only in the darkness the moon shines/только в темноте светит луна

Пробуждение далось не так легко, как хотелось бы. Кое как сев на кровати, осмотрела комнату, в которой находилась. Это была ее комната. Плотные шторы задернуты, не впуская солнце и создавая полумрак. Во рту ощущался отвратный привкус, который сравнить с чем-то было крайне сложно. Превозмогая недомогание, только со второй попытки смогла встать с кровати чтобы попить из стоящего на столе графина в надежде, что вода сможет избавить ее от противного вкуса, от которого начинало мутить. Босыми ногами прошла в ванную комнату, ступая по леденящей ступни плитке. Взглянув в зеркало, девушка замерла. Выглядела она не лучшим образом, в простой белой ночнушке. Кто-то переодел ее, однако смотря на свое отражение Старкову меньше всего волновало кто это был. И так светлая кожа стала еще более бледной, а лицо осунулось, выделяя скулы, под глазами залегли темные синие-фиолетовые тени: обычно так выглядят люди, которым уже вряд ли суждено справиться с болезнью или люди, которые отравлены. Три рваные белесые полосы проходили по нижней части челюсти с левой стороны, спускались к шее и заканчивались у яремной впадинки между ключиц. «Раны, нанесенные ничегоей никогда не заживут», — вспомнила слова Алины девушка. «Видимо, все же заживают, — подумала Старкова, обреченно смотря на свое отражение. — Но какова за это плата?». Серебристые волосы похожие на жидкое серебро теперь были черными. Это пугало, потому что в прошлый раз они изменили свой цвет с русого на серый лет в восемь, когда впервые пробудила в себе силу гриша. Испачканные в саже, пыли и грязи сестры Старковы тогда через лес бежали пока не рухнули без сознания в первом на вид безопасном месте, которым оказался охотничий домик, наполовину утопленный в землю. Их нашел мужчина, служивший в Первой армии по имени Гончаров Пётр Алексеевич. — Эй, — он потряс за плечо старшую из девочек, в попытке разбудить после того, как нащупал пульс на шее. — Очнись, эй. Открыв серые глаза, девочка вздрогнула, увидев незнакомого мужичину, испугавшись. Но заметив форму оливкового цвета и герб двуглавого орла Равки на серой каске, чуть расслабилась. Алина так и не просыпалась. — Тише, не бойся. Я не враг — друг, — успокоил он, делая шаг назад чтобы не пугать сильнее. — Вы из деревни, на которую напали? Светловолосая кивнула головой, взяв за руку мирно спящую сестру. — Петь, ты там скоро? — деревянная дверь приоткрылась и во внутрь заглянула голова другого мужчины с сигаретой в зубах. — О, одна смотрю очухалась. Так они из той деревни, в которой мы были или наши догадки не верны? — Из той, — кивнул как оказалось Петр. — Ром, выйди отсюда с сигаретой. Названный Ромой закатил голубые глаза, и голова его исчезла, оставив дверь открытой. Со стороны солдата, сидевшего все это время на корточках, послышался тихий гремящий звук автомата. Он накинул лямку на плечо, выпрямляясь. — Буди вторую, мы отвезем вас в Керамзин, — дернул подбородком указывая на Алину. — Имя свое хоть скажешь? Открыв рот, слова не хотели звучать. Нахмурив светлые брови, поджала губы, не понимая, что с голосом. Осмотрев домик, взгляд остановился на углях в печи. Солдат наблюдал за тем, как девчушка спрыгнула с настила, который являлся кроватью в этой лачуге, и достала уголь из печи. «Немая что ли?», — пронеслась мысль в его голове, смотря на пишущую на деревянном столе углем девочку. Петр подошел к ней, когда та закончила мучить кусочек обгоревшей доски и прочитал кривой детский почерк: — Селена Старкова. Необычное имя... Я могу звать тебя Лена? — взглянул на нее и получив одобрительный кивок, улыбнулся. — Хорошо, Лена. Разбудив Алину, они отправились за солдатами к дороге на котором стоял зеленый грузовик, кузов которого накрыт зеленым брезентом и несколько лошадей бурого цвета. Насколько Селена знала по словам отца, что когда-то служил в армии до получения травмы, после которой не мог нормально ходить, такой техники было очень мало и была она только у Первой армии. «Папа...», — мысленно произнесла она, вспоминая то, как жестоко его убили. По щекам покатились слезы. В одно мгновение у нее остались только младшая сестра и воспоминания о родителях. Больше ничего. Они теперь совсем одни. Сироты... Какое страшное понятие, пугающее многих детей в любом возрасте. Девочек посадили в кузов к остальным солдатам и дали один спальник чтобы те могли укрыться, так как были в легкой грязной одежде, которая совершенно не спасала от холода. — Лена, — обратился к ней Петр. — Прости за мое любопытство: ты немая? Она отрицательно покачала головой, обреченно смотря на мужчину. Алина тоже молчала, отстранившись ото всех и ушла куда-то глубоко в себя. — Мой друг рассказывал, что у его товарища в роте такое было. После страшной бомбежки на границе с Фьердой, где ему пришлось сидеть в окопе с умирающим фьерданцем, которого нельзя было спасти, — сказал один из мужчин. — Наш убил того фьерданца? — спросил другой солдат, но тот покачал головой. — Нет. Он сидел с ним до самого конца, разговаривал, слушал его хрипы...всхлипы. Тот фьерданец сквозь слезы сказал на очень корявом равкианском, что не хотел участвовать в войне, что ничего против нас и даже гришей не имеет, но у него не было выбора и поблагодарил за компанию. После этих слов он умер. Наш товарищ просидел рядом с трупом еще несколько часов пока бомбежка не прекратилась, нашел у него в кармане фотографию семьи и сорвал жетон с шеи. После этого он несколько месяцев молчал, храня те фото и жетон, потом эту историю рассказал моему другу, а он мне. Повисла скорбящая тишина. Такие, как тот фьерданец были во всех странах. Хочешь ты того или нет война дает только один выбор — борись или умри. Но даже те, кто борются теряют себя и не стать им никогда такими, какими они были прежде. У Первой армии нет ничего кроме оружия. Ни кафтанов, спасающих от пуль; ни способностей, которыми можно убить десятки; ни стойкости перед недугом. Кого не забирала война, забирали болезни: рак, пневмония, брюшной, сыпной и возвратный