Права и обязанности

Гайл как раз закончил настраивать гитару, когда дверь в прихожей хлопнула. Поскольку до того Гайл был уверен, что у него все дома, он почти не удивился возникновению Родиона на пороге комнаты. Родион впечатлял: распахнутый кожаный тренч, распущенный шейный платок, белая рубашка и неизменные красные кеды. Обзавидуешься. — Ты б разулся, — беззлобно сказал Гайл и отложил гитару. — Только вчера убирались, а… Гайл прервался на полуслове — понял, что упустил что-то важное. Не понял даже, почуял и замер, вслушиваясь и всматриваясь. Весь вид Родиона вопил о драке, и, хотя ни разу они не дошли в своих отношениях до полноценного рукоприкладства, гитара все же могла и пострадать. — Ты! — Родион направил на Гайла обличающий перст. — Я, — покаянно согласился Гайл, вставая. Он бы хотел выйти с Родионом в подъезд, и там послушать претензии в свой адрес, но, Родион, конечно, не собирался ждать. — С тобой значит можно изменять Мите, а с милой девушкой нельзя?! — возопил он. Достаточно громко, чтобы его услышал каждый. В особенности Ким, который гладил рубашки тут же в комнате. — Родион! Твою мать! — не сдержался Гайл и с тревожной тоской посмотрел на Кима. Ощущая сразу всю степень своего падения и ответственности. Обои вокруг Кима начали стремительно скукоживаться и опадать грустной, почти зимней листвой, почти пеплом. «Олег проиграл свое сражение, как и Димка Донской, » — печально подумал Гайл. События давно минувших дней встали в хоровод, безрадостный и тоскливый, окружили Кима и встали в горле Гайла не то, что комом — огромным снежным шаром. Ким продолжил настойчиво разглаживать складку на рукаве, лицо его скрылось за челкой. Даже Родион проникся моментом и молча ждал. Наконец, Ким вскинул голову, резким движением отставил утюг, яростно встряхнул рубашку — как на грех, именно рубашку Гайла — и посмотрел Гайлу в лицо. — Я все могу объяснить… — безнадежно начал Гайл. «Пожалуйста не надо…» — мысленно добавил он и сдавил пальцами переносицу, сам не зная зачем. Что-то неприятное и клокочущее начало подниматься к горлу. Гайл знал, что не виноват, что это было до Кима, но знал и то, что легко отделаться не выйдет. Вмазать Родиону хотелось несказанно: это было бы просто и действенно, но скорее всего — не понравилось Киму. Так что Гайл сцепил руки на локтях, связывая себя самого, бессильно рыча в глубине души. — А я и так все понял, — заверил Ким ледяным тоном, который заменял ему спокойный и равнодушный, после чего решительно вышел из комнаты. — Чтоб тебе, — зло выплюнул Гайл в адрес Родиона и устремился за Кимом. Ким, как и обычно, ушел недалеко. Для раздумий и создания своих жутковатых логических выкладок он неизменно использовал ванную. Гайл со вздохом опустился на пол напротив закрытой двери, позвал: — Ким… — голос слушался его плохо. Гайл давно понял, что ничего не боится, кроме как… того, что когда-нибудь Ким не простит его за очередную глупость и уйдет. — Ким, это было давно. Мы тогда не встречались… И Родион мне про Митю не рассказывал. — Ким, честное слово, это не то, что говоришь парню, который клеит тебя в баре, — раздалось над головой. Родион, конечно, тоже приперся в коридор, оперся на стену, скрестил руки на груди. — Именно то, — парировал Гайл недовольным тоном. — Ты просто не пробовал. — Твои предложения были слишком заманчивыми, чтобы играть в порядочность, — добавил Родион невозмутимо, серьезно и вызывающе одновременно. В ответ на эту реплику из ванной послышался звук льющейся воды. И Гайл снова разозлился: — Черт, Родион, а никак нельзя было решить это вдвоем?! — Гайл не