Я тебя помню

Вот уже битый час Серкан вертел в руках белую карточку с номером Эды Йылдырым. С той судьбоносной встречи прошло почти три дня, а мужчина так и не решился позвонить ей. Сотни раз он набирал номер и стирал его, так и не решаясь завершить начатое. Серкан и сам не мог до конца понять, что же его останавливало. Страх ли? Возможно. И хотя господина Болата вряд ли можно было назвать трусом, — мужчина всегда стойко сносил все удары судьбы — признаваться в собственных чувствах, особенно себе, ему всегда была непросто. Однако сейчас Серкан неотвратимо осознавал, что боится проснуться. Иногда мужчине казалось, что все это лишь игра его воображения. Что, набрав номер, он услышит отвратительно механические — монотонные до тошноты — слова «неправильно набран номер». И от этой обыденной, как правило, ничего не значащей фразы, сердце его начнет заново истекать кровью. Кровоточить, как делало это в первый раз после пробуждения в больнице. Однако в этот раз будет больнее. Потому что нет ничего разрушительнее повторно разбивающихся надежд. И Серкан попросту не был к этому готов. Он не был готов потерять Эду во второй раз. В очередной раз, если уж совсем честно. Сколько раз ты терял ее в собственных снах. Да еще и по собственной вине. — Всегда по своей вине, — зудяще добавил неприятный голосок. Серкан понимал, что малейший шанс на провал столкнет его с неприятным, но совершенно правдивым фактом: Эда, какую бы фамилию эта восхитительная девушка ни носила, — выдумка. И в таком случае Серкан Болат, при всей его стойкости и строгости характера, закаленного родительским безразличием еще в детстве, попросту пойдет ко дну. В очередной раз провалится в пучины отчаяния, закольцовываясь в петле собственного бессилия. Беспомощности. Бездействия. Бездействие. Ненависть к этому слову — ощущению — впиталась в кровь и разум мужчины по милости родителей, которые, сколько Серкан себя помнил, предпочитали избегать проблем, нежели заниматься их решением. Но именно сейчас Серкан бездействовал, отчаявшимся взглядом прожигая дыру в визитке минималистичного дизайна. Он трусил, как мальчишка, который был запрятан где-то глубоко внутри него. Давай же, Серкан. Мужчина мысленно торговался сам собой, придумывая миллион убедительных и не очень причин, чтобы ей не звонить. Просто позвони ей, черт возьми. — Алло? Серкан опешил оттого, что из динамика раздался приглушенный голос, который явно недоумевал о причине молчания таинственного собеседника. — Алло-о? Я вас слушаю. Мужчину вдруг осенило: он все-таки нажал на кнопку вызова. Когда мозг переключался в режим глубоких раздумий, обремененных тяжелыми душевными переживаниями, которые для господина Болата хоть и не были в новинку, все же иногда приводили в замешательство, руки действовали сами по себе. Он не знал проклинать ли эту внезапную дисфункцию рассинхронизировавшегося тела или возносить молитвы Аллаху за нелепую случайность, учиненную собственными пальцами, которая разрешила его внутренний конфликт. Серкан поднес телефон к уху, собираясь представиться женщине, которая, только появившись в его жизни, уже успела составить весь его мир, но не успел. — Серкан? Как? Как ты догадалась? Почувствовала? Или ждала?.. — Здравствуй, Эда. — С губ Серкана сорвался нервный вздох. Обратного пути нет. — Здравствуй. — Выдохнула она в трубку. Кажется, тоже нервничает. — Я начала бояться, что ты не позвонишь, — нервно рассмеялась девушка. А я боялся, что ты — всего лишь сон. — Я собирался с духом, — честно признался мужчина, сам до конца не понимая, почему говорит этой девушке правду. Когда дело касалось чувств, Серкан всегда убегал. Так было проще. Так было безболезненно. Но с Эдой совершенно не хотелось увиливать. Если честно, ему хотелось просто сказать, как она ему нужна. Здесь. Сейчас. Рядом. Потому что она недостаточно близко. Потому что ему столько нужно о ней узнать. Потому что он идиот, что потратил целых три дня на сомнения. — Неужели Серкан Болат может испытывать страх? — шутливо поддела брюнетка, игриво усмехаясь. Серкан живо вообразил, как ее манящие губы растягиваются в задорной улыбке, обнажая два ряда белоснежных зубов. Эда из снов всегда красиво улыбалась, но для Серкана у нее была припасена особенная улыбка. Эта Эда пока оставалась для него загадкой, но мужчина знал, что готов все отдать за то, чтобы однажды на губах Эды