***
Выходя следом, Драко давит в себе тупой порыв сказать ей, что ему жаль. Ведь на кой хер Грейджер его жалость, когда он отнимает у неё целую жизнь. Ночь встречает их промозглым безветрием, желто-оранжевым в лихорадочном свете склонивших свои облезлые головы фонарных столбов, отдаленным воющим гулом городских дорог и полицейских сирен. Если Грейнджер и удивляет, что на обочине у дома их ждет обычное маггловское такси, она этого никак не выказывает. Безразлично позволяет предупредительному молчаливому кебмену открыть перед собой дверь, и, нырнув в вибрирующий полумрак, затихает, почти что сливаясь с салоном. Драко откидывается на сиденье и смотрит в окно. Отчего-то вид скромного, даже в чем-то трогательного домика Грейнджеров вызывает в нем совершенно незнакомую прежде светлую грусть, еле заметное покалывание в области груди. От него веет каким-то несбывшимся воспоминанием о тепле и уютном доме, которого у него никогда не было. Желание что-то сказать ей пропадает окончательно. За стеклом летят-мелькают огни. Кажется, снова начинается дождь, который быстро поглощается липкой, холодной темнотой, клубящейся по ту сторону обочин шоссе. Ночь издевается, обещая растянуться в безмолвно-бездонную тень грейнджеровского взгляда, свербящего ему висок. После вчерашнего собрания и дневной аудиенции с Лордом, Драко хочет лечь и проспать вечность. Вернуться мальчишкой после полугода занятий в прохладную и светлую комнату, упасть лицом в душистые простыни и никого не играть, не быть ничем, кроме своей усталости и долгожданного умиротворения. Драко мрачно усмехается собственным мыслям. Вспомнить бы толком, когда в последний раз можно было позволить себе такое. Каким же богатством, на поверку, это оказалось теперь. Кто бы мог подумать, что к шестому курсу из вредного нервного мальчишки — оголенного пучка нервов, пульсирующей обиды на принявший его в штыки мир, он станет эдакой ледяной глыбой, упрямо тянущей нос из мутной темной воды в полнейшем одиночестве полярной ночи. Этому миру с самого начала было похеру на него. Как, в общем-то на всех - даже на святую умницу Грейнджер, и за неё Драко сейчас даже обиднее, чем за себя. Минуты размазываются по стеклу водой и, слипаясь в сеть крохотных ручейков, текут назад. Смелая гриффиндорская девочка изучает его с тем же самым молчаливым упрямством, с которым сам Драко не поворачивает головы. Со жгуче-пристальным электризующим воздух вниманием. По правде сказать, всё это — и маггловская колымага, с ревом несущаяся на бешеной скорости по мокрой ночной дороге, и их напряженное громовое молчание, и неустанно свербящий его висок грейнджеровский взгляд — просто увеселительная прогулка в уютной компании, по сравнению с тем, что ждет его дома. Ядовито-зеленые цифры электронных часов где-то левее правого плеча водителя показывают половину первого. Путь предстоит не из близких. В такую даль он не решился аппартировать из Лондона, тем более в компании Грейнджер. Но сейчас Драко даже не жалеет, что пришлось взять машину: долгая дорога обернулась чуть ли не передышкой. Хочется верить, что его не хватятся в поместье хотя бы до завтрака. Каникулы обещают не изобиловать радостными впечатлениями и без разбора полётов с Беллатриссой, от которой, традиционно, никогда не знаешь, что ожидать. И всё же Белла одна лишь жалкая крупинка в море. С учетом пристального внимания Лорда к его персоне, вся затея с грязнокровкой попахивает вообще чистой воды самоубийством, как ни старается Драко гнать эту мысль прочь. Приехав вчера домой, он обнаружил то, что и ожидал. Обстановка в рядах пожирателей за последнее время изрядно накалилась. Фанатизм, вспыхнувший после возвращения Редла, уже успел поутихнуть, в то время как его грандиозные планы пока не спешат осуществляться. Несмотря на истерические статьи в Пророке, они почти не сдвинулись с мертвой точки в снова развернутой войне. Министерство все еще держится на плаву, очень