Права и обязанности

Утро рыже-красным рассветом вползло в окно, проорало будильником, улыбнулось сонным лицом Кима, который спросил, есть ли у него пятнадцать минут. Гайл поцеловал его в висок и пообещал, что есть. Будильник Гайл всегда ставил так, чтобы было и пятнадцать, и даже все двадцать. Только для Кима или для них обоих. Хотя было время, когда Гайл мог, как классный руководитель, пообещать Киму целый день, но тогда Ким вскидывался, мотал головой, не спорил — просто вставал стремительно, словно в миг проснувшись… И тем ценнее было сейчас смотреть, как он сонно переползает на половину Гайла, оставаясь совсем без одеяла, и обнимает его подушку, чтобы доспать свои пятнадцать минут. Гайл смотрел и все еще таял, сходил с ума, хотел длить это. Смотреть бесконечно можно на огонь, воду и на Кима. Для Гайла не было другого мира. Гайл чувствовал себя счастливым и почти проснувшимся, оставалось только умыться и дождаться, когда Ким учует свой кофе. Гайл пошлепал в ванную, уловил странную тишину кухни: Соня обычно вставала чуть раньше, варила себе и Киму кофе (нарушая все планы Гайла по свершению подвигов), хлопала тихонько дверью холодильника, готовя незатейливый завтрак. Гайл это любил и был благодарен, ему трудно было заставить себя тратить время на такое, и домашнюю еду, до появления Сони в их логове, Гайл и Ким видели нечасто. Ведомый любопытством и необходимостью все-таки поставить кофе, Гайл зашел в кухню. Там было бы тихо и пусто, если бы не тренч Родиона. Словно черная метка в руке пирата. Гайл, сдержался, не присвистнул. Родион был не любитель задерживаться где-то так надолго. Вчера об этом не думалось вовсе, но сегодня можно было и сосредоточится на том, как прошел вечер Сони и Родиона, когда они остались наедине. Гайл ценил и уважал Митю, он не был просто приложением к Родиону, он был другом. Гайл и правда, хотел бы помочь ему… Но, видя, как Родион и Соня реагируют друг на друга, было невозможно перестать представлять их вместе. Это было, наверное, ужасно, но такой была горькая правда: никогда Родион не казался влюбленным больше, чем сейчас, с Соней. А если брать в расчет тренч — Родион остался? Это рождало кучу проблем. Просто сам факт присутствия Родиона в доме не предвещал спокойного утра. И Ким, наверное, расстроился бы. Он же совсем другого ждал, когда просил Соню за Родиона с Митей. Гайлу стало неловко за себя и Кима, они действительно сами попросили ее, и похоже открыли новый ящик Пандоры. Чего ждать дальше было не понятно. Гайл вздохнул — это были слишком сложные мысли для утра. Гайл запустил кофеварку, варить Киму кофе ему на самом деле нравилось. Для приличия Гайл заглянул в холодильник: но завтрак это, пожалуй, было слишком. До Кима он не завтракал вовсе и с детства считал лишним этот прием пищи. Ким менял его жизнь, с ним оказалось просто… приятно и нужно сидеть за столом по утрам. Но до Сони на завтрак у них были хлопья или бутерброды. Иногда Гайл делал яичницу, на выбор — глазунья или болтушка. Яичница была фирменным блюдом Гайла — желтки были всегда поразительно ему послушны. Гайл все еще помнил, как в первый раз Ким поразился и не поверил, что может просто выбрать. Так и спросил: «Тебя слушается даже яичница?», — и моргнул своими огромными глазами. Гайл тогда рассмеялся, подошел к Киму сзади, поцеловал того в затылок и ответил: «Всегда.» Воспоминание немного усмирило тревогу, и Гайл все же пошел умываться. К его возвращению на кухне уже была Соня. Она отставила первый кофе на стол и теперь хмуро смотрела на кофеварку и ждала. «Завтраком сегодня не пахнет, » — понял Гайл. — С утром, — поздоровался Гайл. — Э… Все в порядке? Очень хотелось спросить: «А где Родион?» — но Гайл прикусил язык. Соня была напряжена, расстроена и совсем не похожа на себя саму по утрам. Наверное, опасалась, как они с Кимом отреагируют на Родиона, и заранее ощетинилась. Соня медленно кивнула на его приветствие, дождалась щелчка кофеварки и взяла чашку. Она старалась не смотреть Гайлу в глаза, и это настораживало. Но Соня вдруг как ни в чем не бывало спросила: — Вы помирились? — и сделала глоток. — Да, еще как! — Гайл не сдержал довольной улыбки. Воспоминания накатили, как расслабляющая волна, отвлекая Гайла от остального. Но потом он снова заметил тренч, подумал, что надо бы унести его, а то никакого аппетита не будет, и все же не сдержался: — А Родион еще спит? Идиотский, конечно, вышел вопрос: если бы Родион проснулся, они бы все уже были в курсе. Родион в доме напоминал стихийное бедствие. Никто и не заметил бы, как мир начал бы вертеться вокруг него. Но надо же было с чего-то начать разговор. Соня вместо ответа закашлялась, посмотрела на Гайла. Внимательно, словно изучая. Гайл не любил этот ее взгляд: недоверчивый, колючий и одновременно завораживающий. Но, когда задаешь идиотские вопросы… — Понятия не имею, — ответила Соня тихо. — Он должен был поехать домой. Гайл открыл рот, посмотрел на тренч, потом снова на Соню: — Голый? Он что — сбежал? Теперь тренч Родиона показался Гайлу опасным, и смешно быть перестало. Даже интерес немного стих. Что, черт возьми, между ними случилось? Они поругались, и Родион вспылил и убежал? Тогда он поехал не домой, конечно. И тогда с чего Соне быть такой… грустной? Или Родион в своем репертуаре: переспал и уехал к Мите? А тренч оставил, потому что Соня… Гайл сглотнул. Соня, конечно, уже считалась взрослой девочкой, но думать, что Родион поступил с ней как обычно со всеми было… неприятно. Особенно, если представить, что Соня просила его остаться, а он… Гайл понял, что стремительно запутывается, а Соня внезапно иронично выгнула брови и, подражая манере Гайла, выдала: — И враг обратился в позорное бегство, оставляя за собой свой плащ и свои сигареты. Гайл мгновение осмыслял ее ответ, а потом не веря, произнес: — Ты его выгнала? Ты выгнала Родиона? На сколько Гайл знал никому и никогда еще подобное не удавалось. Не прекращая таращиться на Соню Гайл решил присесть. Чуть не уронил от переизбытка мыслей и чувств стул, но в итоге решительно оседлал его, уложив подбородок на спинку. — Ты — сила и мощь, — уважительно констатировал Гайл, а потом взял со стола свои сигареты и закурил. — Это неприлично, но можно немного больше подробностей? Например, от чего ты грустна, после столь сокрушительной победы? Гайл выпустил дым, позабыв открыть форточку, и Соня сделала это для него. Подобралась, нахмурилась, ответила: — Дождемся Кима. Чтобы два раза не повторять. Она посмотрела за спину Гайла в коридор, и Гайл тоже услышал их: легкие шаги Кима в коридоре. Он обернулся: Ким всегда и везде был поразительно уместен, вот и сейчас он не забыл не только домашние штаны, но и майку надел. Гайл о таком и не подумал, только джинсы натянул. Ким вошел, Гайл встретил его взгляд, поднялся навстречу. Ким обнял его, потом встал за спиной, устроив подбородок на его плече. Гайл положил руки на его ладони и немного откинулся, стоять так, опираясь друг на друга было волшебно. Ким был теплым, его прикосновение ласковым, а голос расслабленным: — Что тут у вас? Потом он, видно, тоже увидел тренч Родиона и добавил: — Родион? Гайл пожалел, что не может увидеть его лица, но разрывать объятие не стал. Не похоже было, чтобы Ким расстроился слишком-то. Скорее удивился. Соня со стуком поставила чашку на стол: — Только тренч. Родион покинул нас вчера вечером. В несколько расстроенных чувствах, потому и забыл его. Ким все-таки отпустил Гайла, взял свой кофе, спокойно, деловито даже, уточнил: — И что же его так расстроило? Соня вздохнула, посмотрела вдруг в окно, потом ответила: — Мы с ним не сошлись во взгляде на наши отношения. Это порядком его поразило. Ким ответил не сразу, сначала сделал глоток, звучал он так словно с трудом сдерживает смех: — Проще говоря: он настаивал, но ты сказала «нет», и… — Не совсем… — перебила Соня. — Я… На мгновение Гайл подумал, это означает что-то простое и очевидное, вроде: «Я обещала выпить с ним кофе, после того как он поговорит с Митей». Это было бы идеально, даже прямо нравственно и хорошо. Хотя и скучно. Но ни тренч, ни Соня сама по себе с таким поворотом событий не вязались. — Я переспала с ним и сказала, что больше не хочу его видеть. А вот это было совершенно в Сонином духе: нелогично, опасно, отчаянно. И совершенно непредсказуемо с точки зрения последствий. Гайл улыбнулся. Представил лицо Родиона и улыбнулся шире. — Мое почтение, — прокомментировал Гайл и салютовал Соне сигаретой. Гайл старался держаться на одной волне с Соней: легко и иронично. Но ему стало тревожно. Вроде ничего непоправимого и страшного не произошло, но Гайл подумал о том, как Соня на самом деле грустна и сжата, словно пружина, что Родион и правда сбежал, позабыв обо всем. И о том, что Родиону всего двадцать пять, но он мог бы поставить мировой рекорд по деланию глупостей, и о том, что Соне всего двадцать три, и раз она переспала с Родионом, значит он начал что-то значить для нее, что бы она ни сказала ему после. Ким закашлялся, спросил недоверчиво: — А он что — согласился? Мой брат? Соня задумалась, пожала плечами: — Кажется, я не оставила ему выбора… Мысли Гайла стали совсем уж печальными: способы Родиона по борьбе со стрессом были весьма опрометчивы, разрушительны для самого Родиона, местами самоубийственны. Гайл мгновенно представил себе, как они с Митей и Кимом едут забирать Родиона из какого-нибудь притона, а тот не хочет уходить и рассказывает, что ему отлично. Холодный и отстраненный. И силой его не увести, он не ребенок. Гайл уже почти решился звонить Родиону, чтобы убедиться, что тот жив, достал телефон из кармана и тут увидел сообщение. «Пусть Соня захватит тренч на работу. Я сегодня заеду» Гайл понял, что давится смехом, а ребята смотрят на него с недоумением. Он сосредоточился и выдал: — Боюсь, то было не бегство, а стратегическое отступление. Он протянул телефон Киму, и теперь уже засмеялся в голос, услышал, как Ким тоже фыркнул. Гайл посмотрел на лицо Сони, и понял, что не берется предсказать победителя в этой войне.

