***
Едва Рей вернулась домой, она тут же и пожалела о данном Бену слове. Она не могла взять в толк, что это на неё нашло, каким образом она столь поспешно и опрометчиво дала такое необдуманное обещание. Весь непродолжительный ужин, во время которого она не столько ела, сколько хмурилась и кусала губы, Рей размышляла о том, что лучше бы ей не идти вовсе — в этом не было бы ничего предосудительного, напротив, это казалось вполне в духе приключений подобного толка. Но едва она приняла было уже совсем, совсем окончательное решение, как перед глазами её предстала высокая ладная фигура, сильные руки, то и дело поправляющие спадающую на глаза непослушную прядь густых волос, а более всего — чувственные мягкие губы, растянутые в лёгкой улыбке, а того более — глаза: пристальные, ласковые, то сияющие, как солнечные лучи, бликующие на покрытой рябью глади озера, то сумрачные, словно скрытые на время набежавшим на солнце нечаянным облаком. И Рей решила, что завтра она ещё наведается в густолиственную рощу зелёной Такоданы, но это уж будет её последний визит. Что касается Бена, то он, казалось, и вовсе был очарован бойкой решительной мусорщицей. Весь последующий день новая знакомица не шла у него из головы: он снова и снова проворачивал подробности их мимолётной встречи, так и эдак смакуя их, и к утру следующего дня нетерпение его стало столь велико, что он явился на место назначенного свидания загодя, едва ли не за час, и маялся потом в своём трудном ожидании, не замечая ни пышной листвы, ни прочих окружавших его красот, а лишь прислушиваясь, не раздастся ли звука торопливых шагов, и выглядывая, не мелькнёт ли среди зелени пропылённая и выбеленная жарким солнцем немудрёная одежда Киры. Наконец, промаявшись час и почти совсем отчаявшись, Бен завидел на тропинке торопливо выступавшую Киру, и почти бегом кинулся ей навстречу. И хотя, завидев его нетерпение, девушка улыбнулась ему приветливо, от Бена не укрылось, что лицо её носило следы едва ли не отчаянья и тяжёлых продолжительных раздумий. — Кира, ты пришла! — кинулся он к ней. — Ты грустна, я вижу. Что случилось? У тебя неприятности? Рей кивнула в ответ на приветствие и, так как обладала характером решительным и прямым, тут же и высказала Бену все мысли, что родились у неё за долгое время раздумий, то есть со вчерашнего дня. Она сказала, что сожалеет уже о своём обещании, что пришла лишь потому, что единственное богатство, каким она обладает в этом насквозь прогнившем и лживом мире — это честность и верность слову, и что впредь продолжать эти встречи уж не намерена, а намерена их прекратить, потому как ни к чему хорошему они не приведут, а только осложнят и без того нелёгкую жизнь маленькой мусорщицы с Джакку. Насколько Бен был обрадован долгожданным появлением милой мусорщицы, настолько же поражён её внезапной отповедью, а особенно такими глубокими переживаниями, которые он совсем не ожидал обнаружить в существе, занятом самым тяжёлым трудом и вращающемся в самом грубом обществе. В порыве чувств он схватил Киру за обе ладони, заключив их в свои (а она на сей раз рук уже не отнимала), и принялся в весьма пылких и решительных выражениях уверять её, что никоим образом даже тени на репутацию девушки не бросит, что ни одна живая душа даже имени её из его уст не услышит, что он даёт своё самое честное слово, что не будь он контрабандистом, если… Выглядел он при этом истинно влюблённым и говорил так страстно, что Рей невольно загляделась на него во все глаза, а Бен, представив, что может и не увидеть вовсе этих милых весёлых веснушек, аккуратного носика, а более всего — сияющей ярче звёзд на тёмном бархате космоса улыбки да тёплых, цвета древесной, нагретой полуденным зноем коры, глаз, удвоил красноречие, взращенное на долгих, вызывающих зевоту уроках ораторского искусства, и вынудил Киру пообещать, что она забудет своё прежнее решение и видеться с ним не бросит. Рей в свою очередь взяла с него слово, что сам он ни под каким предлогом разыскивать её не станет, а видеться они будут лишь тогда, когда Рей (то есть Кира) сама назначит время встречи. С этим она вручила Бену-Кайло самолично собранный ею из ненужных деталей портативный голопроектор, весьма кстати захваченный и брошенный перед вылетом в один из глубоких карманов бридж. На сим они и расстались, скрепив свои клятвы нежным пожатием рук.***
