Права и обязанности

День не задался с утра: первый процесс затягивался, клиент нервничал, Родион курил. Его судебные дела часто ставили на рассмотрение первыми или же единственными, и Родион привык. Но в этот раз слушание было назначено, к сожалению, вторым. Спасибо не четвертым, а то двухчасовое ожидание могло обернуться даже переносом заседания. Родион заранее знал об этом, но все равно злился, что не успевает к Соне. Утренний кофе остался в пролете, обеденный должен был наступить в тот самый момент, когда Родион ускорил шаг, сбросил пиджак и сменил отстранённость и логичное изложение фактов на порывистую страстность трактовок с этическим подтекстом. Это неизменно увлекало его, и до конца процесса Родион не думал о Соне. Только, благосклонно принимая очередные поздравления, он подумал, что хотел бы видеть Соню среди встречающих. Или знать, что она ждёт его в машине. Или дома. Родион тоскливо вздохнул. Он уже соскучился: с момента, как он вчера привез Соне кофе, прошло гораздо больше суток. Так что от предложения отпраздновать он без сожалений отказался. Стремительно вечерело… Возможно, для кофе было уже не время, но Родион верил в этот напиток, как в странный символ удачи. «От меня ты можешь отказаться, но не от кофе! " — сам сказал — сам поверил. И Соня не отказывала им уже больше недели, хотя поговорить случалось не всегда. В целом, с той частью, где нужно было таскаться за Соней повсюду, Родион справлялся без всякого труда и сомнений. Это получалось само: ему слишком нравилось смотреть на неё, слушать её голос, угадывать настроение, запоминать привычки. Родион выучил её нежные руки, запомнил в деталях её длинные пальцы. Только угадать правильный кофе никак не мог. Соня никогда не жаловалась, но он знал, видел по тому, как она после пробы опускала взгляд и не спешила сделать второй глоток. Родион принял это как очередной вызов: Соня не давала подсказок, у Кима Родион их не просил — он сам выбрал бы правильно, рано или поздно. А игра стоила свеч. Родион не отдавал себе отчёта, но его немного ломало, корёжило, дразнило и изводило то, как Соня была далека и непредсказуема. Стойка и… Нужна. Уроки давно кончились, как и Сонин рабочий день… Обычно она задерживалась в школе до пяти, но на часах уже было пятнадцать минут шестого, а Родион только заезжал на парковку у школы. Но верный девизу: «Пока дышу — надеюсь», — Родион шел к цели. Он утешился мыслью, что всегда может заехать к Соне домой, взлетел на третий этаж и, к удивлению своему, нашёл кабинет незапертым, но пустым. Родион поставил кофе в центр её стола, пальто бросил на стул. — Ждите нас здесь! — заговорщицким шёпотом велел им Родион и отправился на поиски Сони. Он обошёл школу, пропустил, утекающих из неё детей, оглядел пустой коридор, снова вернулся в Сонин кабинет. Можно было подождать и здесь, но хотелось курить, и Родион вышел на крыльцо. Охранник привык к нему и уже не спрашивал, зачем он тут ошивается. Родион окинул школьный двор взглядом, он вышел без пальто, не собираясь задерживаться, и тут вдруг увидел Соню. Она стояла у скамейки и разговаривала с мужчиной. На удивление, тот показался знакомым. Родион присмотрелся, и поразился: меньше всего он ожидал, что может столкнуться во дворе своей школы с Лужиным. В их холдинге Лужин работал нотариусом и слыл человеком неприятным и высокомерным, он и сейчас казался таким: улыбался Соне нехорошей, скользкой улыбкой и смотрел покровительственно. Это, конечно, было его обычное выражение лица, но от того не менее раздражающее. Родион медленно приближался к ним и еще думал о том, что Лужин тут делает, когда вдруг услышал Соню: — Господи, Петя, сейчас же не девятнадцатый век. Я могу взять эти деньги, где угодно. На абсолютно законных и прозрачных условиях. Родион чуть не споткнулся, ее тон, ее обращение к Лужину — были даже еще