Я тебя помню

— Слушаю, — принял звонок Серкан, не отрываясь от чертежей. — Ну, нет. — Тяжелый вздох. — Я знаю этот тон. Очень рабочий тон. Когда включается робот Болат, то господин Серкан склонен забывать про все на свете. И даже про то, что у него свидание, на которое ты опаздываешь уже на полчаса, — проворчала молодая госпожа Йылдырым, таким образом выражая свое неудовольствие сложившейся ситуацией. Мужчина хлопнул ладонью по лбу, мысленно проклиная себя за забывчивость. Точнее за увлеченность. Серкан Болат всегда слыл небезызвестным трудоголиком. Своей самозабвенной отдачей рабочему процессу и педантичностью в деталях мужчина заработал славу аса архитектуры в профессиональных кругах и звание бесчувственного робота в кулуарах собственной компании. Никто из сотрудников, конечно, не осмеливался произносить это прозвище вслух, отчего временами Серкан ощущал себя Тем-Кого-Нельзя-Называть, всякий раз внутренне раздражаясь от этого навязчивого чувства. Что ж, стоит признать, цепче всего задевает то, что соответствует истине, но что человек так отчаянно не желает в себе признавать. Серкан действительно походил на робота, но бесчувственным вовсе не был. Он чувствовал все гораздо острее других людей, просто проживал эти эмоции где-то глубоко в себе. Пока не появилась она. Эда. Как этой девушке удалось вытащить из него все то, что он так бережно запрятал внутрь, еще будучи ребенком, мужчина и сам не понимал. — Чудо — не иначе, — удивлялся разум. — Любовь, — подсказывало сердце. Серкан был склонен согласиться с последним. Только одному человеку было подвластно замедлить заведенный механизм робота Болата. Эда. Эда Йылдыз… Нет, Йылдырым. Мужчине по-прежнему было сложно привыкнуть к тому, что женщина, в которой заключался весь его мир, все же не была плодом воображения. Она существовала. Была реальной. Осязаемой. И такой же до умопомрачения красивой. Лучезарной словно звезда. Его звезда. — Эда, прости, я увлекся, — повинился Серкан, поджимая губы, чтобы скрыть улыбку в голосе. Девушка не в первый раз становилась жертвой горящих дедлайнов «АртЛайф». Сейчас вся команда работала над проектом гольф-резорта, который был очень значим для компании, и Серкан с головой ушел в работу, иногда теряясь во времени и пространстве. — Трудоголик мой несчастный, — тихо посмеиваясь, пожаловалась Эда. — Тебе лучше поторопиться, иначе я все съем сама. — Уже выезжаю, — пообещал Болат, усмехнувшись. Мужчина сохранил изменения в файлах, честно закрыл ноутбук и, взяв ключи, направился к выходу из квартиры. — Жду, — отозвалась его любимая брюнетка и отключилась. Серкан улыбнулся, предвкушая встречу с женщиной, которая перевернула его мир с ног на голову. Уже в третий раз. *** Абсолютное счастье. Вот что сейчас испытывал Серкан Болат. Всепоглощающее, бесконечное счастье. Это ощущение обволакивало все его существо, как шоколадная глазурь обволакивает боковины торта, медленно стекая с краев и крупными каплями сладости опускаясь к основанию. Подобные аналогии были совершенно не в его стиле. Мужчина не очень-то жаловал сладкое. В своей подчас маниакальной одержимости собственным здоровьем он считал, что ни одно подобное лакомство, съеденное в ущерб собственному организму, не стоило мимолетного удовлетворения вкусовых потребностей. Со временем эта привычка закрепилась за ним так прочно, что сладостей ему просто не хотелось. Даже самых простых. Однако сейчас Серкану было так сладко, так безмятежно, что подчас казалось, будто весь его мир вдруг разом превратился в пряничный домик с облаками из сладкой ваты и холмами из шоколадных кексов. Тот магазинный кекс со свечкой… Серкан улыбнулся этой мысли, вспоминая, как чудесно поздравила его Эда из снов. Как внимательно и чутко она подобрала подарок. Как тронула его своей заботой. Как заставила задуть свечу, загадать желание… А потом сама же этот кекс и съела, потому что «ты все равно не ешь сладкое. Так какая разница магазинный это кекс или самый вкусный торт в мире?» Эда Йылдыз всегда ассоциировалась у Серкана с цветами, звездным небом и шоколадом. Эта девушка так его любила, что могла есть буквально