тиф, а также холера, дизентерия и туберкулез. Кому-то повезло на время, а некоторым и навсегда вернуться на Родину из-за травмы. Последних называли счастливчиками. Селена смотрела на мужчин, которых потрепали годы войны. Оказалось, многим в этом кузове нет и тридцати, а некоторые выглядят на все пятьдесят. В глазах печаль, обреченность. Один из них был практически седым, у другого все лицо покрыто шрамами. Они свидетели террора, смерти и ужаса. Позже мужчины смеялись, шутили и рассказывали разные забавные истории — по-другому на войне не выжить, ведь иначе отчаяние пожрет тебя полностью, погасив надежду на все хорошее. В конечном итоге их привезли в приют Керамзина. После того, как Старковых отмыли от грязи, Селена долгое время ошарашено смотрела на свое отражение. Вместо привычных светло-русых волос они стали светло-серыми, похожими на серебро. Ана Куи и другие взрослые посчитали что она просто поседела из-за случившегося. Девочка долгое время считала также пока в полнолуние она не проснулась от дикой боли будто ломались все кости. Тогда из-за ее крика проснулись многие. В следующий месяц это повторилось, но старалась сдерживать крик, но если он все же вырывался, то кричала и плакала в подушку, кусала руки чтобы хоть немного заглушить боль физической. Впервые создав свет, осветивший всю комнату после испуга стало проще и боль с каждым разом становилась все меньше. Уже долгое время девушка даже не обращает внимания на полнолуние. Оно окончательно перестало приносить какой-либо дискомфорт. Воспоминания о том солдате, который нашел их принесли за собой скорбь. Сейчас ему было бы тридцать семь лет. Пётр Алексеевич почему-то старался навещать их в приюте каждый месяц, но однажды его не было ни через месяц, ни через два, ни через три. В конце концов оказалось он погиб 31 января при прорыве обороны противника в районе одного из сел. Этот человек очень повлиял на ее отношение к Первой армии. Уважение. Вот, что она испытывала к ним. У Старковой никогда язык не повернется без причин оскорбить солдата Первой армии, назвать отказником. Николай был один из них. Он прошел службу, но ни разу не рассказывал деталей... Их можно избавить от этого бремени службы, но Алина никогда не согласится. «ИЗМЕНЕНИЯ РЕДКО ПРОИСХОДЯТ БЕЗ КРОВИ. ЛЮДИ ХОТЯТ ЖИТЬ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ, НО ИНОГДА ИХ НЕОБХОДИМО ОТКРЫВАТЬ», — эти слова Аспид уже говорил, но были адресованы они тогда Алине. Селена чувствовала его одобрение. Дракон был согласен с философией Александра. Да и сама она тоже... «ЧТО БЫ ТЫ НЕ ВЫБРАЛА Я ВСЕГДА БУДУ НА ТВОЕЙ СТОРОНЕ, НО ПОСЛУШАЙ МЕНЯ, СЕЛЕНА. Я НЕ ВСЕГДА СПОКОЙНО ЖИЛ В ТОЙ ПЕЩЕРЕ. Я ВИДЕЛ ТО, ЧТО ДЕЛАЮТ С ГРИШАМИ. НЕ ЗАСЛУЖЕННАЯ НЕНАВИСТЬ И ЖЕСТОКОСТЬ ЭТО ВСЕ, ЧТО ВЫ, ГРИШИ, ПОЛУЧАЕТЕ ОТ ФЬЕРДЫ. ЭТА ДОЛГАЯ ВОЙНА МОЖЕТ ЗАКОНЧИТСЯ ИЛИ ЖЕ ПРОДОЛЖИТСЯ. МАЛЕНЬКАЯ ЗАКЛИНАТЕЛЬНИЦА НЕ ПОНИМАЕТ ЭТОГО. НЕТ ТОЧНЫХ РАМОК В ПОНЯТИЯХ «ХОРОШО» И «ПЛОХО» КАЖДЫЙ ДЕЛАЕТ СВОЙ ВЫБОР ЗА СЧЕТ СВОЕГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ. СМЕРТЬ БЫЛА И БУДЕТ ВСЕГДА. ВСЕГДА БУДУТ ЖЕРТВЫ, ОСОБЕННО НА ВОЙНЕ». Обыскав комнату в поисках кафтана нигде его в итоге не нашла. Оставался только тот, что висел в шкафу — черный. Почему как вернулся Дарклинг, так снова черный цвет преобладал в ее внешнем виде. Теперь еще и волосы, если когда-нибудь получится, то Селена попросит Женю вернуть прошлый цвет волос. Если, конечно, у той получится это сделать. Старкова не сомневалась в способностях подруги, но такой темный черный цвет волос, кажется, нереально сделать настолько светлым, каким он был. Стараясь в своем состоянии бесшумно ступать босыми ногами, медленно заперла дверь, прислонившись к ней спиной. Ей не нужны гости — только одиночество. Хотя этого одиночества предостаточно. Никого из дорогих людей рядом больше нет, потому что кто-то сбежал за Алиной чтобы спастись, а кто-то ушел добровольно. Тихий дрожащий вздох показался ей таким громким, таким после которого не следует спокойного выдоха. Ладонью рот зажала, не сдерживая тех эмоций, которые должны были вырваться еще тогда в Большом дворце. Эмоции, которые подавила чтобы не показывать то, как сильно Николай ранил простыми словами. Ранил настолько, что добровольно позволила отравить себя скверной. Пальцы теперь были наполовину черными и это было видно даже в темноте зашторенных окон. Не было нужны впускать солнце, ибо пошло оно куда подальше вместе со своей заклинательницей и всеми ее фанатиками! Это уже были не слезы, это были рыдания. Крик души, рвущийся наружу. Души, которая желала простого покоя и умиротворения. Она закричала, прижимая руки к груди. Закричала так, как никогда в жизни. Ее сердце разрывалось от всего произошедшего. Девушка не замечает как оказывается в другом конце комнаты, кулаком ударяя о каменную стену. Второй раз. Третий. Четвертый. Пока костяшки пальцев окончательно не краснеют, пока острая боль от нового удара о стену не останавливает ее. Медленно раскрывает дрожащую ладонь, ощущая вспыхивающую ноющую боль от каждого движения пальцами. Четыре костяшки на бледной руке налились кровью, а на втором кожа и вовсе слегка лопнула, украшая ссадину рубиновыми каплями. Черное кварцевое кольцо под серебряным на среднем пальце треснуло в двух местах и кусочек между ними откололся после одного из ударов о стену, но украшение все еще хорошо держалось на пальце. Кто-нибудь из субстанциалов сможет с легкостью починить его, но раз держалось, то в этом не было нужды. Образовавшуюся щель скрыла, повернув ту во внутреннюю сторону пальца. Еще одно черное кварцевое и два серебряных кольца она почти никогда не снимала после того, как Женя отдала ей их на один из очередных балов. Селена привыкла к ним. Привыкла крутить их в случае той же тревоги или других негативных эмоций. Вот и сейчас крутила на пальце другой руки серебряное кольцо. Женя... Милая, добрая и красивая Женя. Ее сокрушенный вид возник перед глазами и слезы вновь наполнили глаза, скатываясь по щекам. «Женя, прости меня. Прости за то, что не смогла никак спасти. Прости