улыбался, он скалился, как загнанный зверь. — Ну ты же обломал мне секс, так что я в своем праве, око за… И тут, наконец, случилось то, на что Гайл надеялся с того момента, как Родион ворвался в квартиру: Соня вышла из кухни. По части эффектных появлений она одна и могла соперничать с Родионом. Соня встала в дверях, опираясь плечом о косяк, зеркаля позу Родиона. Она отпила из чашки, которую держала в руках, и лениво улыбнулась. Гайл кашлянул, пряча смешок, а Родион невежливо осведомился: — Какого черта она тут делает? Гайл еще разок глянул на Соню: ее манеры в сочетании с длинным домашним платьем, полураспущенной косой и носко-тапками с мордами неизвестного зверя не оставляли сомнений в том, что Соня тут живет. По-хорошему, стоило объяснить Родиону как так вышло, ведь еще пару недель назад ничего не предвещало переезда Сони к ним с Кимом. Но разве мог Гайл теперь отказать себе в удовольствии поиздеваться над Родионом? Он даже право имел. Поэтому Гайл сказал просто: — Кофе пьет. Да, Сонечка? Сонечка благосклонно кивнула. Гайл, ощутив, что она на его стороне, быстро воспрял духом. Соня была доводом. Для всех. — Вот, — Гайл повернулся к Родиону, издевательски улыбаясь, но продолжать не стал: Родион сверкал глазами, ходил кадыком, непрестанно двигал пальцами, и вообще… Не такого они с Кимом ждали, когда попросили Соню помочь вернуть Родиона в лоно семьи. План родился у Кима после очередного рассказа Сони об удивительных успехах фрустрирующей психологии среди подростков. Гайл, точно знающий, что разница между трудным подростком и Родионом только в росте и цене шмоток, а планы Кима обычно работают, согласился. Но приходилось признать: что-то пошло не так. Они просчитались. Гайл имел счастье наблюдать за Родионом больше пяти лет, и такого еще не видел. Родион качнулся с носка на пятку, потом шагнул к Соне, Соня — тоже поразительный факт — закусила губу. Они так не заговорили, но воздух вокруг вдруг наполнился напряжением и страстью. Родион остановился в шаге от Сони, словно там был какой-то барьер, а взгляд у Сони стал тяжелым, несмотря на расслабленность и небрежность позы. Гайл еще ни разу не видел, чтобы хоть одного из них… по-настоящему зацепило. Оба они уверенно шли по жизни, побеждали и покоряли… Что те сирены, не любящие никого и всех губящие, и не поддаться искушению мог лишь искренне любящий и счастливый в этой любви. Но, с другой стороны, разве не логично? Если они из одной сказки: никто не мог устоять перед обаянием Родиона или Сони, но вот и каждый из них не смог… Первой опомнилась Соня: моргнула, перевела взгляд на Гайла, кашлянула и спросила: — Так что это за выдающаяся история о тебе и Родионе? — возвращая Гайла к неприветливой реальности. Гайл громко втянул в себя воздух: ему было так нужно, необходимо, чтобы Ким открыл, вышел к нему, заговорил. Гайл легко, с одного раза мог бы выбить дверь в ванну плечом, но… это ничего не гарантировало. Никто не умел обижаться так, как Ким. Гайл склонил голову к двери, ткнулся лбом в недружелюбную деревяшку, так ловко отделившую его от Кима. «Почему бы и не так? — подумал Гайл. — Объясняться все равно придется, а так у Кима не будет шанса не услышать…» Гайл вдруг понял, как Соня помогла ему. Он быстро посмотрел на нее, Соня чуть салютовала ему своей чашкой, подтверждая: она спросила не случайно. Гайл придвинулся к двери ближе и почти оперся на нее. Он решил просто рассказать, как все было, только для Кима, скрытого за семью замками. Слова слушались плохо, не складывались достаточно в предложения… Гайл прикрыл глаза и постарался не думать, а вспоминать.