тоннами. Эда Йылдырым, как оказалось, ассоциировалась у мужчины с теми же вещами. Сияющие омуты глаз, в которых для мужчины отражались все звезды мира, сейчас были скрыты под нежными веками, увенчанными чернильными стрелами ресниц, которые аккуратно, словно оберегающе, касались ее румяных щек. Губы, припухшие от жадных поцелуев, розовели нежным цветом ее любимых пионов. Волосы, каскадом каштановых волн рассыпавшиеся по подушке, напоминали водопад топленого шоколада, который девушка просто обожала. Иногда Серкан желал, чтобы время остановилось. Замерло. Ему так хотелось остаться в этом моменте. Не думать о том, что их ждет за дверьми спальни. Не нагружать разум мыслями о работе. О проблемах. О страхах. Просто быть. Здесь и сейчас. Не оглядываться назад. Не загадывать на завтра. Просто жить. Проживать эту совершенно потрясающую жизнь с женщиной, ради которой бьется сердце. И любить ее. Любить до последнего вздоха. Дышать ей. Ловя каждый вздох, каждый стон. Каждый взгляд, улыбку, слово. И быть собой. Строгим. Серьезным. Упрямым, подчас до зубного скрежета. Искренним. Заботливым. Смешным. Настоящим. Без масок и притворства. Без игр и сюжетов. Улыбаться. Плакать. Смеяться. Грустить. Радоваться. Злиться. Ревновать. Совершать ошибки. Признаваться. Но все это рядом с ней. Только с ней. Серкан аккуратно завел упавшую на лицо прядку за ухо, провел указательным пальцем по обнаженному плечу любимой, наслаждаясь мягкостью ее кожи. Притянул ближе к себе, зарываясь носом в густые локоны и вдыхая неповторимой аромат. Так могла пахнуть только Эда Йылдырым. Такой родной, такой любимый запах. Серкан поймал себя на мысли, что готов остаток жизни засыпать вот так: держать в объятиях любимую, наблюдать за ее мирным сном, любоваться ее неповторимой красотой и слушать, как трепещет собственное сердце от осознания чувств, которые с каждым днем становились все крепче. Все глубже. Моя. Иногда в мужчине пробуждалось нечто давно забытое. Первобытное. Ужасно собственническое. Крепко спящее в глубинах естества. Серкану хотелось кричать всем звездам, наблюдающим за ними с небес, как сильно он любит Эду, и шептать прохладному ветру о том, что он не отпустит ее. Временами ему хотелось наплевать на все приличия и предложить брюнетке руку и сердце сразу же. Однако он понимал, что напугает девушку поспешностью действий. Хотя бриллиантовое кольцо уже которую неделю прожигало мысленный взор Болата. Он купил его не раздумывая. Руководствовался только чувствами. Просто знал, что в этот раз все должно быть правильно. Без боли. Без недомолвок. Честно. Открыто. С душой нараспашку. Эда как-то поделилась раздирающим ее любопытством, размышляя, кто мог купить кольцо в первый же вечер. О торгах на приеме холдинг не заявлял, а коллекция должна была поступить в продажу только через месяц. Серкану оставалось лишь пожимать плечами и прятать довольную улыбку, чтобы девушка ни о чем не догадалась. Эда Йылдырым делала это кольцо под себя. А значит, это было бы весьма символично, окажись оно у нее в итоге на пальце. Предпочтительно на безымянном. Проблема была лишь в том, что они не вешали ярлыков на собственные отношения. Не обозначали границы. Не ставили себе рамок. В этом негласном договоре было свое странное очарование: Серкан был счастлив, Эда, если мужчина правильно считывал ее взгляды и поцелуи, была счастлива тоже. Но кто они друг для друга по итогу? Парень и девушка? Жених и невеста? Друзья с «привилегиями»? Последний пункт не то, чтобы вызывал у мужчины опасения. Эда действительно стала ему близким человеком: с ней он мог смеяться и плакать, радоваться и грустить, шутить и быть искренним. Физическая сторона вопросов тоже не вызывала. Секс был фантастический. Страстный и в то же время нежный. Поцелуи жадные, но ласковые. Прикосновения не сдержанные, порой на грани бесстыдства, но бережные. Стоны, взгляды, вздохи. Громко, интимно, томно. Настоящий калейдоскоп противоречий, которые складывались в неповторимый узор из эмоций и чувств, подобно разноцветным стеклышкам внутри цилиндра. Серкан наслаждался каждым моментом, проведённым рядом с Эдой, но