Десять оттенков рыжего

Слепой очнулся, уткнувшись лицом во что-то мягкое и бугристое. После ударов Скособоченного все еще болели грудь и бока. Пошарив вокруг руками, он так и не смог определить, на чем лежит, то ли на скомканном ворсистом ковре, то ли на траве — пальцы Слепого растирали комочки влажной земли. Слух и обоняние подсказывали, что он находится не в адском фургоне, и не в кафе с подлой барменшей. Пахло прелой листвой, болотом и деревьями, его окружал шорох растений, птичьи пересмешки и едва уловимые звуки далекой воды. Перевернувшись на спину, он открыл глаза и увидел, что лежит под огромным деревом, сквозь крону которого проглядывало вечернее небо. В том, что глаза его не обманули, и это действительно дерево, а не кирпичная стена, он привычно удостоверился, проведя чуткой рукой по шершавому стволу и ощупав мягкие листья. Деревья, много деревьев, высокая трава. И ни одного звука, напоминающего шум машин или человеческий голос. Это был не город. Это был лес. Все-таки я сплю, решил Слепой, а раз я сплю, значит, буду жить по законам сна. А какой главный закон во сне? Никакой логики, ты не главный герой, иди, куда глаза глядят, потом картинка сменится (сменилась же, и как удачно — из кошмарного фургона он попал в лес!), и — хэппи энд — рано или поздно проснешься. Вот только настораживала чрезмерная реальность сновидения. В лесу ему нравилось. Приглушенный свет не напрягал, можно было спокойно, без боли смотреть на цветы, ползучие кустарники и могучие деревья, имен которых он не знал. Но привычка ориентироваться на слух и обоняние была сильнее зрения, к которому он все еще не привык. А слух ему сообщал, что в Лесу он не один. Через несколько часов блужданий между деревьями, Слепой вышел на открытую поляну, где трава была почти по пояс, в листьях мерцали и переливались цветы и какие-то нерастительные существа, засиявшие особенно ярко с заходом солнца. Лес укутался в бархатное ночное покрывало, и мальчик впервые увидел звезды. Лес изменил палитру его привычных чувств и эмоций, что-то смешал, добавил новые оттенки. В Лесу отпала необходимость постоянно сверять видимую картинку с остальными органами чувств, все было очевидно и понятно. Слепой доверился Лесу. Теперь он знал, что Лес абсолютно реален, это было так же несомненно, что он — Слепой, и ему 13 лет. Это знание не пугало, оно будоражило предчувствием невероятных возможностей и наполняло покоем, уверенностью и силой. Лес направлял его и берег от опасностей. Лес нашептывал, какие ягоды и растения съедобны, а к каким не следует даже притрагиваться. Какие звуки можно воспринимать, как фон, а какие игнорировать ни в коем случае нельзя. Лес предупреждал о присутствии существ, от воли и силы которых зависела его собственная, Слепого, жизнь. Поэтому, уловив едва слышный шелест травы неподалеку и легкое шипение, он замер. Звук таил угрозу и был неожиданно знаком. Оглянувшись, Слепой сделал шаг в тень дерева и затаился. Новое чувство подсказывало, что неведомый зверь чрезвычайно опасен, и показываться ему нельзя. Прозвучавший из высокой травы голос оглушил его, потому что здесь этот голос был неуместен, чужероден, не должен быть, и звучать никак не мог. Слишком знакомый голос: — Сфинкс слезай, приехали. Я его нашел. Пацан, не бойся, выходи. Свои. Человек, вышедший к нему из зарослей, никак не мог быть его отцом. У него были живые руки, и вообще он выглядел совершенно не так, как представлял себе мальчик. Только прижавшись к его груди и втянув носом знакомый запах, он наконец поверил. Голос, от которого начинало учащенно биться сердце, срывался и дрожал от волнения и страха — эту интонацию Слепой очень хорошо знал, Сфинкс плохо умел скрывать беспокойство, а сейчас даже и не пытался. Лицо самого важного в его жизни человека никак не соотносилось с привычным образом — оно постоянно менялось, шевелилось, как будто по нему пробегала рябь, огромные глаза пронзительного лесного цвета вглядывались в лицо мальчика с напряженной тревогой. Чувствовать на плечах прикосновение его теплых рук было странно и радостно. Сфинкс обрушился со всей своей заботой сразу: — Ты не ранен? Как давно ты здесь? Ты голоден? С тобой все в порядке? Отнекиваясь, Слепой вертел головой, пытаясь понять, куда пропал второй. — А где Рыжий? Я слышал его. — Рыжего здесь нет, — скороговоркой проговорил из травы совершенно другой голос, от которого у Слепого зашевелились волосы. Снова мозг пробила тупая боль и отрикошетила воспоминанием о запретных наслаждениях в летней ночи. Первым порывом было детское желание спрятаться за спину отца, хотя Слепой так никогда в жизни не делал. Вторым — схватить его за руку и рвануть в кусты. — Не бойся меня, пацан, — снова заговорило невидимое существо, теперь уже знакомым голосом Рыжего. —Прости, я не буду тебя больше пугать, иначе твой дорогой папаша отрежет мне хвост. Идите сюда, я вас подвезу. У нас еще есть полчасика. Раздвинув заросли, мальчик обнаружил в траве гигантский золотистый хвост и невероятной толщины змеиное тело, от вида которого у Слепого закружилась голова. Пока Змей вез своих друзей в сторону Озера, они смогли