***

Родион чувствовал себя поразительно… мелким, совсем ребенком, и это тревожило. Это было неудобно и почти болезненно, словно бы неправильно. Это чувство делало его ужасно беспомощным, словно все, что он мог — это просто смотреть. В большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка. Лошадь явно устала, она не предназначена была для извоза. Мать Родиона, красивая и резкая, ломливая стояла рядом с телегой. Высокая, статная, в ослепительном красном платье, нелепом посреди этого двора, она ругала лошадь неподобающими словами, кляла ее, как последний сапожник, требуя ехать дальше. Лошадь не двигалась с места, не от упрямства, а так словно у нее просто не было сил. Мать разозлилась и щелкнула кнутом, она понукала лошадь идти, лицо ее кривилось, а обстоятельства не интересовали. Родион понял, что не может больше смотреть, почувствовал, как к глазам подступают слезы, как и сам он вот-вот упадет. Под ногами был снег, над головой небо, и все кружилось. Родиону было холодно, но весь он покрылся потом. Он мог бы просто закрыть глаза — спрятаться, но вместо этого сам того не ожидая, закричал на мать, задыхаясь, глотая слова, подбежал к ней в ужасе. — Перестань! Хватит, перестань! — кричал Родион, и голос его креп, становился из просительного требовательным, резким и взрослым. Родион схватил лошадь под уздцы, плеть огрела его по спине, Родион всхлипнул, но продолжил идти прочь, уводя за собой покорную лошадь. Он отошел достаточно далеко, как вдруг остановился, повернулся к лошади, заглянул ей в глаза, погладил по влажному носу. — Прости, давай, мне очень нужно, — попросил Родион тихо, обнимая лошадиную грустную морду. И уже юноша вскочил на лошадь и помчался вперед. Он гнал отчаянно, поля проносились мимо, и лошадь хрипела. Родион гнался, хотя не знал за чем или за кем, он мчал вперед, и ему казалось, что весь смысл где-то там впереди. Вокруг легла мгла, словно чьи-то волшебные, колдовские темные глаза и… Родион понял. Он почувствовал, что будет дальше, и не захотел… — Это просто сон, — сказал сам себе Родион и протянул вперед руку. Он разрывал реальность словно сдергивал ширму декорации с задника сцены. И она поддалась. Родион проснулся с хриплым вздохом и с твердым пониманием, к кому и зачем он намерен бежать. — Хорошо хоть обойдемся без лошади, — утешил себя Родион, прогоняя остатки сна. — Жалко животное. Он повернулся и не увидел Митю. Чертыхнулся беззлобно. Простыня промокла от пота, одеяло сползло на пол, хмурое утро уже заполнило комнату, потому что шторы они с Митей задернуть забыли. Родион потянулся за мобильником и выключил будильник за три минуты до его требовательного звонка. — Вовремя, — усмехнулся Родион, резко поднял себя с постели, потянулся и направился в душ. В душе Родиона совсем попустило, он согрелся и прибавил холодной. Полил себе на голову и какое-то время постоял так, глотая капли, чувствуя, как жесткие струи стекают по телу, смывая все лишнее, оставляя самую суть. Родион безумно хотел увидеть Соню снова и не собирался себе в этом отказывать, тем более, что времени было достаточно. Проснулось и любопытство: если Митя не ночевал с ним, значит… он все же подумал? Решил? Родион хмыкнул. Сегодня Митины желания довели его до кошмаров, да, но… сколько раз его желания доводили Митю до отчаяния? Кажется… Родион заслужил? Родион повел плечами, разминая мышцы, вода отозвалась ласковым теперь поглаживанием. Родион обернул полотенце вокруг бедер и вышел из ванной, размышляя вслух: — Будить или не будить? Вот в чем вопрос. «Сначала покурить, как всегда вместо завтрака, » — решил Родион и двинул в кухню. Он потянулся к блоку с сигаретами, смело шагнул к столу, не ожидая подвоха, и вдруг огласил кухню точным и выразительным: — Блядь! Твою мать! Он замер, приподнял ногу, разглядел в ней тонкий и острый осколок темного стекла и с мазохистским удовольствием его достал. Обозрел теперь пол, на котором таких мелких крошек осталось немало, и даже заглянул в мусорку. Выражение лица Родиона стало хищным, он кривовато усмехнулся и уверенным шагом, в два прыжка, не потрудившись одеться, оказался у двери в спальню Елисея. Виновника наметанный взгляд юриста Родиона идентифицировал мгновенно, а его негодованию старшего брата требовался выход. Родион стукнул в дверь для приличия два раза, но открыл ее нетерпеливо и резко, не дожидаясь отклика. Обозрел узкую постель Лиса, сонное лицо Мити и понял, что эффектно сдернуть одеяло — не вариант. Поэтому он просто откинул его с Лиса, укрывая Митю двойным слоем: — Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, — мрачно продекламировал Родион так, словно читал Блока, а не Фета и продолжил без перехода: — Ты специально, да? Ты! — Он обвиняюще ткнул в Лиса пальцем. — Разбил мою… любимую тарелку, подлец! Родион злился, хотя толком не мог понять на что, и вместе с тем чувствовал довольно приятный задор. Под конец собственной обличительной речи он понял, что это довольно забавно, но продолжил, не выходя из образа: — Ты! Собрался покалечить меня в моем собственном доме? В комнате Лиса было почти темно, и Родион жалел, что не может разглядеть ни реакцию Лиса, который теперь уж точно проснулся, ни реакцию Мити, который наверняка проснулся еще раньше — от его стука, если не от его возмущенного возгласа. Спросонья Елисей почувствовал себя голым, коим почти являлся. Но обстоятельства были не те, чтобы этому радоваться. Потом он сообразил, что часть событий ему приснилась — боксеры при нем и почти расслабился. Хотя в голове билось отчаянное и злое: «Сука, и что теперь? Он предъявляет мне? За осколки или за Митю? Но… я его не отдам!» Лис поборол желание накрыться одеялом снова, тем более что Митя сел и вернул Елисею его половину. Но это означало бы, что Лис сдается?! Ну уж нет! И Елисей просто поднялся, возвышаясь на кровати, не желая смотреть на Родиона снизу вверх. — Ты! — Елисей не понимал, конечно, что копирует Родиона и даже его тончайшие интонации, не думал, насколько они похожи, не смотря на все внешние отличия. — Какого черта, Родион? Тарелки все одинаковые! — изрек Лис трагично, взывая к справедливости, восходя в собственном гневе. — Если ты ревнуешь, то так и скажи и нечего приплетать сюда посуду. Я так и знал, что ты все наврал и не собираешься отпускать Митю! Но это — подло! Щеки залило жаром, но по счастью никто не мог этого увидеть. Лис боялся теперь посмотреть на Митю, но готов был