***
Ночью Драко приходит в себя на больничной койке от ощущения пальцев на своем лице. Тело кажется чужим, а голова раскалывается так, что, кажется, вот-вот взорвется. Он всё равно зажигает ночник, поморщившись от света, и осматривается. Время, видимо, за полночь - Помфри не видно, и во всем больничном крыле погашены факелы. Другие кровати застелены, а значит, сейчас он единственный пациент. Так какого.. Драко слишком чутко спит, чтобы прикосновение ему почудилось. К тому же в воздухе стоит очень знакомый запах. Фруктовой бурды, как он назвал его про себя не так давно. Он откидывается назад на подушку, стараясь подавить рвущуюся на лицо улыбку и принять язвительный вид. - Поттер в курсе, для каких целей используется его мантия, а, Принцесса? Слышит раздраженный вздох, а потом матрас в его ногах приминается, и упавшая на одеяло мантия-невидимка являет ему Гермиону Грейнджер собственной персоной. Она сидит на постели, а вид у неё уставший, встревоженный и немного пристыженный - то ли от того, что она не должна здесь находиться, то ли от того, что именно Драко её спалил. - Расслабься, Грейнджер, я никого не смогу проклясть в этом состоянии, - говорит ей весело. - Так что можешь взять выходной. Ее лицо тут же ожесточается, но осознав, что он шутит, девчонка лишь неодобрительно хмурится. Трет покрасневшие глаза - тоже, видимо, совершенно не в настроении опять выяснять отношения. Утомленно прислоняется плечом к стене, около которой стоит его койка. Интересно, как давно она здесь. И зачем, думает он, изучая ее силуэт в полумраке. Там, наверху, когда Поттер ранил его, кажется, он слышал ее голос, отрывками долетающий из темноты. - Ты была там? - почему-то важно узнать, почудилось ли ему. - Первым вас нашёл Снейп, - объясняет она, гипнотизируя собственные колени. - Тебе повезло, Малфой, сама бы я ничего не смогла сделать с такими повреждениями. - Не смогла или не стала бы? - уточняет Драко ехидно, внимательно вглядываясь в её лицо, пытается найти в нём ответы. - Я не желаю тебе смерти, - откидывается затылком на камень, покачав головой. - Что ты здесь делаешь, Грейнджер? - вопрос в лоб заставляет её замереть. Смотрит на него удивлённо, будто сама не знает ответ - и не сильно стремится его искать. Возможно, так даже лучше, думает он, и внутри разливается странное тепло. У него тоже нет сил что-то анализировать. Он займется этим потом. Сейчас же Драко нашаривает на одеяле её холодную ладонь и накрывает своей. - Я сначала подумала, - признаётся Грейнджер еле слышно, - что ты умер, Малфой. Там было целое озеро твоей крови. - И как? - хрипло усмехается он, глядя на погруженный в полумрак потолок. - Чистая? Несколько секунд она молчит, вслушиваясь во что-то уже давно живущее между ними и упрямо отказывающееся исчезать, что бы оба не делали и не говорили друг другу. - Придурок, - наконец, фыркает обессиленно, и Драко чувствует, как её пальцы слабо сжимают его в ответ. Он не видит её лицо - но почему-то уверен, что Грейнджер улыбается в темноте.***
В конце февраля Гермиона впервые пробует курить. Это выходит очень спонтанно. Малфой все ещё в Лазарете, поэтому офис старост до сих пор в её полном распоряжении, а его начатая пачка так и валяется на подоконнике, то и дело притягивая её взгляд. Пока однажды Гермиона не сдается. В тот вечер к ней заходит Джинни. Врывается в кабинет без стука и буквально светится от счастья, как и все последние дни. Гермиона прекрасно знает, с чем это связано - они с Гарри, наконец, начали встречаться. Это произошло вскоре после их дуэли со слизеринцем, когда Джинни потащила его в Выручай-комнату избавляться от книги Принца. За ней Гермиона, кстати, все еще планировала тайком зайти - в учебнике было слишком много полезного, чтобы вот так выкидывать. - Гарри позвал меня в Хогсмид. Типа, на свидание, - вываливает новость Джин, усаживаясь за стол напротив Гермионы и радостно хихикнув. - Но есть