***
Прежде Фазма думала, что трущобы — они трущобы и есть, будь то Корусант-сити или захолустный городок в какой-то там Восточной Европе. Что же, разница в самом деле была невелика — разве что над свалкой здесь возвышались не пылающие электрическим светом башни, а чернильные громады гор. Так или иначе, здесь, внизу, воздух очень знакомо пах жженым мусором, а окружали ее шумные безумцы, стремящиеся оповестить о своем присутствии как можно большее количество народа. «Кто же так охотится», — хотелось ей крикнуть. Ведь все разбегутся и попрячутся, заслышав звон бьющегося стекла, грохот и ругань. Или нет? Когда один из ее спутников от души ударился всем телом о капот старенькой машины, припаркованной под кирпичной аркой, ведущей в темный двор, и вой сигнализации огласил наверняка чуть ли не половину городка, из окна высунулся небритый мужчина и, потрясая кулаком, заорал так, что переорал собственную машину. Фазма коротко огляделась, оценивая обстановку. Вампиры, товарищи, чтоб их подбросило и разорвало, хохотали и хлопали, будто бы восхищаясь вокальными данными владельца развалюхи. Один из носферату — между прочим, несмотря на все речи о том, будто бы маскарад — для трусов и неудачников, все же натянувший почти на самые глаза широкий капюшон — несколько раз пнул по машине, отчего передний бампер с натужным скрипом отвалился. Разъяренный до покрасневших глаз мужчина скрылся в окне. «Не полезет. Их много и они явно отбитые», — думала Фазма, сложив на груди руки и приглядываясь к арке, прикидывая, не получится ли скрыться там. Мысли о перспективах в шабашитской стае она отбросила почти сразу. Слишком знакомо ей все это было и она прекрасно знала, чем заканчивается такая жизнь, а главное — как быстро это происходит. До глубины души ее потрясла другая мысль — о том, что Гривус недаром решил разделить их с Рей. О, неужели он правда думал, что это такой уж надежный гарант… В конце концов, это ведь Ренова подружка, верно? Вот он пускай с ней и возится, а она, Фазма, не нанималась в няньки. Но она все равно не могла уйти. Нет, подходящего момента не будет, их слишком много, и она не успеет… «Ты можешь быть быстрее гребаной тачки, детка, но ты все равно не бежишь», — вот что сказал ее внутренний голос в тот самый момент, когда оскорбленный владелец машины все-же вышел из-под арки, да не один, а в сопровождении пятерых товарищей. Момент был упущен, и Фазма, к своему стыду, выдохнула с облегчением. Да, момент действительно был упущен — бежать, пока шабашиты разбираются с людьми, неразумно, потому что… Ну, почему-то.***
Рей наматывала тряпки на палки, а Дик поливал их горючим и поджигал, и хотя от одного вида факелов у него тряслись колени, но как-то возразить он, судя по всему, боялся еще больше. Когда сверху раздался шум выбитого стекла, оба встрепенулись. Шабашиты тоже оживились. Дверь, ведущая, судя по всему, на лестницу, распахнулась одновременно с той, через которую они вошли. С каждой из сторон в помещение хлынули люди, громко кричащие что-то на неизвестном — местном, судя по всему — языке. Это были обыкновеннейшие молодые оборванцы — из тех, которые гордо именуют себя «уличными бандами». У некоторых из них даже было огнестрельное оружие. Те, кому пистолетов не досталось, многозначительно подкидывали в руках биты и велосипедные цепи. — Похоже, мы вломились на их территорию. — прошептала Рей, в задумчивости теребя край факельной тряпки в руках. Дик ничего ей не ответил — новообращенный, похоже, изо всех сил старался перестать воспринимать окружающую действительность, так что он только опустил взгляд, прижался лопатками к стене и мелко затрясся. Никто из шабашитов, однако, не выглядел сколько-нибудь… Хотя бы даже удивленным. Большинство и вовсе скалилось, всем своим видом выражая довольство. Носферату, скрытый полумраком и только потому не повергший шпану в состояние шока одним своим видом, прокрался ко входной двери и захлопнул ее, отрезая кому бы то ни было короткий путь к отступлению. Уже это согнало с пришлых парней уверенность, самые сообразительные нервно заозирались. Гривус вышел в пятно света и, медленно