***
Шагая вперед по подсохшей за последние пару дней земле, Гермиона еще раз прикидывает расстояние, которое отделяет её от ближайшего поселка на карте. Если подписанный снизу мелкими буквами масштаб верен, то оно составляет примерно двадцать пять, плюс-минус два, километра – и это при лучшем раскладе, если она не собьётся с нужного направления. Без палочки это маловероятно: в детстве Гермиона всего пару раз ходила с родителями на хайкинг, так что её навыки ориентирования на местности оставляют желать лучшего. В любом случае, судя по карте, рано или поздно она должна выйти на проселочную дорогу, до которой, видимо, и подвозил их таксист на пасхальных каникулах. Гермиона могла бы выждать пару дней: убедиться, что Малфой не придет в эти выходные и не хватится её. Или даже пару недель, чтобы дождаться майского тепла. Но она понятия не имеет, есть ли у неё это время. Волдеморт может приказать пожирателям напасть на замок в любой момент, к тому же ожидание и бессилие в прямом смысле сводят её с ума. Возможно, именно поэтому она решается на побег без колебаний, даже понимая, как рискует. Углубляясь все дальше в лес и всматриваясь в хмурое небо, пятнами проглядывающее над головой за размашистыми лапами сосен, думает о том, что со дня на день могут снова зарядить дожди, сделав чащу совсем непроходимой. А если что-то случится с друзьями, пока она сидит здесь сложа руки и ждет удачного момента, Гермиона никогда себе этого не простит. Тропы нет на карте, но, то и дело свериваясь с компасом, она убеждается, что та ведет в нужном направлении: на северо-восток. Так Гермиона доходит до уже знакомого места с поваленным деревом и оврагом, с одного бока переходящим в заболоченную низину. Опустившись на бревно, разворачивает карту и внимательно вглядывается в пометки, оставленные предыдущим владельцем. Черная пунктирная линия, сделанная от руки, скорее всего указывает на начинающийся впереди бурелом, потому что совпадает с её примерным местоположением, а двойная изогнутая линия со штриховкой, отсекающая восточную часть леса – болота. А значит, ей всё же придется идти в обход – сначала прямо, на север через чащу, примерно две трети пути, и только потом взять повернуть направо, уходя на восток, к дороге. Единственным предполагаемым ориентиром, который подскажет, что можно поворачивать, будет нечто, помеченное Альфардом меткой, похожей на сдвоенный треугольник. Утрированный и явно сделанный на скорую руку рисунок больше всего напоминает вход в грот или пещеру: старик нарисовал что-то по типу холма или камня, с аркой посередине и сделал снизу подпись рунами: сердце леса. Благо, Гермиона хотя бы знает, как это переводится – вот только перевод вообще не проливает свет на загадочный объект, отмеченный на карте. Поэтому ей остается лишь снова свериться с ней и, крепко сжав компас в руке, направиться прямо в сгущающуюся впереди мрачную тень буреломов. В этот раз лес ведет себя иначе. Словно сам пропускает её вперед, ведет, подсказывая направление. Даже без тропы открывается здесь и там просветами в завалах деревьев и зарослях. Дышит в лицо свежестью земли и молодой зелени, пробуждающейся повсюду жизни. Влажная дымка оседает к земле и ложится ей под ноги, постепенно становясь гуще, как и ряды смыкающихся вокруг деревьев. Вокруг стоит уже знакомая Гермионе и совершенно нетипичная для дикой природы тишина, нарушаемая лишь шуршанием листвы и треском веток из-под подошв. Не слышно ни пения птиц, ни шума ветра или скрипа в соснах. Тишина, догадывается Гермиона, сродни той, что живет в Запретном лесу. Говорящая, живая, таящая в себе существ и силы, невидимые глазу. Что-то не так с этим местом, знает она, ведомая непонятной смелостью, пока продолжает