***
Из комнаты Елисея доносилась музыка: надрывная и по-своему красивая. Митя слушал и курил на кухне. Он обещал себе бросить, и даже уже, но последнее время… Сигарета была электронная и приятно сладкая. Хотя Митя говорил, что не надо, Родион регулярно покупал их и приносил, а сам курил только своего Капитана. Но в этом был весь Родион: он знал лучше и иногда настаивал, а Митя не умел ему возражать. Услышав, как открывается входная дверь, Митя вышел в коридор. От вида Родиона внутри все сжалось, но стоило подойти ближе, как тревога смешалась с горечью. Это было так мучительно и так «снова и снова». Одновременно хотелось спросить: «Где ты, черт возьми, был?» и «Ты в порядке?» Митя кашлянул и присел напротив Родиона на корточки. Прикрыл на мгновение глаза: Родион выглядел слишком вызывающе… И это ранило, как-то вдвойне: и желанием, и обидой. — Что случилось? — Митя осторожно коснулся лба Родиона. Родион поднял на Митю поразительно сухие, тусклые сейчас глаза с расширившимся в полумраке зрачком, потерся о Митину руку. Он казался горячим, а может у Мити просто замерзли руки. — Я не умираю, честно, — пообещал Родион Мите. Митя кивнул. — И не упадешь, — добавил он вдруг, вспомнив о Елисее, которому было плохо на кухне. Родион вяло усмехнулся: — Ниже уже некуда. Ты же знаешь. Митя опять кивнул и убрал руку, сел на пол, давая опору и себе и Родиону. Наверное, им надо было поговорить. С другой стороны, они же уже все это обсудили. С третьей… Третьей стороной, наверное, был Елисей, и музыка из его комнаты ясно заявляла, что Митя с Родионом мудаки, впрочем, как и весь остальной мир.***
Мысли путались и вызывали чувства, очень много непривычных, сложных, больных чувств, а Родион стремился переключиться. Странное было время и место разбираться в себе. Он решил, что давненько уже не сосредотачивался на Мите, кажется пора. Было еще вчера, а то и раньше. — А что случилось у тебя, как вечер прошел? Митя ждал его, Митя ждал его один, не спал и, не смотря на все разговоры и Сонин бред, кажется, вовсе не сердился. Как, впрочем, и всегда. — Ты… каждый раз не спишь, даже если я не возвращаюсь вовсе? — вопрос этот пришел сам и легко излился Мите на встречу. Его давно следовало задать, но Родион просто не думал. Ему казалось правильным, что, когда он возвращается — Митя ждет. Таким естественным. Но… было в этом что-то странное, не мог же Митя всегда чуять, когда Родион правда вернется, а когда нет. Чем тогда заканчивалось его ожидание? Родион вспомнил и о ширинке, и о рубашке… Может, даже не случайно, а от взгляда Мити. Тоскливого и восхищенного одновременно. Вслед за тем пришла мысль, что секс мог бы отвлечь их обоих. Секс с Митей всегда был отличным, но… Но?! Но Родиону не хотелось на самом деле. Ему даже показалось, что это будет совершенно неправильно, подло просто. Он мысленно выругался… Все мысли о сексе, медленно, но верно превращались в мысли о Соне. Родион хотел, чтобы Митя любил его. С ужасом только Родион мог подумать, что Митя разлюбит. И он любил Митю… определенно. Митя был его семьей. Но вот хотел Родион Соню. Не желательно, Соню, а одну единственную Соню. Причем сгодилось бы даже — целовать. Или… просто смотреть, как она спит. — Блядь, — выдал Родион, не сдержавшись. Чертова Ведьма, Хозяйка горы… Как это удалось ей? Завладеть его мыслями, за пару встреч проникнуть так глубоко… Заколдовать? Но Родион все еще оставался хозяином себе самому, и он вернулся к грустному и родному Митиному лицу, попытался вымучить улыбку. Встать Родион пока не мог, зато закурил. Лишь бы Елисей не вздумал сейчас явить себя миру, Родион был как никогда далек от роли хорошего воспитателя, и Митю это расстроило бы. Впрочем, Родион расстраивал его постоянно, но Митя все еще был здесь… Митя потянул носом, вбирая остатки вишневого дыма. — У тебя есть час волка, если ты не приходишь в три, значит