Well I think, But I'm not sure, I don't know how, It is, we came to be here, Doesn't it seem strange, I mean, could it be it's not really happening now.
Yoav - angel and the animal
- Гермиона, детка, добро пожаловать, - говорит Молли Уизли, встречая её в Норе. Улыбка женщины по-прежнему тёплая, руки большие и ласковые, и только лихорадочно блестящие глаза выдают беспокойство. Под ними залегли тени, а в уголках появилась новая россыпь морщин. Этот взгляд делает ее постаревшей на несколько лет. Приехав в Нору, Гермиона сразу убедилась в нескольких своих предположениях. Все вокруг боялись (хотя и делали вид, что ничего не изменилось). Орден готовился к войне. Поднимал старые связи и искал новых союзников в Англии и по всей Европе. Между ними и Волдемортом шла негласная гонка за влияние, счёт в которой был не в пользу Ордена. Сторонников Пожирателей становилось больше с каждым днём, как и имён в списке пропавших без вести. Тем не менее, Гермиона была счастлива оказаться здесь и видеть всё своими глазами, а не отсиживаться дома в полнейшем неведении и невесёлых догадках. Её, Рона и Джинни не допускали на собрания: Молли выступила решительно против их участия. Никакие аргументы о том, что в этом июне дети сами сражались с Пожирателями, она и слушать не хотела. В первый же вечер оценив ситуацию, Гермиона приняла решение не спорить, чем несказанно разочаровала Рона, который, понятное дело, ожидал поддержки в ее лице. Но она предпочитала не волновать лишний раз женщину, которая и так ежедневно переживала за благополучие своей многочисленной семьи - стрелки магических часов в гостиной теперь не смещались с отметки «смертельная опасность». К тому же, они все равно узнавали все новости: предусмотрительная Джинни стащила у близнецов целую связку удлинителей ушей ещё в начале каникул. Конфликт между Молли и ее младшими детьми, как оказалось, разгорелся еще до ее приезда - мать не хотела отпускать их в школу. Чем поспешила поделиться с Гермионой, заметив, что той тем более стоит остаться. В Министерстве магии назревал раскол, и ходили слухи о возможном введении политики против магглорожденных. Это мгновенно привело к новой ссоре - Рон рвался в Хогвартс, как в бой, Джинни тоже отказывалась отсиживаться дома, а Гермиона чувствовала себя неловко, послужив причиной скандала. Как можно мягче она попыталась объяснить миссис Уизли, что для неё о том, чтобы пропустить год обучения, и речи идти не может. Вечер завершился тем, что разъяренная хозяйка отправила всех троих наверх и ещё долго препиралась на кухне с мужем - тот настаивал, что нет сейчас места безопаснее, чем рядом с Дамблдором. В глубине души Гермиона так и не смогла с этим согласиться. Опасно сейчас везде. Через пару дней после её приезда в Норе появился Гарри - подняв на уши уже погрузившийся в сон дом. Джинни и Рон сразу воспряли духом, хотя Гермиона подозревала, что причины у них на то были разные: Рон не оставлял надежду быть допущенным до «взрослых разговоров», а Джинни.. От внимательного взгляда Гермионы не укрылось то, как они с Гарри смотрели друг на друга - всегда по очереди, когда другой не видит. Никогда - одновременно. Это было до странности глупо: слишком очевидной казалась обоюдная, потаённая, плохо скрываемая тоска, что жила в их зрачках. Глупо и грустно, и потому каждый раз, ловя себя на том, что снова смотрит за ними, Гермиона виновато опускала взгляд. Казалось, она вторгается во что-то очень личное. Это что-то, кстати, заставило ее задуматься о них с Роном. Чувствует ли она то же, что и эти двое? Чувствует ли Рон? Если даже так и было, вряд ли Уизли отдавал себе в этом отчёт, быстро поняла она, наблюдая за ним. Из них всех Рон, несмотря на всю браваду и готовность хоть сейчас бросить учебу и вступить в Орден, все ещё оставался ребёнком. Гарри пришлось повзрослеть раньше всех. Гермиона же всегда была самой разумной в их трио. Сейчас же, можно сказать, к нему на равных присоединилась Джинни, но и она выросла. В