уверенно продвигаться вперед. Потому что по какой-то причине не чувствует угрозу – только магию, исходящую будто бы прямо из земли. Чем дальше она уходит, тем плотнее магия обступает со всех сторон, наваливается легким головокружением, оседает еле заметным покалыванием на кончиках пальцев. Пока не становится настолько сконцентрированной в воздухе вокруг, что, кажется, её можно ухватить и сжать в ладони. Это ощущение заставляет Гермиону, впавшую в своеобразный транс от долгой размеренной ходьбы, наконец, остановиться и оглядеться. Первое, что понимает - стало темно. Сосны теперь стоят настолько плотно, что неба больше не видно. Скорее всего, наверху его окончательно заволокло тучами – по-другому не объяснить полумрак, сгустившийся вокруг. Завалы деревьев и бурелом остались позади, пропустив ее в самую старую часть леса. Тёмная земля устлана ковром из иголок и шишек, изъедена вековыми корнями без намека на болото, кустарник, травы или другие мелкие зеленые растения, поэтому идти по ней стало совсем легко. Где-то здесь, думает Гермиона, вспоминая метку на карте Альфарда. Прищурившись, всматривается в темноту чащи, скрытую сизыми клочьями висящего среди деревьев плотного тумана. Где ты, спрашивает мысленно, хотя изначально шла на метку лишь в качестве ориентира, не больше. Вот только пьянящее чувство восторга, пузырьками вскипающее под кожей от соприкосновения магии, живущей в собственной крови, с загадочной силой этого места, невозможно игнорировать. Что ты, повторяет Гермиона беззвучный вопрос, окончательно поддаваясь манящему ощущению. И будто в ответ на него вдали под деревьями один за другим зажигаются зеленоватые блуждающие в тумане огни.***
Первое, что он испытывает, после того как поиски Грейнджер во всём поместье не увенчались успехом – шок. Шок и ступор, быстро выйдя из которых, он зовёт Кену. Ту тоже, кстати, не видно всё утро, что вовсе на неё не похоже. - Где она?! – рявкает взвинченно, стоит домовику материализоваться в воздухе рядом. - Мисс здесь нет, - подтверждает его мрачные догадки эльфийка. Спокойствие, с которым она делает это признание, окончательно выводит Драко из себя. Любой домовик Мэнора, нарушив прямой приказ хозяина, тут же впал бы в виноватое исступление, Кена же ведет себя как ни в чем не бывало. - Какого Мерлина? Я же четко сказал, ей нельзя выходить с территории! – вот только кроме вполне предсказуемой злости, Драко испытывает ужас. Даже не потому, что Грейнджер может выбраться отсюда и рассказать кому-то – на это у нее шансов гораздо меньше, чем на то, чтобы заблудиться в чертовом лесу. Идиотка. Всё, что Драко знает об исчезновении Альфарда Блэка, это то, что он пропал именно так. Здесь. - Салазар, Кена, ведь неизвестно, что там! У неё даже палочки нет, - зло напоминает он, поднимаясь на второй этаж и безуспешно осматривая кабинет в поисках хоть чего-то, что могло бы привеcти его к Грейнджер. - Мисс нужно было уйти, - зачем-то настаивает домовик, наблюдая за его нервными метаниями. – Но Кена может показать хозяину тропу, она начинается здесь, рядом с домом. Времени разбираться с домовиком нет, поэтому Драко нетерпеливо кивает: - Мне понадобится что-то из вещей Грейнджер для заклинания поиска. Сработает, если она не ушла слишком далеко. Как давно её нет? - Мисс ночевала здесь, - отвечает Кена, а потом, исчезнув на несколько секунд, протягивает Драко гриффиндорский шарф, от которого даже на растоянии вытянутой руки чувствуеся отчетливый запах её шампуня. Выходя на задний двор, он произносит слова нужного заклинания, и в воздухе проступают еле заметные сияющие серебром нити магии. Они устремляются в лес прямиком вдоль дороги, на которую указала эльфийка. - Я найду тебя, Грейнджер, - рычит он сквозь зубы, быстрым шагом устремляясь вперед по тропе, пока внутри поднимается и клокочет горячая-тягучая ярость, - найду и убью нахер. Совсем не заметив грустной улыбки на лице домовика, провожающей его сочувствующим взглядом с крыльца.***