бороться за него изо всех сил. Митя подумал, что лучше бы ему скрыться под одеялом совсем. Он посмотрел на Родиона: тот не казался действительно злым. По Митиной шкале он был возмущен балла на три по десятибалльной. Неприятно, конечно, напороться на осколок с утра. Митя не понимал сейчас Родиона, просто знал… Что он не сердится на него или даже на Лиса, скорее на реальность, которая не изогнулась сразу, как надо. То ли глаза Родиона, наконец, привыкли к темноте, то ли солнце благосклонно решило выглянуть из-за туч, но теперь Родион мог различить выражения лиц и Елисея, и Мити. От взгляда на Митю Родиона почти пробрало, он даже порадовался, что совести у него нет. Зато вот Лис, стоящий на кровати, как никогда похожий на маленького и капризного мальчика — очень злого мальчика — который сейчас кинется и выцарапает ему глаза, показался Родиону ужасно смешным. — Ты сейчас вызовешь меня на дуэль? — Родион мог бы спросить это, не выходя из образа страдальца: вызывающе, раззадоривая Елисея, но… Он помнил, что дал Мите слово, и говорил тихо и вкрадчиво, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Родион присел на кровать к Мите, взял его успокаивающе за руку, собираясь объяснить, что они шутят. Елисей вспыхнул сильнее, резко развернулся к ним и ответил: — Вызову, — он даже моргать забыл. И Родион с тоской понял — Елисей не шутит. Это все еще было смешно, но и грустно тоже. Настроение Родиона к задушевному разговору с подростком не располагало, но ругаться дальше явно не стоило. — Ты что серьезно? — примирительно простонал Родион. Елисей, подтверждая все самые серьезные опасения вдруг опустился на колени, оказался к Родиону нос к носу и выкрикнул ему в лицо: — Да! Да! Родион с трудом сдержал инстинктивный удар, снова разозлился, с Лисом было ужасно трудно. — Ты становишься буйным от недотраха, — жестко ответил Родион, Елисей задохнулся от возмущения и словно застыл. «Слишком, » — понял Родион и закончил, потирая лоб: — Так же, как я. Елисей, не отрываясь смотрел на него, но стал будто спокойнее. Или показалось? — Я напоролся на осколок, и это было… больно! — нашелся Родион. — И нечего устраивать средневековую трагедию, можно просто извиниться и убрать. — Я… должен извиниться? — прошипел Елисей. Родион с тревогой покосился на Митю, в надежде, что тот… сделает хоть что-нибудь. Лис истолковал это по-своему: — Митя… ты… тоже считаешь, что я должен перед ним извиниться? — Елисей вмиг переменился, словно заболел неясной тоской и уставился огромными своими глазами в пушистых ресницах на Митю, и, по всему ясно, стал готов исполнить любое Митино пожелание. Родион на мгновение растерялся, но потом выдохнул: — Э… Целуйтесь уже? Если хотите, я выйду. Такой исход казался удачным: если бы Митя поцеловал Елисея, тот вмиг бы успокоился, и можно было бы продолжать утро, и даже добраться: сначала до Сони, а потом и до работы. Митя прикрыл глаза, привычно сжал руку Родиона в своей. На уровне жестов это было так просто и так понятно, но что он мог сказать? Чувствовал Митя себя ужасно: это все было как-то слишком, особенно в контексте предложенного поцелуя. Если Родиона от Митиного прикосновения отпустило, то Елисей вздрогнул, болезненно сжался, а потом лицо его словно перекосило: Лис вроде улыбался, но улыбка эта была кривой и жалкой, глаза нездорово блестели, Лис медленно опустил взгляд. Митя тут же отпустил ладонь Родиона, повернулся к Лису, но взять его за руку не решился. И что ответить ему не знал. — Наверное, я просто пропылесошу и забудем, — Митя откинул одеяло и спустил ноги с кровати. — Извини, но нет, — неожиданно возразил Родион. — Ради разнообразия уберусь я, тем более, что это я ворвался без приглашения и довел Лиса до исступления. Остынь, у тебя что совсем нет чувства юмора? — закончил он, обращаясь к Лису. Родион поднялся и цивилизованно, придерживая вдруг пожелавшее распахнуться полотенце отступил к выходу. — Кстати, а где у нас пылесос? Митя удивленно воззрился на Родиона. Выглядел он, конечно, впечатляюще. И это привычное вызывающее великолепие никак не вязалось с текстом. Родион порядком запутывал сейчас. Митя не понимал, как Родион все-таки отнеся к ситуации, к тому, что Митя… Митя удержал стон, но да: к тому, что Митя взял и перешел из постели Родиона в чужую. Еще и в постель его младшего брата. Но судя по выражению лица Родиона: подвоха не было, он серьезно спрашивал про пылесос. — В шкафу, — ответил Митя. — В угловом шкафу в коридоре. Внезапно стало неуютно и холодно сидеть в одних трусах, когда перед ним полуголый Родион, а за спиной такой же полуголый Лис. — Спасибо, — искренне ответил Родион, — без тебя я бы не справился, — и подмигнул Мите. Снова глянул на Лиса и все же не выдержал — рассмеялся. Предвещая реакцию Лиса, добавил примирительно: — Не заводись, и приходите что ли завтракать? Митя, наверняка, голодный и поэтому несчастный. Если хочешь, мы даже подкинем тебя в школу. Елисей шокировано моргнул, но его ответа Родион дожидаться не стал, он вышел и прикрыл за собой дверь. Родной пылесос Родион узнал только внешне. «Что ж, будем знакомы, » — подумал Родион и повез пылесос в кухню. Пылесос был отличный, и с ним у Родиона вышло не в пример лучше, чем с Лисом. Пылесос с довольным урчанием принялся пожирать осколки, Родион руководил им и курил, а мысли его скакали, как бешеные сайгаки. От логичного «нужно сказать Мите, чтоб он так не парился, выдыхал и получал удовольствие, но никуда не уходил» до совсем мальчишеского «нормально ли заявиться прямо сейчас под дверь Кима с Гайлом и подкараулить Соню на выходе, или это слишком?» «Преследование и домогательство», — напомнил юрист Родион Родиону-мальчишке. «Слишком, » — согласился Родион покладисто. Сайгак взял очередной барьер, и Родион вспомнил о кофе, который они так и не выпили. Родион притормозил, выпустил щетку и сбегал в комнату: натянуть брюки и захватить мобильник. Сообщение он написал Гайлу, поскольку Ким телефон по большей части игнорировал, а писать Соне было неразумно. Сначала вернуть расположение, а потом надоедать — план уже складывался в шальной Родионовой голове, пол практически сверкал, Родион и не заметил, как пропылесосил всю кухню. Ужасно не хотелось тревожить Митю и Лиса сейчас, но их следовало поторопить? Митя мог прийти на работу попозже, но Лис рисковал опоздать в школу. Родион решил, сначала выкурить еще одну, а потом принимать решения на сей счет.