многие потенциальные союзники не спешат переходить на сторону пожирателей, да и на континенте пристально и с опаской следят за происходящим в Англии. Всё это не может не сказываться на настроении Лорда, который становится все несдержаннее и подозрительнее. Стены Мэнора провоняли страхом и старой, опасной магией. Казалось, всего за один день запах снова впитался в одежду и теперь преследует Драко повсюду. Еще он не без оснований начинает полагать, что в каком-то смысле стал последним средством Редла добраться до Хогвартса, когда прочие исчерпались. Своего рода оружием отложенного действия против Дамблдора и его ненаглядного Избранного, попрятавших свои носы за уютными стенами школы. Возможно, именно поэтому Драко еще жив, как и Нарцисса. Его Змейшество проявил совершенно несвойственные себе чудеса терпения во время всех его неудачных попыток восстановить шкаф. И ведь черт его знает, что будет потом. Никто не обещал ему жизнь, одну только “великую честь” служить, не задавая вопросов. Восстановить на хер ему не упирающуюся репутацию отца, который их, между прочим, во все это и втянул по самые уши. Взгляд Драко падает на бардачок автомобиля. Из него высовывается, лукаво поблескивая в свете пролетающих за окном фонарей сигаретная пачка. Даже как-то сразу немного поднимается настроение. Вспоминает свое последнее свободное лето - после четвертого курса - проведенное большей частью в маггловском Лондоне с Блейзом. Вечеринки, злачные места, сигаретный дым и алкогольный угар, машины и огни ночного города. Хорошее было время, думает он устало и, вспоминая его, в свои неполные семнадцать чувствует себя стариком. Таки дергает пачку. Не может удержаться, потому что свою оставил в школе. Вот уж с чем в Мэноре светиться не стоит. Все равно маггл под заклятием, и в себя придет дай бог к завтрашнему вечеру. А там — куда уж о сигаретах, если даже о парочке странноватых подростков и своей незапланированной поездке на другой конец страны вспомнить не сможет. Драко опускает стекло и, щелкнув зажигалкой, с наслаждением выпускает дым в окно, смакуя горечь табака на языке. Гипнотизирует взглядом тлеющий алый уголек в полумраке и бледно-серые невесомые клочья, мгновенно уносимые на скорости встречным ветром. Когда он наконец приходит в себя из бездумной никотиновой прострации, пачка заметно похудела - а Грейнджер спит в своем углу. На её лице написано совершенно неуместное, на его взгляд, умиротворение. Сколько еще ему удивляться ей? Подумать только, и это их связывают долгие годы детской вражды, глупой, как оказалось, и пролетевшей за один миг, и эти несколько месяцев непонятных отношений в школе. А теперь ещё аномально срабатывающее заклинание, это внезапное её заложничество и неизбежная гулкая неизвестность впереди: чертова нескончаемая вереница вопросов без ответа. Одно радует. Её обвиняющий взгляд больше не буравит ему висок, думает Драко, тоже проваливаясь в сон.***
От резкого звука открывающейся двери и бесцеремонного рывка вверх Гермиона обескураженно распахивает всё еще объятые тяжелой дремотой глаза. Морозный воздух, пронизанный розоватой дымкой, ударяет ей в лицо, а гуляющий снаружи ветер путается в подоле материнского пальто. Малфой вытаскивает её из машины на улицу чуть ли не за шкирку, словно котенка. Первые секунды она только оторопело хлопает ресницами, не совсем понимая, что происходит. До тех пор, пока вчерашние события не достигают её просыпающегося сознания. Сон, надо сказать, тут же как рукой сняло. Машина трогается с места, медленно разворачивается и уезжает в обратном направлении, оставив двух подростков у обочины проселочной дороги. Если бы Гермиона задумалась сейчас об этом, то поняла бы, что вид со стороны у них уж очень одинаковый: продрогший и ошалелый. - Малфой, - жалобно выдыхает она облачко пара в холодный воздух, скорее просто чтобы привлечь к себе внимание застывшего в прострации слизеринца, чем из интереса. Голос