Таким вот образом Бен Соло и сам не понял, как всеми его мыслями и чувствами в одночасье завладела маленькая мусорщица с едва обозначенной на звёздных картах планеты Джакку. Было это тем более странно, что на протяжении всей своей жизни Бен чаще всего мучился от раздирающих его противоречий, чему по большей части способствовало его неоднозначное происхождение и то, в какой семье он вырос. Лея Органа-Соло была прямым потомком знаменитой королевы, а затем сенатора от Набу Падме Амидалы Наберри и Энакина Сайуокера — генерала-форсьюзера. По капризу судьбы воспитывалась она в приёмной семье, рано потеряв мать, умершую в родах, и поэтому унаследовала ещё и титул принцессы Альдераана в отличие от своего брата-близнеца Люка, которого взяли на воспитание родственники отца. С детства отличавшаяся гордым и независимым характером, Лея поражала окружающих королевской осанкой и царственной посадкой головы, а также железными принципами и целеустремлённостью, с которой она достигала намеченных целей. Лишь однажды пустила она стихию в свою жизнь, выйдя замуж по большой любви за авантюриста Хана Соло. Семейная жизнь почти сразу не задалась: так не похожие друг на друга супруги то расходились, то вновь сходились, препоручив своего маленького сына заботам дядюшки, основавшего частную школу для мальчиков. Отчаянно тосковавший по дому и любящий родителей мальчик со временем вырос в статного молодого человека, развитого как физически, так и духовно. Мать прочила ему блестящую карьеру сенатора, к коей (с помощью брата) готовила отпрыска в закрытой элитарной школе. Однако, Бен оказался больше похож на непутёвого отца, чем отдавал себе в этом отчёт и чем видела это мать. Он мог часами корпеть в душных аудиториях, изучая трактаты мудрецов Галактики, а потом, с той же самоотверженной страстностью закладывать лихие виражи, гоняя на всём, что только подворачивалось ему под руку и что только способно было подняться в воздух. На почве любви к полётам он сошёлся с По, пилотом матери, который быстро стал ему задушевным приятелем и готов был в любое время разделить весёлый досуг и нехитрые развлечения. И Бен даже почти не покривил душой, когда назвался Кире пилотом и контрабандистом, потому что всей душой любил полёты и всерьёз подумывал бросить учёбу и податься в вольные пилоты. Помимо прочего Бен испытывал сильное (что вполне соотносилось с его возрастом) влечение к представительницам противоположного пола, завязывая и легко разрывая быстрые интрижки в разных концах Галактики, и ему самому было непонятно, как в столь короткое время какая-то юная девчонка, простая мусорщица с отдалённой планеты смогла завладеть всеми его мыслями и чувствами.***
К удивлению своему Рей также оказалась не на шутку увлечена Беном Соло, хотя поначалу, после легкомысленного рассказа Кайдел, мнение составила о нём весьма поспешное и предвзятое. И как же, как же было не желать с ним встреч, как было не хотеть видеть его ежеминутно! Каждый раз перед вылетом на Такодану сердце Рей преисполнялось трепетом и восторгом. Она сама не заметила, как встречи эти под пышными кронами обласканных солнцем деревьев переросли в нечто большее, чем милая шалость и невинный розыгрыш, явленный и выдуманный одним лишь её безрассудством и долженствующий удовлетворить не более чем праздное любопытство. С неопознаваемым сердцем волнением бежала она к потрёпанному