за то, что не смогла никак повлиять на Александра, сохранить в нем какую-никакую человечность. Ты этого не заслужила», — извинялась девушка, каря себя за все, что не смогла сделать, за собственные ничтожность и бессилие. Ручка неожиданно издала звук, дернувшись несколько раз. Кто-то хотел зайти в покои. Следом раздался настойчивый стук, а за ним голос, который слышать не хотела даже больше чем чей-либо еще: — Селена, открой двери. Но она промолчала, продолжая смотреть в другую часть комнаты, чувствуя накатывающее волнами раздражение. «Уйди отсюда», — мысленно потребовала гриш. Старкова с ненавистью смотрела в зеркало на открытой внутренней части дверцы шкафа, получая от незнакомки такую же ненависть в свою сторону. Ее спутавшиеся черные волосы лежали на плечах, а наполовину черные пальцы, ногтями впивались в колени. Каждой клеточкой тела ощущала тьму, бегущую по венам вместе с кровью. Не ее тьму, чужую. Она и чувствовалась как нечто инородное, приносящее дискомфорт. Нужно было выплеснуть наружу этот клубящийся в груди яд, очиститься, потому что привыкать к нему не собиралась. — Селена! — вновь донесся голос за дверью, который терял свое терпение. Ответом снова была тишина. Слезы текли по щекам не прекращаясь. Вряд ли они даже собирались останавливаться. Девушку совершенно не заботило о том, что может показаться в таком виде перед своим отравителем. Она никогда не считала слезы слабостью. Встав на ноги, подошла к двери, уткнувшись о нее лбом. Пошевелив пальцами, ощутила в ладони равномерное биение сердца. — Чего тебе? — бесцветным голосом спросила она, надеясь на то, что он услышит. — Открой двери, — спокойно ответил Морозов. — Нет, — резко и четко возразила девушка. — Говори, что тебе нужно либо оставь меня в покое! Александр ладонью прикоснулся к двери, следом прислоняясь лбом о прохладную деревянную поверхность. «Мне нужно тебя увидеть, прикоснуться. Нужна твоя улыбка, сияющие живые серые глаза», — мысленно ответил он, но в слух произнес совершенно иные слова: — Мне ничего от тебя не нужно. Такая чистая ложь. Сам он очнулся совсем недавно, поэтому они даже не виделись после всего произошедшего. Гриш узнал о ее пробуждении только тогда, когда услышал громкие рыдания, что донеслись даже до его покоев через открытую дверь. Александр сам попросил не закрывать ее, когда к нему зашла целительница. — Если что-то потребуется... Но он был перебит, голосом, лишенным жизни и эмоций: — Я хочу только умереть. Слова, что заставили что-то внутри Морозова оборваться. Ее взгляд направлен в дверь, но в то же время в никуда. Продолжая стоять даже после того, как за дверью исчезла тень и стихли шаги, Селена зажмурилась, прогоняя новую порцию горячих слез с глаз. Она сжала руку, в которой до этого чувствовала биение древнего сердца. Сердца, которое на лишние мгновения замерли после ее последних слов. Сердце, которое ускорило свой ход после фразы о том, что ему ничего от нее не нужно, что выдало его. Сердце, которое выдало ей всю ложь и волнение Александра. Через пару десятков минут, а может и часов — уже потеряла счет времени — Селена направилась в ванную. Вода была холодной, потому что некому было ее разогреть, да и это не особо ее волновало. Чувство полного опустошения и бессилия не давали мыслям заполнить голову, сохраняя ее совершенно пустой. Она никогда не думала, что такую пустоту внутри вообще возможно почувствовать. Прижала колени к груди, положив на них голову. Не так давно она сидела точно также, позволяя Николаю снять бинты и осмотреть рану, от которой остались только шрамы. Как же любят рвать ее плоть всякие твари: волькра, упырь, ничегоя. Удивительно, как Аспид не оставил от себя ничего на память. Вернувшись в комнату, надела белую рубашку с открытыми плечами и свободные брюки. Всегда ненавидела ночнушку, в которой была до этого. Шторы так и не были открыты, ни один человек не был впущен в покои. Даже уговоры Марии, верной ей с детства женщины, поесть хоть немного были проигнорированы, хоть новость о том, что та жива порадовали. Старкова до вечера просидела на полу в полумраке, сложив руки на кровати, положив на них голову. На затекших ногах, прошла к зеркалу в полный рост, вновь с непривычки пугаясь черных волос и бледности. Святые... В полумраке она похожа на оживший труп. Насторожившись, воззвала к своему свету, в страхе от одной мысли, что тот не ответит. Но он ответил, от чего стало спокойнее, загораясь в ладони и мягко взмыл вверх, зависнув в воздухе рядом с лицом. Ну вот, при бледном лунном свете она еще больше похожа на труп: темные круги под глазами, впалые щеки, бледные обескровленные губы. Быть может все не так плохо, но из-за черных волос все стало выглядит в разы хуже. Ей бы желательно все же поесть. Черными пальцами коснулась поверхности зеркала, наблюдая за тем, как незнакомка в отражении вторила движениям, отзеркалившая их. Казалось, вот-вот, еще мгновение и итак достаточно длинные ногти станут еще длиннее, заострившись, как когти. Но ничего не происходило. Никаких изменений. Закрыв глаза, представила себя прежнюю, ту, что была пару дней назад. Открыв глаза, вздрогнула, отшатываясь от зеркала. Схватив прядь волос, удостоверилась, что та все еще черная, как и пальцы, но вот в отражении волосы серебрились в белом свете, пальцы не окрашены в черный, а лицо вполне красиво. Удивительно, потому что красивой никогда себя не считала, но поняла, что ошибалась, узрев разницу какой была тогда и какой являлась сейчас. Сейчас это лишь какая-то тень ее прошлой. «Я схожу с ума», — вынесла вердикт девушка, отворачиваясь от зеркала и кусая кожу вокруг ногтя среднего пальца левой руки. Только когда пришла ночь Селена открыла шторы, встречаясь со своей покровительницей с глазу на глаз. Полная луна безмолвно взирала на мир, освещая темную ночь своим светом. Этой ночью она тоже одна. Звезды не усыпали темный бархат неба, будто им было стыдно или они просто не хотели снова устремлять свой взор в сторону людей. Стук в дверь заставил проснуться, рукой прикрывая слепящее солнце. Девушка