увидимся на работе, — ответил он прежде, чем успел испугаться собственных слов. С тех пор, как он согласился на свободные отношения, они с Родионом никогда не обсуждали его отлучки. К чему Мите были детали: где, как, с кем? Он знал, почему и зачем. Родион затянулся, выпустил дым, запрокинув голову и открыв шею. Митя не удержался и провел пальцами вдоль напрягшейся мышцы к правой ключице. Родион ответил расслабленной улыбкой, а потом наклонился за поцелуем. Прикосновение было осторожным, но горячим. Естественным, таким же простым как и то, что должно было случится дальше. Родиону хотелось этого продолжения? Задуматься он не успел, просто повернулся, почти касаясь Мити губами, но не завершая жест. Как тогда, когда он не решался встречать Сонины губы, когда так хотелось. Но дальше дороги не было. И… сейчас ее словно тоже не было. Родион чувствовал странную вину, и только Митя мог решить, что правильно сделать дальше? Родион хотел дать ему эту возможность, потому что за поцелуем последовало бы и все остальное. Родион хотел бы забыть Соню навсегда, раствориться в Митиной любви, потеряться в его поцелуе. Так еще не бывало, но… пусть случилось бы сейчас. Родион приблизился еще немного, теперь уверенный, что это точно лучше разговоров и идиотских прояснений. Он коснулся языком губ Мити и подумал, что еще мгновение, секунда и он резко возьмет Митю за подбородок, проникая в его рот. И мгновение длилось… тягучее и бесконечное. Почему? Митя ведь любил… и хотел? А Родион вдруг застыл, и самым сильным чувством оказался гнев, клокочущий в груди, и тяжелая окаменелость плеч… Посреди безграничной своей свободы Родион ударился лбом о тупик, и глаза застила кровь. Митя поймал Родиона за плечо и потянул к себе, надеясь успокоиться в этом поцелуе. Как и всегда. Пока Родион возвращался, пока еще хотел Митю — ничего не было потеряно? Любить Родиона всегда было болезненно, сначала потому, что Митя не рассчитывал на взаимность, потом, потому что Родион уходил и ускользал. Но Митя любил. Поцелуй стал глубже, ярче, Митя забрался рукой под рубашку Родиона. Родиона таращило и вело, головокружило даже. Это было сильно, он едва успевал дышать. Гнев легко сменился возбуждением, Родион уже раздевал Митю, не разрывая поцелуя. Все стало просто: мир легко и привычно сузился только до желания, горячего и темного сейчас, красного. Этот цвет был повсюду и отбрасывал тени на Митину бледную кожу, приливал к его тонким, подсвечивающимся с каждой секундой губам. Родион оказался сверху, склоняясь ниже, чувствуя руки Мити на пояснице, они спускались ниже, вползая под джинсы. Пуговица вдруг оторвалась и поскакала по полу. Она отбила нестройный ритм и, поддаваясь ему, Родион качнулся вперед, прикусил Митин сосок. Все было правильно, как всегда и даже лучше. Родион давно уже не чувствовал желание к Мите так ярко, так… когда самая соль приходит не в процессе перед оргазмом, а когда каждое прикосновение разжигает желание сильнее, словно жалит, словно током отдает, словно задыхаешься под водой и без воздуха — весь мир меркнет, подергивается дымкой и плывет. И остается только двигаться вперед в горячее и узкое, в полное блаженство. Пуговица подарила Мите удивительную свободу действий, и он уже нежно ласкал член Родиона. Родион подался вперед — пусть будет хорошо сейчас, а потом… а потом еще раз. Он расслабился, забывая, как двигаться, отдавая Мите инициативу, он закрыл глаза. И увидел Соню. Так отчетливо и ясно, так болезненно, словно она здесь и сейчас дала ему пощечину. Не переставая ласкать, Родион застыл и сглотнул. И гнев, и желание мгновенно нашли свою… властительницу. Родион не должен был думать — просто нельзя — но чувства подчинялись ей и вели его. И фантазия согласилась бы на любую подмену. Но… Митя не был просто заменой! Родион никогда не представлял на его месте никого другого. И все было