Гермиона зачарованно идет через лес на блуждающие в воздухе огни. Те мерцают среди тумана подобно зеленым светлячкам-переросткам, слетаются к ней со всех сторон, образуя вокруг что-то вроде живой сети из света, движущейся в странном ритмичном танце. Вскоре деревья расступаются, выпуская её на большую устланную мхом и разноцветными лишайниками поляну. Те цветут: грибоподобные причудливые соцветия еле заметно флюоресцируют в темноте. Всё это, вкупе со светлячками, вдруг замершими, будто по чьему-то приказу синхронно разлетевшись по поляне, делает место совершенно волшебным. Живым. Боковым зрением Гермиона улавливает голубоватое свечение и, обернувшись, наконец видит его. То, на что указывала метка Альфарда. Ошибки быть не может. Сердце леса. Это действительно похоже на грот. Притаившийся под навесом высоченного камня, тоже изъеденного мхом и, как ни странно, инеем – сейчас, в конце апреля. Вход обрамляют старые корни, свисающие сверху подобно многослойным лианам. Сквозь них пробивается–прорезает лучами стелющуюся по поляне дымку сияние, которое привлекло внимание Гермионы. То исходит из недр камня, выдыхает в лицо холодом, стоит приблизиться. Дышит зимой, гудит магией и шепотом, нарастающим гулом голосов и плача, многоголосием древних грудных напевов на непонятном языке. Гермиона узнает их – еле уловимое воспоминание, подобное беглой ряби на стоячей воде. Узнает, потому что где-то уже слышала, хотя и не может вспомнить, когда. Протянув руку, собирает изморозь с одного из висячих корней. Отодвигает его в сторону, чтобы пройти внутрь. И оказывается в ледяной пещере, по центру которой сияет голубизной алтарь из снега. Вокруг сосредоточено такое количество магии, что становится сложно дышать. - Моя милая, - говорит ей беловолосая женщина, стоящая позади алтаря. – Я так ждала тебя. Её ослепительная красота вводит в ступор не меньше, чем шок узнавания, который следует за этим. - Миссис Малфой?! – Гермиона видела Нарциссу Малфой лишь дважды – на чемпионате мира по квиддичу пару лет назад, и потом через год на Турнире Трёх Волшебников - уже издали, на трибуне, рядом с мужем. Но ей хорошо запомнилась эта величественная грация, царственная осанка и тонкие, на редкость холодные, но прекрасные черты лица. Вопрос в том, что она делает под землей в лесу, посреди ничего. Почему говорит ей эти слова. Её реакция смешит женщину напротив. Та хитро улыбается: - Нарцисса – замечательная девочка. Но она избрала для себя совсем иной путь. Леди рода Малфой не может вести такую жизнь. Подумай, дитя, - смотрит выжидательно, предлагая. – Ты знаешь, кто я. Гермиона хмурится, присматриваясь к таинственной хозяйке грота. В ней есть что-то нечеловеческое, не совсем естественное. От неё исходит слишком много волшебства, чтобы оно могло без вреда пребывать в покое в теле простого мага, даже сильного. На первый взгляд светлые, серые глаза на свету поблескивают золотом, будто у хищной птицы, или животного, и в целом в облике женщины есть неуместная резкость, что-то неуловимо звериное, внушающее смутное беспокойство. Вспоминаются книги о волшебных существах. В разделе об обитателях леса, среди созданий женского пола помимо дриад, кикимор, нимф, вейл и гарпий авторы выделяют еще один клан, некогда распространенный на островах и в западной Европе, знает Гермиона. - Вы – лима, - озвучивает свою догадку, пытаясь сообразить, что помнит из прочитанного. Обводит внимательным взглядом ледяные своды грота, прежде чем опустить