сел ото сна, поэтому с губ срывается только хриплый шепот. - Который час? Он переводит на неё взгляд - нездешний и дикий, слишком темный и глубокий на белокожем лице, залитом рассветным солнцем. - Около пяти, - сипит удивительно ей в тон, чуть скривившись, будто одна мысль о времени причиняет ему боль. Потом снова смотрит сквозь неё, вспомнив о чем-то. Дергает за локоть, поворачивая к себе спиной, а лицом к бескрайней веренице холмов, укрытых изумрудными верхушками сосен, уходящих вдаль до самого горизонта. - Смотри, принцесса, - обжигает ей ухо кожу горячим дыханием, - и запоминай: бежать некуда. И это правда, с ужасом осознает она, ощущая, как тело пробивает крупная дрожь, и все же не в силах оторваться от раскинувшегося перед ними вида. Они стоят почти на вершине одного из этих холмов, вокруг лишь деревья, камни и небо, высокое, кристально чистое и по-весеннему ясное, пестрящее красками: голубым, золотым и нежно-розовым, пронизанное холодным и душистым воздухом леса. Где-то очень далеко медленно плывет-поднимается над горизонтом одинокий столб дыма, впрочем, её глаз не может различить под ним ничего, похожего на дома, как и повсюду на многие километры вокруг. Гермиона подносит ладонь ко рту, пытаясь сдержать судорожный полувсхлип-полувздох, а он, не давая ей возможности прийти в себя, притягивает ближе к себе и дергает их вверх, в это самое невозможно красивое и холодное небо. Если и есть хоть что-то, что нравится Драко в его статусе Пожирателя, так это возможность летать. В этом поступке конечно, есть что-то до ужаса пижонское. Он мог бы просто трансгрессировать, чтобы не пугать Грейнджер еще сильнее, только вот удержаться не получается. Поместье, где они оказываются, ненаносимо, как и остальные дома семьи Блэк. Нарцисса отписала его ему в наследство несколько лет назад, когда Белла еще находилась в Азкабане, а потому мать была единственным владельцем. Драко подозревал, что это решение косвенно связано с возрождением Лорда, но никогда не спрашивал её об этом. Усадьба давно заброшена, а сам особняк был в плачевном состоянии еще когда Драко впервые оказался здесь ребенком. К тому же, там наверняка стоит множество охранных и родовых чар, с которыми он сейчас не готов разбираться. Но здесь есть и другой дом - в самой дальней части территории, на границе с лесом. Небольшой деревянный сруб - избушка, которая, по иронии судьбы, стойко выдержала гнет времени, когда каменные стены давно начали разрушаться. Возможно, дело в какой-то магии - его дед, Альфард, до самой смерти жил именно там, игнорируя основной комплекс построек настолько, что те стали приходить в упадок еще при его жизни. Они приземляются на пролежавшие под снегом с прошлого года остатки пожухшей травы прямо перед крыльцом. Драко приходится поддержать Грейнджер за пояс, чтобы та не упала. Он и сам до сих пор не всегда справляется с приземлением на пять баллов, что уж говорить о ней. Отдышавшись, она откидывает волосы за спину и смеривает его злым взглядом, прежде чем спросить, осматриваясь по сторонам. - Где мы? У Драко сейчас нет времени проводить Грейнджер экскурсию, поэтому он игнорирует её вопрос и поднимается по ступеням, заходя в дом. - Кена, - зовет он эльфийку, которая живет здесь и должна была позаботиться о чемодане. Та появляется тихо, словно отделившись от стены, без привычного хлопка, с которым перемещались домовики Мэнора. Странно. Драко проверял поместье прошлым летом, но уже успел забыть об этой её особенности. Всё, что связано с этим местом вообще удивительно быстро стиралось из памяти, и он даже подозревал, что его семья - по крайней мере Люциус, бывавший здесь всего раз или два много лет назад, начисто забыл о существовании усадьбы. В том числе поэтому он решил спрятать Грейнджер здесь - большей глухомани не придумаешь. - Да, господин, — кланяется с совершенно нетипичной для домовика грацией. - Где её вещи? - Наверху, господин Драко, — подтверждает