и не заметила, как уснула, продолжая сидеть на коленях, положив голову на лежащие на кровати руки. Голеностоп болел от веса, что был для них тяжелым грузом всю ночь. Вновь стук в дверь. Старкова не торопясь встала на затекших ногах, сделав шаг, чуть не упала от того, что совершенно не чувствовала ногу, но удержав равновесия, подошла к двери. Аккуратно открыв одну из дверей, заметила, что за ней стояла служанка с подносом полным еды. Тяжело вздохнув, ответила: — Входи, — пропустила девушку в белом кафтане, отступив в сторону. Служанка с нескрываемыми любопытством и беспокойством рассматривала Старкову. В покои влетела еще одна женщина с проседью в темных волосах и суровым взглядом. — За свои годы впервые вижу гриша со столь болезненным видом, — сказала она, оценивающе глянув на девушку. — А с волосами что? — Тебя устроит ответ, если я скажу, что решила сменить имидж? — натянуто улыбнулась Селена, присаживаясь за стол, на который был поставлен поднос с едой. Смотреть на себя было невыносимо, и причина крылась совсем не в черных волосах. — Манон, — обратилась женщина ко второй служанке. — Принеси графин таёжного отвара и приведи простого лекаря. А вы, — посмотрела на гриша. — Чтобы все съели. Манон убежала выполнять приказанное старшей, а Старкова перебарывая тошноту начала есть запеканку с сырниками, которые всегда обожала, но сейчас они совсем не приносили удовольствия. Марии — женщине оставшаяся в комнате было позволительно общаться с Селеной менее официально, а скорее, как воспитательница, которая оставалась с девушкой и по сей день. — Я рада, что вы живы, — сказала гриш елозя кусочком сырника наколотым на вилку по тарелке. — Но не понимаю зачем после случившегося остались здесь, а не ушли, когда была возможность. — А почему остались вы? У меня есть ответ на ваш вопрос: я осталась из-за вас. Когда узнала, что вы здесь, то не смогла уйти. Больше они не проронили ни слова пока не вернулась Манон с лекарем, который осмотрев Старкову, выписал настойку золотого корня и наказал принимают ее по семь капель три раза в день вприкуску с одной чайной ложкой меда с небольшим количеством воды, а также выпить за сегодня весь графин таежного отвара. На вкус темно-зеленый отвар оказался горьковатым и вяжущим ротовую полость. Следующие несколько дней также просидела в своей комнате, впуская только Марию или Манон, которые приносили еду и лекарства. Одинокие дни летят будто минуты и единственное отличие — отражение в зеркале. С помощью гришийской магии и лекарств синяки под глазами практически исчезли, но усталый и недомогающий вид никуда не исчез. Приняв ванную, надела рубашку, а поверх единственный оставшийся кафтан. Распахнув шкаф, Селена обвела взглядом одежду, многую из которых так ни разу и не надела. Лбом прислонилась к дверце шкафа, во второй краем глаза замечая свое отражение. Черные волосы рассыпались по плечу, создавая контраст с бледной кожей. Коснувшись черного шелка кафтана, расшитого серебристыми нитями, прикрыла глаза, смирившись в том, что черный вновь ее цвет. Не долго она ходила в синем. Теперь волосы сливались с черным шелком кафтана. Обреченно вздохнув, вышла из покоев. Из военной комнаты доносились голоса, поэтому направилась туда. За столом сидели офицеры как Первой, так и Второй армий. Вернее, те, что остались и не сбежали с Алиной и Николаем. Во главе стола сидел Александр, всем своим видом демонстрируя, что внимательно слушает одного из офицеров. Селена опершись о стену, слушала, о чем идет речь, не проходя в обширную комнату. За все прошедшие минуты, не услышав ничего путного и важного, решила немного понаглеть. Серые глаза внимательно осмотрели всех присутствующих. — Убирайтесь, — приказала Старкова, как только вышла к ним. — Не сочтите за грубость, но кто вы такая говорить нам подробное, — резко ответила женщина такого крупного телосложения и с суровым лицом, что больше была похожа на мужчину. — Пошли вон! Третий раз повторять не стану. Люди за столом несколько мгновений колебались, а затем посмотрели на Дарклинга, но тот только кивнул, завороженно смотря на девушку. Послышались звуки отодвигающихся стульев и шагов. Селена провожала взглядом гришей и простых людей, стараясь не смотреть на Александра, и, к ее удивлению, это стало трудной задачей. Хотелось заглянуть в его светлые глаза. Но сделав это вряд ли сдержится... Гриш же, не обращая никакого внимания на уходящих, смотрел на нее, затаив дыхание. Она наконец вышла из своей комнаты и вышла к нему. Но только видел он не светловолосую девушку со стойким и холодным взглядом. Перед ним стояла черноволосая дева с уставшим и смотрящим на все безразлично взглядом. — Твои волосы... — как-то даже удивленно сказал мужчина. — Не говори о них, — спокойно ответила Старкова, глянув на стол с лежащей на ней огромной картой. Девушка прошла к столу, касаясь пальцами его края и остановилась между стоящих стульев, не доходя до Морозова. — Вижу, ты совсем по мне не скучала, — с нотками грусти усмехнулся Александр, встав со стула. Он направился к Селене, ступая тихо и мягко как хищник. — Ты этим огорчен? — скучающие спросила она. Слабая улыбка коснулась губ Александра, когда оказался напротив Старковой, руками упираясь в стол и блокируя для нее все пути отступления. Их лица находились напротив друг друга, но девушка все еще не смотрела на него, однако отлично ощутила, как сердце зашлось в быстром темпе. — Самую малость. Селена руками сжала край стола позади себя, борясь с желанием прикоснуться к мужчине. «Ненавидь. Ненавидь его, Селена. Ненавидь за то, что он сделал с Женей; за то, какую боль принес Зое; за то, какого Алине; за то, что именно из-за него Николай потерял брата и мы поссорились. Просто возненавидь человека перед собой!», — мысленно наставляла себя. Но ненавидела она только себя. — Почему ты не выходила из комнаты столько дней? План сморить себя голодом в гордом одиночестве не понравился? — По твоей милости я знать не знаю, что с моими друзьями! — зло сверкнув глазами, крикнула девушка, неожиданно для самой себя заглядывая в глаза цвета кварца. — «Друзьями»? — изогнув темную бровь, вопросительно взглянул на девушку. — Да, Александр, друзьями. Я умею дружить в отличии от вас с Алиной. Я верю в дружбу благодаря людям, которые были со мной рядом. Людям, которых ты покалечил, которым сделал больно. Александр хотел было уже что-то сказать, но Селена прервала его, желая высказать все, что накипело: — Заткнись и слушай! Я считаю себя равной тебе и плевать мне на то, что считаешь ты. Я считаю себя со своими способностями равной своим друзьям, в том числе и Николая! — Ланцова, который бросил тебя? — возвышаясь над девушкой, свысока смотрел на нее, холодным взглядом. — Его можно понять. — Не оправдывай его, Ле...