Йылдырым расцвела улыбка, которую она будет дарить только ему. — Ты удивишься, сколько эмоций способен испытывать такой человек, как я, Эда, — полушутя-полусерьезно ответил на вопрос Болат. И все это по твоей лишь милости. — Кажется, Серкан-бей, Вы намекаете на то, что мне непременно нужно выведать широту Вашего эмоционального спектра экспериментальным путем? — игриво поинтересовалась девушка. — Если таково Ваше желание, госпожа Эда, — парировал Серкан, включаясь в игру во флирт, своими словами заставив Эду беззаботно рассмеяться. — Так значит в моих руках карт-бланш? — Удивите меня, госпожа! — ответил мужчина, воспользовавшись словами девушки, произнесенными на приеме. Брюнетка заливисто рассмеялась, проникая своим бархатным тембром в самые потаенные уголки мужского сердца. Ее томный голос обволакивал Серкана приятной негой, которая ласкала не только уши, но успокаивала и беспокойный разум. Это девушка точно была волшебницей. — Непременно! — пообещала она торжественным голосом, в котором Болату послышались нотки предвкушения. Серкан непроизвольно улыбнулся, испытывая ни с чем не сравнимое счастье от простого разговора с девушкой, заполонившей все его сознание. — Эда? — позвал он спустя мгновение. — Да, Серкан? — Ты ведь не шутила насчет переговоров? — пошутил Болат, испытывая внутренний тремор от волнения, что интерес девушки мог оказаться всего лишь поверхностным. — Ты действительно не умеешь понимать намеки? — недоверчиво поинтересовалась Эда. — Ты мне понравился, Серкан Болат. Очень. И я этот пресловутый «дипломатический» кофе использовала как предлог, чтобы всучить тебе визитку. Я крайне редко флиртую с мужчинами, поверь мне. И я решилась заговорить с тобой только потому, что боялась, что ты исчезнешь раньше, чем нас кто-то познакомит или ты подойдешь сам. Так достаточно прямолинейно? Серкан не мог сдержать широкой улыбки. Аллах, эта девушка поражала его воображение все больше и больше. Такая смелая. Честная. Открытая. Как можно влюбляться в одну женщину все больше и больше? Где границы этого чувства? Есть ли они вообще? Серкан не знал ответов на эти вопросы да и не был уверен, что они так уж важны. Куда важнее была кареглазая фея — в этом у мужчины не осталось сомнений, потому что то, что она делала с его сердцем, иначе как магией охарактеризовать было невозможно. — Ты удивительная, — совершенно искренне восхитился Болат. — Я знаю, — без лишней скромности согласилась Эда, своей репликой заставив Серкана рассмеяться. — И скромная! — сквозь смех добавил он. — В равной степени, что и ты, мужчина с безупречным лицом. — Теперь Серкан открыто хохотал, не сдерживая эмоций. Эда смеялась вместе с ним, с наслаждением отмечая про себя, что смех мужчины был поразительно завораживающим. Придя наконец в себя, Серкан с ощущением абсолютного счастья, решился на следующий шаг. — Тогда я заеду за тобой завтра, скажем, в час? — Договорились. Я буду в холдинге. — Замечательно, — воодушевился мужчина. — Дипломатический кофе или все-таки ланч в английских традициях? — Удиви меня, Серкан, — прошептала Эда в трубку. Аллах, как же ему хотелось услышать этот шепот рядом, видеть воочию его обладательницу, впитывать ее поражающую красоту, вдыхать тонкий аромат цветов и чего-то неуловимого, но столь присущего ее запаху и просто млеть от ее присутствия, до конца не веря в реальность ее существования. Прямо сейчас. Все по порядку. Не торопись. — Непременно, Эда, — ответил ей в той же манере Серкан, улыбаясь про себя. Пока получалось все наоборот: это Эда не переставала удивлять Серкана. Болат был искренне убежден в том, что госпожа Йылдырым полна сюрпризов. — Тогда до завтра. Жду не дождусь нашей встречи, — честно призналась девушка. — И я тоже, — не стал лукавить Серкан. — Доброй ночи, Эда. — Доброй ночи, Серкан. Девушка отключилась, и на том конце повисла тишина, однако Серкан так и застыл с прижатым к уху телефоном. Все еще до конца не веря в то, что Эда не образ, в эфемерности которого подчас сомневаешься всякое мгновение, а вполне осязаема. Что уже завтра он будет ловить ее лучезарные улыбки, лучащиеся светом глаза, утопать в ее шелковистом голосе. Влюбляться в нее в очередной раз. И просто испытывать счастье. Пожалуй, ничто более не смогло бы омрачить в тот вечер воодушевление мужчины, который улыбался как влюбленный дурак. Ты и есть влюбленный дурак, Серкан.