отчаянно желал большего. Нет, не так. Серкан жаждал определенности, но отчего-то сдерживал себя. — Ты опять на меня смотришь…- сонно прохрипела Эда, вырывая мужчину из глубоких дум. — Ты же даже глаза не открыла, откуда ты знаешь, что я за тобой наблюдаю? — заулыбался Болат, чувствуя, как сжимается сердце от переполняющих его чувств. — Мне не нужно видеть, чтобы чувствовать, Серкан, — несерьезно упрекнула брюнетка, крепче прижимаясь к мужчине. Серкан отвел непослушную прядку, которая в очередной раз сбежала из-за уха, от лица любимой и оставил на щеке невесомый поцелуй. От этого жеста у Эды защемило в груди от нежности. Девушка счастливо зажмурилась, вдыхая аромат мужчины, который за этот месяц успел стать для нее самым близким, самым родным, самым… любимым. Осознание собственных чувств пришло к Эде так внезапно, что она невольно вздрогнула. — Ты в порядке? — послышался слегка взволнованный голос Серкана. — Да, все хорошо. Просто замерзла, — соврала она, крепче сжимая его широкую спину руками. Мужчина ответил на этот жест поцелуем в макушку, игриво задевая носом ее шоколадные кудри. Серкану хотелось остаться в этом моменте навсегда. И хотя желания брюнетки совпадали с чаяниями мужчины, Эда впервые за долгое время испытала страх, так долго таившийся на задворках ее сознания. И пока девушка искренне не понимала, готова ли она ему противостоять. Настырное пиликанье будильника заставило обоих отвлечься от собственных мыслей и ощущений. — Кажется, нам пора вставать, — констатировала госпожа Йылдырым, высвобождаясь из мужских объятий и откидывая простыни. Серкан вдруг вспомнил о том, что впереди их ждал еще один непростой день, наполненный делами, совещаниями и стрессом. — Я сейчас скажу крамольную вещь, но мне так не хочется вылезать из кровати, — обреченно произнес мужчина, уже скучая по теплу, которое всегда излучало изящное тело Эды. Девушку эта реплика пробрала на смех. Искренний. Заразительный. — Ничего себе, робот не хочет работать, — поддела она, хитро усмехаясь. — Это все Ваша вина, госпожа, — парировал Серкан, накрывая лицо подушкой. Эда лишь покачала головой и, прихватив по пути белье и полотенце, направилась в душ. — Вставай, соня, — раздался голос над ухом мужчины, за ним последовал ласковый поцелуй в щеку. Серкан не заметил, как снова заснул, но если любимая брюнетка всегда будет будить его таким образом, он готов больше времени посвящать сну. Может быть. — Серкан, поднимайся, — еще один поцелуй коснулся подбородка. Мимолетный. Почти невесомый. — Завтрак уже готов. Болат перевернулся на бок и приоткрыл сначала левый, потом правый глаз. Эда не сводила с мужчины нежного взгляда. — Ты такой трогательный, когда спишь, — заулыбалась она и протянула руку к его лицу, мягко касаясь пальцами щетинистой щеки. Серкан накрыл ее пальцы своей большой ладонью и повернул голову, оставляя поцелуи на ее руках. — Я люблю тебя, — произнес он на выдохе, больше не в силах держать внутри собственные чувства. Девушка замерла, не ожидая услышать от мужчины признание, да еще так внезапно. Он произнес эти слова так естественно, так легко. Словно не было в мире ничего важнее. Эда знала, что эти слова не пустой звук. Чувствовала. Видела это в любимых глазах. Губы людские могли врать, но глаза… Глаза никогда. Во взгляде Серкана не было фальши. А смотрел он на нее так, как смотрел в тот вечер, когда они познакомились. Словно она для него нечто недостижимое, сакральное. Звезда или божество. Что-то, к чему относишься с трепетом и благоговением. Сердце невольно пропустило удар, в глазах предательски защипало. — Серкан, я… Трель мобильного телефона, покоящегося в кармане белого жакета, не дала Эде закончить фразу. Может, и к лучшему. — Извини, мне нужно ответить. Это по работе. Жду тебя в гостиной. — Девушка чмокнула его в нос и поспешно ретировалась из комнаты. Внутри у Серкана что-то оборвалось. Бухнулось в пятки с оглушительным звоном, отдающимся в ушах. Что-то во взгляде Эды, в выражении лица, в языке тела заставило мужчину насторожиться. Брюнетка впала в ступор — это Серкан понял сразу даже не до конца проснувшимся