Я тебя помню

Муж. Нелепица какая-то. Эда не могла не сказать ему о таком. Не могла утаить. Не могла вести двойную игру. Да, Болат знал, что брюнетка не так проста, как может показаться на первый взгляд. Но когда с Эдой было просто? С девушкой, сотканной из противоречий и загадок. Каждую минуту своих снов и реальной жизни Серкан вполне осознавал, насколько эта женщина уникальна. В той же мере он осознавал и свои чувства к ней. Мужчина не готов был отказаться от той, при виде которой загорались глаза. Не собирался. И уж тем более не собирался отдавать другому мужчине. Серкан нервничал, не в полной мере оправившись от шока, вызванного таким простым, но сейчас особенно ненавистным для мужчины словом, однако не дал ни одному мускулу на лице дрогнуть, сохраняя вид неприступной невозмутимости. В стрессовых ситуациях Болат умел включать голову и действовать четко, по существу. Без паники и истерик. С трезвым пониманием проблемы и готовностью найти для нее решения в кратчайшие сроки. Эта ситуация не отличалась от любой другой, за исключением того, что проблема заключалась в любимой женщине. Точнее в том, что она могла потенциально ускользнуть. Выпорхнуть из его жизни так же стремительно, как в нее ворвалась. И все из-за одного слова. Муж. Чтоб ты провалился, муж! Все это время Серкан не сводил взгляда с Эды, на лице которой отразилось крайнее негодование от услышанных слов. Мужчине это показалось хорошим знаком. — Сеймен здесь? — словно не веря собственным словам, поинтересовалась брюнетка у ассистентки. — Да, госпожа Эда, он здесь. Эда устало помассировала виски, вероятно, пытаясь утихомирить внезапно возникшую мигрень в лице некоего Сеймена. — На кой черт он приперся? — пробубнила себе под нос девушка. Этот вопрос явно не предназначался для посторонних ушей, скорее, носил риторический характер, но Серкан, который сидел в непосредственной близости от госпожи Йылдырым, его все равно услышал. И мысленно возликовал. Раздражение с примесью отвращения — вот что услышал мужчина в приглушенном голосе любимой брюнетки. И эти эмоции, которые в любой другой ситуации заставили бы Серкана взволноваться, сейчас принесли ему облегчение. — Ты напомнила ему про запретительный ордер? — строго спросила Эда, чуть ли не скрипя зубами. А вот это уже интересно. Серкан вслушивался в каждое слово девушки, понимая, что кем бы ни был этот Сеймен, Эда его на дух не переносит. А запретительный ордер — особенно в этой стране — вещь вполне серьезная и подсудная в случае нарушения. — Он хочет, чтобы его вывели из здания в сопровождении полиции? — Брюнетка не сводила с помощницы мрачного взгляда, требуя четкого ответа от в конец стушевавшейся ассистентки. — Мари! — прикрикнула Эда, теряя терпение. — Отвечай мне! Ты сказала ему, чтобы он убирался вон, иначе ты вызовешь полицию? — Госпожа Эда, Вы же знаете, какой человек Ваш муж… — Бывший муж, — перебила ее брюнетка. Бывший. Слава Аллаху! У Серкана камень с души свалился после этих слов. — Да, простите, — замялась Мари, опуская глаза в пол. — Ваш бывший муж… он… — девушка шумно втянула воздух, заполняя им легкие, словно одно упоминание имени этого незнакомого Болату мужчины вытягивало из нее все жизненные соки. — Госпожа Эда, простите, я все тот кошмар с прошлого раза забыть не могу. Простите меня. — На последней фразе голос шатенки сорвался, переходя на хрип. Эда устало потерла виски, обреченно вздохнула и поднялась из-за стола. — Ладно. Сейчас разберусь. Брюнетка зло распахнула дверь кабинета и вышла в приемную, выбивая каблуками короткую, но оглушающую дробь по блестящему паркету. Эда остановилась от бывшего на почтительном расстоянии, и, поскольку дверь осталось