обменяться последними впечатлениями жизни. У Слепого накопился миллион вопросов, но самый главный, мучавший его, он задать не смог. Он догадался, что эта гигантская рептилия, голова которой скрывалась в траве далеко впереди, имеет какое-то отношение к Рыжему, потому что иногда заговаривала его голосом, с характерными ехидными интонациями. Рассказ про железнозубого очень расстроил и встревожил отца, он даже схватил Слепого за плечи и еще раз спросил, что тот с ним делал. Из реплик ползучего существа выяснилось, что происходящее вполне себе реально, но не навсегда, и здесь есть свои странности. Их прежний, привычный мир — с общиной, школой, магазином, детьми — никуда не делся, и они направляются именно туда. И когда вернутся, волшебное исцеление — его и Сфинкса — закончится. Отец снова лишится рук, а он способности видеть. Долгожданное пробуждение было близко, но без обещанного хэппи-энда. Как это закончится?! Слепой почувствовал, что его обокрали. Он уже приготовился возразить и спорить, как змей довольно резко притормозил, и мальчик стукнулся лбом в плечо отца. — Тссс, мы здесь не одни, — прошелестел из травы Василиск и стал свиваться кольцами. Сфинкс обнял сына за плечи и напряженно стал вглядываться в темноту. — Что ты видишь? Кто там? — Это Саара. Очень странно. Её... его не должно быть здесь. Обычно в это время он здесь не охотится и сидит в болотах. Нельзя, чтобы он вас заметил — сожрет. Вам пора уходить. — А ты? Далеко впереди на них надвигалось что-то темное, клокочущее, оно постепенно росло и набухало, заволакивая собой горизонт. — Слушайте меня внимательно, — прошелестел змей, пристально наблюдая сквозь полуприкрытые веки за движениями Саары и складывая свой бесконечный хвост в подобие лестницы. — Слезайте с меня и бегите до Озера. Не вздумайте оглядываться, пока не добежите до кустов. Скоро действие таблеток Стервятника закончится, и я стану для вас опасен. Бегом! Встретимся снаружи. Сфинкс и Слепой заскользили вниз по змеиной коже. Когда их ноги коснулись травы, Саара уже возвышался над лесом, разевая свою страшную безгубую пасть. Дыхание его пахло свежей кровью и гибелью. И тогда произошла окончательная метаморфоза — Василиск расправил свое длинное тело, затрещала лопающаяся кожа, с отвратительным склизким хрустом вытянулись гигантские черные перепончатые крылья, одним взмахом стерев с неба луну и звезды. Поляна погрузилась во тьму, крылья Смерти заслонили Сфинкса и Слепого от хищного взора вечно голодного Саары. Чудовища окатили лес первым воем. — Бежим, — шепнул Сфинкс, дернув Слепого за руку, и они помчались, продираясь сквозь высокую влажную траву. Отец и сын, взявшись за руки, бежали в сумраке, а за их спинами гулким эхом слышался хриплый ухающий рев и хохот двух монстров, по траве эхом стелился голос Смерти: — Отступись, Саара. Это не твоя добыча. Уходи в лес. Слепому было не привыкать бегать с закрытыми глазами, он крепко держал руку отца и прямо на бегу умудрялся его поддерживать, если тот начинал спотыкаться. Он чувствовал, как лес помогал, берег, убирал с пути препятствия. Вместе с тем он ощущал недоверчивое недоумение Леса, обнаружившего в своих недрах чужака, он словно подталкивал их в спину и направлял к выходу. Когда по щеке хлестнула первая ветка, а ноги стали колоть сухая трава и колючки, Сфинкс открыл глаза и оглянулся. Над ними сияло ясное звездное небо, далеко-далеко позади виднелись всполохи огня, и над деревьями проносились отзвуки утробного гула. Там шла битва. — Куда теперь? — Вперед. Подальше отсюда. Шли он долго, продираясь сквозь темные заросли, распугивая мелкую ночную живность, пока обессиленные не упали на траву возле изумрудно-фиолетового озера, освещающим поляну манящим и обманчивым светом. Сфинкс огляделся, сверился с какой-то бумажкой. — Нам пора домой. Слепой решился задать главный вопрос, которого Сфинкс опасался большего всего на свете: — Мы сюда еще вернемся? — А ты хотел бы? — Я хотел бы снова видеть, а там это не возможно. Мы вернемся сюда? Сфинксу хотелось что-нибудь соврать, хотелось заорать, но здесь врать нельзя, ему врать нельзя! Чертов Слепой, чертов Рыжий, чертов Лес! От бессилия он ответил дежурным родительским: — Давай мы поговорим об этом дома. — Ты не ответил, — упрямо повторил Слепой. — Сюда не все могут попасть. И не все могут приходить сюда по своей воле. Да, ты можешь, ты, видимо, Ходок, Лес просто так не принимает, — вздохнул Сфинкс и добавил. — Но изнанка коварна. Она может дать человеку новую жизнь, а может навсегда искорежить и даже убить. Самое сложное и опасное — не перейти на изнанку, а вернуться домой не покалеченным. Например, я не могу самостоятельно вернуться. В своё время Изнанка встретила меня неласково, и моя лысина - это тоже привет от изнаночной стороны. Я всего лишь Прыгун, поэтому мне требуется посторонняя помощь или вот это. Сфинкс достал из кармана ампулу Стервятника с «обратным билетом», но Слепой неожиданно остановил его. — Пап, погоди, не надо. Мы сможем без этого. Я переведу. Я, кажется, знаю, как это делается. Слепой в последний раз посмотрел в зеленые глаза отца и взял его за руку.