Искупление

      Я отхожу от неё достаточно далеко, чтобы она снова смогла сконцентрироваться на энергии того дня. Девушка повторила свои движения. Потом она зло топнула ногой и зарычала, как маленькая девочка, у которой что-то не получается. — Нет. Дело не в этом! Там твоя энергия! — Этого не может быть, — вру я. Мой голос холоден, хоть внутри все трясётся от волнения.        Лучше бы она вспомнила все сразу, а не вырывала обрывки. Мне хотелось ей все рассказать, но я не мог. Это большая опасность — известить девушку о её реинкорпорации. — Я отправлюсь сюда одна. Без тебя!        Словно маленький львёнок рычала девушка. На моем лице не было и подобия улыбки, но это похоже осталось незаметным для неё.        Мы вызвали водоворот и он нёс нас обратно к стенам школы. Девушка потерялась из виду первая, но меня это воздушная материя снова не хотела выплевывать. — Да что ещё?        Только успел я это произнести, как он выбросил меня над пропастью, которая выплевывала, словно лава, огненные стрелы. Я удовлетворенно кивнул, понимая, что меня сейчас ожидает.        Да. Я сам увязался за Непризнанной, чтобы ангелы спохватились и рассказали обо всем отцу. Это был единственный вариант, чтобы я попал к нему в покои. Раз Шепфа не удосужился рассказать все условия моего наказания, мне приходится самому все собирать по крупицам. И пока мои результаты не утешительные.        Я приземлился прямо перед отцом. Его небрежный взгляд обвёл мое тело. Его могущественное обличие навевает ужас не только на ангелов и других демонов, но и на меня — его родного сына. Хотя иногда забываю о том, что мы родные. Его жестокость и бескомпромиссность сводит меня с ума. Он поднялся и одним взглядом указал мне на дверь его покоев. Я молча прошёл следом за ним.        Стоило только массивной двери захлопнуться, как в меня прилетел кулак. Я от удара облокотился на дверь. По губе потекла небольшая струйка крови. Второго удара долго ждать не пришлось. Он принял первую ипостась, подобную моей, и схватил меня за грудки, слегка поднимая и отбрасывая в сторону. — Наглец! — Бросил мне отец, намеренно ударяя в миллиметре от моего лица. — Я смотрю, тебе нравится получать, раз ты снова нарушил правило! — Не нравится, — выдавливаю я из себя. Губы отца искривляются в пренебрежительной усмешке, на лице появились новые морщинки. — Понравилось жить на Земле? Я могу тебе это устроить! — Он снова ударяет, но я успеваю увернуться от него, хоть вырваться из его хватки у меня не выходит. — Горбан! Черт ты такой! — Кричит отец куда-то в сторону и из-за другой двери, ведущей в отдельный кабинете отца выглядывает отвратительное тело. Оно было похоже на связанные нити в пучок, лицо его было искажено до такой степени, что нельзя было понять, где у него рот. Длинные нити в виде рук обхватили дверной косяк. — Проследи, чтобы он не выбрался из цепей! — Каких цепей, отец?        Сатана посмотрел на меня с безразличным видом, в котором я смог разглядеть лишь раздражение. Он схватил меня за шиворот. Хотя и передвигался своими ногами, пока отец тащил меня к прикованным около камина цепям, отцу было важно чувствовать свою власть надо мной такими действиями. Он сковал мои руки и ноги, бросил массивные кандалы на пол и разжег огонь. Я тихо рассмеялся комичности этой ситуации. — Мы в аду, отец. Здесь и так пекло. — Значит, не зажаришься, — напоследок бросил он и ушёл.        