ней появились спокойная уверенность и твердость, которых не было раньше, а ещё - интуитивное глубокое понимание происходящего и людей вокруг. Всего этого по-прежнему не хватало ее брату: Рон был добрым и смелым, но его вспыльчивость и принципиальность порой доходили до идиотизма. К тому же, из всех них только его, казалось, до сих пор действительно интересовало, как пройдёт школьный сезон по квиддичу в этом году. Рон был дорог ей, и потому большую часть времени такая непосредственность казалась милой, частенько помогая разгрузить обстановку. Особенно сейчас, когда вокруг все ходили мрачнее тучи. Но временами его ребячество, как и прежде, доводило Гермиону до ручки. Так случилось и тем вечером в середине августа, когда их компашку опять без особых церемоний выставили с первого этажа. Утром Пророк сообщил о нападении на лавку Олливандера: мастер палочек бесследно исчез, и по этому поводу Грюм решил провести экстренное собрание штаба. Пока Гарри, Гермиона и Джинни жадно прислушивались к происходящему внизу, Рон как и всегда громогласно возмущался вселенской несправедливости того, что ему не позволяют вступить в Орден. После нескольких неудачных попыток Гарри остудить пыл рыжего, Гермиона не выдержала. Раздраженно отбросив удлинитель ушей в сторону, она озвучила то, о чем думала все каникулы: - Ты ничего не можешь, Рон! - гаркнула она со злостью, которой сама от себя не ожидала. И горячо продолжила, обводя тяжелым взглядом друзей. - Мы ничего не можем! Или Отдел Тайн ничему тебя не научил? - Гермиона, - осторожно начал Гарри, предвидя назревающий конфликт, но фрустрация Гермионы достигла той отметки, на которой ее уже было не остановить. - Нет, Гарри, я хочу высказаться, - перебила сердито, отбросив привычную манеру подбирать слова во время разговора с Роном. - Раз уж мы слушаем эти жалобы все две недели, пусть он тоже послушает, может хоть поумнеет и перестанет искать способ побыстрее умереть! - Да о чем ты, чёрт возьми? - оторопело переспрашивает у неё рыжий, не ожидающий от подруги подобного и на мгновение растерявший весь свой запал. - Я о том, Рональд, что твоя мама права! На фоне Ордена, на фоне Пожирателей мы - беспомощные дети! В прошлом году я наивно думала, что занятия в Отряде Дамблдора дадут нам шанс, но вспомни, пожалуйста, Министерство! - Гермиона скрещивает на груди руки и с силой сжимает в начинающих дрожать пальцах палочку. Заставляет себя проигнорировать нарастающий стук собственного сердца в ушах, как сигнал о назревающем приступе, - Мы тыкались там, как слепые котята! Они - маги, которые уже прошли одну войну и выжили в ней, а мы ещё даже школьную программу не освоили до конца! Я до сих пор поверить не могу, что мы выбрались оттуда живыми! Рон смотрит на неё во все глаза, и жевалки проступают на его лице: ему определенно не нравится это слышать. Джинни за ее спиной сдавленно охает и прижимает ладонь ко рту, а до Гермионы медленно доходит, как это могло прозвучать. - Не все, - бесцветный голос Гарри отдаётся в ее сердце чуть ли не физической болью. Гермиона виновато выдыхает, протягивая к другу руку. Осторожно касается его напряженного плеча: - Ох, Гарри, прости меня, - просит, вкладывая все сожаление. Сглатывает тугой ком паники, подкатывающий к горлу и поспешно прячет трясущуюся руку в карман, пряча от друзей своё состояние: ее срывы сейчас нужны кому бы то ни было меньше всего, и потому она справится с этим сама. После - когда уладит все с Гарри. - Прости, - повторяет, запинаясь. - Я вовсе не это имела в... Гарри гасит зияющую в нем скорбь ресницами и нетерпеливо качает головой, прерывая поток ее извинений: - Я знаю. Удушающе молчит несколько секунд, и Джинни за его спиной тоже поднимается на ноги. Подходит к нему почти вплотную. Проявляет молчаливое участие - будто инстинктивно знает, что Гарри нужно. И Гермиона с непонятной грустью думает о том, как чудовищно много отнимают у этих двоих обстоятельства. - Я знаю, что ты не имела в виду