более шокирующими, чем просто наличие Лужина здесь. Лужин не успел ответить — заметил Родиона. — Раскольников?! — его холеное, полноватое лицо потеряло прежнюю снисходительность вытянулось в удивлении. Соня резко обернулась, и Родион понял, что вот сейчас, впервые, видит ее испуг. И емуу очень сильно, почти до зуда в ладонях, хотелось защитить ее, спрятать, закрыть собой от Лужина. — Петр Петрович. Софья Семеновна. — Родион сдержанно кивнул им обоим. — Софья Семеновна, извините, я не успел на консультацию вовремя, — Родион встал рядом с Соней, он бы с удовольствием коснулся ее, но пока не понимал, стоит ли это делать при Лужине. — Консультацию? — обратился Лужин почему-то к Соне, но Соня его ответом не удостоила. Зато кивнула Родиону и сказала: — Добрый вечер, Родион Романович. Ничего страшного, я могу задержаться сегодня. А Петя уже уходит. «Петя» побагровел, и Родиону потребовалась вся выдержка, чтобы не засмеяться. На его памяти Лужина просто по имени не звал никто, даже Порфирий Петрович предпочитал дистанцию. Но у Сони будто была власть над ним: Лужин не возразил, хоть и скис лицом. Он спрятал в свою папку какую-то бумагу, горделиво махнул головой, бросил «До скорого» и пошел прочь. Соня смотрела ему вслед, потом обняла себя за плечи, тихо сказала, не глядя на Родиона: — Спасибо, — и явно приготовилась уйти. — Подожди, — Родион осторожно коснулся ее руки. Он не знал, как продолжить, но Соня обернулась, и у него вырвалось: — Он обидел тебя? Соня смотрела на Родиона грустно, совсем не похоже на себя, ее губы дернулись — Соня криво улыбнулась. Потом вскинула голову, посмотрела в небо и спросила: — У тебя же есть сигареты? Родион кивнул, потянулся в карман, но Соня остановила его руку и покачала головой: — Родион Романович, мы же в школе, — Соня кивнула на школьную калитку и потянула его за собой. Родион подумывал сам прикурить Соне, но решил не искушать судьбу и ограничился тем, что протянул ей огонек. Когда она выпустила первый дым, Родион спросил: — Значит, Петя? — Ну, так уж его назвали, — улыбнулась Соня. — Меня всегда поражало это тщеславие, когда сына называют именем отца. — Давно ты с ним знакома? — А ты? Я… жила с ним до недавнего времени. — Что? — Родион вспыхнул, запустил руку в волосы. Он ожидал, конечно, такого ответа. Но черт! — Ты встречалась с Лужиным, а меня отшила? Серьезно? Соня засмеялась, она прикрыла рот ладонью, и смеялась словно одними глазами — завораживающе. — Твоя реакция стоит всего, — произнесла она, наконец. — Но да, так и есть. Могу утешить тебя только тем, что в постели он гораздо хуже. — Соня затянулась и повторила будто мечтательно: — Гораздо, — а потом посмотрела Родиону прямо в глаза. Родиона даже повело немного от ее взгляда, но вот Соня моргнула, и Родиона не то, чтобы отпустило, но стало можно снова говорить о Лужине. — Он хочет тебя вернуть? — Родион тоже закурил. Соня изменилась в лице, медленно кивнула. Родион хмыкнул: — Самонадеянно с его стороны. Один единственный шанс и так был роскошным подарком судьбы в его случае. Соня отвернулась, выпустила дым. — Он подстраховался, — голос выдал ее раздражение, даже обиду. — Как ему кажется. Родион нахмурился, напрягся, вспомнил, что кроме шокирующего «Петя» в Сониных словах фигурировали «деньги». — Он шантажирует тебя деньгами? Соня ответила не сразу, она некоторое время внимательно смотрела на Родиона, видимо, прикидывая рассказывать или нет. — Только не вздумай предлагать мне денег, хорошо? — Хорошо, — тут же согласился Родион, точно зная, что, если понадобится, он не будет предлагать — он сделает. — Так что за история? — Лужин — знакомый моего отца. Иногда приходил к нам, начал ухаживать… — Соня стряхнула пепел, сложила руки на груди, от того, как она смотрела, Родиону вдруг стало неловко, словно эта история причиняла ей боль, а он заставлял