***
Ульяна в порыве обиды кидала в чемодан все свои вещи. Она уже почти собралась и была серьезно настроена уехать. Шапошникова собиралась доехать на автобусе до Миллерово и там пересесть на прямой поезд до Питера. Либо доехать до Миллерово и пересесть на автобус до Москвы, после на метро доехать до Ленинградского вокзала и уже там пересесть на поезд до Санкт-Петербурга. Второй вариант казался ей более удобным для запутывания следов, но более трудоемким. Поэтому Ульяна выбрала первый, но от второго решила не отказываться. Вдруг сегодня нужного поезда не будет? Да, ехать больше суток, но зато можно будет немного расслабиться, поспать и, возможно, поесть. Ульяна уже приготовилась было думать, как проскочить в поезд без билета или хотя бы изобрести какую-нибудь слезовыжимательную историю, чтобы уговорить проводницу пустить ее, как в комнату влетела Люба. На ее лице не было ни следа злости, лишь страх и волнение. Прежде чем Ульяна успела узнать, что случилось, Колосова хриплым от бега голосом произнесла: — Мы сегодня же уезжаем. — Что? Почему? Что с тобой? — испуганно спросила Ульяна, разглядывая осыпавшуюся тушь на лице подруги. Люба выхватила из-под кровати свой чемодан и принялась кидать туда вещи. — Тебя ищут, Ульяна. Именно тебя. Пока тетя Зоя или кто-то еще не сболтнул лишнего, надо валить. — Люба взглянула на замершую Ульяну. — Что ты стоишь?! Собирайся! Сама же хотела уехать! Мечты сбываются, мля! Шапошникова молча продолжила собирать вещи. Она не ощущала радости от того, что опять нужно куда-то бежать. И наверняка не туда, куда она хотела. — Куда мы едем? — осторожно, чтобы не спровоцировать лишний приступ агрессии, поинтересовалась Ульяна. — В Питер, куда еще, — пробормотала Люба, утрамбовав наконец пожитки и захлопнув крышку чемодана. Достав листок и ручку, Колосова начала что-то спешно писать. Ульяна оторопела: как это — в Питер? Неужели они возвращаются? Внутри Шапошниковой все затрепетало. Но тут Люба бросила: — Если не хочешь в Питер, можем в Ставрополье поехать. Как раз соседний регион. У меня там бабушка живет. Тоже в деревне… — Никакой больше деревни, — мгновенно откликнулась Ульяна. — Во сколько уезжаем? — В три. — Шапошникова посмотрела на настенные часы — было без десяти три. — Герман нас отвезет. — Ты тоже уезжаешь?.. — удивилась Ульяна. Люба закатила глаза: — Шапошникова, ты задаешь слишком много вопросов. Да, я тоже уезжаю. Такой ответ устроит? — Так бы сразу и отвечала, — рассердилась Ульяна. — Сарказм свой поумерь, Колосова. У Инги, что ли, научилась? Она тебя не только немецкому, но и саркастическому учит? И что ты пишешь? — Письмо для тети Зои, — пояснила Люба и, закончив писать, бросилась галопом по ступенькам вниз. Вернувшись, блондинка схватила чемодан, кратко сказала: — Спускайся. Ждать не будем, — и потащила ношу к выходу. Ульяна хотела было из вредности никуда не ехать, но сейчас был не тот случай, когда можно было вредничать. Поэтому девушка покорно понесла свои чемодан и сумку на первый этаж. Выйдя из дома, она увидела черный, с тонированными стеклами автомобиль Германа, самого автовладельца и Любу, которая о чем-то говорила с ним и все кидала взгляды в сторону дома. — Герман, по вам часы сверять можно, — улыбнулась Ульяна, отдавая парню свой багаж. Герман кивнул, но перед этим специально открыл все двери машины, чтобы Ульяна могла проникнуть в салон как можно незаметнее. Плюс Люба своими пышными формами чуть-чуть загородила одну из задних дверей, в которую проскользнула Ульяна, а сама села на переднее сиденье. Хоть у девушек и случилась размолвка, они все равно помогали друг другу. Быстро кинув сумки подруг в багажник, Герман закрыл все двери и, прыгнув в салон, повел машину прочь из частного сектора. — Гер, а можно ли как-то по-другому проехать? — вдруг спросила Люба. — Ну, чтоб не было на пути полиции, любопытных жителей и так далее. — Сейчас сделаем, — откликнулся Герман и, доехав до более широкого участка дороги, лихо развернулся и поехал в обратном направлении. Спустя несколько минут тишины он добавил: — По этой дороге мало кто ездит, но ты, Лена или как тебя, все равно пригнись. Лучше вообще ляг на пол. Я скажу, когда можно будет подняться. Ульяна послушно легла на пол. Было неудобно, тут же заболела спина, но Шапошникова понимала, что если речь идет о спасении жизни — все средства хороши. — Ульян, можешь подниматься, — тихо сказала Люба, когда