Уже не романтика

Следующим утром Фил зашел в больницу через черный вход. Ночью ему снова звонили отцы — расспрашивали о так называемом «первом бойфренде» и оставили в самых что ни на есть расстроенных чувствах. А вот Быков был по-настоящему зол, и, мельком оглядев съежившихся перед ним интернов, с порога начал: — Романенко — сегодня я предоставляю тебе шанс проявить все свои многопрофильные таланты. Сначала отправишься в стодесятую палату к пациенту Шилкову, причем можешь заранее взять с собой блокнот побольше, потому что все его симптомы не уместятся в медицинской карте. Как управишься, пойдешь в рентгенологию, — а то лучевую кость от бедренной отличить не можешь, позорище. После этого сгоняешь ненадолго в архив — перепишешь нужную мне книгу каллиграфическим почерком… — Андрей Евгеньевич, побойтесь бога, — севшим от удивления голосом вмешался Глеб. — Что-то не припомню, чем это я перед вами провинился. — Ты провинился тем, что посмел поступить ко мне в интернатуру! — рявкнул его начальник. — Очевидно, ты не учел тогда, что у нас тут не демократия, а монархия, и единственный способ от нее освободиться — это получить пинок под зад! Поскольку с главой отделения спорить было себе дороже и в иных случаях, Романенко больше не пререкался; следом за ним ворох заданий получили и Семен с Варей. Расправившись с ними, Быков взялся за Фила. — Пойдешь к Купитману, — приказал он. Американец покорно поплелся в заданном направлении. Быков коршуном следовал за ним по пятам. — Андрей Евгеньевич? — вежливо спросил Ричардс. — Я тоже иду к Купитману, — отрезал тот. — Зачем? — рискнул задать следующий вопрос Фил. — А ты пораскинь своими атрофировавшимися от безделья мозгами: если ты никому ничего не говорил, откуда все знают? — Так это Люба всем рассказала, Андрей Евгеньевич. — Правильно, но не до конца. Откуда же сама глубокоуважаемая Любовь Михайловна изволила обо всем пронюхать? Молчишь? Так вот, у нас было два свидетеля, и один из них страдает приступами болтливости, спровоцированными запоями. Догадываешься, о ком речь? Только что я завалил троих дебилов работой в слабой надежде на то, что у них не останется времени на треп, а сейчас четвертый дебил поможет мне провести допрос с пристрастием. Но в допросе Филу так и не удалось поучаствовать, потому что в ту же минуту терапевт распахнул нужную дверь с ноги и схватил за грудки венеролога, оставляя Ричардса скромно стоять в сторонке. — Ты что, окончательно разум в стакане утопил?.. Проболтаться Любе?! Да лучше бы ты по громкоговорителю все объявил: так хотя бы оставался шанс, что кто-то не услышит!.. — раздавались крики Быкова, разбавленные слабыми всхлипами «Андрюшенька!..» от Купитмана. — Я хотел как лучше, — простонал тот, потирая ушибленные места. — Я думал, все и так понятно… — У тебя маразм в самом цвету: вот что понятно! Плюнув, Быков покинул кабинет так же стремительно, как и влетел в него, и Филу вновь ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. — Как же, «хотел как лучше». Развела его Люба как нечего делать, ее можно в разведку посылать международную, с таким умением доставать секреты, — бурчал терапевт, постепенно остывая. — Андрей Евгеньевич, — вдруг подал голос интерн, — в самом деле, нужно это как-то остановить. Я знаете, сколько этого в школе натерпелся? Если еще и здесь… Опять все эти издевки… Тем более, раз это неправда… Нижняя губа у него задрожала, и Фил отвернулся. Глядя на его опущенные плечи, Быков мгновенно потерял запал. Как-то нехорошо получилось. Как будто неправильно что-то. Как будто им обоим нужно совсем другое.