его на алтарь между ними, - но не просто лима, верно? Вы связаны с этим местом, с лесом вокруг поместья, а значит, вы – лима-хранительница. Но еще вы – вылитая миссис Малфой, - добавляет недоуменно. – Как такое возможно? Правда, присмотревшись, начинает понимать, что стоящая перед ней женщина не может быть Нарциссой Малфой. Её ногти не ухожены, платиновые волосы слишком длинные и густые, они беспорядочно спадают по плечам и спине с примесью нескольких растрепанных кос и вплетенных в них перьев, затерявшихся в общей массе – что кардинально отличается от аккуратных замысловатых причесок, которые носила аристократка в жизни и на колдографиях в Пророке и в модных журналах Джинни. В уголках глаз женщины притаилась россыпь морщин, выдающая истинный возраст, а мех, накинутый поверх простого теплого платья в пол, смотрится слишком грубо и точно успел повидать виды, в отличие от элегантных и всегда с иголочки нарядов Нарциссы. - Все три мои внучки унаследовали силу так или иначе, и, к тому же, выросли красавицами, - пожимает плечами женщина, отмахиваясь. – Но только младшая действительно похожа на меня. Впрочем, как и её сын, Драко. Это не может быть правдой. Гермиона несколько мгновений смотрит на неё, открыв рот в немом изумлении. Она много раз видела в доме на Гриммо групповой портрет семьи Блэк, сделанный в пятидесятых. Вальбурга с младшими братьями-близнецами, Альфардом и Сигнусом, их отец Поллукс и мать Ирма. Ирма, в девичестве Крэбб, вспоминает Гермиона. Тучная темноволосая женщина в вычурном наряде из изумрудной парчи и кислым выражением лица. Сириус говорил им с Гарри, что никогда не видел бабку: она умерла от драконьей оспы за несколько лет до его рождения. Светловолосая женщина с кипенно-белой кожей и этой невероятной улыбкой никак не может быть волшебницей средних лет с портрета, сделанного пятьдесят лет назад. Это нонсенс. Перед ней, совершенно точно, не Ирма Кребб. - О, я намного старше, чем выгляжу, дитя, - подмигивает женщина доверительно, угадав или же прочитав мысли Гермионы. Лимы живут очень долго, вспоминает та нужные строки из книги. И умирают обычно от насильственной смерти, или же исчерпав всё волшебство из своей крови без остатка, а его запас очень велик. – Я уже была гораздо старше Ирмы и её мужа, когда мне предложили стать матерью близнецов, - продолжает объяснять женщина. – Понимаешь ли, рождение Вальбурги не очень хорошо отразилось на здоровье её матери, сделав невозможным появление наследника в семье. В то время это не было редкостью, особенно в чистокровных семьях, где, как говорили, постепенно вырождалась магия. И тогда, негласно конечно, прибегали к помощи таких, как я – изгоев. За хорошую плату, конечно, и под условием полного неразглашения. - Суррогатное материнство? – удивленно переспрашивает Гермиона. – Но.. чистокровные семьи практически молятся на незапятнанность своей родословной. То, о чем вы говорите.. - О, детка, ты бы удивилась, - женщина тихонько смеется её наивности, - сколько грязных секретов хранит эта так называемая чистота. Но у нас не так много времени, дорогая. Мой правнук уже хватился тебя. Да и лес привел тебя ко мне совсем по другой причине, верно? Упоминание Малфоя заставляет все появившиеся в голове вопросы перепуганно разлететься прочь, возвращая внимание Гермионы к более насущной проблеме. Ей нужно бежать. - Вы покажете мне выход отсюда? – спрашивает она с надеждой. – Я должна выбраться, вы ведь знаете, да? Это вы наблюдали за мной все эти дни! О вас говорила мне Кена несколько раз, вы раньше жили в том доме, были её хозяйкой, – речь сбивается от волнения. - Помогите мне! Я должна как можно скорее предупредить друзей о нападении Пожирателей. Пока никто не пострадал. Женщина