***

Родион прикрыл дверь, а Митя лицо руками. Что теперь делать он понимал с трудом. Елисей был так близко, но посмотреть на него Митя боялся. Он поднялся на ноги и все-таки обернулся: Лис так и стоял на кровати на коленях, словно сжавшийся весь, напряженный. Митя облизнул губы, не удержался, коснулся плеча Лиса. Кожа под пальцами оказалась прохладной. — Ты замерз? — спросил Митя. Лис думал о том, что Родион в полотенце был красив и самоуверен, почти как греческий бог. Он мог бы позволить полотенцу упасть, мог бы дать Елисею по морде, попытаться увести Митю, высказать Елисею не за тарелку, а за гораздо большее и… не сделал из этого ничего. Родион ведь явно наехал на него, выразил свое отношение к происходящему, но… Родион сам… откатил? Пошел пылесосить? Звук работающего пылесоса говорил о том, что Родион не наврал, хотя Лис сомневался, что Родион умеет им пользоваться. На памяти Лиса Родион не занимался домашним хозяйством ни… разу. Но Родион оставил их вдвоем. Что все это значило? Родион издевался или? Что же или? Лис ровным счетом ничего не понимал, он совершенно запутался. Под Митиной рукой эти мысли сменила горячая волна, готовая поднять возбуждение. Елисей почувствовал вину, похоже, он был безнадежно испорчен. — Без тебя… Холодно без тебя. «И страшно, » — не досказал Лис, зато тихо спросил: — Мить, ты сердишься на меня? Митя моргнул удивленно, потом покачал головой: — Нет, ты же ничего плохого не сделал. Это просто тарелка. Даже Родион не сердится, на самом деле. Митя понял, что рука его снова обрела собственную волю и лениво бродила по плечу Елисея, к затылку и обратно. Митя вздохнул и сдался, сел на кровать. Подумал вдруг, что Родион всегда вот так же вил из него веревки. А теперь Митя не знал, что противопоставить шестнадцатилетнему Лису. «Я безнадёжен, — подумал Митя с тоской. — Обречён зависеть от их воли. И даже расстроится от этого не могу». Чувствовать себя этаким переходящим знаменем было жутко. Хотя Митя не смог бы сказать, что он против такого положения дел… Лис сейчас был таким близким и нежным, таким хрупким… Митя велел руке сменить направление и коснуться щеки Лиса, погладить ее пальцами. Очень хотелось и правда его поцеловать, но Митя только осторожно коснулся губами его лба. — Спасибо, — Лис потерся щекой о ласковые Митины пальцы. Он мог бы уточнить у Мити, как тот понимает, что Родион не в обиде, но не стал. Думать о Родионе просто больше не получалось. Только о Мите. Отчаянно хотелось его целовать. И невыносимо было понимать, что это может все испортить. — Мне плевать на Родиона, главное, что думаешь ты. Лис все-таки поцеловал Митю, в подбородок — куда дотянулся. Было чертовски страшно, что Митя уйдет. Нельзя же терпеть такие выходки Родиона каждое утро? Зачем? Зачем, зачем Родион их мучает? Лис справился с собой: решил не задавать Мите этих вопросов и не подталкивать к идее об уходе. Лис и сам не заметил, как, но его рука уже легла на Митино колено. А надо было отпустить. И если не остановиться сейчас, то как же это сделать потом? Будет только труднее… Но захочет ли Митя остановиться? С ровесниками Лису было проще. Но может дело было не в возрасте, а в том, что они чего-то хотели, а он не чувствовал ни к кому из них так, как к Мите. С ними было почти все равно: что дальше и будет ли оно вообще. А сейчас Лис боялся: и что дальше не будет, и что он сделает что-то не так. Лицо и шея горели, а руки и ноги замерзли и, кажется, немного затекли. Лис обнял Митю непослушной, занемевшей рукой, приближаясь, но не настаивая ни на чем, спросил: — Ты же правда голодный? — Елисей злился на Родиона, но хотел заботиться о Мите по-настоящему. Митя покачал головой. Он предпочитал не пропускать завтрак, но сегодня это вряд ли бы успелось. Да и голода он не чувствовал, конечно. Слишком много было другого сейчас. Вот холодные руки Елисея, например, и желание, такое неуместное сейчас. Митя все еще не понимал, как это возможно, когда там за дверью Родион курит и ждет его, чтобы отвезти на работу. Один только Родион мог считать, что это стандартная ситуация и главное, чтобы все были довольны. — Ты первый в душ? — тихо спросил Митя. Он знал, что должен освободиться и встать, но не шевельнулся. Было страшно расстроить Лиса, хотя как его не расстроить Митя, признаться, не знал. Он подумал, что сейчас обрадовался бы вторжению Родиона. Чтобы не было так зыбко и странно, чтобы немного разбавить это ожидание… Причем не ожидание Лиса от него, а его, Митино, собственное ожидание… близости, развязки, даже душа. — Да… вай, — ответил Елисей, немного запинаясь. Душ, наверное, был отличной идеей. Он помог бы остыть и охладиться. Лис очень надеялся на это. А идти в кухню к Родиону все равно не хотелось. Просто до жути. Как с ним говорить, Елисей не знал. Он снова поцеловал Митю… не в губы и не в щеку, а между. Не удержался, верил только, что Митя не оттолкнет. И что они увидятся вечером, что Митя придет раньше Родиона и можно будет просто побыть вдвоем. Может даже посмотреть какое-нибудь кино? Лис не спешил вставать, и Митя осторожно, словно нехотя, расцепил его руки. Сказал тихо и грустно: — Иди. А то везде опоздаем. Лис послушался, давя в себе и страх, и обиду, и немыслимое желание не отпускать. И чувство, что если отпустить — все кончится. «Не сейчас! — велел он себе. — Я еще успею не отпустить — потом. Я же не Родион, я не стану устраивать сцен. И не стану провоцировать Митю. Я хочу, чтоб он выбрал меня!» Лис резко подорвался с места, словно выдергивая себя от Мити, стремительно оказался у двери. — До вечера? — спросил он резко и даже требовательно, замер, ожидая ответа. Нельзя было пускать Митю к Родиону, но надо. Они ведь все равно бы встретились и стали говорить. Пусть лучше раньше… Елисей едва дышал, а сердце его разгонялось, в ушах шумело и подступала тошнота. Он ухватился за косяк, максимально незаметно, чтобы не показать своей слабости. — До вечера, — покладисто согласился Митя и кивнул. Елисей заякорился об этот ответ, вышел и тихо проскользнул в ванную, надеясь, что Родион его не заметит. Лис старался справится побыстрее, чтобы уступить Мите, но он плохо понимал, как можно вымыться за пятнадцать минут. Да и выходить совсем не хотелось. Он стоял под теплыми струями и думал, что надо уйти незаметно, как можно быстрее одеться и свалить в школу, с Митей он попрощался, а Родион обойдется.

***

Пока Родион курил в спокойном и тихом одиночестве случилось то, чего он так опасался. Он гнал мысли о Соне с самого мига пробуждения, гнал их в душе, не обращал на них внимание потом, сосредоточенный на перепалке. И теперь они наступили. Подползли все разом и заполнили его легкие с сигаретным дымом. Интоксикация? Соня заполнила сначала грудь, то есть душу Родиона, а потом ударила одновременно в голову и чуть пониже живота. Она была красива, голос ее был проникновенен и остер, кожа невероятной, бархатно-шелковой. Мысли Сони и ее слова были точны, даже не так… наточены, и Родион еще не понял, как обороняться от этих ударов. Родиону было обидно, и вовсе не на Лиса он обижался, хотя брат мог бы быть и повнимательнее. Хоть табличку поставить над стеклами, что ли? Знак аварийной остановки нарисовать? Ну сообщение написать хотя бы, зря что ли Родион оплачивал его мобильник? Это была удобная тема для перевода стрелок, но она была бутафорской. Даже разговор с Митей о том, что же он там надумал, раз все же оказался в постели Лиса тревожил Родиона в разы меньше, чем понимание: с Соней легко не будет. Классно решить, что не будешь сдаваться, а значит поражения не было. Но… что же правильно делать с упоротой и непокорной владычицей горы? Какой он, твой каменный цветок, Мармеладова? «Точно, она как мармеладка, причем лимонная, как я люблю, » — подумал Родион и решил попить водички. И даже заварить чай. Обычно это делал Митя, но без чая было совсем тухло. Родион не сомневался и просто скопировал Митин ритуал заваривания, каким видел его миллион раз. Чай вкусно запах из заварочного чайника. Блядь, ну почему с Соней не могло быть так легко? Родион решил начать с того, чтобы просто не оставлять Соню в покое. «Кофе в школьной столовой наверняка гадостный. Пусть Соня может отвернуть меня, но… не кофе же.» Митя вошел в кухню, Родион мгновенно отвлекся от мыслей о Соне и поднялся ему навстречу. Хрустнул пальцами, ловко выдвинул Мите табурет. — Садись, тебе явно нужно расслабиться, — он не стал дожидаться ответа, налил Мите чая. Критически оглядел его — Митя был изможден и устал. — Давай плеснем в чай бальзам, — предложил Родион радушно, — а то на тебе лица нет… Хлопья или бутерброд? Могу даже коронный сэндвич. Мить, мы совсем тебя довели? — Мне работать еще, — вяло отозвался Митя, — так что давай без бальзама. У нас для бутербродов ничего не осталось. Я куплю сегодня… — Митя вдруг осекся, понимая, что не хочет ничего покупать и приходить сегодня не хочет. Но обещал. И надо. — Время в любом случае есть только на хлопья, — заключил Митя. Он не знал, что ответить на последний вопрос Родиона. Не то, чтобы прям довели, но сказать, что Митя запутался — это ничего не сказать. А Родион смотрел так, словно пытался заглянуть в душу, не то, что в лицо. А на душе скребли кошки. Прямо-таки разрывали ее. Митя набрал в легкие побольше воздуха: — Родион, я должен, наверное, пожить пока у Гайла с Кимом. Хотя бы пару дней. — Так… — протянул Родион, заливая хлопья молоком и считая про