проблема. Проблема очевидна, и зовут её Рональд Уизли. Гермиона вздыхает, испытующе глядя на подругу. - Вы так ему и не сказали, да? На что рыжая только виновато качает головой, а потом возмущается: - Не смотри на меня так! Сама знаешь, как он может отреагировать - из-за Дина вон мне сколько всего пришлось выслушать. А здесь его лучший друг! - Чем больше вы тянете, тем хуже будет, - замечает Гермиона. - И вообще, от меня-то ты чего хочешь, Джин? Я не пойду в эту субботу в Хогсмид, у меня планерка с Макгонагалл по весенним графикам дежурств и допам. - Может, перенесешь её? - с надеждой спрашивает подруга. - Можно было пойти всем вместе, а потом мы бы аккуратно слились. Или, если будет удобный случай, там все ему и расскажем. Да и вы с Роном могли бы провести вместе время - ну, знаешь, как пара и всё такое. Это предложение заставляет Гермиону-таки отвлечься от конспекта и ошарашенно воззриться на младшую Уизли. Видимо, на её лице слишком много эмоций, потому что Джин примирительно поднимает руки вверх: - Слушай, я понимаю, что Рон идиот, и ты вряд ли скоро простишь ему эту историю с Лавандой. Но я правда думаю, что всё может наладиться. Гермионе хочется рассмеяться в голос, но вместо этого она лишь устало вздыхает: - Дело не в Лаванде, - как бы ей хотелось, чтобы всё оказалось так просто. - Но я не могу, Джин. То, что было у меня к Рону, оно будто, знаешь, - замолкает, подбирая слова, - больше не работает. И я правда не хочу подводить Макгонагалл, извини. Джинни выглядит разочарованной всего миг, прежде чем жизнерадостно пожимает плечами. - Ну ладно, ничего, - легко улыбается она. - Тогда это всё вообще будет супер неловко, так что забудь. Но, если он распсихуется, когда узнает, обещай, что поговоришь с ним как нейтральная сторона, хорошо? - Без проблем, - соглашается Гермиона. - Ну, тогда я пойду. А то мы договорились с Гарри вместе полетать, пока поле свободно, - делится она планами, и выглядит при этом настолько радостной, насколько это вообще возможно. - Увидимся на ужине, или, если мы на него не успеем, то уже в гостиной. Гермиона передает Гарри привет и провожает Джин задумчивым взглядом. Годрик, она так рада за них обоих. И в то же время снова остро осознаёт собственное одиночество. Она действительно могла бы что-то попробовать с Роном. Но у неё нет ни малейшего желания это делать. Потому что, закрывая глаза, Гермиона представляет совсем другие губы на своих губах. Другие волосы под своими пальцами, другой запах, от которого сводит в животе, а ноги становятся ватными. Годрик, какой кошмар. Гермиона слишком честна, чтобы не признаться хотя бы себе, что скучает по нему. По его присутствию, по едким замечаниям и коротким острым взглядам, пускающим мурашки по позвоночнику, по его рукам на своей коже и поцелуям с привкусом преступления. По табачному дыму, который стелется по комнате, когда он курит. Вот тогда Гермиона и не выдерживает. Открывает окно, впуская в кабинет морозный зимний ветер со снегом, и тянется за пачкой. Прикуривает от огонька на кончике палочки. Глубоко затягивается, тут же закашлявшись. А потом выкуривает сигарету до конца, наблюдая как пурга вьётся над заснеженным лесом, и чувствуя, как малфоевский вкус оседает на языке. Как остается внутри, как прорастает в каждый ее нерв и настойчиво-безжалостно скребется там до холодеющих конечностей и безвоздушной спертости в груди. Как медленно, но неотвратимо, к ней приходит ужасающее понимание. Что она, кажется, хочет Пожирателя смерти. Хочет так сильно, что ей абсолютно плевать, кто он, и что будет дальше.***