сознанием — и выглядела такой потерянной. Словно его «люблю» выбило почву у нее из-под ног. Она бежит от тебя. Эта мысль на секунду сбила Болату дыхание, вызывая приступ глухого кашля. Эду испугало его признание. Но почему, черт возьми? Все шло хорошо. Ведь так? Или ты все не так понял? Сомнения, страхи и настойчивое — временами настырное до невозможности — ощущение нереальности происходящего, некоторой поддельности обрушились на мужчину с удвоенной силой, беспощадно придавливая окрыленное любовью сердце к земле. Серкан на автомате выбрался из-под простыней, сходил в душ, оделся и на мгновение задержался перед дверью. Мужчина трусил себе в этом признаваться, но сейчас он неимоверно боялся. Что его ждет по ту сторону? Станет ли Эда вести себя так, словно ровным счетом ничего не произошло? Словно не было его признания? Или решит закончить разговор, который был прерван звонком телефона? Неизвестность буквально разъедала нервы мужчины, оставляя зияющие дыры в том умиротворении, которое окутывало его все утро. Но больше момент истины оттягивать не представлялось возможным. Серкан повернул ручку вниз и, потянув дверь на себя, вышел в гостиную, взглядом ища Эду. Долго разыскивать любимую брюнетку не пришлось: она грациозно разливала чай по кружкам, от которых тут же начинал подниматься полупрозрачный парок. Молодая госпожа Йылдырым была эстетом до мозга костей. Девушка любила окружать себя красивыми вещами, даже если порой они были совершенно просты. Чашки с полупрозрачным стеклом, сквозь который затаенно проступал цвет заваренных трав, в лучах утреннего солнца отливали золотом, на подставке из натурального среза агата, обрамленного позолотой, были разложены ровно нарезанные куски хлеба. С ними соседствовало бело-синее блюдо с авокадо и маленькими помидорами, разводы на котором напоминали о светящихся мерзлотах ледника. Серкану пришла на память та незабываемая ледяная пещера, которая буквально переливалась голубым и бирюзовым, словно лед подсвечивался изнутри. В тот момент мужчине и впрямь хотелось подтопить ледяную массу, чтобы проверить нет ли где намеренной подсветки, встроенной в мерзлые воды, образовавшие настоящий полог чудес над головой. Поездка в Норвегию — еще в студенческие годы — была на удивление спонтанной, но совершенно потрясающей. Одна из множественных затей Энгина, всячески порицаемая Болатом вслух, но ставшая по-настоящему захватывающим приключением, оставившим неизгладимый след в душе еще тогда юного, но уже серьезного студента. — Чай? — Голос Эды вырвал Серкана из размышлений о давно минувших днях. Мужчина кивнул, выражая согласие выпить кружку предложенного девушкой напитка, и перевел на нее свой взгляд. Каштановые локоны подсвечивались от солнца, проникающего сквозь высокие окна балкона, который тянулся практически вдоль всей стены гостиной, соединенной с внушительной кухней кремового оттенка. Эда сидела за дальним концом стола — ближе к окну — и робко ему улыбалась, молчаливо приглашая занять место рядом. Серкан намеренно проигнорировал ее тихий, но вполне очевидный намек, и сел напротив, желая видеть ее лицо перед собой. На периферии «маячила» полупрозрачная — в тон кружкам — ваза, в которой благоухали розовые, белые и голубые цветки гортензии, напоминающие по форме миниатюрные шары фейерверков. Если бы в цвету сейчас были пионы, то в вазе непременно оказались бы эти цветы. Ее любимые. Но учитывая то, как трепетно девушка относилась к цветам в принципе, Серкан не сомневался, что она могла найти прелесть в любом цветке, даже самом неказистом. Ну, точно цветочная фея. Эда, все еще не нарушая молчания, подвинула чашку ближе к мужчине и ласково переплела их пальцы в попытке избавиться от неприятного напряжения, которое буквально можно было резать ножом. Серкан улыбнулся уголками губ, слегка сжимая изящные пальцы девушки в ответ. — У тебя сегодня вроде бы встреча с папой в холдинге? — наконец подала брюнетка голос и отпила из кружки, довольно жмуря глаза. Что ж, играем по первому сценарию. «Ничего не произошло». — Да, у нас с ним встреча во второй половине дня. Нужно обсудить пару рабочих