выслушивает её молча и не спешит отвечать. Медленно обходит алтарь, подойдя к Гермионе, и указывает на него рукой. - Ты понимаешь, что это такое, дитя? По центру алтаря установлена льдина – прямая и идеально гладкая, похожая на огромное отполированное зеркало с редкими всполохами магии, гуляющими словно подводные волны по его поверхности. Гермиона только отрицательно качает головой – авторы книг, в которых она читала о лимах, мало что могли рассказать об их практике и обрядовой атрибутике, как и в целом о характере их магических способностей. - Вопрос не о том, что ты читала об этом. Ты не в Хогвартсе, - качает она головой, останавливаясь у Гермионы за спиной. – Я спрашиваю, понимаешь ли ты, что это? Попробуй прислушаться. Почувствовать. Позволь своей магии, а не голове ответить на этот вопрос. Не бойся. Повинуясь незнакомому инстинкту, Гермиона медленно тянется вперед и зарывается ладонью в снег, так что пальцы уходят под воду, скопившуюся у основания льдины. Прикрывает на секунду глаза, ощутив размеренную пульсацию где-то подо льдом, которая вдруг подстраивается под ритм её собственного пульса. Пульсацию, больше всего похожую на биение сердца. А еще – тепло. - Ну, что скажешь? – спрашивает голос за плечом. Женщина права: дело не в формальном знании. Неудивительно, что об этом никто не написал – такому сложно подобрать определение и, тем более, подвергнуть анализу. Но оно, без сомнения живёт здесь, берёт свое начало: Гермиона отчетливо чувствует его всей своей природой – как оно произрастает из-под льда. Как расползается по пещере и дальше, как уходит в землю, рассеивается в воздухе, растворяется в талой воде, что паутинкой ручейков течет из грота в лес. - Будто здесь, - Гермиона безуспешно ищет слова, - сосредоточение всего. Силы, магии – и не только. Жизни вообще. - Очень хорошо, - одобрительно соглашается голос. В нём проскальзывают странные мурлыкающие нотки, от которых холодок пробегает по спине. Гермионе вдруг хочется отшатнутся. Она пытается вытянуть ладонь, но, очнувшись от транса, понимает, что та вмерзла в лёд. - Что.. – спрашивает приглушенно, сглатывая собравшуюся во рту вязкую слюну. – Что происходит? Пульсация под ладонью вдруг усиливается, тепло перестает в жар, обжигая, вгрызаясь в неё тысячью игл, и острая боль простреливает руку от запястья до локтя. Свободной рукой Гермиона дергает рукав куртки на себя, оголяя кожу, и испуганно вскрикивает. Вверх по ней медленно ползет белая изморозь, под которой яркими полосами-змеями проступают её вены. Но даже не это пугает Гермиону так сильно. А то, что вены светятся золотым – будто кто-то сделал ей волшебную инъекцию и пустил по ним расплавленное золото. - Не бойся, дитя, - повторяет женщина и, цепко взяв Гермиону за плечо, пригвождает к полу одной лишь исходящей от неё древней мощной магией. – Я тоже боялась, когда Поллукс нарушил обещание. Когда, через несколько лет после рождения близнецов, вместо обещанных денег и безопасности, навсегда привязал меня к этому месту, - добавляет с ненавистью, почти шепотом. - Грядет большая тьма. Все мы сыграем в надвигающей войне свою роль, так что времени на страх больше нет. Ты здесь, чтобы принять решение. Разжав пальцы и выпустив Гермиону, лима подходит к краю алтаря. Тот, отзываясь на её прикосновение, разгорается ярче, становится похож на зияющий в полу провал, полный света, с парящей льдиной над ним. - Ты собираешься вернуться в школу, думая, что кого-то спасешь этим, дитя. И действительно сможешь выбраться из леса, даже без моей помощи, - эти слова заставляют Гермиону прекратить нервные попытки освободить руку и, игнорируя боль, прислушаться. - Выйдешь на дорогу. Там, на твою удачу, именно в этот момент поедет