открытой, Серкану открывался отличный обзор на происходящее и на высокую статную фигуру мужчины, который по всей видимости именовался Сейменом. Стоило признать, что внешне этот человек был вполне приятным — прямой нос, волевой подбородок, трехдневная щетина, коротко стриженные русые волосы, светлые глаза с легким прищуром, широкие плечи и внушительная мускулатура, которая проступала даже под тканью рубашки и строгого пиджака. Вид он имел вполне доброжелательный, но ехидная ухмылка, искривившая мужские губы, вносила в образ какой-то неприятный мотив. На мгновение Болату показалось, что в воздухе запахло свежим перегноем. Серкан, по природе склонный подвергать сомнению намерения любого, мог в легкую «учуять» гнильцу, скрытую в человеке. Ощущения были сродни инстинкту: словно что-то на подкорке отторгало возможность сблизиться, тревожным колоколом постоянно отдаваясь в висках. Это чувство еще никогда не подводило мужчину. Глядя на бывшего мужа своей любимой, Серкан испытывал ровно те же ощущения, что и всегда. Этот человек, как бы старательно ни строил из себя праведника, был прогнившим насквозь. Болат это чувствовал, и все, чего ему сейчас хотелось, это сгрести Эду в охапку и унести подальше от его хищных глаз. — Зачем ты здесь? — не скрывая враждебности в тоне, задала девушка вопрос. Все ее тело напоминало сейчас натянутую до предела струну: только поверни колку на лишний градус — и ее сорвет. — Эда… — начал было мужчина, но вскинутая вверх ладонь брюнетки не дала ему даже начать предложение. — Я не намерена слушать тебя! Уходи, Сеймен. Я прошу по-хорошему, — Эда сделала акцент на последнем слове, искусно маскируя в этом тоне угрозу, которую — Серкан почему-то не сомневался — она готова была осуществить в любой момент. — Эда, ну, мы же можем поговорить, как цивилизованные люди, в конце концов. Уверен, можно обойтись без охраны и полиции. Любовь моя, — мужчина сделал шаг вперед, и Эда невольно сжалась, пятясь назад. Серкану реакция любимой феи совершенно не понравилась. Болат не знал, какая мрачная история связывала этих двоих, но вполне очевидно было одно: их брак был далеко не радужным. Сеймен продолжал надвигаться на девушку, но та приросла к месту, боясь пошевелиться. Словно впала в ступор. Когда мужчина в таком привычном жесте коснулся ее щеки, а Эда затряслась всем телом, Серкан не выдержал: он подорвался с кресла, на котором еще мгновение назад созерцал разворачивающуюся перед ним картину и в два шага пересек разделяющее их расстояние с намерением перехватить руку мерзавца, но не успел. Послышался звучный — почти оглушающий — шлепок кожи о кожу. Эда залепила бывшему мужу пощечину, судя по звуку вложив в движение руки всю ярость и ненависть, на которую только была способна. — Мари, вызови охрану! Сейчас же! Пусть выведут его отсюда, — процедила брюнетка сквозь зубы. Сеймену однако хватило наглости схватить Эду за плечо. Судя по болезненной гримасе девушки, пальцы, сомкнувшиеся на ее руке, были беспощадны в своей хватке. Цепкой. Яростной. Намеренно причиняющей боль. Серкан перехватил руку мерзавца, резко выкручивая ее вниз. Мужчина зашипел. — Ты что еще за хрен? — буквально выплюнул он, морщась от боли в запястье. — Тот, кто с радостью поможет посадить тебя в полицейскую машину, — мрачно парировал Серкан. — И даже не думай больше к ней прикасаться, ясно тебе? — проговорил Болат прямо на ухо бывшему мужу Эды. Сеймен порывался ответить на болевой прием, судя по замаху целясь Серкану в лицо, но вовремя подоспевшие охранники оттащили разъяренного мужчину, которому оставалось только чертыхаться и слать проклятия в адрес внезапного защитника. Эда неотрывно наблюдала, как ее бывшего уводят