автомобиль заметно ускорился. Сев на место и пристегнувшись, Ульяна увидела, что они едут по шоссе, и приободрилась. Герман вел машину достаточно быстро, но в то же время аккуратно: если где-то надо было, он все-таки притормаживал. Скорость скоростью, но безопасность важнее, тем более ехал он не один. — Гер, когда мне тебя сменить? — поинтересовалась Люба, сжав локоть Германа. Тот, не отвлекаясь от дороги, монотонно произнес: — Всего ехать чуть больше семнадцати часов. Разделим их на двоих — получается по восемь с половиной часов на каждого. Но мы можем с тобой каждую восьмерку разделить еще на два, получится чуть больше четырех часов на каждого. Примерно через четыре часа мы можем уже поменяться. — Ничего себе ты математик, — изумилась Люба, а Герман улыбнулся и добавил: — Посмотрим, может, я все-таки большую часть времени побуду за рулем. Ты пока спи, отдыхай. Я разбужу. Ульяна, — он посмотрел на Шапошникову через зеркало заднего вида, — ты тоже спи. Если нужно будет спрятаться, Люба скажет. Ульяна кивнула и перед тем, как прикрыть глаза и попытаться заснуть, произнесла: — Ребята, спасибо вам. Сидевшие на передних сиденьях Люба и Герман закивали. Засыпая, Ульяна услышала, как Колосова со своим другом детства обсуждают каких-то полицейских, которые интересовались Еленой Каракиной. Спустя несколько часов Ульяна проснулась и с ужасом увидела, что машина стоит. Сидевшая уже на водительском сиденье Люба успокоила ее: — Мы остановились только заправиться и купить еды. Вон Герман уже возвращается. — Люб, а мы к тебе едем, получается? — поинтересовался Герман, бухнувшись на сиденье и начав раздавать сэндвичи. Отказавшись от перекуса, Люба завела машину, резко стартовала и только после этого ответила: — Нет, сначала мы едем в Петровское РОВД. Там нам точно помогут. — В зеркале заднего вида она встретилась взглядом с Ульяниными глазами и вдруг улыбнулась. — Там Ульянин жених работает. Он точно знает, что делать. Ульяна улыбнулась в ответ и принялась поедать сэндвич. Когда бутерброд с курицей и сыром оказался у нее в желудке, девушка сказала: — Люб, прости за то, что я тебе там наговорила. Ты была права, мне не стоило убегать, если я в итоге решила возвращаться. — Это ты меня прости, Ульянка, — ответила Люба, разгоняясь еще больше. — Я не должна была плохо говорить о человеке, которого ты любишь. Ульяна погладила подругу по плечу, а затем снова откинулась на спинку кресла, чтобы поспать.***
Андрея Емельянова тем же вечером объявили в розыск. Полиция всего Петербурга и Ленинградской области была поднята на уши. Все искали наркоторговца, скрывавшегося под маской добродушного учителя истории в средней школе. Никто не знал, куда он уехал и, главное, на чем — непонятно было, как лучше поступить: если перекрыть выезды из города и начать останавливать все машины, с ума сойти можно. И пока полиция будет занята проверкой машин, а в разных концах города образуются многочасовые пробки, преступник вполне может уехать на электричке. Вечером этого сумасшедшего дня, когда повязали Рената Брусникина, который обвинялся не только в наркоторговле, но и в покушении на убийство, Ингу Неустроеву выписали из больницы. Психологически ей было тяжело, но физически уже легче. Тем не менее вместо того, чтобы соблюдать предписанный врачом постельный режим или хотя бы проверять домашние и контрольные работы, Инга стояла у приоткрытого окна, пила чай и наблюдала за играющими на площадке детьми. Она тоже хотела однажды стать мамой, но боялась. Боялась сложной беременности, ухода отца ребенка, по совместительству — любимого мужа. Боялась, что из ее ребенка вырастет не добропорядочный и законопослушный человек, как тот же Кузьмин, а такой же подлый и мерзкий, как Андрей Емельянов. Или Ренат Брусникин. Выйдя из больницы, Инга поехала опознавать преступника и уверенно указала на Брусникина — его черные глаза она теперь точно ни с чем не перепутает. В восемь вечера в дверь позвонили. Инга не ждала гостей, поэтому к двери пошла, предварительно вооружившись самой тяжелой сковородой, которая у нее была. Эх, сейчас бы Любкину овчарку сюда… — Кто? — как можно более низким голосом спросила она, глядя в глазок. За дверью раздалось знакомое: — Инга, это я, Кузьмин! — Да вижу, что не Петр Первый, — с сарказмом откликнулась Неустроева и отперла дверь. — Рада видеть тебя. Ты опять торт принес? — удивилась она, увидев в руках Кузьмина тот же «Медовик». — Кузьмин, ты хочешь, чтобы я растолстела? — Нет, я хочу, чтобы ты улыбнулась, — искренне ответил Кузя, протягивая любимое Ингино лакомство хозяйке. — После стрессовых ситуаций самое оно съесть чего-нибудь вкусненького. Инга была тронута его душевным порывом. Никто из мужчин никогда о ней так не заботился, как Кузьмин. Ну ладно, может, Дениска как-то дарил шоколадку в знак симпатии, но все равно. Кот Инги Кузя тоже вышел встречать гостя. Встретившись взглядом с животным, Кузьмин, как зачарованный, протянул руку так, чтобы кот мог понюхать и решить, можно ли доверять. Кузя методично обнюхал пальцы парня и позволил себя погладить. Кузьмин, обожавший общаться с животными, но не желавший заводить их из-за своей безалаберности и квартирной хозяйки, осторожно почесал кота за ухом. Желтые глаза любимца Инги смотрели на него уже снисходительно, дескать, ладно уж, человек, гладь меня, раз хозяйка тебе доверяет. — Ты смотри-ка, признал, — удивленно произнесла Инга. — А в тот раз хотел поцарапать. — Ну, я все-таки смог найти к нему подход, — развел руками Кузьмин и принялся разуваться. — Мы же, можно сказать, тезки. — Руки мой, тезка, — с обычной для нее иронией напомнила Инга. Кузьмин заулыбался: хоть иногда Неустроева была слишком резкой и жесткой, на самом деле она добрая и чуткая. Маску неприступности и сарказма она наверняка надела, чтобы ее воспринимали всерьез на работе. Здесь же, на своей территории, Инга могла быть собой. И что самое интересное — она не боялась этого делать рядом с ним. Видимо, доверяла. А как не доверять человеку, который сначала спас от грабителя, а потом вновь оказывал помощь и даже навещал в больнице? — Вы Емельянова не поймали еще, да? — немного грустно спросила Инга, ставя чайник. — Ищем. Полиция во всем Петербурге сейчас в режиме повышенной готовности. Потому что это серьезно. — Серьезнее не бывает, — согласилась Неустроева. Помолчав немного, она в сердцах добавила: — Надавать бы этому Емельянову по морде, чтобы в следующий раз думал башкой хотя б немного. Ишь додумался — детям предлагать наркотики! И даже не старшеклассникам, а семиклассникам уже! Уму непостижимо! У меня в Оренбурге, конечно, райончик так себе был, — призналась Инга, — но такого беспредела в школе не было. А тут практически центр Петербурга — и наркоторговля в школах цветет и пахнет! У меня цензурных слов уже не хватает! — Инга, расслабься, — засмеялся Кузьмин. — Он не уйдет далеко. — Думаешь? — усомнилась Инга. — Ну, если так, тогда ладно. Я доверяю тебе. — Взаимно, — отозвался Кузя. — Давай помогу. Инга согласилась, и пока в чайнике закипала вода, они быстро достали нужную посуду и нарезали торт. Когда чайник засвистел, Инга шустро плеснула кипятка, протянула одну чашку Кузьмину, а сама, взяв вторую, села напротив и сделала маленький глоток. Кузьмин сделал то же самое, глядя прямо ей в глаза. — Очень вкусный чай, — улыбнулся он. — Я такого раньше не пробовал. — Это я из Франции прошлым летом привезла, — пояснила Инга. — Там один магазинчик с чаем есть. Я его лет пять назад нашла, когда на учебу по обмену ездила в Париж. С тех пор каждый год стараюсь туда выбираться и пополнять стратегические запасы чая. — Ты во Франции училась? — удивился Кузьмин. — Здорово! А что же ты раньше не рассказывала? И почему Франция? — Да как-то не до этого было. Почему Франция: у меня немецкий — второй иностранный. А первый — французский, — улыбнулась Инга и сделала еще один глоток. — Правда, ближе к концу учебы я поняла, что немецкий все-таки люблю больше. — Ее лицо вдруг стало серьезным. — Володя, можно тебя кое о чем попросить? — Конечно. — Ты же можешь запросить дело об убийстве Валерия Алексеевича Неустроева? Десятилетней давности. Кузьмин удивился просьбе, но тем не менее сказал: — Запросить-то могу, только зачем тебе это? — Хочу узнать, действительно ли мой дядя не убивал, — ответила Инга, немного помрачнев. — Он все-таки сидел до этого. Может, отца все же добил он? Знаю, что это звучит нелепо, особенно когда я уже созналась в убийстве, но… — Я сделаю, — пообещал Кузьмин. Ему несложно, а ей приятно. Наверняка его знакомый программист из оренбургской полиции согласится помочь. Тем более кто знает, может, подозрения Инги далеко не беспочвенные. — Спасибо, — просияла Неустроева. — Еще чаю? Кузьмин согласился и добавил: — Приходи завтра в отделение к полудню. К этому времени все будет готово, я думаю.