***
Финн ненавидел звук своего будильника, но просыпаться от криков боли оказалось ничуть не приятнее. Поначалу он даже не заподозрил неладного — в доме, где он снимал квартиру, постоянно разыгрывались громкие драмы, любовные или вовсе наоборот — неважно, все они одинаково мешали спать. Финн открыл глаза, и вот здесь начались проблемы. Обстановку он не узнал. В тусклом свете настольной лампы он разглядел неясные брызги на давно не беленом потолке, плотные занавески на окнах, книжные полки, на которых помимо, собственно, книг, обреталась уйма совершенно случайных вещей — от автомобильных свечей до засаленных карт-таро и… Кота. Смутно знакомого рыже-белого кота. Финну не понравилось, как кот на него смотрел, а когда животное спрыгнуло на пол и выбежало в приоткрытую дверь, Финн и вовсе дернулся в порыве его остановить, чтобы не привлекать внимание тех, кто там, за этой дверью, был. Он выглянул в окно, и понял, что находится на втором этаже. Собраться с духом, чтобы выпрыгнуть в него, он так и не смог. Тогда Финн решил проверить, что за дверью, и увидел серые ступени, уходящие вниз. А еще до него донеслись голоса. — … Тремерские артефакты. Дерьмо собачье, он бы не выложил правды. Голос принадлежал женщине — это все, что Финн мог сказать. Определить возраст оказалось сложно — это могла быть и достаточно взрослая леди, и юная девушка, просто привыкшая помыкать людьми. Финну почему-то подумалось, что такая скорее слышит в свой адрес обращение «босс», чем, например, «детка». Очередной крик прорезал ночь. Должно быть, они находились в достаточно паршивом местечке, если до сих пор не нашелся хоть один сознательный гражданин, который бы вызвал полицию. — Кто заставлял тебя засыпать с открытым переломом, По? Терпи, я почти закончила. Другая женщина. Эта уже не походила на «босса», но Финн, поразмышляв, решил, что этой «детка» бы тоже не сказал. Финну показалось, что он уже где-то ее слышал. — Светало уже, не успели, — виновато отозвался третий голос, на этой раз мужской, но тоже достаточно знакомый. Финн похолодел, испытав целую гамму разнообразных чувств. Очевидно, он все еще находился в компании странных типов, которые втравили его в какое-то невообразимое дерьмо. Финн начал смутно вспоминать аварию — правда, вспоминать оказалось почти нечего, кроме воплей, в основном собственных, скрежета и чудовищной боли. Ему все меньше хотелось спускаться по лестнице. Финн крепко задумался о том, на какой дряни нужно сидеть, чтобы засыпать с открытым переломом и не ехать с ним в больницу. Он не был уверен, что действительно хочет знать больше. — Что мы имеем в итоге? — говорила снова та, что могла бы сойти за «босса». — Ты точно запомнил список? — Обижаете, госпожа. Я не силен в восточной культуре, но ничего, требующего углубленных познаний, там и не было. — И ничего, что могло бы сойти за серьезный оккультный артефакт. Так на кой черт Сноуку все это нужно? — Стакан пуст наполовину, а список рыжего зануды — пуст на треть. Новый голос, снова женский. И вот на этот раз — определенно «детка». — Милая, ты хочешь сказать, что Сноук и сам всего не знает? — Лис раскопал лишь те кости, что не были спрятаны его хозяином. Повисло неловкое молчание, но вскоре вторая девушка, должно быть, сообразила, как перевести с языка лунатиков это умозаключение: — Возможно, кое-какие части экспозиции пока засекречены. Может, Сноуку что-то известно, но со слугами он этим не поделился, и они начали копать сами. — Рискуют, в таком случае, — хмыкнул мужчина. Говорил он как-то очень уж бодро для человека со сломанной рукой. Кот, о котором Финн уже успел позабыть, явился из темного угла за дверью, лениво потерся о его ногу, задрал голову и сощурился, глядя Финну в глаза. Финн легонько подтолкнул его ногой, принуждая спуститься по лестнице. Шкура на спине кота недовольно дернулась, и он побежал от Финна подальше. — Биби! — радостно воскликнула юная нимфа с ангельским голосом, и Финн подумал, что имя, как для кота, дурацкое. За этим всем он, очевидно, пропустил часть беседы. — … Она не явилась позавчера на встречу, я прождала ее всю ночь. И телефонная линия молчит. — Мало ли, что взбрело в голову дурной старухе, госпожа. Однако ж, если кто вообще и знает что-то, так это она. — Не хочет выходить сама — можно ее навестить, — голос той, другой девушки, был полон решимости. В голосе мужчины, когда он ей ответил, решимости оказалось не меньше: — Я туда не полезу, даже не просите. — Тебя никто и не зовет, По. — Рей, ты уверена? — Конечно, Лея. Я уже