Сириуса, - медленно произносит Гарри, и имя крестного даётся ему с видимым трудом. - И ты права. Нам не хватает всего, что у них есть: знаний, опыта, умений. Но нам все равно придётся сражаться. - Я не предлагала сдаться, Гарри, - устало возражает Гермиона, безуспешно пытаясь выровнять собственное дыхание. Игнорируя то и дело вспыхивающие в воображении образы мертвых друзей. - Я лишь предлагаю подготовиться, прежде чем рваться в бой, только и всего. На лице Гарри на мгновение появляется молчаливое понимание, от которого становится немного легче дышать. А потом Рон портит все, очевидно, слишком уязвлённый ее изначальной агрессией, чтобы быстро сделать нужные выводы из разговора: - Не думал, что ты такая трусиха, Гермиона, - выплевывает он с отвращением. И сейчас, со своим сбившимся дыханием и отчаянно дрожащими в карманах пальцами, с панической атакой, которую она больше не может держать под контролем, Гермиона слишком уязвима, и потому ей больно. - Пошёл ты к черту, Рональд Уизли, - в сердцах восклицает она и, толкая дверь, уходит прочь. Приступ проходит лишь под утро. Гермиона прячется ото всех под одеялом, и ей чудом удаётся избежать вопросов Джинни. Та спустя пару часов возвращается в спальню слишком вымотанная для разговоров. Приступ наглядно напоминает Гермионе о её состоянии, когда она уже решила, что все кончилось и вздохнула спокойно: их не происходило ни разу после ее приезда в Нору. Засыпая, Гермиона думает о том, что обязана с этим справиться. Что друзья не должны знать – у всех и без того достаточно переживаний, а потому взять рецепт, выписанный на Ника Грейнджера, из стола отца - все же было хорошей идеей. Что грядущая война - совсем неподходящее время для того, чтобы разваливаться на части. А ещё, думает она вдруг, скорее - нет. Она не чувствует к Рону того, за чем украдкой ловит Гарри и Джинни. И, пожалуй, даже рада этому. Ведь, опять же. Война - совсем неподходящее время для любви.***
New blood joins this Earth And quickly he's subdued Through constant pained disgrace The young boy learns their rules
Metallica - The Unforgiven
Окно в комнате Драко открыто. С улицы пахнет грозой, лесом и сырой землей. Уже стемнело, и дождь, кажется, льёт без остановки с самого утра. Солнце поистине редкое явление этим летом. - Тебе не хватает сосредоточенности, - недовольно комментирует Северус Снейп свежий набор увечий Драко, прежде чем приступить к лечению. - Ну да, это же так просто: сосредоточиться, когда из тебя делают отбивную, - огрызается тот. - Белла - психичка, - перебивает его Снейп раздраженно, - и потому тебе не переиграть её в лоб. Но здесь же кроется ее главная слабость. Если бы ты перестал хныкать и включил голову, давно бы сам это понял. - Вы просветите меня? Или эта лекция просто для того, чтобы в очередной раз напомнить, какой я тупой? - рычит Драко сквозь боль, сплевывая зажатый между зубов кусок ткани. Склянки с медицинскими зельями, расставленные на столе, перемигиваются бликами в тусклом свете. Вокруг рассыпан ворох окровавленных повязок. - Она легко отвлекается, - просто говорит Снейп, водя палочкой по уже зарубцевавшимся шрамам. - Вот тогда ты можешь её достать. - Надо ли оно мне? - с сомнением тянет Драко, закинув голову и прикрыв глаза - исцеление в исполнении крестного не самый приятный процесс, зато действенный. - Помните, что было в прошлый раз? Я провалялся неделю. - Провалялся бы дольше, если бы Нарцисса не догадалась позвать меня, - Снейп мог бы и не говорить этого, но сегодня, видимо, настроен на общение больше чем обычно. Крестный стал частым гостем Менора с того самого дня в конце июля, когда очередная «тренировка» с Беллой чуть не убила его: тогда домовики впервые не справились с задачей «привести Драко в норму до завтра». Нормой у тетки считалось состояние, в котором он хотя бы мог стоять на ногах. Оказалось, что частое лечение эльфов само по себе тоже ослабило его и почти перестало действовать - магия домовиков была не совсем совместима