***

Гайл задумчиво смотрел вслед расходящимся ученикам. Впереди ждала неделя февральских каникул, и, хотя это должно было радовать учителей почти так же, как учеников, Гайл чувствовал себя херово. Он бы даже закурил, не взирая, что стоит на школьном крыльце, но положение обязывало к другому. И он стоял и смотрел. И совсем немного ждал. Один из старшеклассников вдруг обернулся назад, сверкнул улыбкой, зачем-то стянул красную в синюю полоску шапку и помахал ею Гайлу, а потом крикнул: — Увидимся! Гайл тоже улыбнулся и поднял руку в ответном жесте. Дождался. А положение все еще обязывало. Гайл и сам не понял, как так вышло, что его первый ученик, вдруг начал сниться ему во сне. Началось больше года назад. Почти сразу как Гайл устроился на работу учителем истории и получил «классное руководство в нагрузку». Его «дети» были всего на пять лет младше, и все шло хорошо. Гайлу нравились они, он — им. Девчонки строили глазки, Гайл загадочно улыбался и никого не выделял… Кроме Кима, но это никого не удивляло. В учительской только и разговоров было, что об Авдокиме Раскольникове. Любимец школы. Надежда и гордость. Умен, трудолюбив, проницателен. Насмешлив и остер на язык. Вежлив и дружелюбен. Ким был своим и у учителей, и у девчонок, и у пацанов. Не лидер, но яркая звезда. Тонкий, звонкий, темноволосый, синеглазый. Очкарик, но очки делали его глаза только больше и глубже. У Кима было всего два недостатка: принципиальность и отсутствие любви к истории. С последним было проще: хотя история мало интересовала Кима, анализировал и понимал он ее блестяще, а Гайла считал не плохим педагогом. С принципами было сложнее: за свои идеи Ким был готов грызть и подставляться. Он боролся за правду: то нес ее, то тащил за собой из последних сил. Ким словно ничего не знал о социальности и бился об углы, которые другие даже не замечали, зато там, где все пасовали — шестнадцатилетний Ким ходил сквозь стены, он вообще не замечал препятствий. Гайл же, как классный руководитель, сопровождал эскапады Кима. Редко находя, что возразить на очередь аргументов своего ученика. К Новому Году Гайл проклял пять лет их разницы в возрасте: глупость, могли бы быть друзьями. Но, вот незадача были учителем и учеником! Ким восхищал, Гайл и не знал, что такие бывают. А после… Натыкаясь на Кима взглядом в классе, Гайл чуть не терял слова и не забывал историю, которую нежно любил. Он стал оставлять Кима после уроков, чтобы что-нибудь обсудить, выдумывал ему индивидуальные задания. Гайлу нравилось говорить с Кимом, делиться с ними мыслями и слушать, как тот рассуждает. Ким схватывал на лету, размышлял по-юношески смело и уверенно, но, чаще всего, на удивление точно. И все бы ничего, но Гайл очень быстро понял, что ему хочется сидеть с Кимом рядом, соприкасаясь плечами. Гайл поразился, но виду не показал даже себе. Перед летом Ким остался помочь мыть окна в классе. Они стояли на подоконнике, очень близко друг к другу, болтали о чем-то. Кажется, о тех самых планах на лето… Было жарко, Ким весь взмок, и футболка облепила его тело. Ничего особенного, но Гайл почувствовал, что у него встает. По счастью, начались каникулы, и Гайл позволил себе надеяться, что ему померещилось. Конечно, он был просто восхищен Кимом, как человеком, конечно, просто хотел бы стать ему другом и надеялся на это, но… Вставал всякий раз, стоило Гайлу вспомнить острые плечи и выпирающие позвонки… Гайл пытался забыться в легких отношениях с девчонками. Это было просто: он слыл ловеласом, девчонки велись на него и падали к его ногам, что тот виноград. Что однокурсницы, что женщины постарше, что ученицы. В отношении учениц Гайл бы строг и морален. Просто быть моральным, когда все, что нравится, легко оказывается твоим. Гайл был молод, хорош собой, за плечами носил красный диплом и гитару, пел бархатистым ярким