правильно, и все было не так. Желание не проходило. Сонины яркие губы и ее образ в платье, алом, как те блики повсюду, стоял теперь перед Родионом как живой. А времени не было, и Родион поймал руку Мити и резко сжал его запястье. — Прости, — выдохнул Родион. «Я не могу так поступать с ТОБОЙ, » — закончил Родион про себя и сжал зубы. Усилием распахнул глаза шире, сосредотачиваясь на одном только Мите над собой. «Я ненавижу ее, » — подумал Родион и свободная рука сжалась в кулак, а Митя не издал ни звука, хотя уже не мог пошевелить рукой, даже просто почувствовать пальцы. Митя застыл, глядя Родиону в глаза. С удивлением почти узнавая Родиона под собой. Митя сглотнул, дернул рукой, чтобы Родион отпустил запястье. И стоило этому случится, как Митя не удержался и впечатал кулак в пол, в паре сантиметров от лица Родиона. Тот не вздрогнул, не отшатнулся, приподнялся навстречу, но Митя успел откатиться. Надо было бы спросить: «Какого хера?», но Митя промолчал. Он смотрел в потолок и тяжело дышал. Митины глаза переполнились чем-то… такие родные и внезапно больные, через секунду злые. Родион сам не понял, как отпустил его, но повернулся к Мите всем телом, пожалел, что без вариантов — джинсы не застегнуть. Глядя на Митю хотелось кричать… и курить. Исправить все и как-то объяснить. Только сначала нужно было понять, а Родион не понимал. Зато чувствовал невероятную свободу распирающую грудь, четкость и внятность происходящего. — Давай лучше меня. Бей. Я заслужил. Наконец-то, ты злишься. Это правильно. Родион сглотнул. Он не думал, но все слова прозвучали поразительно точно. — Врежь мне — станет легче, — Родион был бледен, разобран и поразительно серьезен. — Митя, ты… ты достоин гораздо большего. Я не могу так предать тебя. «Я хочу другого человека, » — понял Родион, а вслух сказал отчаянно и зло: — Я хочу остановиться! Хочу перестать! Ты… даже не представляешь, как я ее ненавижу. Я забуду, это пройдет, но… не так и не сейчас. «Только дай мне это время, — попросил Родион про себя. — Только не уходи. Если ты уйдешь, я…» Родион представил, как стоит на их широком подоконнике, как навстречу бьет ветер, а на лицо падают капли. Высота всегда привлекала его. Высота, скорость, слишком темно или слишком ярко, оглушительно громко или катастрофически тихо, остро, накалено до бела, полный контроль или захватывающее безумие и допинг… Допинг позволял всему этому наступать одновременно. А Соня действовала круче любого допинга. «Хватит! — велел себе Родион. — Выкинуть из головы. Раз ей не нужно, то мне не нужно тоже.» Он закусил губу, придвинулся ближе и не опустил голову, чтобы не мешать Мите все же вмазать. Возможная боль казалась спасительной. Звуки из комнаты Лиса прекратились. Родион потянул рубашку, стараясь стать хоть немного более одетым. Хотелось, чтобы Митя уже ударил. А потом уткнуться в его плечо. — Ты мне нужен, — сказал Родион тихо. И замолчал, словно не зная, как закончить фразу. Он чувствовал себя растерянным и выпотрошенным. Он не знал, где выход. И как продвинуться к верному решению — наплевать на Соню. Он принял решение, но впервые не знал, как его выполнить. — Ты охренел! — Митя не мог понять, чего хотел больше, оттолкнуть Родиона, схватить того за грудки и встряхнуть или, и правда, вмазать. Отдельно доставляло и то, что он все ещё хотел и просто секса. — Родион, черт! Вроде бы правило: не тащить это все в дом! Оставлять за дверью! Я не хочу слушать про эту твою… Митя даже зажмурился. За пять лет существования «индульгенции на потрахушки» Родион ни разу не упоминал то, что происходило не в их с Митей постели. Как бы часто или долго он ни отсутствовал. И никогда ещё Родион не ненавидел. Он не любил их и не ненавидел, они не имели значения. А теперь… — Что она сделала? — спросил вдруг Митя. Митя, конечно, был прав, прав, как всегда. И нужно было молчать и забыть. Только не