***

Серкан Болат всегда считал себя собранным серьезным человеком. Он действительно являлся таковым. Подчас серьезность затмевала все остальные характеристики, присущие этому человеку, отчего сотрудники «АртЛайф» и прозвали его роботом. Мало кто из них догадывался, что этот мужчина умел испытывать по-настоящему широкий спектр эмоций и чувств. Он попросту никогда не демонстрировал их в открытую, лихо скрывая все это за фасадом педантичности. Но сейчас собранность Серкана буквально трещала по швам. И все из-за одного имени. Эда. Серкан, не склонный к нервозности, сейчас был весь как на иголках. Мужчину начинало откровенно злить собственное состояние «разобранности», которое было ему совершенно не свойственно. Кажется, робот в нем сломался, когда судьба столкнула его с Эдой. В отношении женщин у Болата никогда не возникало проблем. Да и какие проблемы могли возникнуть с Селин, которая во всем ему потакала, безоговорочно соглашаясь со всеми его решениями. Она не отвлекала от работы, не требовала проявления чувств, не закатывала истерик. Она хорошо его знала и мирилась со всеми сложностями, которые за собой навлекала бытность девушкой закоренелого трудоголика. Селин была удобной. Эти отношения были удобными. Выгодными для обеих сторон, но абсолютно пластиковыми. Мертвыми. Ни искры, ни тепла. Ровным счетом ничего. С Эдой все было по-другому. Только слепой бы не заметил то электричество, которое витало между ними двумя. И сколько времени тебе понадобилось, чтобы прозреть, дурак. Эта девушка злила его, раздражала, подчас буквально выводила из себя, заставляя испытывать, но подавлять в себе эмоции такой силы, что зубы скрипели. Она во всех смыслах этого слова не была удобной. Не желала таковой быть. Не собиралась. Она просто была собой и не планировала прогибаться под чужое мнение. И, черт возьми, как же его это цепляло. Бесило, но цепляло. Буквально заставляло задерживать на ней свой взгляд чуть дольше, чем нужно, высматривая в ее лице, в ее фигуре что-то, что дало бы ему ответ на вопрос, почему она такая. Как в одном человеке могло уживаться столь невыносимое количество нервирующих противоречий? Как она могла так красиво улыбаться ему в один момент, а затем влеплять пощечину словно его присутствие само по себе для нее оскорбление? Как ей удавалось быть такой наивной и открытой к миру, но при этом гордой и подчас неприступной, как крепостная стена? Серкан не знал ответов на эти вопросы, но любил — однажды он это понял — в ней всё: все заковыки и пороки, все благодетели и достоинства. Он просто любил: не за что-то, но вопреки всему. Любил в равной степени, в какой любила его она. Или даже больше. Иногда казалось, что больше, потому что сердце просто разрывалось от бесконечной нежности, которую он испытывал к своей кареглазой фее. Как жаль, что все было сном. Но какое счастье, что Эда Йылдырым была более, чем реальной. И с ней все будет по-другому. Серкан оттого и нервничал, что боялся. Нет, не того, что Эда из реального мира будет отличаться от Эды из снов. Мужчина твердо решил, что не упустит возможности узнать эту девушку. Он боялся, что она ускользнет. Что он обидит ее, причинит боль, как множественно повторял со своим кареглазым видением, и брюнетка сбежит, не скованная никакими «глупыми» договорами. А Серкан останется один в трясине своего отчаяния, пока с головой не уйдет под грязные воды топи. Оставалось пятнадцать минут. Но Болату казалось, что эти минуты тянутся бесконечно, испытывая на прочность его рассудок. Серкан нервно крутил в руках телефон, не зная, чем еще занять беспокойные пальцы. С самого утра мужчина не находил себе места. Пытался работать. Не помогло. И хотя работа всегда была для Болата лекарством от навязчивых мыслей, в этот раз эффект оказался нулевым. Решил переключиться на физическую активность. Отжимания. Подтягивания. Бокс в конце концов. Ничего из этого не поспособствовало избавлению от внутренней тревожности. Чтение — тоже мимо. Кое-как скоротав время за постоянными сменами деятельности, Болат наконец не выдержал и отправился в холдинг Йылдырым, перед зданием которого сейчас сидел в автомобиле и считал эти чертовы минуты до встречи с женщиной, не выходившей из его головы. Прошло еще пять минут, но Серкану они показались вечностью. Исчерпав все лимиты терпения, мужчина открыл диалог и отправил короткое лаконичное сообщение: Я на месте.

Отлично. Подписываю последний документ и спускаюсь.