Горбан сидел за письменным столом и скучающе водил своими разными уродливыми глазами по потолку. Потом перевёл свой взгляд на меня и я прочитал в них сожаление. Удивительное качество для такого бесчувственного урода, как он. — Я тебя не видел здесь раньше, — говорю я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Жар от камина был таким сильным, что я чувствовал как трещит моя одежда, готовая вот-вот воспламениться. — Меня недавно приняли в слуги Владыке. — Он произнёс это с такой гордостью, что я невольно вспомнил, как сам, когда был маленький гордился тем, что мне удостоено просто завтракать рядом с отцом. — И как тебе тут? — Здесь ад, — посмеялся Горбан и я усмехнулся его игре слов. — Сатана не жалует никого, даже вас. — Он это говорит на тон тише и, будто бы извиняясь.        Чудовище нашёл на столе отца какие-то пустые бумажки и стал делать из них самолетики. Это позабавило меня, из-за чего я стал улыбаться ему. Заметив мое расположение, он стал делать ещё самолетики, думая, что мне нравится. Чистые листы закончились, но Горбан так заигрался, что стал портить какие-то исписанные отцом бумаги. Один из таких листком прилетел мне в ноги и я поднял его.        Рукопись была на древнеангельском языке, но я, благодаря своему статусу и своей любознательности, знал этот язык хорошо. Перо сильно давило на бумагу, от чего слова на бумаге были почти что вырезаны отцом.        «Семь испытаний даётся ему, сыну Его. Семь потерь и семь даров возлагаются на плечи Его. Семь дверей откроются Ему. Семь раз Он споёт об этом», — читаю я про себя и краем глаза вижу заинтересованность своего надзирателя. Горбан подошёл ко мне ближе и стал разглядывать бумагу вместе со мной. — Что там написано, Сын Владыки? — Ты не умеешь читать? — тихо спросил я. Тот лишь отрицательно замотал головой. — Здесь написано, что Горбан дослужиться до правой руки Сатаны, если принесёт мне ещё такие исписанные бумажки.        Уродец наивно закивал головой и принёс мне все рукописи отца. Я рассмеялся, а он подумал, что это вызвало мою благосклонность. — Ты хороший, Горбан. Молодец. — Это оскорбляет меня, Сын Владыки, — забубнил тут же Горбан и недовольно прыснул, словно я только что его обозвал. — Я похвалил тебя, уродец, можешь снова заняться своим делом.        Я мельком просматривал историю наказания, жизнь в аду во время моего изгнания, и на самом последнем листке большими буквами было написано «ИСКУПЛЕНИЕ». Отложив все остальные жесткие бумаги, пропитанные жиром, я стал вчитываться в этот листок.        «Ты, невинная душа, созданная по подобию ангельскому, сосланная в мир людей ради искупления верховного греха сына Его. Семь раз твоя душа возноситься, семь раз возрождается. Слова твои предназначены Ему. Голова и сердце твоё создано для Него…», — я вчитываюсь в слова внимательнее, но не могу ничего понять. Голова гудит от сильного жара из камина, да и противные завывания Горбана, который выдергивает волосинки из перв отца, не дают мне сосредоточится.        Из коридора доносится грозный низкий голос отца. Он приказывает отпустить меня и немедля отправить в школу. Я возмущённо смотрю на сгорбившегося уродца. — У тебя все это время были ключи? — Да, — невинно хлопая глазами, отвечает Горбан. — Так что же ты молчал?! — Вы не спрашивали, Сын Владыки.        Я лишь мотаю головой, потирая вспотевшие и покрасневшие от раскалённой стали, запястья. — Глупец.        Горбан тот же выпрямляется и натягивает на себя холёную улыбку. Я вскидываю брови. — Спасибо, хозяин. — Шепфа… — Я прячу листок бумаги за пазухой и выхожу из покоев отца. — В следующий раз, сын, я вздёрну тебя прямо перед остальными слугами. — Следующего раза не будет, отец.        Я расправляю плечи, разминаю крылья и взлетаю, покидая дом.        