Когда Грейнджер снова приходит - опять в поттеровской мантии, практически сразу после отбоя, Драко уже оправился от сектумсемпры. Помфри даже пообещала выписать его через два-три дня. В этот раз он не спит. Зачем-то перечитывает книгу по темным артефактам, хотя еще в конце января наконец разобрался, что делать со шкафом. Поворачивает голову на шорох и наблюдает, как Грейнджер появляется из темноты и молча садится на край его постели, проигнорировав стул для посетителей. С таким невозмутимым видом, будто захаживает сюда постоянно под ручку с Блейзом или Панси. Драко хочет было съязвить, что она, кажется, ошиблась палатой, но слова застревают в горле, когда их взгляды встречаются. Его - настороженный, и её - полный какой-то мрачной решимости. - Почему ты остановился? Тогда, в кабинете, - огорошивает вопросом, но Драко сразу понимает о чем речь. Сглатывает, потому что картинка тут же ярко всплывает в памяти. - Я ведь не просила, Малфой, - добивает его тихим дополнением. В конец охуевший, он смотрит на Грейнджер во все глаза. Не очень успешно пытаясь убедить себя, что сейчас неправильно её понял. - Грейнджер, это нихуя не смешно, - огрызается раздраженно. Драко не понимает, зачем она это делает. Зачем лезет туда, где сама же и обожжется, зачем так испытывает его терпение. Ходит по тонкому льду его самоконтроля как сбрендивший канатоходец, перепутавший свой номер с чужим. Не замечая, как лёд под её ногами хрустит и расходится маленькими трещинами. - Скажи мне, - настаивает, пристально вглядываясь в его лицо. - Почему? Ты ведь тогда мог.. - замолкает, осекаясь, опускает глаза вниз, пряча пожар длинными ресницами. Салазар. - Мог, - легко соглашается Драко и, подняв руку, машинально накручивает упавшую с ее плеча кудряшку на палец. - Я прекрасно помню твои стоны, Грейнджер. Ты бы даже не стала сопротивляться, - голос сам понижается до хрипа. - А потом бы убивалась как из-за самой страшной своей ошибки. Так что считай, я тебя пожалел, Принцесса, - криво усмехается, убирая волосы ей за ухо. - Можешь сказать спасибо и уёбывать. Открыто грубит, потому что он вообще-то не железный. И чем быстрее она уберется отсюда, тем лучше для них обоих. Только Грейнджер, кажется, совсем не трогает его тон. - Потом, это когда? - снова поднимает на него свои невозможные глаза. - Еще немного, и начнется война, Малфой. И, может, вообще не будет никакого потом. Драко кажется, что он ослышался, когда она договаривает, почти шепотом: - Так что не надо меня жалеть. Фраза оседает в повисшей тишине. Тлеет по углам комнаты, оставляя после себя послевкусие непоправимости. Точкой невозврата, к которой они шли все это время, неслись на всех парусах по сбитому курсу, чтобы разбиться. У обоих больше нет сил этому сопротивляться. Так что оно с готовностью вырывается наружу и утягивает их вниз, словно громовая воронка в бушующем море. Чтобы оставить от себя одни только щепки. Похеру, думает Драко. Он сыт по горло этой игрой. - Ладно, Грейнджер, - медленно откладывая книгу на стол, опасно улыбается. Холодно, многообещающе. - Я тебя понял. Берет её лежащие на постели сумку и мантию, небрежно бросает на пол. Поднимая голову, видит, как она нервно теребит край простыни и настороженно следит за каждым его движением. За тем, как он, дотянувшись до палочки, бросает заклинание заглушки на помещение. Которое звучит как приговор. Драко скидывает с себя одеяло, разминает шею и плечи, а потом спрыгивает с постели и подходит к ней. Мраморный пол холодит босые стопы, окончательно прогоняет сон. С расстановкой - одну за одной - расстёгивает пуговицы на своей рубахе. Сдергивает пижаму с плеч, оголяя торс и руки, открывая метку, которая выделяется на коже даже в темноте. Сминает фланелевую ткань и швыряет куда-то себе за спину. Просто стоит перед ней так. Ждёт, что она-таки испугается и даст заднюю. Это ведь Грейнджер - вряд ли у неё кто-то был до этого. Девчонка мажет глазами по его рёбрам, прессу, задерживается над левым запястьем, а потом возвращается к лицу. Гордо дергает подбородком, и в том, как смотрит на него, нет ни капли страха или сомнения. Один сплошной вызов. Драко оценивающе прищуривается, прежде чем сделать еще один шаг, упираясь бедрами в её коленки, и Грейнджер дергается, будто ее ударяет