Жду. Ровно в 13:00 Эда показалась на выходе из здания холдинга в безупречном светло-голубом костюме, идеально подчеркивающем ее подтянутую фигуру. В пунктуальности госпоже Йылдырым невозможно было отказать. Не в пример похожей кареглазой особе, которая подчас забывала о том, что существует вообще такое понятие, как «время». Одно отличие в копилку. Серкан оторвался от капота, встречая ее с пассажирской стороны с радостным приветом, и галантно открыл дверь. Эда доброжелательно улыбнулась, подкрепляя жест приветствием, и грациозно скользнула на сидение. Обойдя автомобиль, мужчина уселся за руль — с правой стороны — и, пристегнувшись, завел мотор, направляясь к выезду с парковки. — Куда ты меня везешь? — не скрывая интереса, спросила брюнетка. — Это сюрприз, Эда, — усмехнулся Серкан, памятуя о том, сколь много раз она предлагала удивить ее. — Надеюсь, ты везешь меня не в лес, — деланно сморщила нос Эда, заработав скептический и слегка насмешливый взгляд мужчины. — У тебя все равно ничего не получится. В лесу королевы Виктории никого не хоронят уже больше столетия. — Серкан хохотнул, ничуть не удивляясь этому полусерьезному тону, которым молодая госпожа Йылдырым, кажется, привыкла подначивать всех своих собеседников. — Не думаю, что кто-то станет проверять, надгробия-то не будет. Но если хочешь можем выбрать местечко поближе, — подыграл он ей. — По-моему, Серкан-бей, Вы не в курсе, как ведутся переговоры. — Ну, почему же? Истинный дипломат сумеет убедить оппонента в том, что именно его собственные условия — желаемый исход для обеих сторон. — Я слишком молода, чтобы умирать, — театрально вздохнула брюнетка, своим удрученным видом срывая с губ Серкана смешок. — Но кофе все же выпила бы. — «Последнее» желание госпожи будет исполнено, — поддел он, насмешливо выгибая бровь. Эда поджала губы, силясь не рассмеяться, но в итоге проиграла битву с собой, заходясь в хохоте. — Могла бы просто сказать, что не любишь сюрпризы, Эда! — добродушно улыбнулся Серкан, краем глаза ловя задорную улыбку девушки. — Что ты, Серкан! Я очень люблю сюрпризы. Просто дразнить тебя слишком увлекательно. Не смогла отказать себе в удовольствии, — довольно усмехнулась она. Серкан поджал губы, борясь с рвущимся наружу смехом. — Не сомневаюсь. Но знаешь, Эда, я девушек на первом свидании не хороню. Для этого еще слишком рано, — серьезным тоном заявил мужчина. — А для третьего как раз сойдет? — рассмеялась брюнетка, хитро поглядывая на своего собеседника. — Тебе сначала первое нужно пережить, — вскинул бровь Болат, что только пуще рассмешило девушку. — Хорошо-хорошо, мистер «не маньяк», я вся в предвкушении! — Уверен, тебе понравится место, в которое я тебя везу, — едва заметно улыбнулся Серкан, поворачивая направо. Машина плавно затормозила, останавливаясь перед кирпичной постройкой, увенчанной большими деревянными створками в виде полукруга, над которыми были выгравированы большие буквы, складывающиеся во вполне понятное слово: «Феникс». С виду местечко выглядело совершенно непримечательно: кирпичи и забор, сквозь который проглядывала сочная летняя листва. Рядом расположился красный кирпичный дом, с виду вполне жилой, за забором высился шпиль незнакомой церквушки. Эда никогда не бывала в этих местах, и вообразить, что же за сюрприз подготовил этот загадочный во всех смыслах мужчина, девушке не представлялось возможным. Мозг не подкинул ни одной вразумительной догадки, которая была бы близка к реальности задуманного Серканом Болатом. И судя по эмоциям, которые отразились на лице Эды, Серкан понял, что девушка была, скорее, сконфужена, чем удивлена. Хорошенько рассмотрев раскинувшийся перед собой «пейзаж», брюнетка перевела наконец вопросительный взгляд на своего спутника. — Ты удивлена, не так ли? — Левый уголок мужского рта дернулся вверх, образуя вполне очевидную ухмылку. — Скорее, сбита с толку. Где мы, Серкан? Я раньше не бывала в этих местах. — Сейчас ты все увидишь, — заговорщически проговорил мужчина и потянул Эду за руку к деревянным створкам ворот. Оказавшись по ту сторону ворот, девушка застыла на месте. — Серкан… — завороженно протянула она, накрывая рот изящной ладошкой. — Нравится? Эда повернулась к нему всем телом, смотря на него такими глазами, что у Серкана мурашки разбежались по коже. В порыве благодарности девушка буквально кинулась ему на шею, заключая в искренние объятия. От неожиданности этого жеста Серкан даже слегка пошатнулся, неловко обхватывая брюнетку за талию. Мужчине пришлось переступить с ноги на ногу, чтобы не упасть и не утянуть ее за собой. Близость Эды буквально опьяняла. Такая теплая, нежная и