моментов по проекту выставочного зала — возникли некоторые вопросы в процессе подготовки, — а затем я свободен, — поддержал Серкан беседу, следуя выбранному любимой сценарию. Не то чтобы он от этого был сильно в восторге. Скорее наоборот. — Зайдешь тогда за мной после встречи? Можно съездить на набережную, погулять возле Темзы. Когда Эда смотрела на него своими огромными шоколадными глазами, в которых мужчина каждый раз добровольно утопал с греховным наслаждением самоубийцы, Серкану было сложно отказать ей хоть в чем-то. Когда Эда смотрела на него так искренне, словно маленькая наивная девчушка, Болат готов был свернуть для нее горы, если понадобится. Этот раз не стал исключением. — Конечно, зайду, — ласково пообещал Серкан, большим пальцем поглаживая теплую ладошку любимой. Так нежно. Так томительно, что у Эды вновь зашлось сердце от чувств, которыми полнились глаза и жесты мужчины. — Ешь, — наказала брюнетка, пряча смятение во взгляде за смущенной улыбкой. Серкан не стал перечить своей персональной волшебнице и принялся за приготовленный ею завтрак. — Кстати, — опомнилась Эда и подскочила со стула к холодильнику, с великой осторожностью извлекая из него бледно-желтую керамическую форму с золотистой каймой. — Ты обязан это попробовать! — Эда… — Серкан поджал губы, силясь не расхохотаться. Когда девушка узнала, что Болат не ест сладкое, на ее лице возникло такое выражение, словно мужчина нанес ей глубочайшее оскорбление. Картинка была прямо-таки уморительная! Серкан тогда хохотал так громко, что в лицо ему неминуемо прилетела диванная подушка. Эда однако отказывалась сдаваться в борьбе за обращение упрямого мужчины в культ сладкоежек. При каждой встрече, она непоколебимо «пичкала» его очередным рецептом — соблюдая, конечно, все требования здорового питания — в надежде на то, что хоть одна из сладостей, но зацепит несгибаемого робота. Серкан считал эту навязчивую идею, скорее, безрассудством, нежели азартным желанием доказать свою правоту, но любимая брюнетка в эти моменты становилась такой милой, такой трогательной, что мужчина без зазрения совести поддавался на ее уговоры и пробовал предложенное. Правда, еще ни разу не подарил ей удовольствия лицезреть поверженное выражение на собственном лице. Сладости были вкусными — и полезными! — но все же не приносили ему наслаждения, которое ожидалось Эдой. Но та не теряла надежды. С легкой руки госпожи Йылдырым борьба против нелюбви к сладкому одного конкретного человека превратилась в соревнование двух упрямых характеров. Но Серкан соврал бы, скажи он, что эта маленькая и слегка подзатянувшаяся игра не доставляла ему удовольствия. — Что? Я учла все твои требования, никакого сахара, все супернатуральное. Ешь. Это чизкейк, — Эда недоверчиво прищурила глаза, этим жестом как бы говоря: «Я за тобой слежу», и мужчина не выдержал. Захохотал в голос, краем глаза ловя надутые губы и сверкающие молниями карие глаза. Отдышавшись, Серкан попытался примириться со своей разобиженной феей. — Прости, Эда. — Все еще слегка посмеиваясь, мужчина встал из-за стола, обошел его и заключил девушку в объятия, нежно целуя в макушку. — Ты совершенно. — Поцелуй в висок. — Восхитительна. — Губы коснулись изящного носика. — Когда злишься. — И наконец поцелуй в губы. Короткий, но такой трепетный. Полный любви и обожания. У Эды мурашки побежали по коже оттого, сколько благоговения было в глазах этого потрясающего мужчины, когда он смотрел на нее. — И я люблю тебя. — Просто контрольный в голову. Брюнетке показалось, что еще чуть-чуть и колени подогнутся сами собой. — Раз любишь — ешь! — приказала она, уже вовсе на него не сердясь, но сохраняя видимость, и решительно протянула ему ложку, кончик которой был увенчан пятиконечной звездой. Мужчина в очередной раз хохотнул, явно забавляясь ее настойчивостью, но принял из рук столовый прибор, которым аккуратно отломил кусочек лакомства. — Вкусно, — отметил Серкан, попробовав чизкейк. — Но ты зря пытаешься переупрямить меня, Эда! Брюнетка лишь закатила глаза на его неизменную реплику и со словами «мне больше достанется» убрала форму в холодильник.