баритоном, в душе был рыцарь, да еще знал тысячу сказок, историй и баек: о князьях, королях, принцессах и придворных дамах, — а какие не знал, придумывал на ходу. В словесных перепалках слыл одним из лучших, а при необходимости мог и по морде дать, даже не задумавшись. Гайл знал, что парень хоть куда и пользовался этим. Никого не обижая, никому не клянясь в любви. Так и прошло лето, и наступил выпускной год Кима. Гайл не мог отказать себе и приближал, и приближал Кима к себе, старался видеться с ним все чаще. Ким даже заходил к нему домой, но, черт возьми, Гайл понимал, что не может сделать ни шага больше! Потерять Кима было страшнее — Гайл сжимал зубы и молчал. Он уже не сомневался, что влюблен в Кима по уши. Это не пугало и не заставляло относиться к себе хуже. Ничего ужасного Гайл не хотел. Он просто хотел Кима во всех смыслах этого слова, всего, целиком. И боялся, что может оттолкнуть его этим. Потому-то Гайл стоял на школьном крыльце и смотрел в спину Киму. Впереди маячила неделя каникул. Неделя, когда Гайл Кима совсем не увидит. И это уверенно будило только одно желание: напиться в хлам. А коли учеба закончилась на ближайшую неделю, ничто этому помешать не могло, и Гайл двинулся в сторону любимого бара. Добравшись, Гайл плюхнулся за стойку, поближе к бармену, взял сразу бутылку виски, договорился с барменом, что сегодня тот просто должен подливать, а потом выставить счет. Бармен — знакомый и от того в Гайле уверенный, только кивнул. К середине второго стакана Гайла начало отпускать, и он стал лениво разглядывать зал и людей вокруг, и вдруг заметил… Кима? Гайл моргнул, облегченно выдохнул: это просто виски. Пацан действительно походил на Кима, но в тоже время был совершенно другим. Он сидел за столиком в углу, сложив ноги четверкой, расслабленно и вальяжно, словно был королем мира. Улыбка у пацана была кривая и больше походила на злую усмешку, на кончике носа красовались огромные темные очки, а пил он текилу. Но если отбросить напускное: у него были волосы темные, как у Кима, кожа такая бледная, что в полумраке бара казалась белой, и тот же размах плеч, те же острые ключицы и, наверное, выпирающие позвонки… Гайл сглотнул — даже мысли о Киме работали однозначно и быстро. Гайл допил свой виски, так и разглядывая пацана, в каждом движении, в каждом жесте которого сквозил секс. Его белая, строгая, с жестким воротничком рубашка была расстегнута до пупа, а очки вызывающе ловили блики, долетающие от танцпола. Гайлу похоже редкостно повезло: этот был опытен, самоуверен и одновременно так похож… Гайл решился. Что он терял? Если продолжит везти и дальше: после Гайла отпустит, а если нет… Останется только признаться Киму, но тогда нужно знать как, понимать и уметь, быть уверенным в том, что не навредит. Гайл подхватил свою бутылку и стакан, кивнул бармену на столик. Бармен понимающе хмыкнул, но промолчал. Воздух вокруг пацана оказался густым и приторно-сладким — Гайл узнал запах травки. А еще секса. Парень собирал все взгляды вокруг, словно его хотели все, но Гайл не почувствовал соперничества. Он точно знал, чего хочет, и знал, что может это получить. Гайл, не спрашивая разрешения, сел рядом, поставив свою бутыль на стол. Вблизи парень оказался похож на Кима еще сильнее. Гайл мысленно стер с его лица улыбочку, снял очки и почти увидел Кима. Его огромные темно-синие глаза, словно грозовое небо. — Я присоединюсь — объявил Гайл и улыбнулся. Парень взглянул на него, под очками глаз было не увидеть, но парень просто кивнул. — Как тебя зовут? — спросил Гайл, не дожидаясь ответа легко коснулся его пальцев, забирая себе косяк. — Родион, — ответил парень, подозрительно легко уступая косяк. — А меня Гайл, — Гайл затянулся. Свое имя он не любил никогда, и предпочитал производную от фамилии, как кличку везде, где это могло прокатить.