с магией волшебников для подобных ежедневных экспериментов. - Надо оно тебе или нет, это ты уже сам решишь, - выдаёт многозначительно зельевар, убирая палочку в карман мантии. - Всё, можешь одеваться. Драко спрыгивает с кушетки и накидывает на плечи рубашку. Привычно бросает заклинание, заставляя весь мусор исчезнуть. Затем, наконец, поднимает голову и натыкается на непроницаемый взгляд крестного. - Знаешь, кого Темный Лорд ненавидит больше своих врагов? - спрашивает тот неожиданно. - Магглов? - пожимая плечами, предполагает Драко, и по недовольному лицу Снейпа понимает, что ответ неверный. - Чушь. Лорду плевать на магглов. И это большая разница, заметь. Ненавидеть их должны те, кто следует за ним. На чистоте крови строится идеология, взрастившая фанатиков, таких как Лестрейнджи, Нотт-старший или твой отец. - Не говорите мне про моего отца, - щерится Драко, и Снейп тихо смеётся, только взгляд у него остаётся серьёзным и таким же сосредоточенным. - Темный Лорд на дух не переносит слабаков и глупцов, - игнорируя его выпад, отвечает на свой же вопрос крестный. - Ибо слабаками и глупцами были те, кто когда-то недооценил Тома Реддла. Именно таких он с удовольствием пустит на пушечное мясо или стравит друг с другом себе на потеху. Хочешь ли ты быть среди них, Драко? - Зачем вы мне все это говорите? - кисло спрашивает Драко, параллельно пытаясь размять напоминающую о полученных травмах спину. - Затем, что тебе пришло время решить, кто ты есть, - Снейп выглядит одновременно утомленно и сердито, - и что ты можешь предложить Лорду, чтобы однажды стать для него ценным союзником, а не испуганным мальчишкой. Он ничего не делает просто так, и не думай, что уроки с Беллатрисой это всего лишь показательная порка. - Да что вы, - ехидно фыркает Малфой-младший. - А перепутать несложно. - Не обманывайся, Драко. Пожиратели могут сколько угодно думать, что ты отдуваешься за неудачи отца, и дрожать от страха за свои шкуры, - говорит ему зельевар. - Правда думаешь, что все вышло бы иначе, не облажайся Люциус в Министерстве? У Лорда давние планы на вашу семью и тебя в частности. Обстоятельства только сыграли в его пользу - заставили тебя вступиться за мать и принять метку. Считай, ты сам подставился - и этим сумел впечатлить его. На последних словах Драко удивленно выпрямляется и переводит озадаченный взгляд на крестного. - Хотите сказать, сказать, Лорд не ожидал, что я вызовусь? В ответ Снейп криво улыбается, изогнув бровь: - Ты себя видел? На фоне Беллы, Сивого, и кто там ещё был в том зале кроме вас с Нарциссой? Да тебя трясло как в лихорадке все собрание. А Темный лорд привык приказывать трусам. Сам знаешь, он всегда приказывал твоему отцу. - Не смейте... - снова вскидывается Драко, но Снейп раздраженно прерывает его возражения. - Хватит истерить, тебе не десять лет. Разумеется, он планировал заставить тебя принять метку, но только после матери. То, что ты сделал - не принято среди Пожирателей, но, уверен, темный Лорд давно так не развлекался. - То есть, все это, по-вашему, просто развлечение? - рычит Драко, зло обводя рукой стол со склянками и измазанные кровью простыни. - Мерлин, разумеется нет! - повышает голос Снейп, с излишней силой застёгивая футляр с зельями. - Вернее, лишь отчасти. Прежде всего, это испытание - из какого ты теста. Лорд прекрасно осознаёт, что с армией из одних сумасшедших и рабов, он проиграет войну. И потому ценит талант. - Шутите? - фыркает Драко, для которого все услышанное пока звучит как набор красивых слов. - Что я могу предложить ему? Вы же сами сказали, я - всего лишь мальчишка. - Пока, - качает головой зельевар, явно утомлённый этим спором. - Но не забывай, что все приближенные Лорда - вчерашние мальчишки. Так что сейчас только от тебя зависит, какой фигурой ты будешь в его планах. На это Драко мрачно думает о том, что предпочёл бы вообще там не числиться. - И мысли закрывай, - холодно бросает крестный, закручивая свои склянки и укладывая их назад