родная. Близко. Но не достаточно. Серкану отчаянно хотелось сгрести ее в охапку и не отпускать. Хотелось зарыться носом в ее волосы, потому что от Эды просто умопомрачительно пахло, и дышать, дышать, дышать… Девушка вдруг отстранилась, разрывая телесный контакт так же стремительно, каким молниеносным был ее порыв. И Серкану показалось, что на мгновение воздух между ними перестал потрескивать, но взгляд… Взгляд Эды рассказывал совершенно другую историю. Потому что в нем совершенно хаотично перемешивались благодарность, удивление и что-то темное, тлеющее, что-то на грани страсти и желания. Серкан отчетливо видел, как переплетались эти безумные искры в ее зрачках, и, словно завороженный, не смел отвести от нее глаз. Чего ты желаешь, Эда? Мужчина знал, что не озвучит сейчас этот вопрос вслух, а значит не услышит и ответ на него. Но погасить интерес любопытного сердца холодному серьезному разуму не удалось. Эда моргнула, прогоняя собственное наваждение, и задала вопрос, контекст которого Серкан не сразу понял. — Почему? — Что почему, Эда? — Почему ты привел меня именно в это место? — Ну, ты же просила тебя удивить, — улыбнулся Болат. — Я не об этом, Серкан. И да, тебе удалось удивить меня. Но все же: почему? — Ты же говорила, что самые счастливые воспоминания из детства ты проживала среди цветов и растений вместе с тетей. Я подумал, что тебе понравится здесь. Если Серкан, что и понял из той не слишком продолжительной беседы на презентации коллекции холдинга, так это то, что Эда Йылдырым обожала цветы и любила свою тетю. А такую Эду Серкан знал очень хорошо. И мужчине верилось, что именно в этом аспекте две девушки должны быть идентичны практически на сто процентов. Кажется, не ошибся. — Ты запомнил! — удивленно и чуть недоверчиво произнесла брюнетка. — Ну, говорят, у меня феноменальная память, — усмехнулся Серкан. — А про скромность ничего говорят? — хохотнула девушка в ответ. — Говорят, что я ей не страдаю, — шутливо парировал мужчина. Эда заливисто рассмеялась и потянула его вглубь сада. Серкан и не думал сопротивляться. — Идем, я хочу осмотреться. Здесь так красиво! Сад, носивший название «Феникс», и впрямь был красив в своей простоте и душевности. Неширокие дорожки, выложенные красноватой брусчасткой, издалека напоминавшей выцветший кирпич, миниатюрные прудики с пятнистой форелью, бетонные кадки, местами поросшие мхом, большие деревянные скамейки. И все это утопало в зелени, которую то тут, то там разукрашивали цветочные всполохи белого, желтого и сиреневого, над которыми время от времени вились пятнистые бабочки и другие насекомые. Дорожки выводили к симпатичной постройке с высокими во всю стену дверьми из стекла, которые были распахнуты настежь, чтобы впустить приятный летний воздух внутрь помещения. Над одной из створок даже был закреплен скворечник. Все эти маленькие, подчас незаметные детали создавали безоговорочную атмосферу уюта и спокойствия. Эда подвела Серкана к одной из лавок, уверенно усаживая мужчину на скамью, и заняла место рядом. Некоторое время они сидели просто молча: Эда созерцала буйство зелени, которое жило и дышало, словно являлось отдельным организмом, а Серкан созерцал Эду. Ловил каждый ее умиротворенный вдох, каждую искорку восторга в глазах, каждую счастливую улыбку, наполненную воодушевлением. Девушка, несмотря на деловой костюм, строго убранные в пучок волосы с несколькими сбежавшими прядями у лица и лодочки на высокой шпильке, которые не слишком подходили для прогулок, так гармонично вписывалась в окружающий пейзаж, что Серкан невольно сравнил ее с феей. Фея цветов. — Я давно не испытывала такого умиротворения. — Эда наконец нарушила тишину, прерываемую только легким шелестом листвы и жужжанием пчел. — Я живу здесь уже столько лет, но не знала, что в Лондоне можно найти такое место. Я словно у тети в саду очутилась. Так уютно, так по-домашнему. Спасибо, Серкан. — Я рад, что сюрприз пришелся тебе по душе, — улыбнулся мужчина, довольный выбором места. — Как же так? Я столько лет живу в Лондоне, но в этом месте оказалась впервые. Откуда ты о нем узнал? Оно не похоже на типичный городской парк. Скорее, на секретный сад, взращенный чьими-то заботливыми руками. — Все в действительности так, как ты и сказала, Эда. Над этим садом трудятся волонтеры, а сам он является объектом благотворительности. Собственно, так я о нем и узнал. Представляешь, сад возвели на месте падения бомбы. Несколько раз его даже чуть не закрыли, но в итоге неравнодушные отвоевали этот кусочек спокойствия, и сейчас здесь царит такая красота. — Невероятно, — восхитилась девушка, словно находила в истории этого