бывала у Маз, и прекрасно помню дорогу. — Хорошо. Заодно передашь, что я о ней беспокоюсь — на случай, если правда на что-то дуется. Финн как можно тише присел на ступеньку — ноги устали стоять — и печально прислонился к стене. Он не припоминал, чтобы в его рабочем контракте было что-нибудь про теневые криминальные дела — а очевидно именно что-то в этом духе и происходило. Нет, он договаривался только на принтеры. Правда, пункт о неразглашении корпоративных секретов в контракте совершенно точно был. Финн вспомнил злосчастный пакет и схватился за голову. Унывал он недолго — в конце концов, он был достаточно одиноким человеком, снимавшим квартиру в плохом районе. Не было ничего такого, что помешало бы ему сесть в свою «тойоту» и… Финн едва сдержал стон отчаяния. Новые воспоминания об аварии нагрянули, как родня из захолустья под рождество. Финн как раз собирался податься к ним, тетушке и кузине, сам, но теперь очень сомневался, что у него все еще есть машина. А еще он удивился тому, что у него все еще есть руки и ноги. Он ощупал голову, и обнаружил несколько грубых рубцов. Которые совсем не болели. Какого?.. — Хозяйка подземелий будет рада гостям. Финн поймал себя на мысли, что готов слушать этот голос бесконечно, даже если для этого придется позабыть о еде и сне — он не отказался бы медленно умереть от истощения, если бы процесс сопровождался этим ангельским пением, несмотря на странноватую манеру разговора. Все это настораживало — Финн вспомнил, что до этого в голосе симпатичной азиатки ничего особенного не было. Была ли она симпатичной, если уж на то пошло? Финн тряхнул головой, сбрасывая наваждение, встал и попятился, но не успел подняться и на пару ступенек, как обмер и перестал дышать, потому что «босс» сменила тему: — Хорошо. Ладно. А с этим юношей вы что будете делать? Ответом ей стало невнятное смущенное бормотание, которое быстро перебила все та же азиатка неясной симпатичности: — Для начала стоит отчитать его за то, что подслушивает. Сердце Финна словно бы пропустило несколько ударов. Высота второго этажа вдруг перестала казаться такой уж существенной.***
Пентхаус «Превосходства» вызвал бы у рядового персонала множество вопросов. Впрочем, большинство в конце концов сочло бы, что у полулегендарных высоких начальников, богатых настолько, что об этом лучше даже не думать, дабы не окунуться в мрачную депрессию, свои причуды. Стены были задрапированы красным бархатом; пол был наполирован до зеркальности; стол и кресло за ним украшала тонкая резьба, от которой начинало рябить в глазах, если присматриваться слишком долго. Кроме этого стола и этого кресла в зале больше ничего не было. Князь считал, что для того, чтобы принимать подчиненных, ему больше ничего не нужно, а в свои личные покои не пускал никого и никогда. Подчиненные, впрочем, не возражали. Они и в этот зал заходили с большой неохотой — редко такие визиты обходились без упреков и ругани. Этот исключением не был. Хакс и Рен не смотрели ни друг на друга, ни на Сноука, что медленно вышагивал взад-вперед, заложив руки за спину. Оба стояли, преклонив колено, и не рисковали поднять глаза от собственных отражений в зеркальном полу. — От тебя, Армитаж, я не ожидал таких грубых махинаций. Привлечь внимание Органы! Скажи, а, например, завязывать шнурки ты не разучился? Сноук остановился, склонил набок голову, воззрился на Хакса с нарочитым беспокойством — будто в самом деле переживал за его здоровье. Хакс молчал и не поднимал глаз, всем своим видом подтверждая теорию о том, что он не в себе. Ранее он несколько раз пытался возражать, но ни разу еще ему не удалось доказать, что во всем виноваты обстоятельства. Сейчас Хакс выбрал иную тактику, но это его не спасло. Сноуку надоело ждать ответа, и тогда он сжал руку в кулак, а Хакс захрипел и схватился за горло — перекрывать ему воздух не было никакого смысла, но его шейные позвонки крайне неприятно захрустели. Когда Князь счел, что с него достаточно, разжал руку и отвернулся, Хакс упал вперед, едва успев выставить руки. Кайло Рен бросил на него быстрый взгляд. — А ты, дитя мое? Скажи, откуда в твоей голове взялась идея, что запугивая выкормышей этой бешеной суки, ты приберешь дерьмо за этим идиотом, а не наделаешь нового? Рен опустил голову так низко, что смог разглядеть — царапины на полу все-таки были. Князь не оценил такой смиренности. В его тонких пальцах было достаточно силы, чтобы одним движением вынудить Рена запрокинуть голову. Острые желтые ногти впивались в кожу на лице, взгляд