машина. Водитель согласится подвезти тебя до Лондона. Так что, вечером ты будешь уже в Косом переулке. Через дырявый котел попадешь в Хогсмид, а оттуда прямиком в замок. Первым ты встретишь своего друга Гарри – он будет возвращаться в гостиную, и расскажешь ему все, так и не дойдя до директора, - перечисляет женщина негромко, гипнотизируя взглядом алтарь. - Утром вся школа будет знать про шкаф и про Драко. Репортеры всё быстро разнюхают и встанут на уши. Информация дойдет до пожирателей, Темный Лорд узнает, что мальчик провалил его задание. Знаешь, что будет дальше? Разумеется, Гермиона знает. Горечь подкатывает к горлу, когда она отрицательно мотает головой, отказываясь озвучивать то, что женщина хочет от неё услышать. Она подписывает Малфою приговор. Вот только, Годрик. - Не смейте вменять мне это в вину, - возражает зло. – Я не желаю Малфою смерти! И дело не только в том, что Гарри – мой лучший друг! Он – избранный. Если с ним что-то случится, то нам уже никогда не победить. Я бы выбрала его при любом из раскладов, будь это даже самый невозможный выбор, всё равно. - Речь не только о Драко, Гермиона, - качает головой женщина. – Нарциссу тоже казнят, а Люциуса бросят догнивать в тюрьме, в пример остальным Пожирателями. Чистокровные, - добавляет с презрением, - так боятся этого. Что их некогда великие родословные придут в упадок. Оборвутся столь бесславно. И именно это произойдёт с Малфоями, если ты сегодня выйдешь из леса, дитя. Тебе решать. Гермиона снова качает головой, смаргивая слёзы. Она не смеет позволить себе думать о том, что произойдет со слизеринцем и его семьей. Потому что тогда рискует сделать неправильный выбор. А она должна, просто обязана вернуться. Спасти их. Гермиона Грейнджер никогда бы не бросила своих самых близких людей в смертельной опасности, чтобы спасти жизни Пожирателей. Только не она. - Вы хотите, чтобы они жили, - говорит с горечью. – Ваша внучка и ваш правнук. Я понимаю. Но я не могу предать Гарри. - Справедливо. И предсказуемо, - признает женщина тихо, заставляя её удивленно поднять голову. – Знаешь, Гермиона, твоё возвращение в школу – самый вероятный из всех существующих вариантов будущего. Даже после нашего разговора. И поэтому этот камень всегда показывает мне именно его, из раза в раз, много лет, как испорченная пленка в кинотеатре. Не смотри на меня так, я выросла среди магглов, как и ты. - В нём, - Гермиона делает жест рукой в сторону льдины, - вы видите будущее? Она всегда весьма скептично относилась ко всему, что связано с прорицаниями. Но здесь, в пещере, буквально пронизанной магией от пола до исколотого голубыми сосульками потолка, слова женщины вообще не вызывают сомнений. Если где-то и можно его увидеть - если такое и правда возможно - думает, скользя взглядом по зеркальной поверхности, то это здесь. - В этом мой дар, как хранительницы, - кивает женщина задумчиво. - Дар, о котором я не просила. И проклятие. Видишь ли, видения всегда показывают одно и то же. И начало этому будущему ты положишь сегодня, - оборачивается, смеривая Гермиону внимательным взглядом. Золото, проступившее яркими пятнами со дна её радужек, гипнотизирует, мерцая и затягивая в морок головокружения. – Я видела его столько раз, что не сосчитать. Я, возможно, сошла бы с ума, если бы не жила в ожидании нашей встречи, дитя. Чтобы показать тебе, что именно ты выбираешь. А потом, судя по ощущениям Гермионы, её вены взрываются под кожей. Она кричит от боли, падая на лёд. Проваливается всё дальше в темноту, прижимая к груди и баюкая пульсирующую агонией руку. Пока, наконец, не теряет сознание. Чтобы очнуться уже во тьме.***
