Диму, поправил галстук и снял фуражку — в ней стало жарко из-за припекавшего солнца. Красавченко насмешливо посмотрел на коллегу: тот совсем не умел врать. Взгляд в сторону и угрюмо сжатые губы выдали Кузьмина с потрохами. Осталось только дождаться, пока он сам признается. Но Кузя упрямо молчал, делая вид, что не замечает пристального взгляда Красавченко. В конце концов Диме это надоело.       — Владимир, ты ведешь себя как маленький.       — А ты ведешь себя не как друг, а как мой папаша, — возмутился Кузьмин. — Ну да, я ревную Ульяну и что? Как будто ты бы не ревновал, если бы увидел, что твоя девушка договаривается о встрече с бывшим.       — Кузь, это же они ей написали первыми, — напомнил Дима и улыбнулся, увидев сердито-обиженное лицо приятеля. — А Ульяна просто слишком хорошо воспитана, чтобы на вежливые сообщения посылать куда подальше.       — Когда ее бывший избил меня, ей ее воспитанность не помешала сказать ему «проваливай» в грубой форме, — съязвил Кузьмин.       — Я же сказал про вежливые сообщения, — напомнил Красавченко. — А твоя ситуация — это другое дело. Уверен, просто так Ульяна не станет грубить. — Помолчав немного, он спросил:       — Ты правда считаешь, что она могла тебе изменить?       — Я допускаю это, — заявил Кузьмин. — Не просто же так она согласилась встретиться с этим ее бывшим… как его… Брусникиным, вот. Он же ее в ресторан позвал, причем не в самый плохой.       — Кузь, да ладно тебе. — Дима мягко приобнял его за плечи. — Ну ты чего, не доверяешь Ульяне? Она вообще-то любит тебя. Как и ты ее. Ты говорил с ней про все это?       — Я не знал, что она переписывается со своими бывшими, — мрачно произнес Кузьмин. — Она хорошо это скрывала. Уж наверное не просто так, правильно?       — Может, она тебе сюрприз какой-то готовила, — не сдавался Дима. — А посоветоваться решила с бывшими, а не со мной, чтобы я не рассказал тебе случайно.       Кузьмин недоверчиво посмотрел на друга, но промолчал. Он-то точно знал, что в переписках и намека не было на какой-то сюрприз для него. Кроме того, Кузя в целом был слишком расстроен обнаружившимися фактами, что не ускользнуло от внимательного Димы. Чтобы хотя бы немного поддержать друга, Красавченко миролюбиво потрепал его по голове.       — Ну не дуйся. Когда мы найдем Ульяну, ты обязательно с ней поговоришь об этом. Там она уже не сможет отвертеться. Но в случае чего, — он хитро улыбнулся, — у тебя есть Инга.       Кузьмин закатил глаза и отмахнулся — опять Красавченко за свое. А Дима лишь весело рассмеялся.

***

      Сегодня было попрохладнее, находиться на улице можно было без риска расплавить подошву обуви или обжечь ноги. Явно собирался дождь, потому что солнце скрылось за облаками, а вдалеке виднелась черная, как сажа, туча.       Ульяна и Люба сидели на веранде и пили потрясающий жасминовый чай. Вдруг Шапошникова отставила чашку и заговорила:       — Люб, я так больше не могу. Я возвращаюсь в Питер.       — Что, совсем сдурела?! — шепотом возмутилась Люба, бу́хая чашку на деревянный стол. — Хочешь сказать, что все зря? Мы потратили бензин Германа! Мы ехали почти сутки с минимумом остановок! Ты потратила деньги на эту провинциальную актрису! Ты заставила своих родных мучиться, в конце концов!       — Люба, хватит, — жестко произнесла Ульяна. — Мне надоело прятаться. Я должна вернуться и решить свою проблему. Так, как я делала это раньше — не убегала от проблем, а решала их.       — И как ты собираешься решать эту проблему? — скептически поинтересовалась Люба, сложив руки на животе. — Шапошникова, без обид, но ты точно сбрендила. Сначала с круглыми глазами говоришь, что тебе грозит опасность, и просишь отвезти тебя как можно дальше, а теперь идешь — вернее, едешь — на верную гибель! Ну ты головой-то думай хоть немного!       — Прекрати. — В тихом голосе Ульяны было так много боли, что Колосова прекратила сыпать обвинениями. — Ты понимаешь, каково это — потерять все, когда ты это все только обрела? Нет. А каково оставлять своих родных, зная, что убийцы могут все-таки прийти к ним и пытаться через них найти тебя? Ты точно этого не представляешь. И ты понятия не имеешь, как это — наконец встретить адекватного любящего мужчину, который готов на все, лишь бы ты была счастлива и никогда не плакала, а потом бежать, даже не попрощавшись с ним. — Ульяна подняла на подругу печальный взгляд. — Это ты относишься к нашему «переезду» как к приключению или внезапному отпуску. Ты всегда была авантюристкой. А я — нет. Мне нужна стабильность.       — Жить в страхе за свою жизнь и жизнь родных — это стабильность? — усмехнулась Люба. — Ты подумай о своей семье, Ульяночка. Если ты объявишься в Питере, что ты им скажешь? "Здрасте, я воскресла"? Или признаешься, что подставила другого человека? А если эту Елену уже убили, а? Ее убили, а ты жива! Потому что подставила ее!       — Она сама согласилась, — терпеливо, стараясь сохранить нормальный тон, возразила Ульяна. — Про риск она знала, но тем не менее согласилась.       — Улечка, тебя запросто могут обвинить в соучастии, — не унималась Колосова. — Ты же знаешь, как работает наша полиция! Она не будет искать виноватых. Она возьмет и посадит тебя, потому что это ты предложила Елене самоубийство.       — Я знаю, как работает полиция. Она ищет преступников, спасает людей и старается разобраться в ситуации. — Ульяна не узнавала свою подругу. Неужели настоящая Люба — это вот эта девушка, которая уверена, что ее, Ульяну, посадят, и которая пытается убедить ее продолжать убегать? Колосова фыркнула:       — Хорошая работа Петровского РОВД не значит, что другие менты хорошо работают. Кроме того, у тебя шуры-муры с полицейским, неудивительно, что ты их защищаешь.       — Без полиции был бы хаос, — заявила Ульяна, а Люба настаивала:       — Ты не можешь быть объективной. Ты влюблена в своего Володю и считаешь, что все полицейские — такие же, как он. Кстати, далеко не факт, что он такой хороший и благородный, как ты его описываешь. Может, он только при тебе прикидывается няшкой, а в рабочее время пи… то есть бьет мирных граждан. Смотри, как бы после них тебя не начал лупить.       Чаша Ульяниного терпения переполнилась — если негатив подруги по поводу желания вернуться к прежней жизни и работы полиции еще можно было понять, то нападки на Кузьмина, который был кристально чист, Ульяна терпеть не хотела. Залпом выпив цветочный чай, Шапошникова ледяным тоном произнесла:       — Ты не имеешь права так говорить про Володю. Ты совсем его не знаешь, а уже судишь о том, какой он человек. Не смей! Иначе наша дружба закончена.       — Ах так? — разозлилась Колосова и, схватив чашку, в сердцах выплеснула содержимое на Ульяну. — Ну давай, собирай вещи и уезжай. Интересно, далеко ли уедешь, — рассмеялась Люба, не замечая, как больно ее слова ранят подругу. — Тебя же сразу завернут. Все-таки, если внимательно изучить паспорт, можно увидеть, что на Елену эту ты вообще не похожа. Можешь сколько угодно родинку закрашивать и рисовать себе лицо тональником.       Ульяна хотела было сорваться, но поняла, что делать это бессмысленно. Тем более выходка Любы вынуждала пойти и переодеться. Не говоря ни слова, Шапошникова вскочила и пулей улетела на второй этаж дома, в свою спальню. А Люба, на самом деле не меньше подруги расстроенная этим разговором, отправилась к Герману. Хотелось как-то отвлечься от ссоры.       Впрочем, далеко пройти она не успела — навстречу ей шли сотрудники полиции. Завидев Любу, они вытащили удостоверения и, представившись, спросили:       — Вы эту девушку не видели? Зовут Лена, — и показали фото… Нет, не Елены Каракиной, а Ульяны. То, на котором была видна родинка.       — Не видела, — невозмутимо пожала плечами Люба, а сердце ее ухнуло куда-то вниз. — А кто такая? Что натворила?       — Неважно, — уклончиво отозвался полицейский. — Если эта девушка здесь появится — позвоните мне, пожалуйста. — Он протянул ей кусочек бумаги с криво выведенным номером. Люба дернула бровью в попытке разобрать корявый почерк и убрала бумажку в карман, пообещав позвонить, если встретит Елену. Подождав, пока полицейские удалятся на большое расстояние, Колосова стремительно побежала к дому Германа.       Ее друг жил всего через два дома, но расстояние было немаленьким из-за довольно больших участков каждого жителя частного сектора. Люба резко вдавила кнопку звонка на калитке, и спустя несколько секунд уже сидела в доме Германа и дрожащим голосом рассказывала о случившемся. Герман внимательно слушал и хмурился. Он был в курсе настоящей причины, которая привела Ульяну и Любу к его тете, и изо всех сил хотел помочь беглянкам.       — Люб, да не трясись ты так, — посоветовал он, наливая ей немного легкого вина. — Лучше выпей и скажи мне: как они представились? И представились ли вообще?       — Один назвался майором Цоковым, — вспомнила Люба. — А второй… Вроде лейтенант Токарев.       Услышав фамилии и звания, Герман заметно побледнел, и Колосова севшим голосом спросила:       — Гер… Ты чего?       — Люб, — он взволнованно посмотрел на нее, — в нашем отделении нет таких полицейских. — Колосова чуть не вскрикнула от ужаса ситуации. — И никогда не было.