ледяных глаз царапал разум. — К чему такие сложности? Ты мог просто пойти к ней и сказать «да, это были мы». Спустя несколько мучительных секунд Сноук наконец отпустил его, устало опустился в кресло и прикрыл глаза рукой. И Хакс, и Рен знали, что это вовсе не означало, что им дозволено встать. — Должно быть, вам не хватает мотивации. Да, мне кажется, в этом все дело. Мне думается, что милосердие может оказаться эффективнее, чем наказания. В перспективе. Как считаете? Рен считал, что желает Князю однажды насладиться рассветом. Хакс, несомненно, не стал бы с этим спорить. Однако пытаться вежливо отказаться от княжеского великодушия не имело никакого смысла. Сноук вынул из ящика стола изящную черненую чашу, украшенную рубинами, и тонкий кинжал. Не спеша закатал рукав расшитого золотыми нитями пиджака, поддернул рукав бежевой рубахи. Кайло всегда казалось, что сухая кожа старого вампира однажды просто лопнет и растрескается, вместо того, чтобы надрезаться, и ни капли крови не упадет из давно пересохшей вены, но ожидание это было несколько наивным и, разумеется, никогда не оправдывалось. Князь встал, держа чашу на манер винного бокала, нарочито медленно прошествовал к ним вплотную, и протянул сосуд Рену. Уставился выжидательно, жадно. Должно быть, так смотрит ядовитая игуана на свою жертву, пока ждет, когда яд подействует, чтобы можно было приступить к трапезе. Кайло поднес чашу к губам, изо всех сил надеясь, что будет не слишком заметно, как его передергивает. Осушив половину, он протянул чашу Хаксу, не глядя на него. Он слышал, как Хакс судорожно глотал. Он прекрасно знал, каких усилий ему стоит не выплюнуть вязкую холодную кровь прямо на пол. — Надеюсь, теперь у вас прибавится энтузиазма выполнять свои обязанности как следует, — мягко сказал Сноук. — Хакс, пойди вон. Хакс поднялся, выпрямил спину — перестарался, судя по тому, как хрустнули его позвонки, и удалился почти бегом. — Можешь встать. Кайло предпочел бы услышать, что он может бежать со всех ног, как Хакс. Драгоценные секунды утекали сквозь пальцы, Сноук наверняка знал, или, по меньшей мере, догадывался о его намерениях — иначе зачем он так тянул время? Он молчал около пяти минут, прежде чем наконец заговорил: — Похоже, примоген Носферату воображает, будто общие законы ее не касаются. Я так и не получил никаких комментариев по поводу недавнего досадного инцидента. Ты отправишься к ней и напомнишь, что власть едина для всех, даже для подземных крыс. Кайло кивнул. Сноук молчал, дозволения покинуть зал не поступало. — Скажи, что пока что это мирное предупреждение. Мы не станем вычищать эту крысиную нору… Но в качестве ответной любезности мне нужна информация. Кайло вскинулся, выжидательно посмотрел на Сноука, и скоро об этом пожалел — должно быть, нетерпение в его взгляде было таким очевидным, что Сноук решил выдержать еще одну долгую многозначительную паузу. — Раз уж вы облажались, придется действовать по-другому. Постараемся перехватить груз до того, как он прибудет в город — так у Органы будет меньше шансов опять влезть. Выясни у Канаты, когда и как экспонаты планируется доставлять. — А если она не знает? — Подземные крысы все знают. Только поэтому уродливым тварям все еще дозволяется существовать. Кайло многое хотел бы сказать. Например, об уродстве — таково проклятие Носферату, такую цену они платят, а какое оправдание у Сноука, который выглядит едва ли намного приятнее? А еще о том, что Князю стоило бы хоть раз самому спуститься в стоки, или еще глубже, в катакомбы под ними, прежде чем самонадеянно заявлять, будто там его власть действительно должна кого-то волновать. — Что-то ты сегодня неразговорчивый, — хмыкнул Сноук. — Устал, — отозвался Кайло. — Ночь только началась. Что же ты делал весь день? Кайло не ответил. Сноук выдержал очередную садистскую паузу, прежде чем наконец сказал: — Ну что же, ступай, раз так. Кайло поклонился, развернулся и не побежал — просто пошел так быстро, как только мог, изо всех сил надеясь, что это выглядит, как неуемное рвение приступить к выполнению нового поручения. Сноук окликнул его, когда он уже почти скрылся за тяжелой дверью. — Скажи, дитя… Если однажды я попрошу тебя избавить меня от этой назойливой Баронессы, ты не подведешь мое доверие? Мертвое сердце Рена почему-то снова вздумало вспомнить былые времена. Ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы остановить его. — Общество не поймет. Будут волнения, — глухо ответил он. — Несомненно. Только поэтому она до сих пор жива, верно? — Верно.***