в футляр. - Однажды, мальчик, это может спасти тебе жизнь. - Валите из моей головы, Профессор! - вскидывается Драко. Голова трещит от всего услышанного и отказывается нормально работать. - Ему ты так же скажешь? Или, может, вежливо попросишь? Думаешь, это поможет? - уже открыто ухмыляется Снейп. На секунду невыносимо хочется проклясть своего декана чем-нибудь особенно гадким. Жаль только, что лечить Драко в этом случае будет некому, и тогда он вряд ли дотянет до начала учебного года. Оставшееся время Снейп собирается в молчании, сопровождаемом недовольными взглядами пациента. - Северус, - наконец решается Драко, когда зельевар уже стоит в дверях. - Мне нужно зелье от кошмаров. - Это программа четвёртого курса, мистер Малфой, - чёрная тень замирает в проеме, не оборачиваясь. - Уверен, вы сами прекрасно справитесь с приготовлением. - Мне нужно сильное зелье, а не эта бурда, - раздраженно перебивает его Драко. Мерлин, как же он ненавидит просить о помощи, вот только деваться некуда. - И я не хочу светиться в особняке за поиском рецепта или приготовлением, понимаете? Сейчас в Меноре везде есть глаза и уши. Он не уверен, чудится ли ему тяжелый вздох, или Снейп действительно вздыхает. После некоторой паузы он говорит ему то, о чем Драко и так догадывался, и звучит при этом как-то уж слишком устало: - Тебе нельзя их принимать, твой организм итак на пределе от такого количества магических вмешательств. - Ясно, - зло говорит он, откидываясь на подушки и буравя взглядом потолок. Но Снейп не уходит. Молчит какое-то время, будто принимая решение, после чего сдаётся: - Но есть другое средство. Маггловское, поэтому, надеюсь, не стоит объяснять, что его придётся сохранить в тайне. Ваш друг, мистер Забини, может с этим помочь. По тону, которым это сказано, понятно, что Снейп не расскажет ему больше - не здесь и не сейчас. - И ещё, Драко, - решает вдруг напомнить он прежде, чем покинуть комнату крестника. - Никому не доверяй. Можно подумать, Драко нужно это напоминание. Когда за зельеваром закрывается дверь, он долго гипнотизирует ее взглядом, пытаясь осмыслить этот неожиданно информативный разговор. Думает о том, что начнёт с малого - справится с кошмарами. Пары часов сна в день определенно недостаточно, чтобы чему-то учиться, не говоря уже о том, чтобы надрать зад Беллатрисе Лестрейндж. А потом призывает бумагу с пером и пишет короткое письмо Блейзу с просьбой встретиться в Лондоне. Дождь продолжает идти.***
Rows of houses all bearing down on me I can feel their blue hands touching me All these things into position All these things we'll one day swallow whole Radiohead - Street spirit
- Что у тебя с лицом? - первым делом спрашивает у него мулат, на что остаётся только раздосадованно поморщиться. Снейп не тратит своё время на ссадины и ушибы, да и остаточные явления от более серьезных ранений беспокоят посильнее, чем синяк на лице. Поэтому Драко как-то не позаботился о том, чтобы свести его самостоятельно. Блейз хмурится, смотрит изучающе. По результатам осмотра делает вполне логичный вывод: - Значит, слухи не лгут? - Ага, точно, - мрачно соглашается Драко, краткостью ответа давая понять, что не хочет вдаваться в детали. Повисает тяжелое молчание. Дождь отрезает их от шума улицы внизу, а ещё гарантирует, что разговор не подслушают - они стоят на балконе одного из баров, что принадлежат матери Блейза. Мокрые крыши центрального Лондона убегают вдаль, уныло-одинаковые под низким облачным небом. Сливаются с ним на горизонте в неразборчивое серое пятно. Среди них стелется серебристой поволокой сырой мутный туман. Драко цепляется за эту мешанину взглядом и ненадолго тонет в ней, проваливается в спасительную пустоту, возникшую в голове, давая передышку от беспокойных мыслей. - Вот же дерьмо, - приглушённое ругательство и движение рядом выводят из оцепенения. Блейз лезет в карман пиджака, и, выудив сигареты, прикуривает от палочки. Делает несколько затяжек, прежде чем все же спросить: - Ты в порядке? С рычанием Драко отталкивается от перил и разворачивается к нему лицом. Хочется то ли встряхнуть Блейза хорошенько, чтобы больше не задавал тупых вопросов и вообще не лез не в своё дело, то ли заорать о том, насколько он на самом деле не в порядке. Но все, что он делает, это цедит зло: - По мне, блядь, не видно? Мулат ничего на это не отвечает. Молча протягивает полупустую пачку. Этот жест на миг возвращает их в прошлое лето - последнее беззаботное лето в жизни Драко. Все вокруг тогда были слишком взбудоражены возрождением Лорда и заняты возобновившимися собраниями. А они — забытые всеми подростки, пьяные и промокшие до нитки, праздно болтались по ночным улицам Лондона. Принимали старящие настои, покупали сигареты и выпивку, без зазрения совести проникали в самые злачные места маггловского Лондона. И думать не думали о том, что ловушки на них уже расставлены. Сейчас же слишком очевидно: Драко - не единственный. Он всего лишь первый, кто угодил в капкан. Что все они - молодая дичь под прицелом Темного Лорда. Дети, крепко повязанные давними счетами своих родителей. Чистокровки, лишённые выбора по праву рождения. - Думал, ты бросил, - хмыкает Драко, стряхивая пепел и меланхолично наблюдая, как тот летит вниз. - Хреновая привычка. - Да какая разница. Такими темпами Орденовцы прибудут по наши души раньше, чем это угробит меня, - прагматично пожимает плечами мулат. - Смотри, чтобы свои не прибыли, - невесело ухмыляется Драко, потрясая пачкой. - Не забывай, чьё это курево. - Думаешь, они и впрямь хуже нас? Магглы? – спрашивает друг с видимой беззаботностью, но что-то лукавое мелькает в темнокожем лице. В такой постановке вопроса - весь Блейз, плут, каких поискать. Драко невольно усмехается, но затем заставляет себя стать серьёзным: - Думаю, сейчас не лучшее время для подобных разговоров, - оба хорошо знают, насколько это тонкий лёд. Блейз оглаживает ворот пиджака и невинно качает головой, игнорируя его выпад: - А как же знай врага своего и все такое? Интересно же, почему он так ненавидит их. - Он их не ненавидит, - выдаёт Драко на автомате, вспомнив недавний разговор с крёстным, и отвешивает себе мысленного пинка - за то, что повелся. Сокурсник хитро щурится, тёмные глаза загораются интересом: - С чего ты взял? - Да так, мысли вслух, - отмахивается Драко, не намеренный продолжать этот опасный разговор. - Кстати. Мне нужно кое-что. Маггловское. Снейп сказал, ты знаешь, как достать.***
This machine will, will not communicate These thoughts and the strain I am under Be a world child, form a circle Before we all Go under
Гермиона и Рон не разговаривают несколько дней. И без того непростая атмосфера в Норе за это время накаляется ещё больше, подкрадываясь к удушающей отметке, выносить которую невозможно. Поэтому, когда приходит письмо от Крама, Гермиона счастлива сорваться в столицу. Она успела забыть, что Виктор приезжает в Лондон по делам команды: ещё весной они условились встретиться, если будет возможность. Сейчас та майская переписка ощущается так, будто происходила в прошлой жизни. Гермиона спешит ухватиться за выпавший шанс ускользнуть из Норы, что вообще-то не очень приветствуется: стало слишком опасно. Но, когда она осторожно говорит о своих планах, Ремус, на удивление, не возражает. Только отводит ее в сторону после ужина и просит расспросить болгарина о происходящем на континенте. - Одно дело официальная информация, а другое - мнение из первых уст, - поясняет под ее вопросительным взглядом. - Ходят разговоры, что Каркаров тоже пропал - и, заметь, ни в каких газетах об этом не писали. Я сам не рад, Гермиона, что приходится тебя впутывать, но время такое. Ордену нужна любая помощь. Она не говорит Люпину, как на самом деле рада помочь, только кивает. И видит в его глазах молчаливое понимание: что угодно лучше, чем маяться в догадках и беспокойстве - чем они, собственно, и занимаются все каникулы. Следующим утром Гермиона накидывает на себя плащ и спокойно