эльфийка легким кивком, — но позвольте сказать, там слишком холодно, для того чтобы юная мисс смогла остановиться в одной из комнат без вреда для своего здоровья. В ближайшие недели будут стоять холода. Дом стар и не предназначен для жизни молодой леди без палочки. Хозяин Альфард всегда накладывал согревающие чары, но их нужно обновлять несколько раз в день. Проницательная эльфийка, конечно же права — он, как назло, об этом не подумал. - Молодой леди, — ядовито роняет он, злясь в общем-то сейчас только на себя, но бросая уничтожающие взгляды через плечо на Грейнджер, которая всё еще на улице, — придется потерпеть. - Кена сможет все время поддерживать огонь здесь, внизу, - эльфийка изящным движением тонких лапок указала на всё помещение первого этажа, где они сейчас находились, когда-то выступавшее одновременно и кухней, и гостиной, и прихожей по странной прихоти первоначальных хозяев. - Если господин Драко позволит, то молодая мисс может жить и ночевать здесь, в тепле. Кена всё устроит. - Делай, что считаешь нужным, - отмахивается он устало. Отмечая в голове, что странное существо перед ним действительно не ровня эльфам Мэнора. Кена слишком инициативная для домовика, а еще слишком дикая и самостоятельная, что не очень удивительно в общем-то, с учетом всех лет, что она провела здесь одна после исчезновения его деда. - Но она не должна выходить с территории, - добавляет Драко. - Это твоя главная задача, ясно? Следи, чтобы Грейнджер оставалась здесь. Когда она исчезает - растворяется в тени старых стен, оставив после себя две чашки с дымящейся жидкостью на небольшом столике у камина, Драко позволяет себе взять одну и опуститься в кресло. У него остается совсем немного времени, прежде чем придется вернуться, и он, признаться, благодарен эльфийке, что не нужно тратить его на возню с Грейнджер. Чай оказывается настоем из трав, ароматным и успокаивающим. Разливается душистым теплом по телу. Все, что ожидает Драко в Мэноре, внезапно кажется не таким страшным: в конце концов, он успешно справился с планом, который казался чистой воды самоубийством. Он спас Грейнджер жизнь - пусть она никогда не отблагодарит его за это. Впервые в жизни сделал что-то важное без оглядки на то, что должен, на мнение или безопасность семьи. Это дарит пьянящее ощущение уверенности, какой он не знал прежде, а еще - пускай и призрачное - свободы. Кстати, о Грейнджер. На крыльце, наконец, раздаются неуверенные шаги, прежде чем она проходит в комнату, изучающе озираясь. Её лицо вытягивается от изумления, при виде Драко, спокойно наблюдающего за ней из своего кресла. - Не то, что ты ожидала? - иронично изгибает бровь он, попивая чай. - Это домик в лесу, Малфой, - говорит, одновременно выражая всем своим видом озадаченность и скептичность. - Ну. Не в подземелья Мэнора же тебя тащить, - веселится Драко над её растерянностью. - Салазар, Грейнджер, расслабься. Никто не собирается сажать тебя в камеру и заковывать в кандалы. Её плечи немного расслабляются, но написанная на лице настороженность никуда не девается. Драко ловит её быстрый взгляд, брошенный на окно. - Даже не думай, - качает головой он, предугадывая её ход мыслей. - Сама видела, какие густые здесь леса. До цивилизации - даже до дороги - пешком несколько дней. Без палочки тебе точно крышка, Грейнджер. Ты или заблудишься, или станешь закуской местных волков. К тому же, в поместье живет домовик - Кена. Она не выпустит тебя с территории. Но можешь обращаться к ней, если что-то будет нужно. Еда, вода, тепло - по всем вопросам можешь её звать. В подтверждение своих слов, кивает на потрескивающий в камине огонь и протягивает ей вторую чашку чая. На её прищуренный взгляд раздраженно хмыкает: - У меня была масса возможностей убить тебя по дороге. И ради этого я не стал бы тащиться в такую даль, так что не валяй дурака, пей. Зачем-то думает о том, что за время полета она наверняка окоченела - Драко и