током. Рефлекторно пытается отсесть подальше - но его ладони жестко ложатся на её голени и дергают на себя, удерживая в полулежачем на локтях положении. Он наклоняется к ней всего на миг. Проводит языком по ключице и легонько кусает за шею, выдергивая из её горла приглушенный стон. Издеваясь. Как бы напоминая, зачем она пришла. И резко отклоняется, смотря сверху вниз на её руки, которые потянулись было к его волосам, а теперь лежат на часто вздымающейся от прерывистого дыхания груди. - Давай, Грейнджер, - усмехается, чувствуя, как её трясет. - Снимай свои тряпки. На секунду она прикрывает глаза - прячет от него что-то, что вдруг поднимается со дна янтарных радужек, а потом вдруг повинуется. На вдохе заводит руки назад, снимает блузку с бельем через голову, заваливаясь на спину и рассыпая повсюду свои чертовы волосы. Он ловит её за запястья над головой. Заставляет замереть в этом положении, почти лёжа сверху и упираясь каменным стояком ей в бедро. Годрик. Если бы желание обладало более явным влиянием на организм, оно бы уже выламывало Гермионе кости. От остроты ощущения она выгибается в позвоночнике. Со свистом втягивает воздух и приглушенно скулит, когда он по очереди ловит губами её соски. Когда ведет свободной рукой по пояснице к бедру, задирая юбку. Окончательно переставая с ней церемониться. Сгибает её ногу в колене, и собрав резинку трусов в кулак, резко сдергивает их - Гермиона даже не успевает испугаться. Приспускает штаны с бельем, утыкается в нее головкой, заставляя вздрогнуть, и ведет рукой по внутренней части её ноги вверх, размазывая смазку по коже. - Пиздец, - опаляет ухо горячим дыханием, от которого и без того тугой узел в животе натягивается до боли, - какая ты мокрая, Грейнджер. Её тело скручивает острой судорогой ему навстречу. Всё еще скрещенными под его хваткой ладонями Гермиона сжимает одеяло над головой, дергает ногами, приподнимает таз, чтобы почувствовать его ближе. Малфой сдавленно шипит сквозь зубы, и рывком придавливает её своим весом к матрасу, еще сильнее ограничивая движения: - Тихо, - предупреждающе осаждает её, берет за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза. - Если мне стоит быть нежнее, Грейнджер, самое время об этом попросить. Гермиона тонет в его зрачках, расширенных от похоти и отсутствия света. Захлебывается собственными ощущениями, и потому ей сложно сконцентрироваться на вопросе, но неожиданно звучащая в нем забота, так не присущая его голосу, немного приводит в себя. Заставляет вспомнить, что она творит. Гермиона тут же прячет пылающее от смущения лицо в его ладонь, лежащую на ее скуле, и шепчет, легонько касаясь губами пальцев. - Только в начале, Малфой. Хорошо хоть, он ничего больше не спрашивает - ни о том, уверена ли она, ни о причинах ее поступка. Лишь снова разворачивает ее лицо к себе, грубо потянув за волосы, будто специально сразу игнорирует ее просьбу. Навязывает правила того, как это будет. Бессловесно давая понять: Ей придётся смотреть. А потом без предупреждения дергает бедрами вперед, оказываясь в ней. Ее короткий вскрик тонет в его левом запястье, на котором она тут же смыкает зубы - чуть ниже того места, где покоится голова змеи. Боль оказывается сквозная, мгновенная, и тут же смазывается в пульсирующее тепло, исходящее от него там, внутри. Оставляет в голове гулкую ошеломленную пустоту. Растворяется в его рваных тяжелых вздохах, пока Малфой замирает. Даёт ей время, сдерживаясь. В приглушенном рычании, когда он впечатывает ее запястья глубже в матрас, стоит попытаться потянуть их на себя. — Знаешь, после Хэллоуина, я решил, что тебя взяли к гриффам по ошибке, - шепчет Драко, не отводя от неё пристального взгляда. - Что ты трусиха, каких поискать - но я ошибся, да, Принцесса? Криво улыбается, оставаясь в ней - не давая сдвинуться с места. Гермиона смотрит на его силуэт над собой в полутьме, на напряженные мышцы, играющие под кожей, на