смотрит на перекошенное лицо Рона, узнавшего обо всем только сейчас. Его лицо, пожалуй, становится приятным бонусом к ее внезапной поездке. Гермиона знает, что это глупо. Но ничего не может поделать с детским удовлетворением, когда выходит под дождь, не вдаваясь в детали и пререкания. Вслед ей несётся громогласный поток недовольства - входная дверь хлопает, прерывает его. Пару минут Гермиона стоит на крыльце и полной грудью вдыхает сырой душистый воздух. Над полем висит густая сизая дымка. Она медленно бредёт сквозь неё за границу антиаппартационного купола, чтобы использовать портал. Камин в Норе деактивирован с июня для всех, кроме Орденовцев, но так даже лучше: за пять лет Гермиона так и не смогла привыкнуть к перемещениям через дымоход. Виктор уже ждёт ее на вокзале, откуда они идут в небольшую маггловскую кофейню неподалёку от Косого переулка. Место выбрано не случайно: лица их обоих слишком узнаваемы, чтобы лишний раз светиться в магической части Лондона. Но после обеда Краму нужно в Министерство, а Гермионе - в Волшебные Вредилки, чтобы вернуться в Нору вместе с близнецами. Гермиона спрашивает про Каркарова, но не слышит ничего утешительного. Виктор понятия не имеет, что с ним стало. Но по хмурому лицу болгарина становится понятно, что он не особенно рассчитывает снова увидеть своего директора живым. Беседа не идёт. Вернее, все время возвращается к войне и пропавшим, к зловещим происшествиям, что происходят по всей Европе, пока, наконец, Виктор не выдерживает. Большая ладонь тяжело накрывает её руку, удерживая на столе, и Гермиона напрягается. Такое поведение несвойственно обходительному, тактичному Краму. Он всегда уважал её личное пространство. Болгарин смотрит на неё в упор, и его взгляд меняется. Темнеет чем-то, чему Гермиона силится подобрать определение. - Тебе надо бежать, Гермивона, - припечатывает Виктор, привычно картавя её имя. - О чем ты? - переспрашивает тихо, хотя, разумеется, уже знает, о чем. - Тебе надо прятаться. Забирать семью и уезжать. За границу, - поясняет он нетерпеливо. - Потом может быть поздно. Очень плохие вещи у нас говорят про Англию. Про войну, которая будет. Про то, чем она закончится - для таких как ты. Если хочешь, я увезу тебя. Тебя и родителей, только скажи. Ее ладонь инстинктивно дергается, но Виктор удерживает ее в своей, и смотрит по-прежнему: с виной, тревогой и заботой, но Гермиона все равно злится. - Ты за этим меня позвал, Виктор? - спрашивает она горько. - Думаешь, я сбегу? Испугаюсь, потому что Пожиратели хотят открыть охоту на грязнокровок? Брошу их всех? Крам морщится, и следующие слова даются ему с очевидным трудом: - Мы тогда ещё были мальчишками, - говорит он медленно, словно ему больно, - Игорь рассказывал нам о том, почему ушёл от него. Какой мир ваш Темный Лорд уготовил для магглорожденных. - И какой же? - переспрашивает Гермиона, щурясь, на что Виктор только сокрушенно качает головой, отказываясь озвучить то, о чем они оба теперь думают. - Именно поэтому, - холодно говорит она, не пытаясь скрыть разочарования в голосе, - я никуда не уеду, Виктор. Это и моя война. Болгарин побежденно прикрывает глаза и подносит несопротивляющуюся кисть Гермионы к своему лицу. Трется о ее ладонь носом, и это странное проявление нежности будто замедляет время, выбивая почву из-под ног. Гермиону не покидает ощущение сюрреалистичности происходящего, когда он делает ещё одну попытку ее переубедить, касаясь сухими губами ледяных пальцев. - И ты можешь умереть в ней. Или хуже, - хриплый шёпот и обреченность в чёрных глазах заставляют крошечные волоски вдоль ее позвонков встать дыбом: впервые Гермиона серьезно задумывается об обоих этих вариантах. - Значит, я умру, - собственный голос кажется чужим. Она выдёргивает руку, чувствуя, как та начинает предательски дрожать. Поспешно прячет ее в карман и заставляет себя выдавить извиняющуюся улыбку: - Прости, Виктор, - Гермиона знает, что Крам пытается ее спасти, пусть и по-своему. Что