Селена. Она отчетливо услышала, как он запнулся, как хотел назвать ее «Леной». Хотел назвать ее так, как после попадания в Керамзин никому никогда не позволяла. Однажды Старкова уже сказала ему об этом. О том, что как таковая Лена прекратила свое существование после смерти последнего называвшего ее так человека, которым был тот самый солдат Первой армии. В детстве же так ее называли родители. По какому-то странному совпадению все, кто называл ее Леной умирали не своей смертью, поэтому к такому сокращению своего имени Селена относилась крайне негативно. — Хорошо, это одна из причин почему я не хотела видеть тебя. Вторая же состоит в том, что я понятия не имею что твоя скверна сделала со мной! — продемонстрировала руку с черными пальцами. Его взгляд изменился стоило ему заметить наполовину почерневшие пальцы. Александр нахмурив брови, смотрел на черные пальцы и длинные ногти, что часто украшали тонкие бледные пальцы девушки визуально удлиняя их еще больше. Аккуратно и мягко взяв девичье запястье, повернул его чтобы увидеть выступающие вены на внутренней стороне запястья. Темные вены, совсем недавно имевшие синий цвет. Он продолжал молчать, а Селена чуть ли не задыхалась от его касаний, от резко усилившейся силы — а ее стало значительно больше после прошлого раза. Его пальцы коснулись тонкой нежной кожи запястья, задумчиво провел ими вверх к рукаву кафтана. Девушка тихо сглотнула скопившуюся слюну, смотря на мужские руки с выступающими венками и сухожилиями на внешней стороне ладони. Закусила нижнюю губу чтобы случайно не издать стон из-за таких желанных касаний Александра, из-за воющей в теле силы. — Зачем ты поступил так с Женей? И не смей мне говорить, что у тебя не было выбора! — Выбор был у нее. Перед тем, как отравить короля я дал ей выбор: остаться со мной и получить такой желанный кафтан корпориалов или спокойно уйти. — Ты изуродовал ее! Морозов сделал шаг к ней, прижимая к столу, заглядывая в обожаемые им серые глаза. Он усмехается, хитро щурит взгляд. — Ты правда думаешь, что, Женя Сафина не сможет покорить кого-то даже с такими увечьями? Какого ты низко мнения о своей подруге. Александр аккуратно коснулся шрамов на тонкой шее, повторил белесую полосу от подбородка до ключиц, замирая у яремной впадинки. — Красоту гришей крайне сложно испортить даже шрамами, — сказал он, продолжая смотреть в глаза Старковой. Селена посмотрела на его шрамы на лице и не могла не согласиться. Его касания к рубцам на шее воскресили тот момент, когда они и были получены, когда Смерть оказалась совсем рядом с ней. Наверное, если бы не Аспид, из-за которого эта самая скверна — ничегоя — стала частью нее самой, то была бы мертва. — Твоя ничегоя чуть не убила меня. Он промолчал, сжав губы в тонкую линию, глянув на рваные шрамы под собственными пальцами. Либо ему было стыдно, либо не хотел в чем-то сознаваться. Александр сделал шаг назад. Еще шаг. И еще. Увеличенное между ними расстояние, позволило вдохнуть полной грудью, успокоиться и восстановить дыхание. Взглянув на него, Селена заметила на себе сосредоточенный взгляд глаз цвета кварца. Он явно намерен поговорить. А тем было предостаточно с обеих сторон. — Я встретил в горах несколько гришей, — начал Александр, сложив руки за спиной. — Но вот только к гришам они себя не относят. Это были ведьмы. Селена спокойно слушала его. Ни о каких ведьмах она никогда не слышала, поэтому проявила неподдельный интерес, расслабляясь. Это стало для нее ошибкой. Нельзя расслабляться перед охотником. — Как оказалось они не так молоды, как выглядят. Одна из них поведала мне много очень интересного, — светлые глаза угрожающе потемнели, отдавая холодом. — Дивия. Так ведь звали первую заклинательницу Луны? Девушка насторожилась, напряглась с желанием сейчас же скрыться. Скрыться от этого властного, берущего все под свой контроль взгляда. Взгляда, в котором виднелась холодная ярость. — Та, что была королевой Фьерды какое-то время пока не убила своего мужа в одну из ночей. Как давно ты знаешь об этом? — вновь шаг в ее сторону, словно волк подкрадывающийся к своей добыче. — Женщина, которых фьерданцы ни во что не ставят, убила короля, разрушила половину того, что было до Зимнего Дворца, уничтожила первый священный ясень. Если ты способна на то, что была способна Дивия, то я забуду про Тенистый Каньон и Алину. С моей помощью Луна снова может властвовать над снегами. — С Алиной проблемы и думаешь, как бы переключиться на меня? Я не смогу то, что смогла Дивия не в ближайшие сотню лет уж точно. Манипуляция. Ею пытаются манипулировать. Все нутро Селены начинает восставать против правил игры, задуманной человеком напротив, как и бывало всегда в жизни Старковой даже при малейшей попытке взять ее под контроль. — Ты себя недооцениваешь, — покачал головой Александр. «Так было всегда». — Хоть что-то остается прежним, — ответила она. У обоих мир сузился друг до друга. Настороженность, холод и что-то неизведанное даже ей самой застыло в серых глазах. Спокойствие, расчетливость и нежность плескались в глазах цвета кварца. — Я хотел избавиться от тебя, — неожиданно сказал он. — Но не смог. «Почему?», — мысленно спросила она, продолжая смотреть в глаза Александра. Продолжая в них тонуть. Она не запрещала себе ничего, что связано с ним, потому что запретный плод сладок. Запрети себе что-то — возжелает