Я приземляюсь в саду. Уже темно и многие ученики сопят, укутавшись в свои шелковые простыни. Я же прислоняюсь спиной к стене и пытаюсь выровнять своё дыхание. — Отбой был час назад, — слышу я насмешливый голос Ади.        Я открываю глаза и вижу, как рыжеволосый оббивает ногами камень. Он все ещё сконфужен после нашей последней встречи, но меня, кажется, уже отпустило. — Я только вернулся.        Парень оглядывает меня с ног до головы, замечая мои красные отметины на руках и разорванную губу. Он ничего не говорит, хотя сам прекрасно понимает, откуда они взялись на моем теле. — Послушай, Люцифер, — наконец решается сказать Ади после бесконечных попыток избить каменную глыбу. — Если тебе что-то нужно будет, ты можешь на меня положиться. — Совесть взыграла? — Усмехаюсь я. Ади неопределенно водить плечами. — Сэми делает тебя мягче.        Лицо Ади озаряет улыбка, от чего чертики в его глазах пляшут веселее. — Ангелочки! Что поделаешь… — Что ты знаешь о моем наказании? — Спрашиваю я. — Вернее, что ты знаешь о его искуплении? — Только то, что ты должен пережить семь смертей. Зачем не знаю, сам не понимаю. Смерть мы, демоны, видим так часто, что она становиться даже скучной. — Ты общаешься с Вики, — говорю я и Ади хмурится. — Что ты знаешь о ней и Ребекке? — Я что, по-твоему, сыч? — Так знаешь что-нибудь или нет? — Ребекка — Верховный Серафим, но она рождена была на Земле. — И? — Я потираю подбородок, когда в голове всплывают картинки из жизни на Земле. — Шепфа создал несколько копий своего Серафима на Земле? — Что, прости? — Не услышав моих слов, спрашивает демон. Я лишь отмахиваюсь от него, чувствуя, как мои ноги тяжелеют от накопившейся усталости. — Доброй ночи, Ади. — И тебе, Люцифер.       Тень, что падала на пол от шторы создавала странные узоры. Уже была ночь и по этому в школе царила тишина. Я лег на свою постель и вынул из-под рубашки украденный мною клочок бумаги. «ИСКУПЛЕНИЕ» — так гласило название этого писания и оно было точно связано со мной. Буквы, написанные размашистым почерком нашего писаря, сливались воедино и я никак не мог прочесть и слова. Глаза горели от напряжения. — Да что б тебя! — Прорычал я и отбросил бумажку в сторону. Откинувшись на подушку в шелковой наволочке, я закрыл глаза и растворился в новом странном сне.        Темно и, на удивление, холодно. Я босыми ногами шагаю по промозглой дороге, хлюпая по лужам. Мое тело бьет мелкая дрожь. Я оглядываюсь: ни позади меня ни впереди нет ни намека на тропинку. Я пришел из ниоткуда и иду в никуда. Вечные скитания по холодной земле. — Люцифер! — Знакомый голос эхом доносится до меня и в моих жилах стынет кровь. — Люцифер! Спаси меня!       Я не знаю, куда бежать. Все покрыто темной пеленой, а звук доносится одновременно отовсюду. — Вики! — Кричу я в пустоту. — Где ты? — Я здесь! — Я прислушиваюсь и снова не могу распознать истоки его. — Я здесь! Помоги! — Ты не найдешь её! — Раздался ещё один знакомый мне до ужаса голос. — Ты не найдешь её, сын мой!       Я просыпаюсь. Моего тела касается что-то влажное, от чего мне одновременно хорошо и омерзительно. Я отдергиваю руку и слышу голос Ости. Открываю глаза и вижу её у изголовья моей кровати, согнувшуюся надо мной. Её грудь вульгарно выпадает из лифа, от чего я откашливаюсь и отвожу глаза. Откуда только во мне проснулось смущение? Нет. Это не смущение. Скорее, отвращение. — Что ты делаешь? — Сквозь зубы говорю я. — У тебя лихорадка, Люци, — отвечает она привычным для девушки голосом. Я выдергиваю тряпку из её рук и кидаю в угол. Другой рукой ищу листок, который бросил около себя. — Она на тумбочке. Кстати, что