через широкие двери приемной, и, когда Сеймен наконец скрылся из глаз за проемом, шумно выдохнула, устало прислоняясь к стене. Затем молча скатилась вниз, оседая на пол. Опять потерла виски, пытаясь прогнать мигрень, вернувшуюся с удвоенной силой, и спрятала в ладонях побледневшее, но все равно прекрасное лицо. Серкан присел рядом с ней на корточки, коснулся растрепанного в процессе возникшей конфронтации хвоста, мягко приглаживая пальцами торчащие в разные стороны волоски. — Эда? — ласково, но не без тревоги в голосе позвал Болат. Брюнетка подняла на него глаза, и первым порывом, которое продиктовало мужчине сердце, было обнять ее. Нежно заключив в объятия, Серкан поцеловал ее в макушку, пытаясь своим безмолвным присутствием подарить ей хоть капельку спокойствия. Эда напоминала маленькую растерянную девчушку с замученным взглядом взрослой обессиленной жизненными тревогами женщины. Глаза — такие бездонные, но такие сейчас пустые. Словно в них погасили все искорки — жестоко, безжалостно. Словно злонамеренно откачали из них саму жизнь. Видеть любимую брюнетку такой разбитой, такой беззащитной Серкану еще не приходилось. Сердце сжималось от боли за свою фею. Мужчина не знал, сколько времени они просидели на прохладном паркетном полу приемной, обнимая друг друга, но настал миг, когда Эда наконец пришла в себя и решила выпутаться из кольца любимых нежных рук. — Отвези меня домой, пожалуйста, — едва слышно просипела она и, слегка пошатываясь, поднялась на ноги. — Конечно, идем. — Серкан протянул ей свою большую теплую ладонь, и девушка несмело переплела их пальцы. О запланированно спонтанной прогулке по набережной Темзы, конечно, можно было забыть. Впрочем, все это было второстепенно. Куда больше мужчину волновало состояние любимой феи. Всю дорогу в салоне автомобиля было оглушающе тихо. Тишину нарушало только едва слышное шуршание колес и приглушенные окнами звуки вечернего Лондона, всполохами цвета и красок проносящегося перед глазами. Эда будто бы погрузилась внутрь себя, взгляд был направлен в никуда, руки сложены на груди в защитном жесте. Словно девушка разом погасла, утратив весь свой внутренний свет. Неужели так и гаснут звезды? Серкан остановил машину напротив жилого комплекса Эды и уже собирался выйти, чтобы помочь девушке благополучно попасть домой, но та остановила его порыв поднятой рукой. Болат слегка растерялся. — Эда… — Мне нужно побыть одной, Серкан, — бесцветно, но твердо произнесла она и вышла, не сказав больше ни слова. Ни прощаний, ни объятий. О поцелуях вообще не стоит упоминать. У Серкана засосало под ложечкой. Вся эта ситуация порядочно выбивала из колеи его и явно загоняла Эду в какой-то мрачный — недоступный для мужчины — мир внутреннего самоистязания. Непроглядная темень собственного отчаяния не была для Серкана в новинку. Оно давно стало другом и спутником мужчины, нагоняя холод на сердце и заставляя неизбежно держать всех людей на расстоянии. Сейчас он, как никто другой понимал чувства своей любимой, но по другую сторону баррикад оказался в первый раз. Впервые дистанцию выстраивал не он, а другой человек. Хуже того, любимая женщина. Серкан терялся в догадках, к чему могло привести «уединение» Эды, и мрачная атмосфера сегодняшнего вечера услужливо подкидывала поленья в костер разгоравшихся в душе сомнений. Он даст ей время. Даст пространство. Даст возможность все обдумать. Серкан просто не имел права отказать ей в этом. Но сейчас мужчине по-настоящему стало страшно, потому что силуэт Эды Йылдырым с каждой мыслью, с каждой утекающий в пустоту секундой безжалостно размывался из его жизни, грозясь не оставить от себя ни единой крошки сверкающей звездной пыли.