стягивая с головы капюшон, прошелестел: — Надо же. Впервые на моей памяти блюда сами себя подают. — Ну, обожремся от души, — выкрикнул кто-то. После все было громко, насыщенно, но быстро. Кто-то выстрелил, кто-то вскрикнул, какой-то из факелов упал, поджигая старую промасленную тряпку, но один из шабашитов, ухватив стрелка за горло, уронил его спиной в пламя. Это не потушило его — куртка на спине парня тоже занялась огнем, и он побежал, не разбирая дороги, и крики его рикошетили эхом от голых стен. Другой вампир перехватил его, опрокинул наземь. Стреляли еще, Рей, оценив ситуацию, предпочла изобразить — но только изобразить — участие, встав на пути какого-то до смерти перепуганного парня с ломом. Он размахнулся скорее в надежде освободить путь, чем действительно целясь в нее, Рей пригнулась и ушла в сторону от этого истерического удара. Она уже не могла вспомнить, когда последний раз питалась, вот только пока еще ей хватало самообладания соображать, что с шабашитских пиров «сосуды» не уходят. Внутри нее было что-то, что всеми силами противилось тому, чтобы ее вынудили выпивать до последней капли связанных, беззащитных людей, даже если они пытаются ударить ее — в попытке, впрочем, сбежать подальше и от нее, и от этого склада. Парень ее не задел, но лом рассек воздух так близко, что Рей посчитала это достаточно удачным моментом, чтобы рухнуть на пол. Уже через пару минут все было кончено. Пятерым не удалось уйти, и их, ругающихся и заикающихся, подвешивали за ноги к металлическим перекрытиям под потолком. Рей была совсем одна, и все, что она могла сделать, это не смотреть. Она поискала взглядом Дика — последнее знакомое и относительно невраждебное, что вообще здесь осталось. Она думала о том, что станет делать, когда вернется другая половина стаи, с другими жертвами. Она не имела понятия, что будет делать. Один из вампиров резко дернул за веревку, переброшенную через потолочную балку, и привязанный к одному из ее концов человек с обожженной спиной истошно завопил. Рей закрыла уши ладонями. На ее плечо вдруг опустилось что-то тяжелое, а подняв взгляд, она увидела лицо, напоминающее козлиный череп. — В чем дело, леди? Скот слишком громко визжит? — поинтересовался Гривус преувеличенно-участливо. — Человек, — возразила Рей прежде, чем успела задуматься о последствиях сказанного. — Действительно. Он-человек. А ты — нет. Это истина, которую надо постичь во всей ее глубине, если хочешь остаться с моей стаей. Вообще, непосвященных не принято приглашать на пиры, но и пир у нас в этот раз не вполне… Хм… Из-за спешки. Очень надеюсь, что вы с подругой в будущем проявите себя достойно. — А куда вы… Мы… Спешим? — спросила Рей, почтя за лучшее не прояснять, что они с Фазмой не то, чтобы так уж рвались стать частью команды. — Узнаешь в свое время. Рей смотрела в удаляющуюся спину Гривуса, краем уха вслушиваясь в невнятное бормотание Дика за своей спиной. Она даже не сразу поняла, что он задает ей вопрос: — Проявить себя достойно? Как достойно? Рей не знала и только пожала плечами. Гривус, который отошел не так и далеко, завладел ее вниманием. Он остановился возле медленно раскручивающегося на веревке обожженного парня, развернул его к себе лицом и положил на это лицо свои неестественно длинные пальцы. Человек перестал стонать — но глаза его расширились от ужаса. Когда Гривус убрал руку с его лица и вытер ее о край своего балахона, Рей увидела, что на месте рта человека осталась только гладкая кожа. Она нервно сглотнула, чувствуя, как ее давно, казалось бы, мертвые внутренности скручивает болезненный спазм. — Полагаю, теперь шум не так докучает леди? Или остальных тоже стоит утихомирить? — Благодарю, теперь все в порядке, — выдавила Рей, из последних сил удерживая себя на ногах, что вряд ли ей удалось бы, не обопрись она спиной о стену. — Хорошо. — прежде чем уйти наконец, Гривус вдруг посмотрел на Дика, существование которого до сих пор, казалось бы, начисто игнорировал. — Что же до достоинства… Это, в первую очередь, верность.***