шаттлу, одолженному на время у верной Кайдел, взлетала и с нетерпением, сродни нетерпению ожидающего давно обещанного подарка ребёнка, подгоняла время. Яркий блеск звёзд напоминал ей блеск озорных солнечных зайчиков на лениво плещущихся о берег водах озера, размытые огни гиперпространственного коридора — длинные солнечные лучи, просочившиеся сквозь редкие прорехи в густых кронах и мягким светом охватывающие глянцевитую листву, густой зелёный ковёр травы, полный цветов и жужжащих на разные лады насекомых. Но более всего мигание и блеск проносящихся мимо неё в иллюминаторах звёзд напоминал ей искрящийся смехом взор лукавых глаз Бена, когда он ласково смотрел на неё, время от времени поправляя рукой упавшую на лоб прядь густых непослушных волос. И Бен тоже не представлял себе уже и дня без своей маленькой мусорщицы. Каждое утро он просыпался в предвкушении, что скоро, совсем скоро увидит её милое личико, усыпанное самыми восхитительными веснушками на свете. И улыбался самому себе в зеркале, когда вспоминал, как задорно она смеялась и вопила от восторга, закладывая лихие виражи в безмятежно синем небе Такоданы. По просьбе девушки, которая призналась, что давно мечтает научиться летать, Бен взялся обучать её лётному делу. Училась пилотированию Кира на удивление быстро и постигала эту сложную науку играючи, чему Бен, набивший во время учёбы много шишек и получивший ещё больше подзатыльников от отца, не переставал дивиться. — Тебе так скоро и «Сокол» можно будет доверить, — с еле уловимой ревностью, но ещё больше с восхищением говорил Бен раскрасневшейся от удовольствия Кире. Почти тайные встречи двух молодых людей продолжались, и с каждым разом Бен находил их всё более упоительными, а Рей ни с кем не было ещё настолько беззаботно и интересно. Они наслаждались каждой минутой, проведённой в обществе друг друга, и мало задумывались о будущем, хотя Рей с некоторой тревогой всё же иногда вспоминала о неминуемо приближающемся окончании лета, а вместе с ним и каникул.***
За этим обоюдно приятным времяпрепровождением пролетел месяц, а затем и второй, как вдруг одно событие чуть было не изменило установленного порядка. Шив Палпатин слыл политиком хитрым и себе на уме и менее всего доверял людям. Его обширные особняки обслуживало минимальное количество слуг, что являлось совсем нехарактерным для высшей знати, особенно на аристократичной Набу. Хотя чрезмерная мнительность и излишняя подозрительность Шива давали повод для излюбленных шуток его многочисленным недругам в сенате, в том числе небезызвестной Лее Органа-Соло, он предпочитал дроидов всем прочим слугам. Даже Фазму — строгую и суровую гувернантку Рей — старый сенатор терпел по большей части только ради внучки, чтобы той не было совсем уж одиноко, пока дед заседает на длительных сессиях. Дроиды работали в саду и на кухне, дроиды стирали и гладили бельё, убирали покои; астродроиды пилотировали любимую яхту сенатора, которую он чаще всего выбирал для межпланетных перелётов. Сам сенатор пилотировать не умел и разбирался в технике почти так же плохо, как его внучка в политике. Подросшая Рей справлялась со всеми техническими неполадками сама, в чём Шив ей полностью доверял. И вот по прошествии двух месяцев со дня памятного визита Рей на Такодану, возвращаясь с внеочередной сессии сената, Шив Палпатин задумчиво вперил взгляд в бесконечно чёрный космос, лишь изредка озаряемый далёкими золотистыми всполохами пролетающих комет. Мыслями он был всё ещё на только что прошедшем заседании, как вдруг заметил в иллюминаторе своей комфортабельной яхты шаттл класса «Роялти», двигавшийся самым причудливым, каким-то зигзагообразным манером. «Уж не сошёл ли пилот с ума», — едва успел подумать старый сенатор, как по обшивке его корабля застучало и заскрежетало, будто он оказался где-то посреди поля в обветшалом хлипком убежище, которое грозилось