места нечто волшебное. — Такое простое, но такое завораживающее место. Иногда мне очень не хватает этого в повседневной жизни. Спасибо, Серкан, — искренне поблагодарила она. Оказывается Эда Йылдырым тоже находила радость в мелочах. Вряд ли этот факт когда-нибудь перестанет удивлять Серкана Болата. На мгновение между ними воцарилась тишина. Они немного помолчали, и Серкан решился задать вопрос. — Эда? — позвал он. — М-м? — Как давно умерла твоя тетя? Девушка ответила не сразу, погружаясь в собственные мысли. — Если это слишком личное, не отвечай. Мне не стоило задавать этот вопрос, прости. — Вовсе нет. Тетя умерла год назад. Автомобильная катастрофа. Врачи сказали, она умерла в момент столкновения. Снегопад в тот день был жуткий, водитель на встречке не справился с управлением и… — девушка притихла и опустила взгляд на собственные руки, которые сейчас нервно теребили краешек бледно-голубого пиджака. Серкан не видел ее глаз, но было не трудно догадаться, что воспоминания о том, как тетя ушла из жизни, приносили ей боль. — Ее смерть стала для всей нашей семьи настоящим шоком. Она всегда была такой неунывающей, всегда находила повод для радости. Рядом с ней невозможно было не улыбаться. — Вы с тетей были близки? — Да, очень. В ее обществе я всегда могла быть собой и не притворяться, могла доверить ей свои секреты, зная, что не встречу осуждения. Она всегда и во всем меня поддерживала. И очень любила, словно родную дочь. Я так любила бывать у нее в саду и цветочном магазине, что одно время, — брюнетка несмело улыбнулась своим воспоминаниям, — мечтала заниматься ландшафтным дизайном, потому что благодаря тете я видела, как растения могут преобразить любое, даже самое «голое» место в маленький островок волшебства. — И почему же ты отказалась от мечты? — полюбопытствовал Серкан, сгорая от желания узнать, что отвратило его прекрасную фею с этого пути. — Не знаю, трудно сказать наверняка. Наверное, мне не хватило сил и смелости настоять на своем. Ожидания, требования — все это навалилось на меня в миг осознания собственной зрелости и готовности к свершениям. Бабушка давила. Не жестко, конечно, но настойчиво, убеждая, что мой долг — продолжать семейное дело. Она никогда не отговаривала от поступления на ландшафтный дизайн, но ее аргументы в мои восемнадцать казались весьма убедительными. — И ты последовала ее наставлениям? — Вроде того, — тускло отозвалась она, едва заметно сморщив нос. — В итоге закончила бизнес-школу параллельно с курсом дизайна. — Не жалеешь? — поинтересовался Серкан. Эда помолчала, обдумывая вопрос. Разобравшись в противоречиях собственных ощущений, она наконец решительно ответила: — Нет. Я полюбила то дело, которым занимаюсь. Правда, полюбила. Мне нравится вкладывать душу в то, что я создаю. Но от цветов и деревьев все же было бы гораздо больше пользы, чем от бриллиантов, — грустно улыбнулась Эда. — Видимо, я была недостойна такой мечты, раз не последовала за ней. Но теперь это в прошлом. — Не говори так! Взрослые очень сильно влияют на детей. Исходя из твоих слов, бабушка у тебя — весьма властная женщина, — высказал мужчина свое наблюдение. — Не то слово! — Эда закатила глаза. — Но это ведь я не воспротивилась! Я не сказала ей «нет». Она меня не заставляла, и я знаю, что если бы твердо решила поступить вразрез с ее мнением, она не стала бы прибегать к радикальным методам воздействия. Ситуация с родителями многому научила эту женщину. — А что произошло с родителями? Серкан боялся вообразить, каким образом могла разыграться трагедия с ее родителями. Но господин Энгин был живым свидетельством того, что в этой реальности несчастный случай, каким бы он ни был, не стал фатальным. — Госпожа Семиха любит все — и всех! — контролировать. Вплоть до личной жизни собственных детей. Бабушке не понравилась моя мама. Она сказала, что не примет такую невестку, что если отец женится на ней, то потеряет наследство. Папа отказался от положенных ему по праву богатств, не раздумывая. Они перебрались из Мардина в Стамбул, поженились. Папа взял фамилию мамы, не желая иметь ничего общего с женщиной, которая приходилась ему матерью, даже семейное имя. Жили они скромно, но счастливо. Тетя Айфер сбежала из-под опеки бабушки спустя очень короткое время и последовала за братом. Я почти восемь лет не подозревала о том, что среди родственников у меня есть неприлично богатая бабушка и что по отцу моя фамилия Йылдырым, а не Йылдыз. Представляешь? Йылдыз. Аллах, что за шутки? — Тогда как же ты об этом узнала? — Родители чуть не погибли при обрушении дома. — На эти словах сердце Серкана пропустило удар, предательски