***

Четыре дня. Четыре совершенно мучительных, бесконечных, тягучих дня. Четыре дня абсолютного молчания. Эда не искала встреч. Не звонила. Не писала сообщений. Не желала ему доброго утра, как делала всегда, когда просыпалась, уткнувшись носом ему в плечо. Серкана это радиомолчание просто убивало. Буквально душило, заставляя всякий раз заходится глухим кашлем, вызывающем тошнотворную сухость во рту, словно кто-то намеренно скреб ему горло изнутри затупившимися когтями. Разрушало изнутри, заставляя каждое утро собирать себя по кусочкам после ночи, полной беспокойного сна. Все катилось к чертям, если Эды не было рядом. Нет, конечно, Серкан умел собираться, умел приводить себя в чувство, включаться в работу и быть предельно ответственным, когда того требовали обстоятельства. Но все это превращалось в пустую неинтересную рутину. Безликую, бесцветную жизнь, подчиненную выверенной программе, которую он вел до встречи с Эдой — в своих снах и наяву. Без нее все становилось серым, блеклым, лишенным цвета и красок. Лишенным света и мерцающих переливов. Лишенным счастья. В какой-то момент Эда стала для Серкана всем миром, и когда девушка пропала из поля зрения — все для мужчины словно померкло. Но жизнь продолжалась. Минуты текли. День сменялся ночью. И так по кругу. Серкан продолжал просыпаться каждый день с надеждой на то, что его персональная звездочка даст о себе знать. Болату достаточно было бы просто знать, что с ней все хорошо. Но как же отчаянно ему хотелось услышать ее бархатистый тембр, временами напоминающий довольное мурчание сытой кошки. Заглянуть в ее бездонные глаза, в очередной раз находя в них ответы, терзавшие мужчину всю жизнь. Вдохнуть ее неповторимый запах. Обнять и больше никогда не отпускать. Иногда Серкана посещало ощущение дежавю — отвратительно навязчивое. Словно события закольцевались, образовав петлю, и выбросили его в начало пути. В ту самую точку, где Болат, придавленный несправедливым осознанием реальности, пытался смириться с тем, что Эда в очередной раз ускользала из его рук. И как остановить неминуемое мужчина не представлял. Он чувствовал себя совершенно потерянным. Отчаянно запутавшимся. Ощущал, как туже сжимается петля у него на шее. Фигурально, конечно, но дышать от этого легче не становилось. Серкан делал что-то не так. Эта мысль, превратившись в рой назойливых пчел, билась в его черепушку, отчаянно желая то ли вырваться на свободу, то ли угробить собственного хозяина. Голова раскалывалась, но от мигрени не спасало ровным счетом ничего. Потому что в коем-то веке боль, за избавлением от которой ипохондрик-Болат в любом другом случае незамедлительно бы обратился к доктору, была душевной. А от душевной боли редко когда удавалось спастись лекарственным образом. Серкан уже в четвертый раз перерисовывал чертеж, над которым корпел добрых два часа. Мужчина, будучи перфекционистом по натуре, всегда находил очередной изъян и беспощадно рвал бумагу, начиная весь процесс сначала в попытке достичь совершенства, критерии которого, как показывала практика, иногда находились в пропорциональной зависимости от состояния отношений с Эдой. Серкана не устраивало буквально все: цифры, линии, бумага, карандаш. Три он уже сломал от напряжения, в котором пребывали не только его руки — да все тело, — но и мозг. Универсальное лекарство Серкана Болата — работа — сейчас не оказывало на истощенного переживаниями мужчину никакого воздействия. Серкан устало потер виски и откинул голову на спинку дивана, устремляя взгляд в потолок. Неизвестность выводила из себя, бездействие откровенно злило, но все, что ему оставалось, это считать минуты и ждать. Из транса мужчину вывел звук оповещения о новом сообщении. Серкан даже не сразу поверил своим ушам, убежденный в том, что слух обманывает его. Но когда звук повторился, Болат наконец осознал, что не грезит наяву и все происходящее вокруг вполне реально. В последние дни он всегда реагировал так на звуки, издаваемые телефоном, с надеждой, что если сообщение, то непременно от Эды, если звонок — тоже от нее. Но всякий раз ожидания разбивались о суровую реальность. В этот раз мужчина даже не потрудился протянуть руку к устройству, чтобы проверить адресанта. Какой смысл? Мобильник, однако, не сдавался, настойчивым перезвоном маленьких колокольчиков, повторяющимся уже в третий раз за прошедшие минуты, извещая хозяина о входящем сообщении. Серкан устало вздохнул и все-таки взял в руки телефон, памятуя о том, что работа над проектом находилась в самом разгаре и в сообщениях могло быть нечто важное.

«Привет». «Нужно встретиться». «Когда тебе удобно?»