Вне всякого сомнения, в «Превосходстве» были лучшие лифты из существующих. Они могли за минуту доставить человека от подвалов до самого верхнего этажа. Рену нужно было спуститься всего на один, однако почему-то ему показалось, что он едет слишком медленно. Зеркальные створки и вовсе едва шевелились — он не дождался, пока двери откроются, и стал протискиваться в узкую щель. Здание опустело, загадочные процессы, в которых были задействованы сотни смертных, остановились на несколько часов. Торопливые, сбивающиеся шаги Рена эхом рикошетили от стен. В уборной он налетел на Хакса, который увлеченно плескал холодной водой себе в лицо. Стоило этого ожидать — оба рванули туда, куда было ближе всего. Для Рена это оказалось не только закономерностью, но и везением — Хакс со вздохом сунул ему что-то в руку, прежде чем выйти за дверь. Рен недоуменно посмотрел на упаковку в своей руке, пытаясь сообразить, что это вообще такое. Когда наконец сообразил, про себя обозвал Хакса гением. Рен поспешно забросил в рот горсть чего-то, что напоминало пережаренный картофель. Вкус он не вспомнил, при его жизни такого не ели. Это было неважно, он проглотил, почти не жуя, и болезненно поморщился — острые пластинки царапали горло. Зато вывернуло его сразу, как только он пинком распахнул дверь кабинки. Мертвый желудок категорически не принимал пищу, а вот уговорить его исторгнуть из себя кровь всегда было настоящей проблемой. Тело нуждалось в ней, стремилось завладеть каждой каплей, а кровь древнего и могущественного вампира содержала в себе в десятки раз больше драгоценной силы, чем кровь смертных. То, что она была еще и ядом, лишающим воли и выбора, уже было проблемой самого Рена, никак не его организма. Он судорожно утер губы тыльной стороной ладони, глядя, как стремительно утекающая вода из ярко-алой становится бледно-розовой, а потом прозрачной. Кайло вышел из кабинки, подошел к раковине, и, не глядя на себя в зеркало, старательно выполоскал рот. Вымыл лицо, намочив волосы — теперь они липли ко лбу, но вытереться оказалось нечем. Полотенца закончились. Хакса он застал здесь же. Он курил, прислонившись к стене. У его ног валялась уже пара окурков, которые несомненно так и останутся тут ждать уборщицу до самого утра. Хакс поднял на него взгляд, и, выждав несколько секунд, протянул пачку. А когда Рен выбил из нее сигарету, уцепил ее зубами, протянул и зажигалку тоже. — У тебя есть хоть что-то свое? — Иногда есть. Пока не вымочится в сточных водах или еще каком дерьме похуже. Они курили в тишине ровно до тех пор, пока лифт не пришел в движение. Спустя полминуты двери выпустили в коридор начальницу безопасности здания. Из-под ее форменной рубахи, повязанной на пояс, виднелась черная кожаная кобура. Фазма потягивалась на ходу, а дойдя до них, наконец, требовательно смотрела на Хакса, пока он не сообразил вручить уже почти пустую пачку ей. — А у тебя какое оправдание? — спросил Хакс, прожигая ее неодобрительным взглядом, пока она с наслаждением затягивалась. Фазма, не знающая контекста беседы, пару раз недоуменно моргнула. Но вместо того, чтобы вдаваться в подробности, предпочла проигнорировать то, что сбивало с толку, и сменить тему. — Блюете? Хакс и Рен переглянулись и кивнули. К чему было отрицать очевидное. — И как, чувствуете, что поводок перетирается? Они снова не нашлись что ответить и промолчали. Если уж на то пошло, Кайло давно перестал видеть в Сноуке мудрого наставника и едва ли не заботливого, пусть и строгого отца, однако сопротивляться прямым приказам до сих пор ни разу не выходило. — Я не уверена, что босс вообще в курсе, как меня зовут, и вы бы знали, парни, как я этому рада. — Кому-то все же стоило бы вытрясти из тебя душу за то, что упустила их. — хмыкнул Хакс. — Но я сейчас не в настроении. Рен даже для того, чтобы принимать хоть какое-то участие в беседе, был не в настроении, а потому просто глядел в стену перед собой. — Да брось ты, знаю. Надо бы разобраться с тем крысенышем. Думаете, эти придурки станут его обращать? — На что он им? — Хакс скептически скривил губы, выдыхая очередную струйку сизого дыма. — Ясно же, что сюда ему путь заказан. Из него и шпион не выйдет. Пожалеют крови его прикармливать, не то, что обращать без разрешения. Но будет время — прихлопни на всякий случай. Должно быть, тот факт, что из тщательно отлаженной Хаксовой машины вылетел незначительный винтик, беспокоил его сильнее, чем казалось на первый взгляд. Впрочем, с его болезненным перфекционизмом удивляться тут было нечему.