сам еще не до конца согрелся. Взмахом палочки заставляет входную дверь захлопнуться, погасив тянущий с улицы сквозняк. Девчонка встревоженно поворачивается на звук. - Салазар, Грейнджер, там открыто, - рявкает он сердито на её детское поведение. - Можешь ходить по территории, но к главным постройкам не приближайся и внутрь не заходи: там могут стоять защитные чары - не самая приятная штука. А еще висят портреты, копии которых могут быть в других домах чистокровных семей. Думаю, не нужно говорить, что будет, если кто-то из пожирателей, например Белла, узнает о тебе. Грейнджер мрачно кивает, всё же принимая из его рук чашку, и садится поближе к огню, гипнотизируя его задумчивым взглядом. - Годрик, - бормочет себе под нос после недолгой паузы. - Неужели это на самом деле происходит. Какой-то абсурд. Знаешь, Малфой, мне все время кажется, что я вот-вот проснусь. Не получается поверить, что все это реальность. Драко хорошо знакомо это ощущение. Он начал испытывать его летом после возвращения домой, но метка, а потом ежедневные порции боли от тренировок довольно быстро отрезвили. Заставили принять тот факт, что всё по-настоящему, и учиться жить с этим. Даже нет, скорее не жить, а просто выживать. А вот то, что он всё ещё жив, Драко смог почувствовать только спустя несколько месяцев - уже в Хогвартсе. Рядом с Грейнджер. Когда поцеловал её. Или, думает он, даже раньше - когда дёрнул на себя и заставил выгнуть спину в кабинете префектов перед Хэллоуинской вечеринкой. Только это уже не важно. - Это пройдёт, - отставляет свою чашку на стол и поднимается на ноги. - Мне нужно идти. - Пройдет когда? - в её голосе, наконец, появляется что-то похожее на злость с горькой примесью отчаяния. - Как долго ты будешь меня здесь держать, Малфой? - До тех пор, пока он не скажет своей своре фас, - Драко запахивает на ходу мантию, саркастично скривившись, - но я, так уж и быть, дам тебе знать, если Лорд предложит сверить наше расписание. - Ты такой подонок, - тихие полные бессильной ненависти слова ошпаривают ему спину. Заставляют обернуться уже в дверях. - Сиди тихо, Грейнджер. Делай, что обещала. - Драко смеривает девчонку холодным предупреждающим взглядом. Ей пора понять, что игры давно кончились. - Иначе узнаешь, что я действительно могу сделать с тобой.***
“Каждый стрелок знает, что такое гордость — эта незримая кость, не дающая шее согнуться”. Стивен Кинг, «Стрелок».
Мэнор возвышается посреди низкого пасмурного неба черной мрачной громадиной. Фамильный замок почти осязаемо источает опасность. Не то, чтобы Драко к этому не привык. Он, конечно, знает, что его ожидали еще на вчерашний ужин, но заходить не спешит. Останавливаясь, у ворот, окидывает кислым взглядом возвышающиеся над ним ворота с витиеватой “М” на каждой из створок. Почти вызывающе поднимает голову, сбрасывая на плечи капюшон мантии, так что волосы мгновенно впитываются дождем. Почему-то хочется взять побольше улицы с собой. Воды, летящей с неба, утренней свежести и непривычного спокойствия. Возможно дело как раз в этом ощущении. С изумлением Драко ловит себя на безбашенном каком-то веселье: ему в это сумасшедшее утро так остро-непривычно совсем не страшно. И правда забавно. Потому что именно сегодня ему перед хозяином ой-как-есть в чём каяться. Интересно, это всегда так приятно ощущается? Все решать самому. Осознание проклевывается внутри и поднимает голову внезапным ощущением силы. Драко, конечно, не может не понимать, что ступает по охерительно тонкому льду. Вот только под ним, откуда-то из незнакомых галактик в самое лицо ему будто бы бьет ослепительный свет. Под которым тепло - чуть ли не впервые в жизни. Ощущение, которое сейчас самое время спрятать подальше, знает он. Облокотившись плечом о каменную кладку, нашаривает пачку, и с удивлением обнаруживает, что осталась всего одна. Несколько раз с наслаждением затянувшись, бросает окурок дотлевать в подернутую коростой заморозков