Лима была права: в этом мире Драко Малфоя давно нет в живых. И не только его, уже знает Гермиона, блуждая в лабиринте мрачных видений и первое время безуспешно пытаясь очнуться. Только вязнет в них все больше и больше будто в зловонном, утягивающим всё ниже и ниже болоте без дна. В этом мире давно нет в живых почти всех, кого она знала. Артура Уизли, Невилла и Макгонагалл казнили на её глазах сразу после поражения в битве за Хогрвартс. За ними последовали многие другие, кто выжил в бою, но она хотя бы не присутствовала на казни. Орден почти полностью уничтожен, знает Гермиона, сплевывая кровь после очередного допроса, пока мутным сознанием пытается уловить смысл разговора двух пожирателей в соседней комнате. Редкие очаги сопротивления обнаруживаются и безжалостно подавляются новым правительством, все слишком напуганы, чтобы попытаться дать отпор и организовать новое восстание. После переворота и установления власти Волдеморта на островах, континентальная Европа предсказуемо не пришла им на помощь. Никто не пришёл. Статут о секретности больше не имеет силы. Магглов истребляют, пытают и продают в рабство – теперь их жизни не дороже грязи. Не многим лучше положение грязнокровок, но те хотя бы знакомы с магией и понимают, что происходит. Тюрьмы и центры дознания переполнены. Много дней Гермиона находилась в одном из них - до тех пор, пока тюремщики не убедились, что от неё больше никакой пользы, и, как одну из наиболее ценных заключенных, не передали в поместье Лестрейндж. К тому времени Гермиона успела понять, каким важным трофеем является для пожирателей, как подруга Гарри – её, в отличие от других пленных центра, не калечили безвозвратно и не использовали для грязных утех, как других беззащитных девушек и женщин. Но было бы очень наивно предположить, что так будет продолжаться долго. Когда Сивый спускается в подземелья поместья, куда её привезли на днях, и, осклабившись, припадает к решётке, Гермиона понимает, что её ждет, еще до того, как он открывает рот. - Темный Лорд обещал тебя мне, птичка, - говорит многообещающе, смеривая её сальным взглядом. – Осталось только уладить несколько формальностей, и тогда нас ничто не разлучит. Она сидит на нарах, обхватив колени руками и стуча зубами от холода. Игнорирует присутствие и слова оборотня, но страх все равно железной хваткой сковывает грудину, лишая воздуха. - Совсем немного, крошка, - добавляет он, прежде чем уйти, - и ты будешь моя. Слёз давно нет. Надо же, думает она, слушая его удаляющиеся шаги на лестнице и крепче обнимая себя руками. Ей все еще может быть страшно. После пыток, после стольких смертей, Гермиона давно чувствует себя выжженной землей. Ни эмоций, ни боли, ни, разумеется, надежды. Тупое онемение и безразличие стали её постоянными спутниками, скорее всего, будучи попыткой психики адаптироваться к постоянному стрессу. Гермионе было все равно, убьют её, или нет. Первое в какой-то момент стало даже предпочтительнее. Но намек оборотня, весьма прозрачный и, скорее всего, действительно описывающий её ближайшее будущее, пугал гораздо сильнее смерти. Пугает достаточно, чтобы вывести из болезненного ступора. Чтобы заставить снова все почувствовать и – наконец, вспомнить. Вспомнить, что это не по-настоящему. Еще нет. Всего этого еще не произошло, вдруг вспоминает она. Это странное ощущение - будто во сне вдруг понимаешь, что спишь. Будто смотришь кошмар и осознанно решаешь проснуться. - Пожалуйста, - шепчет Гермиона охрипшим голосом. Он звучит чужим – она не говорила неделями, за исключением криков на допросах. – Пожалуйста, я увидела всё. Не заставляй меня смотреть дальше. Чувствует прикосновение прохладной ладони на лбу. И просыпается.***