выходило. Соня значила для Родиона… Черт, что-то она значила! А ближе Мити у Родиона никого не было. Родион не делился ни с кем в мире, и был уверен, что в подобной хрени не нуждается, но… Поди ж ты: сейчас что-то рвалось на волю, и так катастрофически необходимо было выплеснуть хоть немножко, снизить балл шторма внутри. Родион придвинулся еще ближе к Мите, так что они соприкоснулись коленями. Родион запустил руки в волосы, передумал, потянулся за сигаретами, но они кончились — предатели. — Блядь, — изрек Родион, имея ввиду сигареты, не понимая, что звучит двусмысленно. — Пиздец, как хочется курить… Он смял пачку, но на пол не бросил, засунул обратно в карман. Жизнь с Митей облагораживала. Родион прикусил губу, посмотрел на Митю. — Она послала меня… — выдохнул Родион. — Домой, к тебе. Она сказала, чтобы я больше к ней не приближался. Родион через секунду понял, как это должно звучать для Мити и попытался улыбнуться, угол рта с противоположной от прикуса стороны изогнулся вверх. Хотелось курить и напиться, хотелось говорить… и чтобы Митя не уходил. — Я слишком многого хочу, — горько констатировал Родион. Он опустил голову, уперся ладонями в пол, так что волосы скрыли и глаза, и стремную недоулыбку. — Она тебе отказала? Митя редко удивлялся жизни после двадцати: жизнь с Родионом давно приучила его к тому, что «роковое стечение обстоятельств» — это норма жизни. Но теперь он остался поражен. Соня смогла сказать «нет» Родиону? Которому и судьи с прокурором отказывали нечасто? И ее согласие значило так много? — Родион, ты… — Митя сглотнул, понимая вдруг так много и так хорошо. Понимая то, что Родион понять, наверное, просто не мог, он же никогда… — Ты влюбился в нее? Вопрос прошуршал по горлу, обдирая, раня. Митя привык не бояться, что это случится. Это было то человеческое, что Родиону было чуждо. Он любил свою семью, оберегал ревностно, он мог бы убить за Митю, Митя знал, но только это была другая любовь. И сейчас все смыслы слова «другая» выстраивались перед глазами. — Да, на всю будущую жизнь, — процедил Родион сквозь зубы, давя эмоции, не пуская себя в чувства. От второго вопроса Мити вдруг затошнило, и закружилась голова. — Что? — глупо уточнил Родион. — Нет! Он перечил не Мите — себе. А потом вопрос вдруг вернулся, проник глубоко и отразился эхом в больной голове, ударил в виски и завибрировал, зависнув на границе сознания. Родион всегда знал, что он влюбчив, страсть вспыхивала внезапно, горела минут этак тридцать и благополучно гасла после секса, после танца, после десяти минут беседы… Влюбленность — это такое дурацкое и простое чувство, оно означало, что нужно заняться сексом. То, что он чувствовал к Мите, было гораздо больше. То, что он чувствовал к Соне, сейчас било изнутри: все уже случилось, но Родиону стало только хуже. Соня расползалась внутри, занимая все пространство, захватывая, грозя затопить каждый кусочек мыслей. Словно все дороги разом начали вести к ней, и она стала ответом на все вопросы. Родион, не сдержавшись, тоже ударил в пол, а потом еще раз и еще — кожа на костяшках сдалась, потрескалась, разошлась. — Кажется, все гораздо хуже, — ответил Родион Мите, не смея посмотреть на него. — Только не уходи… Можно было бы честно сказать: я не справлюсь, но Родион сказал только: — Я прошу, пожалуйста. Митя оцепенел. Он смотрел на Родиона… Сколько раз он видел его таким? Два раза? Три? Когда этот человек, способный сворачивать горы, пробивающий стены, всегда словно освещенный софитами, вдруг сжимается, прячется, теряется… Родион никогда не сдавался, не отступал, но сейчас… Уйти от него было бы, как убить. Добить. Жизнь рассыпалась, Митя почувствовал это так точно: как вся она, хрупкая, выстроенная на его отношениях с Родионом, на зыбком чувстве, что Родион всегда выберет его, что бы ни случилось, почти оглушительно рушится, как осыпается