***

Родиону, как всегда, было скучно. До оскомины. И одиноко: не настолько, чтобы искать идиотской компании, но достаточно, чтобы оценить того, кто подсаживается сам. Незнакомец выглядел одновременно крутым и разбитым. И, в отличие от многих, знал, зачем пришел. Родион увидел это в его глазах сразу: желание горячее и спертое, стиснутое в лабиринте тела, томящееся там давно. И понятно, что не к Родиону, он сейчас стал просто отражением, но, видимо, качественным. Имя — Гайл — показалось очень знакомым, словно Родион когда-то слышал его уже, но пропустил. — Налей мне, — приказал Родион, пододвигая к Гайлу свой опустевший стакан. — Конечно, — легко согласился Гайл, налил и себе и Родиону. В этом жесте не было ни заигрывания, ни благоговения — ничего, что показалось бы Родиону обычным. И ему стало интересно, что и как будет дальше. Гайл был красив: подтянутое тело, широкие плечи, хищный прищур, улыбка с виду открытая, белозубая, но… Чем-то он напоминал Хита Леджера: даже цветом волос и глаз. Родион вытянул ноги под столом, внезапно наткнувшись на препятствие в виде ног Гайла, Родион лишь уложил свои поверх. За очками, Родион поправил их, придвинув ближе к глазам, Гайл выглядел размыто и темно. Видимо дым, став паром, осел на стекла. Но это лишь добавляло Гайлу загадочности и драматизма. На секунду Родион вспомнил о Мите. Митя ждал дома, но… Митя был его лучшим другом, его семьей... А Гайл — это просто случайная встреча, способная сделать жизнь ярче. Родион обожал аттракционы, и Гайл был похож на очередной. Не многие люди способны стать американскими горками, правда… И разве можно упускать возможность? А Митя поймет. Он всегда понимал. — Ты скучаешь, — Гайл не спросил, лишь констатировал факт, и Родион усмехнулся его проницательности. Это тоже было необычно. — Уже нет, — ответил Родион. Гайл улыбнулся, качнул бокалом, изучая его содержимое, передал косяк Родиону. Родион затянулся поглубже, чтобы сильнее вштырило, передернул плечами, так что рубашка с одного почти упала. Гайл распахнул глаза, ловя движение, но поправлять рубашку не стал, только облизнул губы и спросил: — Что тебе нравится? Вопрос показался Родиону вдруг необычайно точным, простым и красивым. — Ветер, свежие вишни, Дали, не разводить драму, не быть на мели, рок, белые цветы, красные кеды, быть почти полностью раздетым… Слова сами собирались в подобие стихов, но Родион не замечал, его вдруг понесло: — Нравится, когда на меня смотрят и слушают, делают, так как я хочу. Нравится, когда снаружи стужа, но мне самому, стремно, хотя молчу. Нравится, когда не поклоняются… Вечер перестает быть томным, галстук распускается… И секс, — закончил Родион. — А тебе? Гайл смотрел на него все с тем же прищуром, он явно внимательно слушал и планировал это потом использовать. Гайл словно выслеживал его, а на Родиона обычно никто не охотился. Это он сам был мастер ловли на живца. Так что в этот раз Родион интересовался искренне, ему ведь тоже была нужна информация. — Ты, — просто ответил Гайл. Родион допил, сознание немного уплывало, а Гайл добавил: — И я готов сделать все так, как ты скажешь. Таких заманчивых предложений Родион еще не получал: ему не обещали отдаться, и не обещали подчиниться, ему обещали что-то новое. — Договорились, — согласился Родион. Он отлично помнил, что дома Митя. У них с Митей другое, но… все же. — Поехали к тебе, — скомандовал Родион.