— А что это все-таки за штуковины? — полюбопытствовал По, завидев на чахлом деревце знакомые плетеные амулеты из белых и красных нитей. — Просто традиция. Праздничные украшения, — шепнула ему Меррин, одна из чародеек, с которыми они совершили ту самую вылазку, не увенчавшуюся успехом. — До конца марта их носят на себе, а потом развешивают на деревьях. На этот раз с ними были четыре ведьмы, включая саму Вентресс. То есть, почти половина капеллы. Самые младшие остались в замке, как и гаргульи — тащить чудовищ в город было равносильно тому, чтобы управлять огнем на главной городской площади, а Вентресс и так опасалась того, какие зрелища тут замышляет устроить — если уже не устроил — злополучный Гривус. — Наверняка есть какая-нибудь легенда на этот счет? — По не собирался так просто сдаваться. Природное любопытство брало верх, к тому же, это в некотором роде отвлекало от окружающих безрадостных бетонных пейзажей и мыслей о том, как непросто будет разыскать здесь вампирью стаю до того, как… До чего именно, пока тоже было не вполне ясно. — Есть, например, легенда о Весне, которая в попытке защитить умирающий первый цветок от жестоких ветров Зимы уколола палец о терновник. Горячая кровь напитала цветок, и он ожил. — Неудивительно, что это место считается вампирской землей обетованной, — фыркнул Энакин, который, оказалось, слушал разговор внимательнее, чем могло бы показаться, — даже красивые легенды о весне соответствующие. Только при чем здесь украшения? — Кровь и снег, очевидно. — глухо проворчал Кайло Рен. По присвистнул удивленно и наградил его сутулую спину, маячившую впереди, умеренно уважительным взглядом. Подумать только, а бездушный камарильский чистильщик, оказывается, был не лишен некоторого поэтического чутья! Впрочем, определенного паскудства характера он тоже был не лишен, потому что сразу же добавил: — А теперь, Дэмерон, если твое любопытство утолено, будь добр, заткнись. — Но ведь не только я говорю! — Ты провоцируешь остальных. По и хотел бы что-то на это сказать, но не нашелся раньше, чем Меррин склонилась к нему и прошептала: — Наша регент тоже бывает грубой, когда нервничает. — Но он-то мне не командир! — возмутился По — но возмутился, на всякий случай, вполголоса. Вентресс вдруг резко остановилась, подняла руку, затянутую в бархатную черную перчатку, согнула пальцы. Она напоминала лань, напуганную треском ветвей и замершую на полушаге. Все остальные остановились по этому сигналу, Скайуокер вертел головой, Рен вытягивал шею. Дело действительно было в звуках — в отдалении были слышны крики и удары о что-то металлическое. — А вдруг это просто местные пьяницы? — спросил По на бегу. — Есть ориентиры получше? — возразила одна из ведьм. Ориентиров лучше у По не нашлось, к тому же, когда они рассредоточились, припав к грязным стенам домов, он осторожно выглянул из-за угла и первым же делом приметил золотистые волосы Фазмы. Было много других вампиров — пятеро или шестеро, это сложно было сходу сказать, потому как в самом разгаре была бурная потасовка. По ориентировался по тому, кто побеждал — проигрывали, очевидно, люди. Одного такого Фазма обездвижила, пнув по колену и ударив локтем по спине. Какой-то чрезмерно волосатый тип одобрительно хлопнул ее по плечу, но она тут же сбросила его руку. Странная — и, скорее всего, самоубийственная — потребность объяснить этому дикарю, что не стоит лапать девушку, если она не хочет, поднялась откуда-то со дна его души. Времени обдумать это как следует не оставалось, потому что Энакин, не обращая никакого внимания на предостерегающее шипение Вентресс, вышел на свет, широко раскинув руки в издевательском приветствии. — Избиение людишек — верх вашего величия, шабашитские собаки? Вентресс хлопнула себя ладонью по лбу и, стиснув зубы, вышла под дрожащий свет умирающего фонаря следом за ним. Шабашитам пришлось выпустить людей, которых они прижимали к асфальту и которым только успели начать связывать ремнями руки. Люди не преминули этим воспользоваться, скрывшись в темноте. Кому именно принадлежала позабытая на дороге деревянная бита, было неясно — прежде, чем хоть кто-то успел что-то сделать, Фазма подхватила ее и с мерзейшим влажным хрустом впечатала в затылок