себя. Он аккуратно поставил пиалу перед Митей, спросил вкрадчиво: — Ты сначала поешь, а потом мы это обсудим? — сел напротив, поставив локти на стол. — Или прям за завтраком обсудим эту потрясающую идею? Родион представил себе, как Митя и Соня поживут у Кима с Гайлом, а он останется в этой своей квартире с Лисом и… они убьют друг друга в первый вечер или только на следующее утро? Тут же вернулась злость на Лиса: шел спать Митя, который никуда не уходил, но переночевав с Лисом, он надумал гениальное. И очень хотелось громко позвать Лиса и прямо спросить у него: «Как ты мог? Что ты сделал?!» Митя вздохнул, посмотрел на Родиона: плечи напряжены, скулы почти свело судорогой. Вот теперь тот действительно злился, хоть и старался сдержаться. Но, признаться, напоминал он легавую в стойке: в любой момент бросится и схватит добычу. И если уж Родион завелся сразу, то Елисей и вовсе… Говорить об этом и правда стоило так, чтобы Лис не услышал. — Поем, — ответил Митя. — Ты прав. Митя поболтал ложкой в пиале, решаясь. Есть не хотелось, хлопья казались склизкими и неаппетитными. Родион курил, окружая знакомым вишневым дымом. Они часто так завтракали: Родион — дымом, Митя чем-то более традиционным. Иногда Родион воровал у него из тарелки. Один из сотен их общих ритуалов, за годы ставший не просто привычкой, а чем-то вроде клея для отношений. Именно он проникал во все трещинки измен и не высказанных обид. И держал. Родион наблюдал за Митей, давая время и ему и себе. Даже Лису, который старался быть тихим, но входную дверь всё равно было слышно. — Опоздает, — констатировал Родион с досадой. Сначала он представил, как опоздавшего Лиса приводят к Гайлу, а потом, как Гайл приводит его к Соне… Снова. А где-то в кабинете Сони грустит Родионов тренч… Хотя… Какого хрена ему грустить? Он-то сидит…висит точнее, рядом с Соней. А может у Лиса химия? Тогда Ким просто сдержанно говорит ему: «Проходи». Или история? И Гайл, не прерывая своего выступления, просто зыркает на Лиса глазами. В крайнем случае, литература? Литераторша поёт Елисею такие оды, что простит не только опоздание. «О чем я вообще думаю? — Родион едва не ударил себя по лбу. — И до этого опаздывал, и я опаздывал. Никакой трагедии.» Родион запил дым чаем, вкусным, но уже остывшим. — Мить, брось ты эту гадость, а? — не выдержал он. — Поехали! Позавтракаем в кафе, там же и поговорим. Он вовсе не собирался отставать от Мити: Родион был готов ходить за ним везде, пока они не договорятся, что Митя вечером окажется дома. — Да нет, — Митя уже успел распробовать мюсли, с виду они может и были неказистые, но завтрак определенно пошел ему на пользу. — Вкусно. Но ты прав — тебе тоже надо поесть. Митя встал и поплелся в ванную. Отчасти он был рад, что Лис уже ушел. Поскольку плохо понимал, что говорить Лису и что с ним делать. Он разрешил себе о Лисе думать и Лиса хотеть, но делать что-то было бы слишком. Наверное. Митя в общем не сомневался, что Родион… поймет, но потом-то что? Это конец и начало или просто небольшая встряска? Лис для встряски не подходил, чтобы сам Лис и Родион не думали о его опыте и желаниях. А значит надо было хоть себе ответить на вопрос: какие теперь у меня будут отношения с Родионом? И подготовится к реакции Родиона на это. Митя быстро ополоснулся и умылся, зашел в их спальню, чтобы одеться. К его удивлению, Родион медитировал на свои рубашки. — Бери голубую, — посоветовал Митя, бросая полотенце на кровать. — Ни драмы, ни лишней торжественности. Родион мгновенно откликнулся: — Думаешь, ей понравится? Родион и не помнил, когда это его беспокоили вещи вроде выбора рубашки. Такие пустяки перестали волновать его лет в пятнадцать: он просто был уверен в своем вкусе и своей неотразимости, но сейчас ему хотелось не просто… выглядеть хорошо, ему хотелось понравится Соне. Родион пощупал свой лоб, но убеждать себя в том, что все это глупости не стал. Раз хочет понравиться, значит сделает для этого все. Те проблемы, которые решаются и не проблемы вовсе, а руководства к действию. Родион все еще не сомневался, что не отразим даже в картофельном мешке, а круче всего и вовсе без одежды, но… Родион уже поспорил сам с собой: яркая или строгая, более вызывающая или сдержанная, может, вообще романтичная — когда Митя прервал эти его размышления и, как и положено лучшему другу, пришел на помощь. Родион запоздало понял, что ответил что-то не то, оглянулся и обеспокоено посмотрел на Митю. Стоило сказать: «прости, я не хотел» или «прости, я не это имел ввиду», но Родион именно это имел в виду и именно этого хотел, потому решил не торопиться и действовать по ситуации. Если бы Митя помог ему, то значительно ускорил бы сборы — это факт. Митя улыбнулся, это было одновременно забавно и грустно. Родион как правило не сомневался, что понравится ему или вообще кому угодно. И мог нацепить в суд красную рубашку, точно зная, какой будет эффект, и желая произвести именно его. — Насколько я понял Соню — ей все равно. Но если ты против обыкновения будешь выглядеть… обычно, — Митя усмехнулся. — Прости за каламбур. В общем, она определенно это заметит. Родион выдохнул и улыбнулся Мите в ответ: — Спасибо, — искренне сказал он. Он благодарил не за совет, а за этот момент понимания и тепла. Митя понимал, и Родион ценил. — Обычно? Митька, а это как? Я вообще так умею? Родион придирчиво оглядел уже себя. — То есть ставить воротник не стоит? — Констатировал Родион печально. — И брюки нужно сменить на джинсы? Может вообще надеть джемпер? Митя не выдержал и засмеялся. Он не видел Родиона в настолько «обычном» образе никогда, и даже представлять это было смешно. — И очки нацепи обычные. Уверен, с настоящими ботанами она ещё не встречалась. Хотя с учетом педагогического их вилось вокруг немало. Родион сначала замер, а потом тоже рассмеялся: — Гениально, жаль у меня отличное зрение. Потом задумался и снова спросил: — Как люди вообще это делают? Как они нравятся другим, но остаются собой? Родиону никогда не приходилось отвечать на этот вопрос — он еще никому не хотел понравиться. Иногда это было нужно для дела, например, произвести впечатление на судью, но… это было совсем другое, и что для этого нужно было весьма прозрачно. — Я веду себя, как чокнутый, или мне кажется? — Родион подумал, что Лиса в таком состоянии оценивал именно так. Теперь бы он, конечно, не стал над ним смеяться. Изнутри эти метания все еще казались Родиону идиотскими, но… эти мысли вовсе не помогали поскорее их прекратить. «Черт, я ведь выбираю всего лишь рубашку себе! А не кофе ей… Что тогда будет — подумать страшно!» — Родион запустил ладони в волосы, нещадно себя взлохмачивая. Митя уже натянул брюки. Он не любил формальную одежду, но положение обязывало. Если джинсы начальство в не приемный день стерпело бы, то вот любимые Митей мягкие штаны — нет. — У меня в этом деле тоже опыт небольшой, — пожал Митя плечами. Он не задумывался никогда как выглядит, просто одевался сообразно случаю. Он знал, что довольно красив, но это никогда не было важным. Да и нравится ему никому не хотелось. А что он понравится Родиону, он никогда не ожидал. Но Родион, хоть никогда бы не оделся так, как Митя, любил его и таким. «Любил? — Митя запнулся в своих мыслях. — Это правильный глагол? Это правильное время для него?» — Ты кажешься милым, — сказал Митя, подумав, что хорошо, что Соня не видит Родиона сейчас. Он не мог понять: ревность это или просто тревога? Соня отвергла Родиона, а если бы и сейчас только посмеялась? Митя вдруг устыдился этой мысли, ведь сколько не пытайся отделить мух от котлет: он же был знаком с Соней. Видел, как она терпелива и ласкова с Лисом, слышал, с каким участием говорила с ним, знал даже, что она искренне хотела помочь в клубе. Мите тоже понравился ее план. Он внушал надежду. Пусть и провалился. Митя что-то такое предчувствовал сразу, но ему было приятно, что такая девушка, как Соня предпочитает его Родиону. Считает, что за него стоит бороться. Митя вдруг осознал, что кажется ему тоже досталась доза психологического яда, от которого внезапно вспухла самооценка. — Милым? — Родион вытаращил глаза и стал похож на главного героя какого-нибудь аниме, — кошмар! Да чего я докатился? — Родион усмехнулся, скривился, показал язык словно самому себе — все это промелькнуло на его подвижном лице за секунды. — Давай считать, что все это кажется нам обоим? Быть милым отчего-то пугало, да и Митя явно смягчил общее впечатление, Родион искренне считал себя смешным. Родион тряхнул головой и понял, что должен просто надеть что-нибудь. Желательно подходящее к пальто. Все же остановился на голубой рубашке, хотя и поставил ее воротник. В коридоре у зеркала понял, что забыл причесаться и воспользовался пятерней. Вгляделся в отражение и отчего-то опять почувствовал себя идиотом: — Да перестань уже! — требовательно попросил Родион сам себя и водрузил на нос свои темные очки, большие, круглые, зеркальные. Они скрывали почти все его лицо, были отличной броней и придавали ему загадочности одновременно. — Не смейся, — попросил Родион Митю, — я помню, что там нет солнца. Родион вдруг понял, что у него внутри все ходит ходуном. То ли от того, что нужно договорить с Митей, все прояснить, не отпустить… То ли от того, что предстояла встреча с Соней, и Родион… нервничал. Даже от того, что скоро ему предстоит выбор кофе. Заправляя шнурки в кеды, он подумал, что сам бы выбрал любой с коньяком.