лужу - март кончился, но зима уходить не спешит. Тянется рукой к тяжелым створкам. Родовая защита мгновенно откликается на прикосновение гулким угрожающим скрежетом древних ворот. Будто говорит, мол, добро пожаловать домой, мальчик. Драко поднимается в парадную, отстраненно наблюдая, как его ведет вперед какая-то незнакомая пылающая внутри дерзость. Интересно, думает мрачно, можно ли теперь его назвать Предателем крови? Вся эта история с Грейнджер неожиданно послужила какой-то извращенной профилактикой. Границы недопустимого, прежде такие размытые и в то же время мертвой хваткой сдавливающие его чуть ли не за горло, внезапно разъехались в разные стороны и встали на место. Причем, Драко смутно подозревает, что место это оказалось гораздо дальше, чем положено у состоявшегося Пожирателя Смерти. Капкан не разжался. Он не настолько наивен, чтобы предположить такое. Просто оказаться в нем - еще не значит быть подстреленным, а Драко как-то не задумывался об этом прежде, когда только и делал, что выл, трепыхался и огрызался. Теперь же с ним случилась, мать её, Грейнджер. Оглушительная Грейнджер, оказавшаяся отрезвляюще безвыходной западней. Подарившая ему этот вызывающий привкус свободы. Даже упоительный. Драко бы даже поблагодарил ее при следующей встрече — если б они были в меньшей жопе. Увы. Тупой домовик, встречая его у входа, пытается что-то там пищать. Кажется, о том, что госпожа Беллатриса настоятельно интересовалась его местоположением и ждет после завтрака у себя. — У меня была бурная ночь, — злобно рычит драгоценный отпрыск семейства Малфой в посеревшее от испуга жалкое личико эльфа, прежде чем взлететь по лестнице до коридора, ведущего в спальни. — Белла подождет. Меня разбудишь только, если Лорд будет вызывать. Всё ясно? И, не желая слушать идиотское блеяние в ответ, от души захлопывает дверь. Накладывает пару запирающих заклятий - которых, благодаря родовой защите, будет достаточно, даже если тётка, пылая гневом, явится по его душу. Он - Малфой. И это, блять, вообще-то его дом. Пора ей вспомнить об этом. Из комнаты пахнуло уютом — сказывается то ли непривычная расслабленность, то ли просто тишина и приглушенный свет. В конце концов, Драко почти не спал за последние сутки. Сбросив пропитавшуюся водой и холодом мантию прямо на пол, он делает то, чего не позволял себе дома уже очень много месяцев: падает лицом в подушки, прямо в одежде. Совершенно не заботясь о том, в каком мире ему доведется проснуться. Отчего-то им двигает спокойная уверенность в том, что без серьезной необходимости его действительно никто не побеспокоит. С этой мыслью Драко, впервые за долгое время, проваливается в глубокий сон, в котором нет места кошмарам. *** Камин прогорел. В его черной пасти россыпью алеют-перемигиваются тлеющие угли. В комнате стоит полумрак, тепло и тихо, видимо, потому что дождь, стучавший утром по крыше, наконец, закончился. Гермиона приподнимается на локте и, оглядевшись, обнаруживает себя на диване под толстым и стеганым, а еще, очевидно, очень старым одеялом. После ухода Малфоя она отключилась прямо там вместо того, чтобы выйти на улицу, как собиралась. Вероятно, сработал какой-то защитный механизм психики. Так выщелкивается предохранитель, когда сеть оказывается на грани перегрева: простая аналогия из её магловского счастливого детства. Сердце опасно кольнуло. Тише, Гермиона, тише, думает она. Только не становись снова истеричкой. Это еще никому не помогало. Вылезает из-под одеяла и неверной походкой подходит к маленькому окну с облезлой и покосившейся от времени деревянной рамой. Касается слабыми пальцами старого запотевшего стекла с выцветшими изразцами по верхнему краю - и ведет ими вниз, оставляя дорожки на холодной влажной поверхности. Протирает выбранный участок рукавом толстовки и мрачно изучает нарисовавшийся снаружи кусок совершенно незнакомого ей мира: в нем, казалось, не было ничего живого. Только пожухлая