волосатого верзилы. Он пошатнулся и взревел от ярости, обернулся, опрокинул ее на асфальт одним точным ударом в лицо. Может, она и сама бы справилась, но По бросился к ним, на бегу выхватил ружье и выстрелил вампиру в голову, отчего та стала наполовину меньше. Рыжие космы не успели еще полностью пропитаться кровью, как тело его начало оседать, постепенно рассыпаясь. Энакин в это время успел вспороть кому-то живот, Вентресс — вырвать клок волос у врага и выкрикнуть много ругательств. По прежде не видел, чтобы от брани кого-то скручивало в агонии. Две ведьмы уложили кого-то еще, и из-под их пальцев фонтаном брызгала вскипевшая кровь, Меррин яростно кричала, кто-то стрелял. По упал на колени, Фазма поднялась на локтях. Он осторожно утер кровь с ее щеки, и она вздрогнула от неожиданности. — Ты не пострадала, малышка? — спросил он. — Я-то нет, а вот ты, кажется, где-то ударился головой, — проворчала она и смущенно отвела глаза, прежде чем резко подняться на ноги и броситься добивать носферату, который собирался уже скрыться во тьме, видя, что его стая терпит поражение. — По крайней мере, она пока цела. Голова. — обиженно пробормотал По, глядя на то, что его стараниями осталось от грузного дикаря, который ударил «малышку».***
— Господин, ну может хоть одного уже выпьем? Они, может, только под утро теперь и заявятся! — Нет. Гривус восседал на троне, который шабашиты собрали из всякого хлама, в бесконечных количествах разбросанного на складе. Основным элементом сооружения было кожаное кресло, вывороченное из какого-то автомобиля. Он сцепил пальцы одной пары рук, положив на них подбородок, а пальцами второй нетерпеливо постукивал по собственным коленям. Возможно, по вторым коленям — под балахоном было не очень видно, что именно в его ногах не так. Вампиры оголодали и не знали, как унять свою энергию — вероятно, стая в принципе не умела просто сидеть и ждать. Сама Рей тоже нервничала, потому что не возвращались охотники — не возвращалась и Фазма, она была теперь совсем одна среди чужих психопатов, если не считать Дика, но… Его и в самом деле лучше было не считать. Она не знала, возможно ли поправить ущерб, нанесенный его рассудку спонтанным бесчеловечным обращением. Она бы хотела в это верить, вот только прежде, чем ставить перед собой такие нетривиальные задачи, следовало хотя бы выбраться из всего этого самой. Рей зажмурилась, привалилась к пыльной стене и стиснула зубы. Потрясла головой. Ей показалось, будто она слышит сердцебиение жертв, которые уже затихли, должно быть, потеряв сознание. Это показалось ей уже в третий раз, и на следующий она уже наверняка не сможет перестать это слышать и верить, будто ей правда кажется. У нее пересохли губы. Должно быть, воздух здесь был слишком пыльный, слишком сухой. Даже несмотря на то, что недавно были дожди, а крыша здесь явно давно сгнила. «Да ладно. Они ворвались сюда с оружием и все такое», — вкрадчиво прошептал внутренний голос, до досадного напоминающий ее собственный. «Они не могут мне навредить. Они куда слабее, а теперь совершенно беззащитны», — упрямо возразила она себе же самой. Неизвестно, сколько еще она смогла бы торговаться с собственной совестью, если бы стена позади Гривуса вдруг не взорвалась мелким кирпичным крошевом. Помещение быстро заполнилось пылью и, почему-то, дымом. Рей схватила за шиворот Дика, втолкнула между прогнившим остовом машины и стеной, и быстро огляделась, пытаясь сориентироваться в происходящем. Вампиры похватали оружие, и скоро от грохота выстрелов у нее зазвенело в ушах. Кто-то попал в ногу одному из подвешенных — Рей видела, как пуля вырвалась из плоти, протянув за собой кровавые брызги, вот только крика боли не последовало. Ему было нечем кричать. Что ей следовало делать? Прятаться, бежать? Двери были перекрыты, возле каждой было по несколько вампиров, отстреливающихся от… Рей увидела, как в лицо тому самому носферату, который порывался начать пиршество без второй половины стаи, прилетел огненный сгусток. К грохоту выстрелов добавились его полные боли крики, он заметался вокруг, будто внезапно оживший факел. Сквозь весь этот шум