Серкан тупо смотрел в экран, не сразу сообразив, что эти слова были адресованы ему Эдой. Он дважды перечитал текст, жадно впитывая каждое слово. Но чем дольше мужчина вглядывался в слова любимой, тем мрачнее становилось у него на душе. Сухие. Формальные. Обезличенные. Словно она договаривалась с ним о деловой встрече. В животе узлом скрутился страх. Серкан отчаянно не понимал, в какую сторону движутся их отношения. А еще через неделю ты возвращаешься в Турцию… Но, откровенно говоря, уезжать без Эды ему совершенно не хотелось. Однако как ей об этом сказать? Какой будет реакция? Не слишком ли он поторопит события? Серкан ненавидел быть загнанным в угол, но именно такие ощущения сейчас испытывал. Безвыходность. Какой-то порочной круг. Честность. Единственное верное решение — честность. Рассказать Эде все, как есть, и предоставить выбор. Мысли Серкана прервал внезапный звонок в дверь. Гостей он не ждал, доставку тоже. Оставалось только гадать, кто скрывался по ту сторону двери. На короткий миг мужчина и вовсе подумывал проигнорировать незваного гостя, но в этот раз в дверь постучали. Настойчиво и громко. Пришлось открывать, хотя и не слишком хотелось. Болат повернул засов и потянул дверь на себя. Рука, костяшками пальцев выбивающая до этого момента настойчивую дробь по древесине, застыла в воздухе. А в следующий миг на лице Эды Йылдырым расцвела прекрасная улыбка. Лучезарная и счастливая. — Привет, — застенчиво поздоровалась она. Такая же красивая, какой Серкан ее всегда помнил. И снова сияющая. Не так ярко, как обычно, но свет все же вернулся на ее лицо. — Привет, — ответил улыбкой на приветствие Болат. — Ты постучалась в мою дверь… — Да, пришлось прибегнуть к крайним мерам. На сообщения ты, по всей видимости, не реагируешь. Звонок не слышишь. Намеренно или нет, определить трудновато, конечно. Ты мог работать и не услышать. Или умышленно проигнорировать незваных гостей, — в шутливом тоне размышляла любимая брюнетка. — Но так или иначе, я здесь и уходить не собираюсь. Серкан понял намек, таящийся в ее словах, и отодвинулся в сторону, таким образом приглашая девушку войти. Нечасто можно было увидеть госпожу Йылдырым в неформальной одежде. Вечными спутниками девушки на работе и за ее пределами были стильные костюмы и строгие платья. Но сегодня брюнетка решила изменить стилю в угоду комфорту: свободные джинсы белого цвета, массивные ботинки, черная футболка и рубашка в клетку размера на два больше. В таком виде Эда Йылдырым казалась расслабленной и домашней. Такой Серкану хотелось видеть ее гораздо чаще. Девушка прошла в гостиную, мягко опустила сумочку на диван и развернулась, налетая на мужчину с объятиями. Эда уткнулась ему в сгиб плеча и шеи, шумно втянула воздух, вдыхая пьянящий мужской аромат, и крепче сомкнула руки у него на спине. — Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась, — томным шепотом произнесла она, задевая губами мочку уха. По телу Серкана прошла приятная дрожь. Как же он скучал. Но… раз скучала, почему так долго ждала? — Представляю, Эда, — в ответном шепоте проговорил мужчина, проводя носом по ее гладкой щеке. — Я скучал по тебе не меньше. Слегка отстранив брюнетку, Болат заглянул ей в глаза, пытаясь поймать взглядом хоть малейший признак прошлой печали. Но, кажется, девушка и впрямь была рада его видеть, а мысли о возможном расставании, инициированном его персональной звездой, лишь плод испуганного разума. — Ты в порядке? — Серкан наконец озвучил волнующий его вопрос, мягко перемещая ладони ей на предплечья. Состояние любимой его действительно беспокоило. — Да, в порядке. Просто нужно было переварить всю эту ситуацию в одиночестве. — Ты… — Нет, не хочу об этом говорить, — жестко отрезала Эда и поморщилась от собственного тона, понимая, что грубость по отношению к мужчине, который готов быть с ней рядом, несмотря ни на что, крайне