он заслуживает большего, чем несколько нервных слов, но ей срочно нужно убраться подальше от этого места, от него, от его полного засасывающей тревоги взгляда. Кажется, он замечает ее изменившееся состояние, потому что спрашивает обеспокоенно: - Гермивона, все в порядке? Ничего не в порядке, но Виктор Крам ничем не может ей помочь, знает Гермиона. Будто ещё раз убеждается в том, что только что сказала - это её война, не его. Он полагает, что предложил ей выход - но для Гермионы такого пути просто не существует. Ей придется справляться самой. - Да, я.. - поспешно соглашается она, безуспешно пытаясь выровнять взбесившееся дыхание, - я просто не могу с тобой поехать. Не могу их бросить, понимаешь? Мне.. мне нужно идти. Удачи тебе. Гермиона на ходу застегивает плащ и вылетает из кафе с такой скоростью, будто за ней гонятся дементоры. Заворачивает за угол и, привалившись затылком к стене, закрывает глаза. Медленно считает до десяти. До двадцати. До ста. До тех пор, пока сердце не оставляет попытки пробить грудину. К тому времени воды на ее лице и в волосах так много, что попади Гермиона сейчас под агуаменти, разницы не будет.***
And fade out again And fade out again Immerse your soul in love
Окончательно придя в себя, Гермиона смаргивает дождь с ресниц и решительно сжимает скомканный бумажный листок в своём кармане. Украденный из дома рецепт - ещё одна причина, по которой поездка в Лондон оказалась как нельзя кстати. Ближайшую фармацевтическую лавку Гермиона приметила ещё по дороге. Несколько минут быстрым шагом - и без труда находит нужный дом. Поднимаясь по ступеням, усмехается своим мыслям: после предложения Крама ничто не сделает этот день более абсурдным. Даже покупка антидепрессантов. Вот только Гермиона ошибается. Внутри ей на мгновение кажется, что она сходит с ума. Потому что там непонятно откуда обнаруживается Драко Малфой. Вид у него при этом совершенно не малфоевский. Помятый и какой-то дикий: на скуле чернеет очень нехороший синяк с запекшимся по краю кровоподтеком, под глазами залегли тёмные тени. В его руках Гермиона видит бумажный пакет с очень знакомым названием. Оглушенные встречей, оба замирают на входе. Разумеется, он тоже узнаёт ее. Прослеживает взгляд, молча складывает свёрток и убирает его в пальто. Проходится по Гермионе глазами - по мокрым насквозь волосам, джинсам и обуви, по плащу, с которого струйками стекает вода. Пока они стоят там, под ее ногами образуется мини-потоп, принесённый с улицы. Интересно, кто из них сейчас выглядит более странно, думает она с непонятным безразличием. И не находится, что сказать - они не в школьном коридоре, чтобы задирать друг друга. Они, определенно, не должны друг друга здесь видеть. Они оба не должны здесь находиться - понимание озаряет их одновременно, судя по тому, с какой небывалой ненавистью Малфой вдруг смотрит на неё. Будто применил непростительное, а она застукала его за этим - как минимум. Гермиона не успевает отреагировать - шаг вперёд, и его рука каменной хваткой сжимает её локоть. Они оказываются так близко, что это движение не заметно для окружающих. Ну и ладно. Она отлично знает, что последует дальше, и потому не беспокоится: уже набившие оскомину высокомерные угрозы на повышенных тонах, громкие слова и оскорбления - повадки Малфоя не менялись с младших курсов. Самое смешное, что ей по большому счёту все равно, зачем слизеринскому гаденышу понадобились те же таблетки - и без него хватает проблем. Он вдруг наклоняется к ней вплотную и очень медленным, аккуратным жестом отводит мокрые волосы Гермионе за плечо - так, что со стороны они наверняка кажутся парой. А потом вкрадчиво шепчет, будто прочитал ее мысли: - Молчи, Грейнджер, - его дыхание на миг опаляет шею, вызывая непрошеную стайку мурашек вдоль позвоночника. - Молчи, тогда и я промолчу. Хватка на её руке исчезает, как и сам Малфой, а распахнутая за спиной дверь впускает в магазин промозглый сырой сквозняк. Только Гермионе почему-то жарко.