Рей смогла различить знакомый голос: — Гривус, либо мы поговорим сейчас, либо я сначала вырву твои конечности, сколько бы ты их ни отрастил! — Скайуокер! Какого черта ты вообще еще жив? Рей подхватила обломок трубы и ринулась на голоса. Однако прежде, чем встретить кого-то из своих, она наткнулась на шабашита, который сидел сверху на какой-то девушке, пытаясь задушить ее. Рей не знала девушку, но было довольно очевидно, что она не заодно с шабашитами, так что Рей огрела его трубой по затылку. Он обернулся, оставил девушку, которая тут же схватилась за шею, и бросился на Рей — удивление от ее «предательства» покинуло его лицо довольно быстро, а вот потрясение от того, что, налетев на нее, он напоролся животом на ее когти, не покидало его до самой смерти. Девушка куда-то пропала, Рей видела в дыму, как мечется по расчищенной от мусора площадке меж подвешенных тел нечеловеческий силуэт. Зверя он, впрочем, тоже напоминал очень отдаленно. Вокруг него метались еще двое, сверкало в пламени факелов лезвие, и всполохи чего-то яркого иногда врезались в тело Гривуса. Наконец он подпрыгнул и повис, вцепившись в потолочные балки своими суставчатыми конечностями. Он умудрялся сбегать по потолку с совершенно жуткой, нервирующей ловкостью. Рей должна была добраться до своих — ей показалось, она различила черный плащ Бена, окруженного… Отсюда было не разобрать, союзниками или противниками. Когда раздался очередной оглушающий выстрел, Рей даже не сразу обратила на него внимание. Только когда поняла, что в животе стремительно, как лесной пожар в ветреную погоду, разгорается боль. Второй выстрел пробил ей ребра, и она упала. Оглянувшись, она увидела тощего трясущегося парня с оружием в руках. Ей едва удалось расслышать, что он лихорадочно бормочет что-то о верности. Нет, слышать слова она спустя миг не перестала. Она перестала понимать их значение. Она теперь вообще не знала, что такое слова.***
Гривус не должен был уйти — именно поэтому у входа осталась Фазма, у пролома в стене — пара ведьм, а на крыше — По. Когда многорукое чудовище вылетело на крышу, По выстрелил, и выстрелил метко, вот только тварь это задержало разве что на долю секунды. Оно пронеслось мимо, оттолкнув его, как мелкую досадную помеху, и По провожал его взглядом, повиснув на руках, которыми успел зацепиться за скользкий край крыши. Уже вскоре его втянули наверх. — Иди вниз, помоги остальным, — крикнул Энакин, а после — сразу же перескочил на соседнюю крышу, ту, половину которой Гривус уже успел перебежать. Вентресс легко перескочила провал вслед за Скайуокером. Не было смысла смотреть, чем закончится погоня. По бросил взгляд вниз — там никого не было. Фазма, должно быть, увидев, куда все идет, поняла, что дежурство у выхода более не актуально. По сплюнул на ржавую кровлю и бросился к лестнице.***
Энакин довольно быстро понял, что Вентресс за ним не поспеет, и даже если он догонит Гривуса, ускорившись, то останется с ним один на один. Он, вероятно, сможет его убить, а вот захватить… Притормозив, Энакин ухватил ведьму за локоть. Та от растерянности даже забыла его огреть по лицу за такую дерзость. — Полезай, — бросил Энакин, пригнувшись. — Что… Оу. Скайуокер, ты предлагаешь на тебе прокатиться? — Да, Вентресс. Живее. Ухмыльнувшись по-змеиному, ведьма ухватилась за его плечи, подпрыгнула и сцепила ноги на его животе. Энакин не стал дожидаться новых остроумных комментариев, рванул с места, и вскоре фонари на тротуаре внизу слились в единую горящую полосу. Энакин пробегал крышу за крышей, перескакивал провал за провалом, пока черно-белая точка впереди не превратилась наконец в очертания мерзостного гротескного чудовища. Энакин сбросил ведьму с себя, кровля жалобно застонала под ней; Скайуокер обогнал Гривуса и заступил ему дорогу, выставив перед собой меч. — Послушай, мне плевать на твои дела. — Поэтому ты не вошел через дверь? — Нет, это было… Хм… Для эффекта неожиданности. Гривус прошелся взад-вперед, как готовый к драке кот. Если только на свете существовали настолько уродливые коты. — Это действительно неожиданно — то, что ты существуешь. О тебе ничего