***

В машине Митя не выдержал, заговорил снова: — Чем тебе не нравится идея про Кима и Гайла? У них отдельная комната, и я буду рядом… Как бы останусь внутри семьи? Мне кажется, это решение всем подходит… Родион сжал руль и усмехнулся, а потом засмеялся в голос, с трудом заставил себя остановиться, клацнул зубами. — Прости, это…напряжение. Мить… Мить, нет, — лицо Родиона снова расчертила болезненная улыбка. — Ты не понимаешь! — Родион даже пристукнул по рулю рукой, от чего машина слегка вильнула. — Не подходит совсем. Никому. Прежде всего тебе. Пожить у Кима с Гайлом ты сможешь разве что в одной комнате с Соней, и я не уверен, что переживу такой исход. Но… Дело не в этом. Дело в том, что ты моя семья и… Блин, я тебя не отпускаю! Внутри Родиона все бурлило и готовилось взорваться. — Мить, я люблю тебя. Я не хочу жить без тебя. А Лис и вовсе сойдет с ума, попадет в беду… сбежит просто! Он же влюблен по уши. Не уходи. Не бросай… нас. — Соня живет у ребят? — поразился Митя. — Давно? Откуда ты знаешь? Он вздохнул, глядя на профиль Родиона: красивый, резкий. — Я не бросаю, но… Родион, это же невозможно! Я… не могу жить с вами обоими, и я не понимаю… себя не понимаю, — сказал Митя с отчаянием. — И у меня не получится ничего понять, если я буду ночевать с Лисом под боком. Ему шестнадцать, и… сдерживаться ему непросто. И мне непросто. А спать с тобой… Митя запнулся правильное слово было: «я не могу», но он не хотел говорить Родиону так. Родион подумал, что выяснять отношения и вести машину одновременно удовольствие не из приятных, глаз не прикрыть, не ударить, только… курить и можно. Они как раз встали на светофоре, Родион вытащил сигареты и прикурил. После Митиных слов стало проще и понятнее. Понимание никак не меняло стремных чувств Родиона, но все же обнадеживало  — Недавно, — вздохнул Родион, выпуская дым и приоткрывая окно. — Она переехала к ним совсем недавно. Мы как раз у них вчера случайно встретились. Правда, случайно. Я приехал ругаться с Гайлом. Соня отшила меня после встречи в школе. Отказалась, даже от кофе, представь! Из-за того, что Гайл ей наговорил, я приехал, а там… она, — Родион сглотнул и… вдруг собрался. Ему хотелось постараться для Мити. Они говорили, а это и было главным, Родион должен был лишь уговорить Митю. Причем, должен не только себе. — Мить, я понял. Но зачем съезжать? Мы можем жить, как ты хочешь, мы можем снять квартиру побольше хоть завтра, мы можем просто поменяться комнатами. Я… обещаю, что не стану тревожить тебя. Уверен, что и Лис пообещает все, что угодно, чтоб ты остался. И у тебя просто будет своя комната… Хочешь? Хочешь… Хочешь я стану привозить продукты? Хочешь начну убираться? Готовить даже… Мить… Хочешь? — Поменяться? Ты будешь жить с Лисом? Ты, — Митя кашлянул, — уверен? Он вспомнил вдруг, как Родион приехал к нему после ухода. Как так же курил и говорил, говорил много, уверенно, как он один умел. И только правду: Родион сдержал каждое своё слово, только Мите это недостаточно помогло. Но подходило. А сейчас? — Убираться? — вдруг сосредоточился Митя. — Родион… ты… мне такого даже, когда я совсем ушёл не предлагал. А теперь… это из-за Лиса? Митя сглотнул, новая мысль поразила и не то напугала, не то обидела, не то… — Ты как бы покупаешь меня для Лиса? За уборку? Родион почувствовал, как тело каменеет, словно сквозь кожу прорастает броня, непробиваемые доспехи. Он затянулся раз, потом еще, раз и даже посчитал… Сейчас это помогло больше, чем с Соней. — Ты переоцениваешь мое благородство, — ответил Родион и металл его брони сверкнул в голосе, но погас, — и да, я уверен. А ты не советуешь? Лис такой жуткий сосед? Было обидно, но обижаться на Митю было не время. Да и вообще: Родион знал, кто виноват. — Нет. Я умоляю тебя остаться. Для себя. Убираться может и сам Лис, уверен, он и не такое тебе предложит. Мить, мне это сложно говорить, но я не могу без тебя. Ты можешь не отвечать Лису никогда. Просто останься. Я прошу. Если мы… должны для этого трахаться, то… Родион вдруг замолчал, не произнес верное: «давай». В любой момент раньше, он бы сказал «да», не сомневаясь. И было бы классно и приятно, просто отлично! Он в общем-то это и сказал Мите тогда… Только так витиевато, что Митя его не совсем понял. Винить его было не в чем, Родион и сам себя понимал плохо. Он просто все продумал, спланировал, но… Соня в его планы не входила, а теперь она появилась, и жизнь Родиона рушилась, она сходила с пути… И Родион больше не мог дать это. И не должен был. — Прости, — Родион, кажется, побил свой собственный рекорд извинений за несколько месяцев. — Я очень люблю тебя и хочу, чтоб ты был рядом. Я хочу стараться для тебя больше, чем когда-либо. Может, именно потому, что знаю… Я могу дать тебе… все, что у меня есть, я хочу заботится, хоть не умею. Но… Родион не знал, как продолжить и закурил вторую прямо на ходу. Офис они уже проехали, но Родион решил, что им еще не пора выходить. Митя оторопел, не выдержал тоже достал себе сигарету и закурил. — Твою мать, Родион. Ты… Митя растерялся, он не знал, как объяснить. Родион говорил что-то ужасное и классное одновременно. Запутывая их обоих, или вот сейчас распутывая. — Именно в этом и проблема: я не хочу… не могу, — тут же поправился Митя, — трахаться ни с тобой, ни с Лисом сейчас. Митя знал, что оба глагола подходят просто один Родиону, а второй Лису, и было немного странно от этой перемены. — И проблема в этом. Но я так понимаю, что Соня не станет со мной меняться комнатами? Но, черт, ты о чем? Мы договорились ночью, а утром ты был в его спальне. И я не понимаю… Митя, наконец, затянулся. — Мы проскочили и офис, и кофейню, — вставил он. — Ничего, у нас все дороги, как и трамваи ходят кругами, — Родион пожал плечами и понял, что его начало отпускать, оказалось, что шея болит от напряжения, а голова немного кружится, но от этого было… хорошо. — Мить, я просто не в себе. Чертовы эти осколки, в общем… было больно, я не сдержался. Не так уж это ужасно. Утро было просто неожиданным, понимаешь? Я даже могу пообещать, что постараюсь быть с Лисом мягче и сдержаннее. Вместо уборки, — Родион чуть улыбнулся и стянул очки, чтоб Митя мог увидеть его глаза, — И ты никому из нас ничего не должен. Но мы оба очень хотим, чтоб ты остался. Так оставайся, зачем усложнять? А Соня… мне повезет, если она не выльет на меня кофе, — Родион вздохнул страдальчески, — Знаешь, это невыносимо. Как можно с этим жить вообще? Митя вздохнул в очередной раз, подумал, что в чьей жизни как, а в его вздохи не просто преобладают, они основа основ. — «Как горько сознавать, как понимать ужасно, что в жизни, как и все, ты потерпел отказ?» Митя запоздало подумал, что это немного слишком: Родион все-таки куда-то их вёз, и пусть водитель он был отличный — бесить его не стоило. И добавил уже без иронии: — Родион, Соня просто похожа на тебя. Вот и подумай, что… что ты бы посоветовал толпам своих поклонниц… И давай уже где-то парковаться. Возражать тебе пока для меня немного слишком. Но если ты серьезно про комнату, то это и правда бы очень мне помогло… вот только Лис… не согласится. Родион в ответ на цитату усмехнулся, что и говорить с отказами он мирился примерно…никак. Очень в духе киношных злодеев. — Парковаться? Ты голодный? — уточнил Родион, — Или у офиса? Лис согласится, на что угодно, гарантирую. Я могу быть уверен, что вечером найду тебя дома? Свободная комната с меня! На мгновение он задумался: что бы он посоветовал свои воздыхательницам? Отстать от него и не мешаться под ногами? Но это Родиону не подходило, конечно. — Мить, я бы их послал, — ответил он. — Со мной что-то удалось… только тебе. Что мне делать? — Родион вскинулся, подался к Мите, хотя выруливал на повороте. — Я поел, — напомнил Митя. — Ты — голодный, хотя мы и так опоздали. Но Петрович от счастья лицезреть тебя в офисе в голубой рубашке точно простит все, даже меня. Родион смотрел так искренне, так увлечённо, что Митю кольнуло. Соня за несколько дней, за три встречи, если точнее, стала такой важной? Митя не мог найти в себе злости, только обиду? Какое-то сосущее чувство несправедливости: как ей удалось, если она даже не хотела? Он помнил взгляд Сони в баре, она определенно оценила Родиона, но в ней не было интереса, она не лгала тогда. Но это похоже изменилось? И тоже за пару встреч. — Я не думаю, что тебе подойдёт мой метод, Родион, — покачал Митя головой. — Точнее, что ты способен ходить за Соней хвостом, восхищаться ею во всем и стать ее другом. Тем более, что место ее лучшего друга занято. Родион кашлянул почти смущенно. Совет он оценил, как и намек. Зарываться и наглеть, если он хотел сохранить Митю не стоило. Пора уже было включить голову. А совет осталось адаптировать, и Родион верил в себя. — Принял, буду думать, прежде чем задавать вопросы, — отозвался Родион, — пошли тогда работать, пусть Петрович порадуется, я не хочу есть. Родион припарковался, есть он и правда не хотел, время завтрака давно прошло и вести Соне утренний кофе было поздно, но… впереди был обед. Пусть Родион понимал, что не все в его силах, но ходить за Соней хвостом и восхищаться ею, он был уже почти готов… Только ему было мало места друга, ему было нужно гораздо больше.