трава, несколько разросшихся деревьев на фоне затянутого тучами неба и пустырь за ними. Словно на планету негаданно опустилась ядерная зима, и кроме неё не осталось никого, чтобы это заметить. Сосны по кромке леса с другой стороны изумрудными верхушками тянутся к небу: им не нужно ни о чем беспокоиться. Они здесь, наверное, целую вечность. Наверняка помнят последних хозяев. Интересно, что с ними стало, думает она грустно. Почему усадьбу оставили зарастать и разрушаться? От этих мыслей тоска словно бы еще больше разрастается внутри, пускает корни, хотя куда уж глубже. И это дрянная тоска, знает Гермиона. Та, от которой даже не хочется плакать. И что еще хуже: от неё не хочется жить. Гермиона совсем не понимает, что с ней происходит. Почему вместо вполне предсказуемого приступа паники, она чувствует эту подавленность и опустошенность. Она отворачивается от окна и возвращается к очагу. Берет небольшое полено из аккуратной горки, сложенной рядом. Ворошит ими угли и оставляет посредине, наблюдая как сухая древесина быстро занимается пламенем. От её рук в темноту взвиваются искры, не способные обжечь кожу. На мгновение Гермиона даже жалеет об этом: боль в её нынешнем состоянии могла бы хоть отрезвить. Её внимание привлекают уже зарубцевавшиеся порезы на правой ладони. напоминание о вчерашнем вечере, казавшимся дурным непроходящим сном. Продолжением морока от насланного повторно Империуса. Она разводит пальцы в стороны и напрягает ладонь, с каким-то мазохистским удовлетворением наблюдая, как лопаются тонкие корочки на порезах, и по краям на них выступает свежая кровь. Остро чувствует презрение к себе: всё оказалось зря. Большую часть своей сознательной жизни она только и делала, что готовилась к этой войне. И умудрилась проиграть её раньше всех. Глупая. Думала, сможет что-то сделать, столкнувшись со злом. Гермиона обессилено оседает на постеленный рядом с камином ковер. Нервным, на грани истерики движением зарывается пальцами в волосы, с ужасом уставившись в пустоту перед собой. Ведь Малфой и настоящим злом в общем-то не был. Потому все казалось таким сюрреалистично опасным, будто лед, с хрустом расходящийся трещинами под ногами. Неконтролируемо. Наверное, с очень похожим звуком ломается хребет. Или, если попробовать замедлить время, прорезает воздух луч Империуса. Это заклятие смяло ее всю изнутри, после чего выпотрошило. Заставило даже не узнать, почувствовать, как больно, оказывается, быть по ту сторону. Как же Малфой выживал до сих пор в своей сплошной темноте, думает она горько. И где ей найти в себе столько же сил. *** Лапки домовика не оставляют следов на залежавшемся в чаще снегу. Кена двигается бесшумно и стремительно, словно дикая птица. Приглашающе расступаясь соснами, просыпающийся от зимы лес беспрепятственно пропускает давнишнюю знакомую вперед. В самое свое сердце. Пока сморщенная ладошка с доверчивым обожанием не утыкается в другую. Изящную и гладкую, с отчетливой синеватой россыпью вен на белоснежной коже. Мудрая госпожа всегда всегда встречает её одинаково. Волшебное пламя плескает голубизной посреди каменных сводов пещеры. В свете рождаются и оживают тени, приветствующе танцующие на них свои первобытные танцы. Так похожие на те, в котором в иные ночи над спящим лесом и молчаливыми скалами вьется-беснуется падающий с небес снег. Мудрая госпожа всегда встречает её одинаково - как давнего и дорогого сердцу друга. - Вы были правы, - спешит эльфийка поделиться вестью с той, что вышла из синего пламени. - Молодой Лорд вернулся, и привел с собой девочку. Человеческую дочь. Ледяная дымка, клубящаяся под сводами пещеры, всколыхнувшись, опадает у их ног. И горек вздох, срывающийся с прекрасных бледных губ хозяйки леса. Выдает он долгие годы ее, сокрытые неподвластной времени молодостью тела. А еще все страшное, что она видела в своих вещих снах. Снах о тьме, которая выпадет - уже выпала - на долю этих бедных детей.