вспоминать и рассказывать. — В общем-то, все только и ждали, когда я к нему перееду. Даже я. Но через полгода я от него… сбежала, если выбирать более точное определение. Вернуться к отцу с мачехой… Они, как говорят в сказках, только бы «пожурили меня за неблагодарность», поэтому я и пользуюсь добротой Кима и Гайла. Родион ждал продолжения. История уже казалась неприятной, но Родион предчувствовал, что самое интересное случилось сегодня. Соня потушила окурок, бросила его в урну и сунула руки в карманы куртки. — Отец взял у Лужина денег. Не очень много, но под процент. Лужин и договор заботливо составил, и меня поручителем внес … Отец отдать долг не может, но Лужин готов… — Соня закусила губу. — Можно, я не буду говорить вслух? Родион снова испытал почти невыносимое желание спрятать ее от этого всего, хотя бы обнять на мгновение. — Нужно, — быстро ответил он. — Не стоит повторять тот бред, что сказал тебе этот козёл. Петя! Ну надо же… Рядом с Соней Родион чувствовал так много, но вот теперь разум от этого словно стал чётче, он отщелкивал в голове мысли одну за одной. Сугубо профессиональные мысли. Все лучше, чем думать о том, что Лужин имел в виду, не имея возможности прямо тут же ему и врезать. — Не беспокойся о нём больше. Просто забудь. И поверь, деньги для этого не понадобятся. Я обещаю. Родион смотрел Соне в глаза, а в голове его уже звучал будущий разговор с Лужиным. Вроде же хороший юрист, хоть и дерьмовый человек, а действовал так опрометчиво. — Лужин сёл в лужу, — констатировал Родион. Соню его слова похоже нисколько не успокоили. Она смотрела недоверчиво, даже недовольно. — Послушай, — начала она неуверенно, явно подбирая слова, — тебе не нужно с ним ссориться из-за меня. Честно. Родион затянулся, спорить с Соней было бы нервно, изматывающе и бесполезно, да и зачем? Родион предпочитал просто сделать по-своему. А ему было нужно, очень нужно, не меньше, чем самой Соне, чтобы Лужин никогда больше к ней не приближался. — Знаешь, я с ним и раньше особо не дружил, — Родион пожал плечами. — Обещаю — это не создаст тебе проблем. И мне тоже. Он не хотел объяснять, что будет делать, зато хотел, чтобы Соня не думала о Лужине. Ни сейчас, ни потом. Он её внимания не стоил. Родион снова коснулся Сониной руки и улыбнулся ей. — А я тебе кофе принёс. Он скучает один в твоём кабинете. Соня закатила глаза, потом фыркнула: — Тебе ведь говорили, что упрямство — это отрицательное качество? Родион пожал плечами, тоже потушил и выбросил сигарету. — Это они из зависти, что у них нет моего выдающегося упорства. А тебе уже почти нравится. — Ничуть, — мгновенно ответила Соня. — Врешь, — улыбнулся ей Родион, он согнул руку в локте, предлагая Соне опереться, и сумел не выдохнуть облегченно, когда ее пальцы легли на его предплечье. Они поднимались на школьное крыльцо, когда Соня вдруг оторвала взгляд от ступенек, остановилась и воскликнула: — Туфли! Родион с интересом посмотрел вниз, убеждаясь, что на нем и правда туфли — сегодняшний судья был мужчина и неформальной одежды не любил. На Родионе и вовсе не терпел. Хотя… Может быть, надевать красные кеды в первую их встречу было немного слишком? — И? — Родион заглянул Соне в лицо, она казалась не просто удивленной, а прямо пораженной. — Что-то не так? Тебе не нравится? — не удержался Родион. Соня стала только загадочнее: — На тебе туфли, и сегодня они встретились с классической моделью Лужина. — А ты звучишь, как Нильс, который осмысляет пророчества… — поделился Родион ассоциативным рядом. — Жаль, что на нем не было сапог? Или на мне? — Нет, — ответила Соня уверенно и серьезно, пояснила, — не жаль. Мне нравится. Родион поперхнулся и накрыл ладонью ее пальцы на своем предплечье. Он все еще не до конца понял, но уже подумал о том, что, если ей нравится, он мог бы чаще носить их. Это стало очередным открытием.