именно это. — У Луны нет собственного света, Селена, она лишь отражает солнечный. Твой свет именно поэтому не способен уничтожить мрак, он холоден и мертвенно-бледен. Пока существует сила заклинателя Солнца существует и твоя. Ты способна поглощать свет и тьму. У тебя нет собственной разрушительной силы, как у меня или Алины. Селена была в оцепенении от таких слов. От осознания, что ее сила зависит от Алины! — Я так долго ломал голову, пытался понять в чем твоя особенность! Как в первую нашу встречу ты смогла призвать свет и тьму одновременно. А все оказалось так просто, знай я тогда настоящую историю. Дивия никогда не отдавала всю силу Триглава моей матери. Часть Тьмы была всегда с ней, как напоминание о том, кого любила. Гриш подошел к столу, опершись о спинку стула, стоящего рядом с девушкой, обратил свой взор на карту мира на столе. — Ты осталась здесь чтобы убить меня, не так ли? Осознание этого меня очень задевает. Но хочу расстроить и тебя, моя дорогая. Тебе это не под силу. Тьму может уничтожить только свет, а ты способна только объединить несовместимое в себе. «Не правда! Хватит! Это ложь!». Сомнения. Вот что он зарождает в ней и получается у него это превосходно. Правда смешана с ложью и не отличишь что есть что. — Дивия смогла убить Триглава! — Она и была в разы сильнее тебя. Она всю жизнь была ближе к Солнцу, подпитываясь им. Ты же очень долгое время была ближе ко мне. «Ложь — это все ложь!», — продолжала твердить Селена самой себе, начиная сомневаться в собственных убеждениях. Александр коснулся черной чешуи на запястье девушки с какой-то понимающей улыбкой на губах, смотря на браслет. — Аспид, — сказал он и поднял взгляд на Селену, заглядывая в глаза. — Я прав? Возможно, и не ее вовсе он спрашивал, а того, чьей чешуи касался. Однако дракон молчал и не высовывался. Даже не подавал признаков того, что он здесь, оставив ее с Морозовым наедине. — У тебя нездоровая тяга к тем, кто как-то связан с тьмой, Селена. — Я заметила. В данный момент в его глазах она не видела жажды трона, жажды власти, маниакального желания манипулировать людьми и подчинять всех своей воле. В его глазах девушка видела себя. Он поддался вперед, сокращая между ними расстояние, обжег своим дыханием шею и дыхание девушки вновь сбилось, а низ живота на миг приятно стянуло. Губы Александра касались бледной кожи, прокладывая дорожку к уху. Старкова слегка наклонила голову в бок, оголяя ту часть шеи, которую сейчас ласкали чужие губы. — Все обостряется: чувства, прикосновения, сила, — шепчет гриш, целуя ее ухо. В голове у Селены ни остается ни единой мысли, и все, чего ей теперь хочется, это почувствовать то желанное единство с тьмой, и без того переполняющая ее всю. Сила вновь взвыла в ней, наполняла приятной истомой. — Можешь отрицать сколько угодно, но твое тело всегда будет тебя предавать, — сказал Александр, другой рукой касаясь шрамов на ее шее, поднимаясь к щеке. Она чувствовала на лице ласкающее прикосновение тяжелой и обольстительной руки Зла. Он был для Селены личным инквизитором, который сжигал ее прямо сейчас в собственном пламени. Дым этого самого пламени мешал дышать, заставлял задыхаться и подчиняться. — Я предложил тебе все, — он зачарованно смотрел на собственную руку, вновь скользнувшую по ее шее. Его пальцы осторожно сжались, и на коже Селены проступили капельки пота. Возбуждение волной накатывало на разум, дрожащее дыхание выдавало то, что она и не пыталась скрыть. Но все же Старкову пугал тот факт, что этот мужчина перед ней способен довести ее до такого состояния. — Я предложил тебе себя... Александр рывком притянул ее к себе и, схватив за подбородок, заставил поднять голову. Затаив дыхание, Селена закрыла глаза и приоткрыла губы. Искусственная эйфория заставляла кровь закипать. Тьма звала. Шептала. Успокаивала. Она чувствовала, как ее сущность откликнулась на зов мрака, возрадовалась ему. Частичка Тьмы, ставшая ее собственной, потянулась к своему заклинателю, желая воссоединиться с ним. — Да к черту! — выпаливает девушка. Селена поддается вперед, впиваясь в его губы грубым поцелуем, кусая. Александр запускает в ее черные волосы руку, сжимая их, тянет назад, тем самым отстраняя от себя. Видит на ее губах ухмылку, а взгляд горит ненавистью, что граничит со страстью. Вот только кому была адресована эта самая ненависть? В его же глазах неподдельный интерес. Казалось, дай ей волю, и она сомкнет свои челюсти на его глотке, если не уследить. — В прошлый раз ты была более робкой, — усмехнулся Александр, не разрывая зрительный контакт. — Заткнись и займись более приятным делом! — нетерпеливо прорычала она. К шее припал, языком лаская кожу. Девичьи пальцы зарываются в его темные волосы, слегка оттягивая их. Он груб, но и она не нежна. Сама начала эту страстную игру и готова идти до конца. Понятно, наша любовь была по-прежнему с нами, только она была ни к чему не приложима, давила всех нас тяжелым бременем, вяло гнездилась в наших душах, бесплодная, как преступление или смертный приговор. Эти чувства — яд, который они поселили друг в друге сами не зная когда. Эти чувства разрушают обоих, как самая лучшая отрава или болезнь, которые не замечаешь долгое время, пока не приходит тот самый роковой день. И против этого нет в этом мире противоядий, нет лекарств. Спастись и сбежать от этого невозможно. Остается только сдаться. Они по разные стороны баррикад, но сейчас на поле битвы развивается белый флаг, который в будущем обязательно будет запятнан чьей-то кровью. Оба предатели для этой страны, благословленные тьмой; и кто-то ею управляет, а у кого-то просто смог ее приручить. Александр впился в девичьи губы поцелуем, усаживая Старкову на стол. Он целует ее снова и снова, один поцелуй моментально сменяется следующим. Воздуха не хватало так же, как во время сожжения, когда под ногами полыхал огонь, а дым окружал тело. Он проникал в легкие, сжигая жизненно необходимый кислород. Отстранилась от заклинателя, напоследок игриво лизнув его верхнюю губу кончиком языка. Их взгляды вновь были направлены