замирая в груди. Кажется, на мгновение мужчине даже стало трудно дышать. Нет. Пожалуйста, только не так. — А виновника обрушения нашли? — не удержался Болат от вопроса. Внутри у него все буквально дрожало от волнения. — Нашли. Застройщик сэкономил на материалах и чуть не угробил моих родителей. Чуть не пустил под откос мою жизнь. Но, слава Аллаху, все обошлось. Суд обязал его выплатить родителям кругленькую сумму за нанесенный моральный ущерб. Серкан выдохнул. И снова начал дышать. — Знаешь, мы все тогда страшно перепугались, хотя я мало что еще понимала в достаточной мере. Бабушка была безутешна и буквально рыдала от счастья, когда узнала, что необратимого не случилось. Что сын жив, что жена его — как бы бабушка к ней ни относилась — тоже в порядке. Что еще не все потеряно, что можно все наладить. Эда выдержала паузу, а затем продолжила: — Когда она появилась на пороге нашего дома, в элегантном костюме, с красивой укладкой и бриллиантовыми серьгами в ушах — до сих пор помню, как камни переливались на солнце и как их сияние завораживало восьмилетнюю девчонку, которой я являлась, бабушка показалась мне какой-то недостижимой леди. Я не знала, кто она, и была буквально очарована безупречным лоском ее внешности. За взрослыми, которые, кажется, не замечали меня в тот момент, я наблюдала внимательно и видела, как эта незнакомая тогда мне женщина, с виду собранная и немного холодная, плакала навзрыд, прося прощения. Неизгладимая из памяти картинка. — Представляю… — задумчиво поддержал Серкан, воображая госпожу Семиху, которая в его воспоминаниях всегда была воплощением надменности и пошлой роскоши, — один только трон чего стоит — в подобных обстоятельствах. Картинка, прямо скажем, отказывалась вырисовываться перед мысленным взором мужчины. Сложно было представить, что госпожа Йылдырым — расчетливая и властная бабушка Эды — способна признавать собственные ошибки и демонстрировать уязвимость. Когда-то Серкану, твердо убежденному в том, что проявление чувств — это слабость, казалось, что он и сам не способен признаваться в промахах. Мужчина практически никогда их не допускал, отчего был убежден в собственной непогрешимости. До появления Эды, которое стало для него словно пинок с горы, с которой он неумолимо катился вниз, собирая все бугры и камни. Было больно, подчас до невозможности, но «прокатка» вниз оказалась по-настоящему исцеляющей. Робот-Болат никуда не делся, он все еще жил в мужчине, но после всех этих снов, которые наполнялись смыслом благодаря Эде, он наконец-то научился не только думать, но и чувствовать. — Порой она, конечно, бывает невыносимой, и мы ругаемся так, что перья летят, но она любит свою семью, хоть и выражается это зачастую в весьма странной форме. Смерть тети Айфер ударила по ней больше всех. — Смерть никогда не проходит бесследно. Мою семью она разрушила, — печально произнес Серкан, и где-то в районе сердца закололо. От обиды и горечи. От разочарования и разбитых надежд. От тоски по заботе, которой ему так не хватало в детстве. Эда не задавала вопросов, лишь молчаливо вопрошала глазами, побуждая мужчину продолжить. — У меня был старший брат, — Серкан сделал паузу и набрал в легкие воздуха, собираясь с духом. — Он был потрясающим человеком, настоящим примером для подражания. Иногда мне кажется, что именно он был сердцем нашей семьи. А когда его не стало, все посыпалось. Буквально превратилось в пепел. — Серкан… — Эда обхватила его большую ладонь своими нежными пальцами и стала легко поглаживать кожу на руке, таким образом выражая сочувствие и в какой-то мере понимая его боль. — Отец ушел с головой в работу, мама — в депрессию. Она до сих пор не в полной мере оправилась после потери старшего сына. Не может выходить из дома. — Агорафобия? — Увы. — Сколько тебе было, когда он умер? — Двенадцать. Я тогда еще не осознавал толком, но уже ощущал, что жизнь больше не будет прежней. А потом меня отправили в школу-интернат за границу. Отцу это показалось рациональным решением, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что избегать проблем — не выход. Девушка сжала его ладонь, не отводя печальных глаз с его лица. — Я не могу представить, как ты с этим справился. — А я и не справился, Эда. Я живу с этой болью каждый день. Я фактически вырос без родителей, сам взрослел, сам себя воспитывал. Я был мальчишкой, который отчаянно нуждался в родительской любви, но которого так запросто «выслали». — Ты злился на отца? — О да! Сначала во мне было столько чувств, которые я просто не знал, куда выплеснуть. Я злился, плакал, тосковал и чувствовал себя совершенно одиноким, брошенным. Но в