***

Родион отложил дела в сторону и оглядел свой заваленный стол. Вид был удручающий, хорошо хоть, что он сумел встать пораньше и уже увиделся утром с Соней, выяснив, что кофе по-венски — тоже не то. Меню в кофейне уже подходило к концу, а азарт Родиона только разгорался. И вот наступил обед, время… когда можно было снова мотнуться к Соне, но… Лужин не давал покоя, меньше всего хотелось, чтоб он терроризировал Соню. Родион и его видел утром, столкнулся, когда приехал в контору. Но стоило многообещающе протянуть: — Ну, здравствуй… Петя… — и не успел Лужин надуться от возмущения, как из своего кабинета высунулся Порфирий и испортил Родиону всю малину: — Раскольников! Почти вовремя, надо же, зайди ко мне сейчас, есть дело. Порфирий Петрович был человеком обстоятельным, и дело было таким же… толстым и внятным, стопроцентным, по мнению Родиона. — Отличное дело, все как по нотам, Порфирий Петрович, — заключил Родион после изучения. — Так да не так, — сказал начальник угрюмо. — Тут многое зависит от того, как представить это в суде и… Родион, я бы хотел передать дело тебе. Это казалось, что босс предлагает, реально — он давал задание. Родион кивнул, пытаясь представить, куда он впихнет еще и это, но смирился. Родион еще раз оглядел стол, подумал, что ему нужна фотография Сони. Чтобы вот в те дни, когда приходится жертвовать временем с ней и обедом, она служила ему утешением. Родион встал, повел головой, разминая затекшие плечи, запустил пятерни в волосы, не замечая, что привел их в беспорядок и направился на этаж ниже, в нотариальную, прямиком к Петру Петровичу, чтоб почтить его своим присутствием. Родион вежливо постучал, но дверь открыл бесцеремонно, не дожидаясь ответа. Лужин трапезничал, иначе это было не назвать. — Петя, — начал Родион без стеснения, — утром нас грубо прервали, но я бы хотел продолжить разговор. Но ты кушай-кушай, мне не мешает, — сказал Родион и уселся на край стола, вытянув и скрестив ноги. Стул для посетителей Родиона никогда не прельщал, а в кабинете Лужина, он еще и подавлял — маленький и неудобный на фоне роскошного кожаного кресла хозяина. Лужин поморщился и немного позеленел от злости: — Раскольников, мы с вами на брудершафт еще не пили, как я помню. И слезьте со стола, что за мальчишество. — Твой стул для посетителей отпугивает людей, точнее клиентов, — парировал Родион, — ну да ладно, я постою. Родион оторвался от стола и замер, возвышаясь над Лужиным, сверля его темными глазами, словно проклиная этим взглядом. Потом не спеша скрестил руки на груди. Лужин сглотнул, по кадыку было видно, отложил свой сэндвич и гаденько, слащаво улыбнулся. — С чем пожаловали, Родион Романович? — спросил он, фальшивенько меняя тон, даже ребенок не купился бы. — Не будем миндальничать и разводить демагогию, верно? Мы же не на приеме… Я по делу, Петя. Хотел поинтересоваться, исключительно из заботы о благополучии и добром имени нашей фирмы: давно ли ты зарегистрировал себя, как ростовщик, и знает ли об этом Порфирий Петрович, или пока это тайна? Лужин вытаращил глаза и стиснул зубы, так и не выпустив воздух, от того щеки его неприятно надулись. — Как вы смеете, Раскольников? — Смею, я и не такое смею. Разве что-то не так? Ты же, Петя… дал денег в долг под проценты, у тебя, я видел, и расписочка имеется. Ничего личного, вот только ты же не хуже меня знаешь, что без регистрации своего… нового предприятия… это противозаконно. Так, когда же ты собирался заявить государству о своей новой статье дохода? Родион понял, что выиграет, стоило Соне вчера упомянуть проценты и договор. Порфирий Петрович, человек серьезный, чтящий букву закона и саму его идею, никогда подобного не допустил бы. Чтобы его нотариус, да зарегистрировался ростовщиком? Клиенты не обрадуются: время прошло, но ростовщиков всегда не жаловали. И то, что Соню без ее ведома внесли поручителем, а значит подпись ее в договоре была поддельной, что венчало эту бездарную аферу, как вишенка на торте. — Давать деньги под процент — привилегия банков, Петя. Или род деятельности ростовщиков, регистрируемый и облагающийся налогом, разве ты не знал? В твое время эту статью не изучали? — Раскольников, прекратите паясничать. Я не