***

Он действительно приехал. Соня поняла это по нездоровому оживлению в коридоре, которое уловила, поднявшись на этаж. Мимо них с Гайлом — они вместе обедали на перемене, а Ким покинул их на своем втором этаже — прошествовали две восьмиклассницы, алеющие щеками и беспрестанно оборачивающиеся назад, туда, где был кабинет Сони. — «В саду, на аллеях, в бювете все те же поклоны, но это поклоны с каким-то особенным смыслом», — мрачно прокомментировала Соня и коснулась плеча Гайла. — Ты пойдешь со мной, — объявила она. — Даже не думай сбегать и рассказывать, что твой кабинет в другой стороне. — Но он же правда совсем в другой стороне, Сонечка, — отозвался Гайл. — И мне к уроку надо подготовится… Гайл точно знал, что ему не стоит идти с ней, но судя по лицу Сони любые отговорки были совершенно безнадежны. — «Он весел, галантен, умен, беспощаден… и жалок» — продолжил Гайл ей в тон, — Пожалей нас обоих, Сонечка, я же знаю, что ты очень хорошая, — попросил Гайл, понимая, что именно ему достанется вся беспощадность Родиона, если он сейчас станет свидетелем его жалкости. Гайл сжал пальцами виски и умоляюще поглядел на Соню, он шел все медленнее, они уже почти остановились — ученики были вынуждены их обходить. — Предатель, — сухо ответила Соня, но руку убрала. — Иди-иди, оставляй меня на арене с гладиаторами. — Не с гладиаторами, с тигром, — тут же поправил Гайл. — Но ты укротительница, так что я просто не хочу стоять между вами. Соня только сердито фыркнула и быстро зашагала к себе. Ей не хотелось встречаться с Родионом, спорить с ним или объясняться, но утопично было думать, что он исчезнет. Он же захотел остаться, хоть она и надеялась, что, получив желаемое, он охладеет, может даже некоторое время будет верен Мите. Не сказать, чтобы Соня никогда не сталкивалась с безнадежными воздыхателями, но Родиону эта роль не подошла бы. И отшивать его было сложно. — Будто мало мне проблем, — пробурчала она себе под нос. По мере приближения к кабинету количество очарованных школьниц росло, и Соня поняла, что это ее ужасно бесит. Родион расстегнул пальто и благосклонно улыбнулся паре девчонок, что прошли мимо, глазея на него. Он чувствовал себя непривычно, странно, его даже посещали некоторые сомнения неожиданного рода, вроде «а не стоило ли принести еще цветы?» Кофе он выбрал со всем тщанием и подгадал свой приезд к обеду, надеясь, что Соня обедает с Кимом, а не в одиночестве на каком-нибудь свободном уроке. Хотя Родиона бы ни что не остановило. «В конце концов, я же просто привез ей кофе… Для него всегда найдется время, » — напомнил себе Родион, встряхнул волосами, и все сомнения отступили, присмирев. Одна из девчонок остановилась возле него: — А вы к Софье Семеновне, да? — Да, — вежливо отозвался Родион. — А…Вы чей-то папа? Родион прыснул, но было не до шуток, девчонку стоило отвадить, тем более что, осмелев, к ним начали подбираться и другие. Они медленно сужали круги, но Родиону повезло — он заметил в толпе Елисея. — Да, вот его! — радостно оповестил их Родион и дернул Лиса за запястье. — Прошу прощения, дамы, но нам с братом нужно поговорить тет-а-тет. Родион рассчитывал остудить девчачий пыл, но впечатление, кажется, только усилилось. А Лис смотрел волком. — Спокойно, — сказал Родион. — Любая реклама лучше, чем никакой. Ты должен был меня от них спасти, по-братски. — Какого хрена ты тут делаешь? — прошипел Лис недовольно, лицом демонстрируя спокойствие и доброжелательность. — Я жду Софью Семеновну, и ты мне поможешь, отвлечешь своих одноклассниц. И ты должен переехать в мою комнату. Лис явно собирался возразить, но Родиона спас звонок. Опасность в виде школьниц начала таять, и Родион отпустил руку брата: — Я потом объясню, иди, это же твой звонок. Лис кивнул хмуро. — И зайди в магаз после уроков, возьми…что-нибудь. У нас все кончилось. На Митин вкус возьми. Тут Лис просветлел, кивнул уже с щенячьей радостью и влился в поток опаздывающих. Когда раздался звонок, Соня отступила к стене, пропуская учеников. Разглядела в толпе Лиса и подавила соблазн притащить к кабинету его. Что ему небольшое опоздание, зато помог бы даме… Но Лис, конечно, был союзником неподходящим. Точнее вероятность, что он захочет ей помочь была чертовски низкой. Это тоже было проблемой: теперь надо было придумать, кому Лиса передать. Или начинать сначала. Знал он или еще нет про них с Родионом, но узнал бы и тогда… Да, и если работать с Лисом еще было допустимо, считаться их семейным психологом Соня больше не могла. Особенно умильно теперь бы выглядела комплексная работа со всеми тремя. Коридор тем временем опустел, и она увидела Родиона. Соня прошла последние пару метром, встала у двери, разглядывая его. — Серьезно? — она кивнула на стакан в его руке. — Более чем. Если ты не соглашаешься пойти на кофе, значит кофе приходит к тебе, — улыбнулся Родион. — Ты не можешь отказаться, кофе не виноват, он не выбирал своего курьера. А в этом заведении у него нет ни одного конкурента, клянусь. — Родион протянул ей стакан. Он рассматривал Соню: она нравилась ему все больше, ему даже не нужно было представлять все то, что под одеждой. Она и в ней необычайно будоражила. «Я определенно околдован хозяйкой горы…» — подумал Родион без всякого сожаления. Кофе пах, Родион улыбался, и оба они выглядели заманчивыми. — Одна девушка, — ответила Соня, — как-то опрометчиво поверила сладким речам и согласилась всего лишь на яблочко. А тут огромный стакан соблазна. Она вдруг вздохнула и добавила серьезно: — Плохая идея, Родион Романович, сам знаешь. Твой тренч, кстати, у Кима. Он тоже кофе любит. Ким, не тренч. — Киму Гайл сварит, — парировал Родион. — А тренч не сбежит, но спасибо, я понял. Ему было сложно… и горько. Родион ненавидел просить и не умел навязываться. Ему как-то было ни к чему. Но сейчас… Он чувствовал себя, осаждающим крепость. И помнил, что сказал Митя. Он понял из его рассказа главное — не отступать, но не настаивать… и не истекать слюнями. — Соня… Это просто кофе. Я предлагаю тебе его, а не себя. И ты на работе, я понимаю. Если ты хочешь, чтоб я ушел, я уйду. И ты можешь выпить его одна. Надеюсь, он тебя порадует. В отличие от меня. Хотя… буду честен — я не собираюсь отставать от тебя. Мне очень жаль, но я не могу этого сделать. Я буду приносить тебе кофе каждый день. Бесплатная доставка за счет заведения. И надеяться, что в какой-то момент ты согласишься на мою компанию. Как думаешь, мне пойдет курьерская кепка? — Родион приподнял бровь и постарался улыбнуться. Он снова протянул кофе и хотя это он давал что-то Соне, чувство у него было, словно он стоит с протянутой рукой. Он знал, что сейчас нещадно краснеет, это свойство собственного лица удивительно бесило, сейчас особенно. Румянец Родиону шел, делал его трогательным, практически милым. Соня вспомнила слова Гайла о жалкости, а в груди поднималось это дурацкое ее чувство, из-за которого так трудно было отказывать. Даже последним мерзавцам, что там Родиону. Он все-таки на лестнице мерзавцев занимал место довольно скромное. Соня вздохнула, склонила голову на бок, протянула руку, обхватила пальцами стакан, и, конечно, коснулась Родиона. Этого невозможно было избежать. — Это не просто кофе, — тихо сказала она. — Сам признался. Зачем тебе это? Я, конечно, хороша, но все же… Родион у тебя же отличная