Когда она садится, придя в себя на полу пещеры, та кажется пустой скорлупой без следа былой магии внутри. Алтарь слабо мерцает в полумраке, видимо, отдавший всю силу, чтобы утянуть Гермиону в будущее и вернуть назад. Женщина, сидящая рядом на коленях, выглядит постаревшей на десятки лет. Смотрит с сочувствием и теплом, но это не слишком помогает почувствовать себя лучше. - Я не понимаю. Разве может мое возвращение в школу сейчас прямо повлиять на исход битвы за Хогвартс? – спрашивает Гермиона сипло, безуспешно пытаясь отдышаться и прогнать гул в голове. – Как вы можете обещать, что всего этого не произойдет, если я останусь? - А я и не могу, - качает головой лима, заставляя её шокированно отшатнуться. – Камень показывает лишь один вариант развития событий – наиболее вероятный сейчас. И мы не можем знать, что именно изменится, если ты примешь другое решение, дитя. Подумать только. - Вы только что заставили меня пройти через ад, - зло восклицает Гермиона, поспешно поднимаясь на неслушающиеся ноги. – Просто чтобы что? Заставить сделать, как вы хотите? Без каких-либо гарантий, что это действительно что-то изменит? Да вы с ума сошли! Гермиона понятия не имеет, что сейчас произошло, но знает только, что подумает об этом потом. Ей нужно убраться подальше от этого странного места и от этой женщины как можно скорее. Сделав несколько несмелых шагов спиной, она разворачивается и поспешно устремляется к выходу из грота. - Ответь мне еще всего на один вопрос, девочка, - просит женщина, не делая больше ничего, чтобы остановить её. – Что ты готова сделать ради шанса, хоть малейшего, предотвратить то будущее, которое ты видела? Которое уже идет за нами. Это заставляет Гермиону замереть, наконец, осознав весь ужас своего положения. Потому что губы сами выдыхают ответ: - Всё, что угодно.***
Спустя час быстрой ходьбы тропа прерывается у поваленного дерева, но заклинание поиска настойчиво показывает идти дальше в лес. Впереди чаща, знает Драко, глядя на уходящие вперед завалы деревьев и хмуро задаваясь вопросом, какого лешего Грейнджер поперлась именно в этом направлении. С палочкой пробираться сквозь них оказывается хоть и муторно, но в целом не очень проблематично. О чем она думала, сунувшись сюда без неё, для Драко загадка – потому что затея попахивает самоубийством. Им не видно конца и края, понимает он, пройдя приличное расстояние, когда свет от заклинания вдруг усиливается, став ярче. Это означает только одно. Он, наконец, приближается к Грейнджер. Беспокойство немного стихает. Зато внутри снова оживает злость на её упертость и безрассудство, а вместе с ней острое желание свернуть девчонке шею за её выкрутасы. Предварительно убедившись, что она в порядке. Когда бурелом кончается, Драко выходит в сосновый бор, где лес хорошо проглядывается далеко вперед из-за отсутствия мелкой растительности. И сразу видит её. Метрах в ста от себя. Грейнджер сидит на земле, сложив ноги по-турецки и смотрит прямо на него. Так, будто ждёт его уже какое-то время. Он рефлекторно поднимает руку, чтобы наложить на неё обездвиживающее, но тут понимает, что девчонка не делает ничего, чтобы сбежать или спрятаться. Интересно. Драко убирает палочку в карман и останавливается, облокотившись на дерево. Смотрит, что она сделает дальше. Грейнджер встает на ноги и, отряхнув куртку, молча идет навстречу. Двигается несколько животной походкой, приближается с видимой опаской. Подходит почти вплотную, и смотрит как-то непонятно своими темными глазами с непривычной золотинкой на радужках. С пронизывающей тоской, а еще с настороженным, но при этом усталым ожиданием. Будто ждет, что он её ударит. От того, как Грейнджер смотрит, все полные злости и яда слова умирают смертью храбрых на языке. Драко молча тянется в карман мантии и, достав гриффиндорский шарф, накидывает его ей на плечи.