хуже вас, может даже лучше, знаю финансовое право, — холодно ответил Лужин, но лицо свое он потерял и найти никак не мог. — Я? Я, Петя, серьезен, как никогда. Я благородно, от всего сердца к тебе обращаюсь. Как коллега и товарищ, пекусь о твоей репутации, разве не видно? Расписочка-то под проценты имеется. И истребование по ней идет. Так может ты ошибся, Петь? Может ты своему другу в долг дал, и точка? — Да, так и есть. Помог старому приятелю, — ответил Лужин. Лицо его искривилось и пошло зеленовато-желтыми пятнами, желваки ходили, но значительности это все ему не предавало, скорее жалкости. — Какое благородство, Петя! Я так и думал, — Родион улыбнулся. — А если другу помог, то какие проценты? Какое давление? Это ж друг, и законной силы у дружеского соглашения нет, сам знаешь. Отдаст, как сможет. И родня его тут вовсе ни причем. Верно, Петя? — Родион не спрашивал, он давил… Словно мошку каблуком. И ему не было жалко. — Но… Возражений Родион слушать не стал: — Или я иду к Порфирию Петровичу? Нужно же табличку новую повесить на твоем кабинете: «Петр Петрович Лужин — нотариус и ростовщик»… Родион развернулся и стремительно шагнул к выходу. — Раскольников, стойте, — почти выкрикнул Лужин и с отвращением отодвинул от себя тарелку, — не стоит. Я просто дал в долг другу. Отдаст, когда сможет. — Так я и думал, Петя. Мы же товарищи, и я всегда готов прийти на помощь, если ты оступишься, — зловеще пообещал Родион. — Только от расписки тогда нужно избавиться. — Не уж то ты думаешь, что я ее тебе отдам? — не сдержался Лужин. — Мне? Да зачем же… — Родион вынул зажигалку из кармана: — Доставай. И гори она синим пламенем, ведь и не было ее никогда, — Родион улыбнулся, холодно и остро, во все зубы, словно это был оскал. На лбу Лужина выступил пот. Родион не ошибся: репутация была Лужину много дороже денег и, конечно, дороже Сони. Родион сдерживался, чтобы не набросится, не встряхнуть проклятого «Петю» за грудки, не сказать ему… Лужин, видимо, был не таким уж плохим физиогномистом. Он покорно достал бумажку — хранил он ее, сука, почти у сердца — прямо в папке с текущими делами. Родион быстро скользнул по расписке глазами, убеждаясь, что это именно то, что нужно. Кивнул, чиркнул зажигалкой. Расписка горела, и пот стекал по лбу Лужина. — Я знал, что мы договоримся, — закончил Родион мягко, на мгновение встретился с Лужиным взглядом и не смог не добавить: — А… к Софье Семеновне больше не приближайся… Лужин расплылся в знакомой гладенькой улыбке. — Так в ней все дело, Родион Романович? И мы с вами, цивилизованные, образованные люди, ссоримся из-за какой-то… Родион не дал ему договорить. Терпение его вдруг сдало. Родион не то, чтобы любил драться, но сейчас кулаки просто чесались, он поймал Лужина за ворот и чуть потянул к себе: — Не смей. Ни слова больше. Или я за себя не отвечаю. Ты знаешь ведь, я бываю отмороженный, совсем ненормальный. Родион смотрел, и глаза его черные и густые, словно источали вокруг безумие, подтверждая его слова: — Еще слово, и я прилюдно, на процессе утоплю тебя в твоем же дерьме. Лужин дернулся: — Пусти! Псих! Родион отпустил, с трудом, возвращаясь в себя. Привычно представил себе руку Мити на своем плече, а на втором… Вдруг Сонину. По телу тут же пошла волна… Лужин заткнулся, словно онемел. Родион развернулся и вышел. Времени на обед у него, конечно, не осталось. Но знания, что Лужин теперь не осмелится — трус, потому что, — хватало, чтоб чувствовать себя не то, что сытым, пресыщенным и довольным. В кабинете Родиона вдруг оказался Митя. Он склонил голову над бумагами, оторвался от них, встречаясь взглядом с Родионом, чуть нахмурился и спросил: — Что ты выиграл сегодня? Разве было слушание? Родион в ответ расплылся в улыбке: — Гораздо больше, чем слушание, Митя. И это охуенно! — Хорошо, — Митя смотрел с некоторым сомнением, но — Расскажешь потом? — Конечно, — согласился Родион. И рассказать, и на сникерс, что протянул ему Митя. Работа дальше заспорилась: Родион успел столько, что захватил долги по архиву и за предыдущие дни. Он задержался и подбил все хвосты, пользуясь настроем и настроением. И к концу дня его занимал только один вопрос: «Черт, и какой же она любит кофе?»