не было слышно сотню лет, а для такого наглого выскочки… — Гривус, где Палпатин? — упрямо, с нажимом сказал Энакин, шаг в шаг преследуя противника, чтобы не открыть ему дорогу. — Дела Палпатина тебя больше не касаются. Гривус выпрямился, что заняло некоторое время — казалось, ему было сложно согласовать между собой работу всех своих суставов и сочленений. Он выглядел спокойным, Энакин ни разу не бросил взгляда за его спину, а потому то, что Гривус размахнулся длинной рукой, с силой отбросив Вентресс, которая почти уже подкралась вплотную к нему, стало неожиданностью. А потом он резким прыжком ушел в сторону, и на металлическую черепицу приземлилось уже не его тощее, но грузное тело, а вязкая красная лужа, которая сразу же стекла за край крыши. Энакин, с отвращением проводив субстанцию взглядом, подошел к Вентресс и протянул ей руку, но она с раздражением отпихнула ее. Оба подошли к краю и какое-то время смотрели вниз, но какая из луж, поблескивающих в свете тусклых оранжевых фонарей, была Гривусом, и была ли там такая вообще, выяснить уже было нельзя.***
Слишком много решений нужно было принять. Укрыться от огня — он слепил глаза и поджигал уже и без того пылающий страх. Забиться в любую темную дыру, туда, где безопасно. Есть. Утихающий стук нескольких сердец был самым слабым звуком в царящей вокруг безумной какофонии, вот только ее обострившийся слух выделял его на общем фоне, словно бы отсекая важное от потерявшего уже всякое значение. Скоро они умрут, остынут, и станут уже не так полезны для ее израненного тела. Израненного… Боль, которую никак не заглушить, тело не подчиняется, не движется. Как бы она ни рвалась на биение затихающей жизни, оно не становилось ближе, и это вырвало из ее груди злобный, отчаянный рык. Она пыталась — хотя бы ползти вперед, но боль пересиливала голод. Пока кто-то не перехватил ее, переворачивая. Так двигаться было еще труднее, а потому она рычала уже от злости, билась, вырывалась — но без толку. Ей что-то… Говорили? Вот только она уже не знала, что означают слова. Она могла выпустить когти, размахнуться… Не достала. — Рей… Рей. Что-то смутное, будто бы знакомое всплыло на краю сознания, да тут же потонуло, слишком слабое, чтобы заглушить боль и голод. Боль усилилась — ее тело поднимали, вжали во что-то. Она ревела, сопротивляясь, но… Но затихла. Кто-то надавил ей на затылок. Под ее губами была кожа. Плоть. Холодная, мертвая, но все равно ценная — инстинкты говорили, что там, в этой холодной жиле под ее языком, есть необходимая ей жизнь. Жила забилась — сначала медленно, потом быстро, заполошно. Жертва, предчувствующая скорый конец. Она вонзила клыки ровно туда, куда нужно, и рот ее тут же наполнился прохладной, но все равно сладкой кровью. Она глотала жадно — и пила еще, больше и больше, чувствуя, как жизнь возвращается к ней, покидая жертву. Кровь делалась теплее, и оттого еще нужнее, еще необходимее. Ей нужно было больше. Ей нужно было все. Биение под ее губами слабело, становилось все реже и тише, пока не… Пока она не поняла, что если оно прекратится, она потеряет что-то куда более важное, чем существование. Ее раны затягивались, медленно, но верно, и кровь была такая вкусная, так почему она решила, что обязана остановиться? Какой такой инстинкт теперь надрывался в ней от ужаса и отчаяния? Рей… Ее звали Рей. Это было ее имя, и она смогла об этом вспомнить прежде, чем вена, в которую она впилась, стиснув челюсти, подобно бойцовскому псу, пересохла. Со стоном Рей оторвалась от шеи Бена, отстранилась, скользнула взглядом по его посиневшим губам, нашла потемневшие до черноты глаза, отрешенно смотрящие прямо на нее. Успела. Успела? Вероятно, только то, что она вцепилась в его шею, его и удерживало. Не успела она опомниться, как Бен, державший ее в руках, сам повалился ей на ноги. Она взяла его лицо в свои лихорадочно трясущиеся ладони, с ужасом ожидая, что вот прямо сейчас от него не останется ничего, кроме праха, осыпающегося сквозь пальцы — и это будет целиком и полностью ее виной. — Бен… — всхлипнула она. — Рей… Как думаешь, этого достаточно, чтобы я начал тебе нравиться?