друг другу в глаза и каждый находил в них что-то свое. — Как же все-таки удивительно то, как легко ты готова отдаться мне, — прошептал Александр, заправив прядь теперь черных волос за ухо. — Не вижу смысла скрывать то, что я хочу тебя, — так же прошептала она, ластясь к его ладони щекой. Обхватив мужское запястье рукой, языком коснулась подушечки среднего пальца, не разрывая зрительный контакт, из-под ресниц замечая то, как внимательно он следит за движением ее языка, как темнеют светлые глаза. Вслед за языком пошли губы: сначала поцелуй, потом обхватила боковую часть второй фаланги пальца. Когда язык Старковой широко прошелся по всей длине пальца, Александр шумно втянул носом воздух явно представляя на месте пальца кое-что другое. Девушка, спрыгнув со стола, взяла Александра за руку, сплетая пальцы друг друга и повела в сторону его покоев. Оказавшись в них толкнула мужчину на кровать, заставляя сесть и прошла к окну, зашторивая его, прекрасно помня о воронах Багры. Ей не нужно знать то, что здесь должно произойти. Пуговицы черного кафтана легко поддавались пальцам Старковой пока она возвращалась к Александру. — Зачем ты закрыла шторы? — спросил он, наблюдая за тем, как ловки пальцы девушки расстегивали перед ним кафтан. Взмахнув руками, комнату осветили сгустки лунного света. Несколько замерли у подола кровати, остальные освещали комнату. Селена умещается между ног Морозова, пальцем проводит по подбородку, закидывая вверх его лицо, чтобы встретиться глазами. — Так лучше? — усмехнулась она. — Определено. Второй рукой расстегивает теперь уже кафтан Александр, а другая скользнула с подбородка на шею, скользила ниже, сбрасывая с плеч расстегнутый кафтан гриша. Мужчина не сопротивлялся, обращая свой взгляд то на ее искусанные губы, то на тонкую бледную кожу шеи и ключиц, пока, позволяя делать то, что хочет она. Пальцы Селены подхватили край рубашки и потянула ее вверх, стягивая и отбрасывая в сторону стоило той только оказаться в руках. Старкова медленно опускалась ниже на колени, губы скользят ниже к груди, до этого обведя языком шею. Она так изголодалась по нему. Она так скучала. Осознание этого тяготит. Было чувство будто спрыгнула со скалы в ущелье где была только тьма и ничего больше, а наверху остались дорогие ей люди. Осталась семья. И это была вовсе не Алина. Это были те, кто был рядом с ней всегда в Малом Дворце и не только. Николай, Зоя, Хэршоу, Женя. Судьба жестока. Стоило ее губам дойти до ремня штанов, Морозов схватив ее за руки, что до этого лежали на его коленях, рывком потянул девушку вверх, вынуждая встать и усадил на свои бедра, теснее прижимая к своему телу. Впивается в девичьи губы и этот поцелуй жадный, грубый, настолько страстный, что Селена почти сдается под его натиском. Опускается жаркими и мокрыми поцелуями по шее, забираясь руками под рубашку, задирая вверх, оголяя сначала живот, а следом и грудь Старковой. Он наслаждался девичьим телом в его руках и никуда не спешил. Одновременно сжав ее грудь и прикусив тонкую кожу на шее, он услышал свое имя. Свое, черт возьми, имя, срывающееся с ее губ, вперемешку с прерывистым дыханием. Как же он истосковался по этому. — Скажи мое имя еще раз, — прошептал просьбу, надеясь на то, что Селена ее выполнит. Старкова целует гриша в ухо, зубами касается мочки, а затем опаляет горячим дыханием ушную раковину. — Александр, — горячо прошептала девушка, прислушиваясь к тому, как сбилось его дыхание. Совершенно утонув в ощущениях, не заметила, как в какой-то миг оказалась совершенно обнажена, а Морозов нависал над ней, руками ласкал бедра, ягодицы и чувствительные места между ног, а губы, язык истязали шею и грудь. Царапая спину гриша и сжимая ногами его талию, выгибаясь, игнорировала тот факт, что кто-то может услышать ее стоны и срывающееся с губ имя «Александр».

◁ ☽ ◯ ☾ ▷

Селена с закрытыми глазами лежала на плече мужчины, прижимаясь к боку пока рука Александра обнимала ее, пальцами вырисовывая незамысловатые узоры на коже. Их разгоряченные тела наполовину скрыты одеялом. Старковой не было стыдно ни перед кем за то, что произошло между ними, однако душа все же почему-то ныла. Но было так приятно и хорошо спокойно лежать рядом с ним, чувствовать тепло его тела, то, как поднимается и опускается грудная клетка при равномерном дыхании под рукой. Было отвратно от самой себя из-за того, что всем ее друзьям и Алине тяжело, а она в очередной раз переспала с Дарклингом, еще и лежит сейчас рядом с ним, прижавшись к боку. Отвратно — да, стыдно — нет. — Я не могу контролировать каждую ничегою, когда их огромное количество, — неожиданно сказал Александр, вспоминая слова Селены о том, что одна из тварей чуть не убила ее. — И почему я должна верить тебе? — спросила Селена, рассматривая шрамы и новые ранения, которые еще не до конца залечили. Сколько лет тем шрамам? Были ли они совсем недавними или им уже сто, а быть может даже пятьсот лет? — Потому что я люблю тебя, — сказал гриш. Старкова вскочила, опираясь на руки, рассматривая умиротвореное лицо Морозова. Он, заглядывая в серые глаза, что расширились после этих слов, как ни в чем небывало заправил ее черную прядь волос за ухо. Она оцепенела. Слова, о которых мечтают многие привели ее в ужас. Селена никогда не надеялась услышать эти три слова, тем более от него. Начала отрицательно мотать головой, поджав губы, продолжая смотреть в глаза цвета кварца. — Даже ничего не ответишь? — с горечью спросил он, а в глазах мелькнула печаль. — Мне бы очень хотелось верить в искренность этих слов, но я не могу. Его губы дрогнули в натянутой улыбке. — Умеешь же ты делать больно. — Училась у лучшего из худших, — грустная улыбка появилась на ее лице. Любовь — это смерть душевного покоя. Иначе у них и быть не может. — Воспользуйся своей силой, как делала это всегда. Прикоснись к моему сердцу еще раз, — все еще лежащая на щеке Селены рука, скользнула выше к волосам. Старкова растерянно смотрела на него. Он знал? Он знал о том, в какой иногда опасной для него самого близости от его сердца, от его настоящих