***

— Изменения придется внести здесь и здесь, — Серкан указал на две области в чертежах, обращая внимание господина Энгина на проблемные участки проекта. — То есть старый вариант мы не можем сохранить? — Могли бы, но издержки возрастут в два раза. Если решите сохранить проект в первоначальном виде, то его стоимость увеличится пропорционально. Если видоизменим проект, то сможем остаться в рамках бюджета. Данное решение наиболее сбалансировано в контексте соотношения издержек и прибыли. Но в первую очередь, в контексте надежности и долговечности. Из-за показаний почвы в первом варианте риск обрушения конструкции, несмотря на то, что эффект будет значительно нивелирован заменой материалов, используемых при постройке, все равно остается, — пояснил Болат, подмечая все риски, которые за собой может повлечь неправильно принятое заказчиком решение. — Выбирать, конечно, Вам, господин Энгин. Но поверьте моему опыту, те изменения, которые мы предлагаем внести в проект, наиболее целесообразны. Отец Эды некоторое время молчал, явно обдумывая информацию, услышанную им из уст архитектора, но в итоге согласился, что так будет правильно. — Я доверяю Вам, Серкан-бей. Пускай будет по-вашему. — Хорошо, раз все детали наконец согласованы, я сообщу своей помощнице, чтобы она выслала скорректированные документы Вам на подпись, — Серкан протянул руку господину Йылдырыму, и тот ответил на рукопожатие, закрепляя жест искренней улыбкой. — Я очень ценю Ваш профессионализм, Серкан-бей. И Ваша внимательность к деталям и к заказчику меня поистине восхищает. Спасибо большое. В очередной раз убеждаюсь, что сделал правильный выбор, когда решил с Вами сотрудничать. — Благодарю Вас за высокую оценку нашей работы, Энгин-бей, — искренне поблагодарил Болат, тем не менее прекрасно зная, что похвала из уст мужчины в адрес не только Серкана, но и всей «АртЛайф» прозвучала вполне заслуженно. — Что ж, не буду Вас больше задерживать. Хорошего вечера. — Хорошего вечера, Серкан-бей. Серкан собрал со стола бумаги, которые были необходимы для демонстрации, и уже собирался покинуть кабинет главы холдинга Йылдырым, но голос мужчины заставил его остановиться. — Серкан? — На этот раз отец Эды опустил формальности и обратился к Болату только по имени. — Слушаю? — Я знаю, что вы с Эдой не афишируете свои отношения, но… — мужчина сделал паузу, подбирая слова. — Я рад, что ты появился в ее жизни. Я сам, получается, в некотором роде способствовал вашей встрече, — усмехнулся господин Энгин. — Я давно не видел ее такой счастливой. Нет, не так. Я никогда не видел ее такой счастливой. Спасибо тебе за это, Серкан. Эда — сильная девочка, я это знаю, но даже самой смелой бравадой своего старика не проведешь, — грустно улыбнулся он. В словах Энгина Йылдырыма так явственно ощущалась любовь к собственной дочери, что у Серкана невольно защемило сердце. Наверное, отец Эды из снов, останься он в живых, любил бы свою звездочку не меньше. Эта мысль была бесконечно печальной и в то же время дарующей надежду, успокоение. Здесь — в реальном мире — Эда знала, что такое родительская любовь, в особенности отцовская. Она не была ее лишена. — Ваша дочь делает меня не менее счастливым, Энгин-бей. Она — мой мир. На секунду Серкану показалось, что к глазам мужчины подступили слезы, но он быстро оправился от нахлынувших чувств и лишь улыбнулся. Так искренне. По-доброму. Даже как-то благосклонно. Словно уже готов был принять Серкана в семью. Черт. Серкану очень бы хотелось стать причастным к семье Йылдырым. Назвать Эду своей. Неважно, Йылдыз или Йылдырым, мужчина жаждал, чтобы любимая носила фамилию Болат. Эда Болат. Это имя могло бы стать музыкой для ушей Серкана до конца его дней. Идеально. — Только не бросай ее, пожалуйста, — почти умоляюще произнес мужчина. Серкана этот тон