эту улыбку, которая давно перестала раздражать, став частью его образа в голове, так, что она даже готова признать: ему идёт. Он красивый - настолько, что к горлу подкатывает непонятный комок эмоций. Гермиона на секунду жмурится, прогоняя их, а потом снова находит в темноте его лихорадочно сверкающие глаза. Огнём, что в них пылает сейчас, наверное, можно сжигать целые города, думает она со странной нежностью. Мягко целует его руку - в то место, где всего минуту назад оставила глубокий след от зубов, и тихо стонет на выдохе, когда он начинает двигаться. В точности следует ее просьбе, больше не щадит, отпуская себя. Двигается сильно, глубоко, методично выбивая из ее груди приглушенные крики и прогиная в пояснице себе навстречу до хруста позвонков. Целует до полной нехватки воздуха, до головокружения, заполняет собой всё - своим запахом, поцелуями, толчками, рукой в ее волосах, когда наконец отпускает затекшие запястья. Она бы схватилась за его предплечья, но только беспомощно мажет по ним пальцами, скребет ногтями по постели, совершенно теряясь в пространстве и ощущениях. Годрик, она никогда не испытывала такого влечения, как в последние дни к Малфою - всепоглощающего, темного, на грани необходимости, но и подумать не могла, что будет так. Что он окажется именно таким, как ей нужно - властным, где-то даже грубым, но при том совершенно упоительным. Несколько раз он замедляется, почти останавливаясь. Усмехается Гермионе в шею над тем, как её трясет, над бесконтрольным хныканьем, которое слетает с её губ. Приподнимает за поясницу, снимая с неё юбку и переворачивая к себе спиной. Немного медлит, проводит пальцами над копчиком, уводит их в бок, подтягивая к себе за живот. Проскальзывает ладонью между её ног - где и оставляет, когда снова входит в неё с негромким рычанием. Её крики смазываются в один - низкий, нардывно-жалобный, потому что всего становится слишком много. Его присваивающих движений в ней, его пальцев - которыми он даже не двигает, но Гермиона настолько возбуждена, что просто от их ощущения на коже тело прошибает мощными разрядами удовольствия, а темнота подергивается мерцающими пятнами перед глазами. Он ускоряет темп, толчки становятся агрессивнее, такими резкими и глубокими, что это больно - но, Гордик, это слишком приятная боль. Как и его сдавленные стоны ей на ухо, разгоняющие мурашки восторга по венам осознанием, что он и сам на грани. Что тонет вместе с ней в этом безумии. Рука оглаживает её горло. Сжимает, запрокидывая голову, подчиняя, окончательно забирая контроль - пока он двигается внутри в рваном, жестоком ритме. Оглаживает её челюсть и тянется пальцами в рот. Гермиона рефлекторно приоткрывает губы и мажет по ним языком, чувствуя как все тело беспомощно содрогается в конвульсиях. Будто ей больше не принадлежит. Малфой перемещает обе руки Гермионе на талию и, еще сильнее насаживая на себя, кончает в несколько размашистых движений. Со стоном валится на матрас, безуспешно пытаясь отдышаться. Гермиона спешит отодвинуться, хотя все ещё не может унять взбесившееся дыхание и остаточные волны дрожи, подкидывающие ее на месте. Последнее, к чему она сейчас готова - это его издевательские замечания по поводу случившегося, которые наверняка последуют следом. Малфой резко дергает её назад, прижимая к себе спиной и утыкаясь подбородком в макушку, откуда тихо рычит на выдохе: - Только, блять, не беги, Грейнджер. Не сейчас. Его сердце с такой силой стучит о ребра, что Гермиона чувствует удары лопатками и может посчитать пульс. Они так и лежат - кожа к коже, переплетясь ступнями, в развороченной темноте на больничной постели. Молча вслушиваясь в то, что только что натворили. Уходит Гермиона лишь с первыми лучами солнца, так и не услышав его насмешек. Взгляд, которым он провожает её, когда она собирает вещи с пола, одевается и, накинув мантию-невидимку, выходит из лазарета, останется в ее памяти навсегда.