эмоций она была и позволял ей это? «Нет, — на глаза наворачиваются слезы от понимания того, что Александр в такие моменты и не пытался остановить ее. — Пожалуйста, прекрати. Ты делаешь только хуже. Это действительно причиняет мне боль, но каждый раз я выбираю притвориться, что мне все равно! Потому что так легче». Но она все же снова повторила этот фокус, чувствуя спокойное, равномерное биение чужого сердца. Одно неосторожное движение, и оно могло быть разорвано. Губ Александра коснулась легкая улыбка, когда он почувствовал это. — Я люблю тебя, — повторил снова слова, которые были будто контрольный выстрел в голову. Его сердце продолжало биться ровно и спокойно, а ее, казалось, и вовсе остановилось. «Нет! Нет-нет, нет! Скажи мне что это ложь, манипуляция. Что угодно, но не правда! Потому что ее принять я не могу...». Старкова отползла на край кровати, повернувшись к мужчине спиной, свесила ноги на пол и уныло склонила голову, опустив плечи. Контролировать дыхание было сложно из-за катившихся по щеке слез. Обреченный взгляд направлен в никуда. Это не то, что она хотела услышать. Не после того, как осталась для того чтобы в очередной раз предать, обмануть. Сыграть на его чувствах. Чем она тогда лучше него? «Аспид... Пожалуйста, дай о себе знать. Не оставляй меня...», — снова цепляется за кого-то, потому что сама справиться не в состоянии. Потому что слабая, никчемная, ни на что не способная! На лице застыли боль и обреченность. «Я ЗДЕСЬ. Я ВСЕГДА РЯДОМ», — наконец ответил дракон и стало легче. Казалось, будь он физически здесь, то прикрыл бы своим огромным аспидно-черным крылом, закрывая от проблем. Она всегда тянется к тьме и лишь иногда к свету. Не важно Аспид это или Александр. Оба связаны с Тьмой, но один из нее был когда-то создан, а другой ее заклинатель. По сути разницы никакой. Мужские руки мягко касаются плеч Селены от чего та вздрагивает от неожиданности. Морозов носом утыкается в изгиб шеи, умиротворенно прикрыв глаза. — Что мне сделать, чтобы ты была счастлива? — тихо спросил он, носом провел вдоль шеи до нижней челюсти. — Перестать терроризировать моих друзей, — строго ответила Старкова, а во взгляд вернулся холод. Девушка изворачиваться в руках Александра, и рука Старковой касается мужской шеи, наваливаясь на него всем своим весом, заставляя завалиться на кровать. Величие Аспида, которое уже давно стало ее собственным, вновь внушало уверенность в себе, стойкость. — Ненавижу тебя, — зло произнесла Старкова. — Лучше бы я тогда также, как и Алина не показала свою силу. Придушила бы ее в себе. Тогда, быть может, ты не испортил бы мне жизнь, — прошипела она, сильнее сжимая пальцы на его шее, но не на столько чтобы даже начать душить. — Точно ли я виновен в том, что ты запуталась? В том, что боялась своей силы, потому что ничего не знала о ней? Я ли виновен в том, что тьма всегда тянулась к тебе, к твоей душе? И сейчас я имею ввиду не себя, — гриш мягко обхватил ее свободное запястье, словно вторая окова и дракону это не понравилось. — Я хотел разобраться в твоей силе, потому что ничего не знал о ней. Боялся. Поэтому и нацепил на тебя ту лунницу, что блокирует часть твоих способностей. Лунница уже давно канула в угли и стала простой серебряной лужицей, которую, наверняка, подобрала какая-то служанка, чистившая тот камин и продала, заработав деньжат. Селена рассталась с ней в середине лета. — Подумай кто по-настоящему виновник твоих бед и почему ты так часто понимаешь меня, — продолжал гриш. Селена смотрела в его глаза, тяжело дыша от злости, что бушевала в ней. От злости на него, на себя, на Алину и Багру. Ее глаза в миг расширились от промелькнувшего в голове имени. Губы Александра медленно растянулись в ухмылке. — Багра... — тихо сказала девушка. — Может моя мать и пыталась помочь, исправить свои прошлые ошибки. Но как часто она умалчивала многое, уходила от ответа. Когда начинаешь напирать, то она взывает к твоей совести, ставит в пример свою прошлую ошибку. В моем случае это была Улла, думаю ты читала сказку «Когда вода запела огнем». В твоем случае — я. Он покорно лежал, смотря в ее глаза и сжимая запястье. — Все же это ты тот, за кем следуют тени в той сказке... — Да. Помню первую встречу со своей сводной сестрой, как будто это было вчера, а моя мать до сих пор не знает, о ней [встрече]. Улла стерла с лица земли целую страну и довела народ сельдройр до того, кем они являются сейчас. Я создал Тенистый Каньон, разделив огромную страну на две части, — он второй рукой коснулся второго запястья с оковой, отрывая чужие руки от своей шеи. Александр одним резким рывком вновь сел, сцепив руки Старковой за ее спиной. Коснувшись светлой кожи на шее губами, все же заставляя Селену задохнуться. Такая податливая, борющаяся сейчас сама с собой из-за того, что не хочет признавать желаемого. — Каким же будет твой «тот самый миг»? — прошептал он в ее губы. — Моя мать совершенно не учиться на своих ошибках, взваливая свою вину на нас самих. Девушка дернула руками, в попытке освободиться от крепкой хватки, смотря в глаза Александра. Так и хотелось подчинить его, принудить к тому, что хочет она. Но не сейчас. — Что между тобой и Ланцовым? — покрывая поцелуями шею Селены, задал вопрос. Гриш давно заметил, что шея является ее чувствительной зоной, которой стоит коснуться, ласкать и девушка становится такой податливый и покорной. Александр как бы не пытался все никак не мог насытиться Селеной Старковой. — Дружба, — на выдохе произнесла она, чувствуя, как пересыхает во рту. — И с каких пор секс между друзьями норма? — голос его стал твердым и жестким, а хватка на девичьих запястьях усилилась. Старкова напряглась и вновь дернула руками, но снова попытка провалилась. — А с каких пор нет? — задала встречный вопрос, тоном идентичным ему, сжимая руки в кулаки. — Как ты узнал? — У стен дворцов есть уши, а у меня шпионы. — Ты следил за мной? Он издал тихий смешок, наконец взглянув в лицо девушки, сталкиваясь с ее недовольным взглядом. Эта новость явно не порадовала Старкову. — Не только за тобой.