это? — Не важно, — резко бросаю я и убираю бумагу в ящик под ключ. — Какого черта ты тут делаешь, Ости? — Пришла тебя проведать. В аду говорят, отец опять тебя наказал. — И что? — Я усаживаюсь на кровати, а демон без приглашения садиться возле меня. — Как будто это редкость. — Какого черта ты мотался по земле с этой убогой? — Ости, — Я глубоко вздохнул. — Тебя это не касается. — Я думала, мы…с…тобой… — Я поднял руку, перебив её. — Значит, неправильно думала. — Брови девушки сошлись на переносице. Она возмущенно вздернула подбородок, вскочила с кровати и поспешила выйти. — В следующий раз развлечемся. — Знаешь, Люцифер, — она облокотилась всем телом на дверной косяк, — после того, как ты вернулся от отца, ты стал сам не свой. — Я такой же, как и до своих каникул, Ости. А теперь закрой дверь с внешней стороны.       Она хмыкнула и выпорхнула из комнаты, громко хлопнув дверью. Дрожь меня действительно била. Мое тело пробирали мурашки и ноги не слушались. Я поднялся с кровати, медленно дошел до уборной и принял душ. Чувствовать себя лучше не стал. Открыл больше окно и выглянул из него.       Мое окно выходило прямо на задний двор. Я разглядывал, как цветы в ночном свете переливались. Из головы все никак не выходил сон. Я опустил голову вниз и увидел какое-то движение на заднем дворе. В беседке кто-то находился. Этот кто-то наворачивал круги по ней, пока на приступе не появилась знакомая фигура. Это были Винчесто и Ребекка. Вторую я узнал не сразу. Только как луна осветила знакомые мне черты лица, я понял, кто это. Они обменялись взволнованными взглядами, а потом затерялись за колоннами беседки. Я не стал дальше подглядывать за ними.       Вернувшись обратно, я снова достал бумагу и стал вчитываться в содержимое.        «Каждая дверь — отражение искупления сына Его. Только один артефакт откроет одну дверь. Только Шепфа известно уготованное Им испытание. Когда придет время, сын Его встанет на путь к искуплению», — я читал и до меня потихоньку доходил смысл написанного. Часть из всего содержимого носила ознакомительный характер и только в конце, якобы подытожив все вышенаписанное, было сказано, — «…Семь артефактов из прошлой жизни возьмет он, семь раз будет искушен, семь раз узрит покой и семь раз сам отведет свою вечную душу. Только когда семь раз он почувствует это, для сына Его откроется искупление». — «Семь раз сам отведет свою душу», — повторил строки из писания я. — Как это возможно? Семь раз умереть, оставшись живым?       Я вспомнил свою жизнь на земле. Вспомнил, как умирала у меня на руках Вики. Первый раз, отдавшись странному порыву, я чуть не женился на юной девушке. Я желал её как телом, так и душой. Когда блеск глаз сменился блеклой пеленой, я был в ужасе. Мне хотелось заменить её собой, ведь это была невинная душа. К тому же, убитая моим другом-демоном.       Я вспомнил все смерти девушки и внутри меня снова сворачивалась кровь. Она должна была умереть. Это было неизбежно. — Он создал её по подобию нашему… — В моей голове правильные фигурки пазла никак не могли сойтись.       Я снова выглянул в окно, в надежде застать там Ребекку. Она должна была знать о моем наказании. Она так уж точно. Но на заднем дворе таилась такая же тишина, как и до того, как в беседке появились они.       Какие двери мне нужно открыть, чтобы искупить свою вину? Какие испытания я должен пройти? Как выглядят эти артефакты? Что за «царство семи»? Умрет ли в седьмой раз Виктория? Все эти вопросы терзали меня и на языке оставался только один вопрос, который я боялся задать сам себе. Она была создана специально для меня?