автомобильное стекло при ударе. Безопасные, не колкие куски, но… защиты больше не было. Митя бережно обнял Родиона, позвал: — Родион… Митя не смог бы оставить его, наверное, никогда. Он никогда не рассуждал о своей любви к нему, Родион просто был, и мир Мити вращался вокруг него. Митя придвинулся ближе, обнимая. Родион не задумываясь уткнулся в его плечо, наконец, задышал. — Митька… — позвал Родион так, как в школе, — Ты — моя семья. Ты… Понимаешь? Она не хочет меня больше… Она сказала, что это конец. Но… Я не хочу! Родион стремительно переставал быть взрослым, рассудительным, холодным… Теперь он стал зыбким, и все внутри дрожало, опоры не было — один только Митя, и Родион вцепился в его плечи. — Как мне это остановить, как вычеркнуть? — спросил Родион на полном серьезе. Митя понимал Родиона, казалось, лучше, чем Родион сам себя, Митя всегда все делал правильно, и… сейчас он сделал так, чтобы Родион не рассыпался, не развалился, не растекся. «Наверное, Гайл бы сейчас посмеялся, — подумал некстати Митя. — Родион и простые человеческие проблемы: как быть, если тебя не захотели после первого слова? Или первого секса? Родион же сказал: «больше не хочет»… Думать об отношениях Сони и Родиона было неприятно, обидно и как-то скользко. И Митя решил этого и не делать. Это не помогло бы ни ему, ни Родиону. — Давай не ставить сегодня глобальных целей? — предложил Митя. — лучше пойдём на кухню: я тебя покормлю? А покуришь электронную? Родион поднял к Мите взгляд: в нем расползалась горечь, она струилась уже и из глаз и из ушей, проникала сквозь поры, она была ощутимой, материальной, и даже уже начала капать на пол… Мите почему-то вспомнился Хоул, растекающийся зеленой слизью из-за… По любому из-за Софи… Вот тебе и совпадение. — Думаешь, я просто голодный? — одновременно убито и капризно, уточнил Родион. Самому Родиону это никогда бы ни пришло в голову, но… Митя частенько оказывался прав. Признаться, Митя был прав почти всегда, какое бы странное с точки зрения Родиона мнение он не высказывал. Митя ужасно себя недооценивал: и свою привлекательность, и ум, и проницательность, что уж говорить о душевных качествах? Они были почти на недосягаемой высоте. Тягаться с Митей мог разве что Ким, но Родион надеялся, что с возрастом брата отпустит, и у него пройдет. — Я не голоден… — утвердил Родион, но с сомнением, а потом спохватился: — Мить, Лис скурил весь мой запас? Три блока? Реальность отвлекала и уводила Родиона от убийственно грустных мыслей, но недалеко. Все в нем неизменно возвращалось к Соне, он словно чувствовал ее прикосновения, ее вокруг себя до сих пор, и это было восхитительно, охуительно… и Черт! Просто страшно. «Я не хочу ее, не хочу… Не хочу!» — убеждал себя Родион. Но сам себя не мог послушаться и цеплялся за Митю, как за якорь. Митино плечо было страшно надежным, до одури родным и необходимым. Родион не умел не решать, не понимал, как можно сейчас обойтись без цели. Но само это слово — цель — теперь отчетливо ассоциировалось с Соней. С ее наличием, а не с ее отсутствием. «Черт, как она смогла?! Что пошло не так?» Вопросы гнездились в голове, походя на разъяренный осиный рой, но Родиону хватило выдержки не вываливать их все к Митиным ногам. Еще допустимо спросить у Мити, как выкинуть Соню из головы, но… Бесчеловечно обсуждать с ним, как ее завоевать. Наверное… Родиону ужасно хотелось, просто расслабиться совсем, выпить чего-нибудь и поговорить именно об этом. Родион понял, что сворачивает куда-то не туда. План избавится от Сони ему не нравился, нужен был другой… Родион помотал головой и несколько раз глубоко вдохнул. Митина йога изрядно обогатила его. Родион стремительно возвращался в себя, и Митя не смог не улыбнуться. — Я не проверял, но вряд ли… Мне кажется, он не знает, где ты их хранишь. В любом случае, они на кухне. Идем? Митя поднялся и потянул Родиона за собой.