привел в замешательство. Но спросить о причинах такой просьбы Болат не решился. — Никогда, — клятвенно пообещал Серкан и вышел из кабинета. Направляясь к любимой, мужчина пытался разложить в голове противоречивые мысли, которые одолевали его после сегодняшнего утра в квартире Эды, после разговора с господином Энгином. Что-то ускользало от Серкана. Нечто незримое, словно бы тайное, но лежащее на поверхности. Однако Болату, при всей строгости и живости его ума, никак не удавалось соединить части головоломки, которую собой являла Эда Йылдырым. Может, нужно просто отвлечься? Выходные в Париже… Мужчина зацепился за эту мысль, и она настолько пришлась ему по душе, что он даже слегка ускорил шаг, желая поскорее увидеть свою любимую фею. В приемной Серкана приветствовала ассистентка Эды — миниатюрная шатенка по имени Мари, — сообщив мужчине, что госпожа Йылдырым его ожидает. Откуда девушка знала, как именно должен выглядеть господин Болат, Серкан мог только догадываться. Коротко ее поблагодарив, мужчина толкнул массивную дверь из светлого дерева, ступил в кабинет Эды Йылдырым и засмотрелся. Серкан несомненно видел Эду утром, но пребывая в смятении от реакции девушки на его признание, он мало внимания обращал на то, во что она была одета, как были уложены волосы. В тот момент для него куда важнее было смотреть ей в лицо: ловить эмоции в уголках губ, вычислять оттенки и подтоны в выразительных карих глазах, пытаясь по ним угадать ее состояние. Сейчас Серкан мог рассмотреть свою любимую более подробно. Белый укороченный топ скрывался за полами такого же белоснежного пиджака. Из-за стола, за которым сидела брюнетка, виднелся пояс брюк, которые составляли законченный ансамбль с топом и пиджаком. Черные лаковые туфли, массивные золотые серьги в ушах и аккуратный, низко собранный хвост. Само воплощение элегантности. Хотелось закинуть ее на плечо и увезти туда, где они останутся только вдвоем. Остынь, Серкан. — Что? — озадаченно спросила девушка, не разгадав причину такого пристального взгляда мужчины. На губах Серкана заиграла широкая улыбка. — Любуюсь Вами, госпожа Йылдырым. Девушка заулыбалась, пряча глаза — и смущение — в документах, которые были разложены перед ней на стеклянной поверхности стола. — Твоя прямота сведет меня когда-нибудь в могилу, — шутливо проворчала она. — Сердечко не выдерживает? — поддел Серкан, довольно ухмыляясь, на что брюнетка лишь закатила глаза. — Бахвальство Вам не к лицу, Серкан-бей. — Учту это на будущее, госпожа Эда, — рассмеялся мужчина. Выдержав короткую паузу, наконец спросил: — Ты закончила? Эда размашисто подписала лежавший перед ней документ и подняла на Серкана глаза. — Закончила, — ответила она, не сводя с него пронзительного взгляда. Затягивающего. Томного. Серкану еще больше захотелось закинуть ее на плечо и унести куда-нибудь в тихое место. — Поехали в Париж на выходные, — не удержался он. — В Париж? — Брови Эды взлетели вверх. Девушка явно не ждала услышать подобное предложение из уст своего удивительного мужчины. — Да! Я всегда хотел побывать там именно с женщиной, которую полюблю. Чем не повод наконец осуществить желаемое? — Глаза мужчины ласково смотрели на брюнетку, заставляя внутренности сжиматься от нежности, любви и желания. — Звучит очень заманчиво. — Тогда… Слова Серкана прервал резкий стук в дверь. После короткого «войдите» в проеме появилась растерянная ассистентка: фигурка девушки дрожала, в глазах читался испуг. — Мари? — обеспокоенно позвала Эда, так же, как и мужчина, гадая, что послужило катализатором такой странной внешней реакции девушки. — Госпожа Эда, прошу прощения, что прерываю Вашу встречу, — виновато обратилась ассистентка, — но там… — Голос шатенки надломился, свидетельствуя о надвигающейся истерике. — Там… — Что, Мари? Говори же. — Ваш муж здесь.