обвалиться под натиском немилосердно стучащего по крыше града. Очевидно, из глубин космоса был принесён метеоритный поток, на счастье Палпатина оказавшийся довольно слабым, поскольку стук и скрежет по обшивке скоро прекратились. Однако свет в салоне мигнул, яхту ощутимо тряхнуло, и установилась тишина, показавшаяся встревоженному Шиву особенно недоброй, если не зловещей. На запрос единственного пассажира дроид-пилот бодро доложил, что прошедший метеоритный дождь внезапным попаданием вывел из строя корабельный генератор, что согласно протоколу тут же был подключен к работе резервный генератор. На резонный вопрос Палпатина, почему же они тогда никуда не летят, а зависли в вязкой темноте, как муха в сиропе, тем же бесстрастным голосом дроид ответил, что энергии резервного генератора достаточно лишь на поддержание жизнеобеспечения корабля, но не на продолжение полёта. Костеря на чём свет стоит запасные генераторы, бесполезные железяки и метеоритные дожди, сенатор потянулся к комлинку, но тот вдруг ожил сам, и разбитной весёлый голос поинтересовался, всё ли в порядке и не нуждаются ли пассажиры яхты в помощи. Поморщившись от интонаций излишне легкомысленного, с его точки зрения, голоса, а тем паче от того, что приходится уповать на чью бы то ни было помощь, то есть оказаться в заведомо проигрышном положении, Палпатин не без некоторого облегчения всё же признал, что помощь нужна. И вкратце обрисовал последствия треклятого метеоритного дождя. — Ждите, — после некоторой паузы пообещал в ответ шебутной пилот, — сейчас мы к вам пристыкуемся. Мой мальчик почуял вашу малышку и дрожит от нетерпения! Шив скривился ещё больше, но просидеть в космосе, возможно, несколько долгих часов, ожидая, когда придёт помощь, ему хотелось ещё меньше, чем терпеть в течение получаса сомнительные шуточки неизвестного пилота. И он отдал дроиду команду подготовиться к стыковке. В иллюминаторе проплыли гранёные бока того самого шаттла, который, как теперь понял сенатор, ловко маневрировал, попав в метеоритный поток, и потому не пострадал. Его стыковочный модуль удачно соединился с люком яхты, и сенатор благополучно перешёл на чужой корабль, с некоторым всё же сомнением покинув свой. Он приготовился благодарить за спасение молодого мужчину, но навстречу ему из комфортабельного кресла поднялась Лея Органа собственной персоной. Только многолетняя привычка вести политические баталии и постоянная готовность к всевозможным, в том числе и неприятным, сюрпризам в сенате остановили Шива Палпатина от того, чтобы скривиться окончательно, и позволили сохранить лицо. Изобразив лишь лёгкое удивление, а ещё более — любезность на худом лице с высоким лбом, Шив в самых изысканных выражениях рассыпался в благодарностях за своё чудесное спасение. Оказалось, что Лея Органа-Соло так же, как и он, возвращалась с внеочередной сессии в своё поместье на Набу. Однако она предпочитала, чтобы её транспорт пилотировал личный пилот — По Дэмерон, который служил у неё уже несколько лет. Весёлый кудрявый По тут же продемонстрировал белозубую улыбку и помахал Шиву рукой, обернувшись со своего кресла, что было, с точки зрения старого политика, несколько излишним. Но мастерства пилотирования По было не занимать, и, как ни крути, Лея Органа, увидев зависшую в пустоте яхту и отдав своему пилоту распоряжение узнать, что случилось, действительно очень выручила Шива. Когда шаттл благополучно приземлился у резиденции Органа-Соло, Лея настояла, чтобы сенатор Палпатин почтил её дом своим присутствием, и Шив, чувствуя себя обязанным, вынужден был согласиться. Проведя полчаса в неожиданно приятной беседе за прохладительными напитками, он всё же засобирался домой на одолженном у той же Леи аэроспидере. Про этом взял у былой противницы твёрдое обещание, что назавтра она со всей семьёй непременно посетит особняк Палпатинов с ответным визитом.