какой-то момент понял, что эмоции делают меня слабым, а я не желал быть таковым. Сотрудники за глаза называют меня роботом, потому что, откровенно говоря, я живу собственной работой. — Серьезный строгий начальник, значит? — Порой чересчур, даже на мой вкус, — грустно рассмеялся Болат, вспоминая, с каким страхом его ассистентка Лейла дрожащим голосом произносила «Господин Серкан». — Некоторые меня откровенно побаиваются, потому что я не самый понимающий начальник. Эда сощурила глаза, выражая этим жестом свой скепсис, словно не верила, что мужчина, сидящий перед ней на скамье посреди сада, способен на несправедливость. — Никогда бы не подумала, что Вы из тех кто любит «жестить», господин Серкан. — Я не прощаю ошибок. — Потому что не совершаешь их сам? — Потому что мне тяжело открываться людям, тяжело им доверять, — честно признался Серкан. — Скрываться за фасадом строгости всегда проще, так меньше вероятностей, что в твое сердце вонзят нож, Эда. — Но со мной ты почему-то честен. — Как ты это поняла? — Я не вижу в твоем лице фальши, не слышу в твоих словах лжи. Но я не понимаю причину твоей искренности. Мы ведь знаем друг друга всего-ничего. Я люблю тебя, Эда. Вот и вся причина. Благодаря тебе я научился заново видеть этот мир. — Ты понравилась мне, Эда Йылдырым. А людей, которые мне действительно нравятся, можно пересчитать по пальцам одной руки, — улыбнулся Серкан, и улыбка эта так живо отразилась в его красивых серо-голубых глазах, что у Эды сердце забарабанило в ушах. — Что ж, значит, я могу смело считать себя особенной, раз уж попала в список избранных людей Серкана Болата, — пошутила она, не сдерживая счастливой улыбки. Что с ней творила одна улыбка этого мужчины, один его взгляд. Аллах-Аллах. — Ты и без этого особенная, Эда, — мужчина заправил непослушную прядку шоколадных волос за ухо и задержал ладонь на ее щеке. В этой фразе заключалась простая истина: в сердце Серкана Болата Эда — Йылдыз или Йылдырым, не важно — всегда будет занимать особое место. Серкан долго рассматривал ее лицо, запоминая каждую линию и впадинку, любуясь милой ямкой на щеке, которая своим появлением неизменно заставляла его улыбаться, утопая в глубине карих глаз, словно в них заключалась разгадка вселенной. Серкан все смотрел, и смотрел, а потом не удержался и поцеловал свою любимую брюнетку, увлекая ее в нежный, тягучий, отчасти несмелый, но такой сладостный поцелуй, что Эда оставила все мысли во внешнем мире. Все в этот момент отошло на задний план: звуки и краски окружающего мира перестали иметь значение, внезапно налетевший ветер, разметавший сбежавшие из пучка прядки, был решительно проигнорирован, потому что мир сосредоточился до сплетенных в поцелуе губ, которые скрепляли что-то новое, еще только зарождающееся, но сладостно томящееся в груди. Первой отстранилась Эда, невесомо проводя носом по его щеке. В глазах девушки бушевало столько эмоций: смятение, радость, неверие и восторг?.. Серкан в очередной раз потерялся в ее шоколадных радужках, слыша собственное сердце в ушах. Хорошо, что нет часов. Серкана позабавила мелькнувшая мысль, потому что и без часов мужчина был до боли очевиден в своих действиях. Он не намерен более терять Эду и готов ей это показать. — Я совсем забыл про кофе. Будешь? — предложил Серкан, разряжая обстановку, и развернулся в противоположную от девушки сторону. — Кофе? Но где же мы возьмем здесь кофе? — удивилась брюнетка. Мужчина извлек из бумажного пакета, который, как оказалось, стоял по другую сторону от него, термос и две кружки, одну из которых протянул Эде. Судя по скептическому взгляду, которым его наградила девушка, возникновение пакета стало для нее неожиданностью. — Скажите на милость, Серкан-бей, у Вас карманы, что у Гермионы сумка? Бездонные? Откуда взялся пакет? — По-моему, госпожа была слишком увлечена садом и не заметила, что в другой руке я держал пакет. — Боже мой, — хохотнула Эда, прикрывая глаза ладонью. — Всего лишь Серкан, дорогая Эда, — усмехнулся мужчина, на что заработал толчок в плечо. — Точно скромностью не страдаешь, — проворчала брюнетка. Серкан лишь шутливо пожал плечами и стал наливать напиток в ее кружку. Воздух наполнился терпким ароматом зерен, который приятно щекотал обоняние. Эда потянула носом, затем хлебнула обжигающий кофе и зажмурилась от удовольствия, издавая тихий стон. — Аллах-Аллах, ты сварил кофе по-турецки?! Кажется, я в раю. Не пила его лет сто. М-м-м, — довольно протянула она. — Серкан, как выразить тебе свое обожание? — Можешь поцеловать меня, — поддразнил мужчина, растягивая губы в улыбке чеширского кота. И девушка не отказала в его просьбе.