жизнь, прекрасный человек тебя любит… Ей вдруг стало грустно, она понимала, что Митя — не аргумент. Даже для нее больше не аргумент. Потому что Родион не выбирал его. Ценил, уважал, любил даже, но не выбирал. И хотя это было ужасно, вот этого Соня изменить не могла ничем. Но оставались и другие причины отказывать Родиону. Соня меньше всего хотела бы оказаться на Митином месте. Когда Соня взяла кофе, Родиону стало легче. Он даже улыбнулся по-настоящему. И понял: «Даже просто привозить ей кофе и смотреть, как она его принимает — похоже на счастье. И выглядит гораздо более… живо, чем вся моя «отличная» жизнь.» Сейчас ему было трудно, но «сейчас» просто длилось. И в нем есть эта самая «жизнь». То, что Родион считал жизнью. И больше не требовалось вдавливать газ в пол, достаточно было просто смотреть на Соню. Родиону показалось, что он как никогда близок к пониманию смысла своей жизни. Раньше он посмеялся бы над этим, но… он чувствовал так. И… это оказалось вдруг больше, важнее, реальнее, чем все остальное, что он испытывал. Будто пробуя риск, скорость, высоту, адреналин, допинг… Родион искал именно это чувство. То, что просто наступало, накатывало на него рядом с Соней. Хотя Родион вряд ли сумел объяснить это Соне, и он сказал просто: — Ты просто не понимаешь, какая ты… — он не скрывал восхищения. — Но ты снова права, Митя — очень хороший, — согласился Родион. — Только его я люблю иначе. И я… снова ему об этом сказал. Вечером он переезжает в соседнюю комнату. Митя еще и ужасно милосердный. Мне жаль, что я так плохо понимал его. Ты помогла мне. Нам помогла. Соня даже рот приоткрыла. Она бы и в бреду не назвала свое участие в этой истории — помощью. — В соседнюю комнату? Это какое-то мега-продвинутое расставание? Ты… серьезно? И он согласился… Даже нет, Родион. Ты уверен, что Митя именно согласился? Чтобы ты там ему не предложил. Кофе уже перекочевал в ее руку, и Соня почти машинально поднесла стакан к губам. Раф. Чертов сладкий и нежный раф. С мятой. Сироп немного сглаживал эффект, мята была прохладной и несладкой. Но Соня не стала ничего говорить: откуда там Родиону знать ее вкусы. — С тобой невозможно быть несерьезным, сарказм просто отказывает. Он согласился. По-настоящему согласился. Я не хочу расставаться с Митей. И, надеюсь, он со мной тоже, просто быть любовниками нам, кажется, обоим подходить перестало. Родион подумал вдруг, что Соне и Мите нужно поговорить сейчас. Несмотря ни на что, они бы поняли друг друга. Потому что Родион видел: Соня относилась к Мите хорошо, и она… заботилась о нем, хотя не должна была. Родион в этом смысле не мог сравниться ни с ней, ни с Митей, он просто восхищался ими обоими. И хотел бороться за них обоих. Просто в разном качестве. — Хотя мы только начнем вечером пробовать. Я собираюсь ужиться с Лисом в одной комнате, это гораздо более стремно, чем Митя в соседней, поверь… Родион решил смолчать о том, что прежде всего это так, потому что Лис мечтает оказаться в Митиной постели. Особенно, когда она пустует. — Лис — просто мальчишка. Скорее всего, если ты будешь думать о нем, как о маленьком себе, сразу все и получится. Лис был прекрасной темой для разговора, уместной и безопасной. Соня могла бы рассказывать о нем Родиону долго. И про адаптацию, и про сиротство, и про чувство к Мите. Хотя про последнее Соня понимала не до конца. Это могла быть и влюбленность, и подмена из желания близости к родителю. Просто из-за того, что Митя в родители не годился, хотя и очень старался. — Если ты все-таки сможешь стать ему старшим братом… Ему это очень поможет. Гляди-ка у нас получается консультация. Если, чтобы ты меня слушал нужно кофе… «Я согласна, » — не договорила Соня и снова сделала глоток. Она знала, что это опасная дорожка. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Соня не боялась пропадать, но как-то не об этом мечталось. Поэтому она и не стала говорить, что раф и сироп не ее. Ей очень хотелось верить, что она сможет перевести их с Родионом отношения в эту плоскость. Вертикальную до невозможности. Можно было хотя бы попробовать. — Ты отличный специалист, — отозвался Родион, — Но я не… Он хотел сказать, что не очень похож на Лиса, но осекся. Потому что сходства было больше, чем различия. И Родион сейчас увидел это. Они не были одним и тем же человеком, но… Родион понимал Лиса очень хорошо, потому что и правда чувствовал во многом похоже. — Я постараюсь, быть ему старшим братом. Раз у меня получилось с Кимом, то… наверное я не безнадежен? — Тут стоило усмехнуться, но Родиону не было весело. — Но кофе у тебя просто будет. Не для консультации. Каждый день. Я всегда держу свое слово. Это то редкое, во что я верю.
 Соня закатила глаза. Снова спрашивать о серьезности было глупо, хотя хотелось. Но Родион был серьезен. Как специалист, Соня должна была признать — он залип. Но как девушка верить в это не хотела. В конце концов, ему бы надоело, надо было просто подождать. А ждать, когда Родион был таким… цивильным, становилось не то, что проще, но как-то… вообще возможно. — Ты обладаешь колоссальным потенциалом. Как и Лис. Хотя Кима из вас обоих, конечно, не получится. Но зачем равняться на бога? Она улыбнулась Родиону. Ласково, но точно не так, как следовало. Он слишком нравился ей. Гайл, как всегда, оказался прав — абсолютно в ее вкусе, как сошел со страниц ее детского дневника. Еще и рисовать небось умеет. Родион любовался Соней и ее улыбкой, подумал, что не прочь нарисовать Соню, хотя давно уже не занимался этим. Он усмехнулся ее словам: — Потенциалом, я? Куда уж больше то? Мир же еще должен стоять! На Кима я никогда и не надеялся. Тут мы абсолютно схожи. Хотя за него от этого страшно… Очень странное дело быть братом Иисуса Христа, наверное… как и другом. Как же так вышло, что мы не встретились раньше? Соня впервые улыбалась ему так светло, и Родион словно плавился от тепла ее улыбки и готов был стать воском и позволить ей просто… лепить. — Ну в каком-то смысле Люцифер и есть брат Иисуса, — отозвалась Соня. Она вдруг поняла, что не тревожится больше, не хочет отослать Родиона, хотя надо бы. И чем дольше это приятное чувство и чем оно сильнее, тем больше надо перестать. — Родион… Она искала причину, такую, чтобы он не обиделся, но послушался. Но Родион не был одним из ее подростков, даже таким сложным, как Лис, с ним не могли сработать обычные приемы: спокойствие, дистанция, уверенность. — Мне работать надо, — просто сказала Соня. Она знала, что он может обидеться, но была готова. Она больше не сердилась, но все же… Дистанция и спокойствие. Ее личное спокойствие. — Люцифер? Меня всегда грели его лавры… Тот, кто хотел сравниться с Богом — это про меня. Я самонадеян, знаю. И я понял, я пойду, я же обещал. Завтра я привезу тебе новый кофе… «Если успею, то к завтраку, » — закончил про себя Родион. Поймал ее свободную руку, легко коснулся пальцев губами и просто пошел, хотя чтобы отвернуться, понадобилось усилие. Родион учился легко, он усвоил и Митин урок. Он не собирался отступать. Он был готов даже купить в кофейне фирменную кепку, даже съесть ее. Про тренч он не вспомнил. Он словно перешел в режим ожидания и не знал, пройдет ли он хоть немного до покупки нового кофе или нет? Надеялся только, что хотя бы дома… вечером немного отвлечется. Хотя бы на разговор с Лисом.