несправедлива. — Прости. — Девушка ласково погладила его колючую щеку. — Сегодня я об этом точно не хочу говорить. Когда-нибудь… Позже. Позже я тебе расскажу эту мрачную историю, но сегодня, пожалуйста, давай забудем о том, что произошло в четверг. — Девушка смотрела на него таким умоляющим взглядом, полным затаенной печали, что Серкан не смог ей отказать в моменте забытья. — Конечно, забудем обо всем и проведем остаток дня наедине, — заверил он. — Звучит как план, — благодарно улыбнулась Эда, оставляя на его щеке мимолетный поцелуй. Серкан обожал готовить вместе с Эдой. Их кулинарные сессии неизменно превращались в веселое кухонное приключение, полное заразительного смеха, лучезарных улыбок и сексуальных подтекстов. В один из таких вечеров приготовление ужина так и не завершилось, поскольку было прервано спонтанным и во всех смыслах горячим сексом на кухонном столе в квартире Эды. Пицца была бесповоротно испорчена, но пара совершенно не расстроилась из-за такого досадного обстоятельства. Сегодня же Серкан украдкой созерцал красоту Эды, которая в своей естественности становилась еще привлекательнее и уникальнее. Он так отчаянно ее любил, что мечтал лишь о том, чтобы таких простых уютных вечеров в их жизни было больше. Чтобы такие вечера с этой восхитительной кареглазой волшебницей он мог делить до конца своих дней. Сейчас или никогда. Серкан понимал, что этот момент неотвратимо приближался. И дальше тянуть было нельзя. Мужчина решил выложить все карты на стол и свое сердце в придачу. Однажды он ее чуть не потерял, не желая проявить решительность. Но больше такой ошибки не повторит. — Эда, — ласково позвал он любимую. — М-м? — Мне нужно тебе кое-что сказать. Девушка отложила в сторону вилку, которой еще мгновение назад увлеченно уплетала свежеприготовленную пасту с базиликом и томатами, и, заинтригованная, воззрилась на любимого мужчину. — Слушаю и внимаю, — подбодрила она улыбкой. — Эда, — Серкан погладил ее по щеке, не отрываясь взглядом от любимых карих глаз. — Через неделю я возвращаюсь в Турцию. — Через неделю? — В глазах Эды появился беспокойный блеск, рожденный на стыке страха и нежелания принимать этот факт. — Да, мне нужно вернуться, потому что мы запускаем большой проект, который требует моего непосредственного участия. Мне нужно все проконтролировать, а из Лондона это сделать будет весьма затруднительно, — пояснил мужчина. В голосе у него появились нотки, граничащие с отчаянием и невозможной тоской. — Ясно. — Эда опустила глаза, пытаясь прогнать подступившие слезы, но одну слезинку все же не удержала. Она медленно — почти завораживающее — скатилась по ее щеке к подбородку, задевая мимоходом левый уголок губ, и беззвучно плюхнулась в ворот футболки. Серкан нежно провел пальцами, стирая соленую влагу, и мягко потянул ее подбородок вверх, взглядом пытаясь найти шоколадные радужки. — Эда, я не хочу уезжать без тебя, — горячо признался Болат, смотря на девушку таким пронзающим взглядом, что Эда невольно поежилась, пытаясь согнать сотни мурашек, в неистовой пляске разбежавшихся по бархатной коже. — Серкан… — Не хочу. Не хочу расставаться с тобой. Просто не вынесу этого. Я так люблю тебя. — Мужчина прислонился к ее лбу, бережно обхватывая лицо любимой уже двумя руками. — Поезжай со мной? Я дышать не смогу, если тебя не будет рядом. Эда в открытую плакала, больше не предпринимая попыток спрятать непрошенные слезы. На губах отчетливо ощущался привкус соли, который горечью отдавался в ее испуганном сердце. — Серкан, но мы ведь знаем друг друга совсем недавно, — слабо запротестовала брюнетка, слегка отстраняясь, чтобы удобнее было смотреть в его родные глаза, которые сейчас так сильно походили на воды штормового моря. — А мне кажется, будто я знаю тебя всю жизнь Эда, — с чувством произнес мужчина, ловя малейшее изменение в лице любимой женщины. — Серкан… — Знаю, звучит не убедительно. Но, Эда, я и впрямь знаю о тебе так много. Ты любишь синий цвет, — начал он перечислять, — обожаешь равиоли, потому что во время учебы в Италии перепробовала все виды пасты, и выяснила это опытным путем. Ты любишь гулять у воды, особенно если это море, потому что ветер приносит свежий воздух, давая возможность прочистить разум и легкие. Эда не прерывала мужчину, которого за это короткое время успела так сильно полюбить. Хотя бы в этом девушка себе призналась. Она молча слушала его, внимая каждому слову любимого, который своей искренностью заставлял ее сердце сжиматься от противоречивых чувств. — Ты бы стала потрясающим ландшафтным дизайнером, если бы только захотела, потому что никто не любит цветы и растения так же, как любишь их ты. Ну, за исключением, может быть, твоей тети. — Это маленькое уточнение вызвало на лице брюнетки мимолетную улыбку, в которой однако отчетливо ощущался привкус слез. — Ты и дня прожить не можешь без сладкого, особенно шоколада, мечтаешь, чтобы пионы цвели круглый год и чтобы в Лондоне было чуточку теплее, потому что иногда здесь промозгло до невыносимости и от этой сырости не спасают никакие свитера. Но несмотря на все это, ты обожаешь этот город, полный контрастов и противоречий, как и ты сама. Ты упрямая. Подчас упрямее меня самого. — Серкан усмехнулся, вспоминая с какой решительностью Эда пыталась «приучить» его к сладкому. — Я бы даже сказал твердолобая. Но подкупающе искренняя. — Почему-то именно на этих словах брюнетка, зажмурившись, стала мотать головой. — А еще очень смелая. — Девушка всхлипнула, утыкаясь лбом в плечо своему мужчине. — Иногда жутко гордая. Но почти всегда способная растопить даже самое холодное сердце. — Мое ты растопила точно. Растопила и забрала. — Серкан, перестань… — взмолилась девушка, словно его слова приносили ей физическую боль. — А еще ты всегда мечтала завести собаку, но из-за аллергии мамы родители отказались от идеи содержать дома питомцев, а потом учеба и работа в бешеном темпе. Тебе просто не хотелось оставлять бедное животное в одиночестве, — Серкан сочувственно погладил ее по щеке. — У меня есть пес Сириус, и я совершенно уверен в том, что вы станете друзьями с первой встречи. Прошу тебя, Эда, поехали со мной. Брюнетка подняла на него покрасневшие от слез глаза и без обиняков спросила: — В качестве кого, Серкан? В качестве кого ты зовешь меня с собой? Не в бровь, а в глаз. Серкан не переставал удивляться тому, насколько эта девушка точно видела суть вещей. Да, они не обозначали рамки отношений, не ставили маркеров. Но, видимо, настал момент, когда просто необходимо расставить все точки над «i». — В качестве Эды Болат. — Все. Сказал. Назад пути нет. — Что? — непонимающе заморгала девушка. — Я стану самым счастливым человеком на свете, Эда Йылдырым, если ты согласишься разделить со мной эту жизнь. Я влюблен в тебя, как сумасшедший. И прошу тебя стать моей женой. Эда шумно хватала ртом воздух. Словно выброшенная на берег рыбка. — Серкан… Болат снял с книжной полки коробочку с кольцом и приподнял крышку. Брюнетка ахнула, узнав в украшении свое кольцо, и замотала головой. — Скажи «да», и я жизнь положу на то, чтобы сделать тебя самой счастливой женщиной на свете. Эда шагнула ближе к мужчине, взяла из его рук бархатную коробочку, отложила в сторону и поцеловала. Страстно. Одурманивающе. Все мысли разом вылетели из головы Серкана. Но на задворках сознания маячило какое-то непонятное ощущение. Словно к поцелую примешивался вкус печали. И соли. Эда опять плакала, и почему-то Болату эти слезы показались вовсе не счастливыми. Внезапно девушка отстранилась. Так же резко и неожиданно, как притягивала его для поцелуя. Уткнулась лбом ему в плечо. А подняв на мужчину заплаканное лицо, Эда произнесла слова, которые словно массивный молоток забили последний гвоздь в крышку его гроба. — Прости, Серкан, я не могу.