Уже не романтика

— А чего ты ожидал? — спрашивал Быков, разрывая упаковку от бутерброда с особенной яростью и впиваясь в него зубами с такой силой, что Фил подумал — не иначе как он представляет, что перекусывает шеи тех, чьи сплетни поставили его в это неловкое положение. — Любые пикантные подробности — это смертельный вирус, у которого отсутствует инкубационный период, он всеяден и неотвратим. Ричардс только носом шмыгнул. А все потому, что не более часа назад он стал свидетелем весьма интересного диалога. — Так значит, Быков того… голубой что ли? — раздался из ординаторской голос Семена, и Фил замер на пороге и прильнул к щели, стараясь не дышать. Сердце настойчиво пробивало себе выход наружу. — Получается, что так, — рассмеялся в ответ Глеб. — Что-то не верится. Мало ли какую хрень про него говорят. — Хрень-то, может, и говорят, Лобаныч, но ты сам вспомни, как он на него смотрит, защищает ото всех, чуть ли не пылинки с него сдувает – ну, по быковским меркам, конечно. Вот, например, сколько раз он дежурил ночью за последнее время? Правильно, ни разу. А сколько дежурили мы? И это при том, что мы пашем, как рабы на галерах, в то время как америкос прохлаждается непонятно где. Ричардс честно попытался вспомнить, что делал в эти дни. Опросил двух пациентов, перечитал несколько справочников… и все. Любого другого на его месте Быков давно бы размазал по полу получше асфальтового катка. — Да он же все равно пока делать ни фига не может… — Эх, Сема, разуй глаза: не в этом дело. Неровно он дышит к нашему Фильке. Слушай, если это правда, ты хоть представляешь — у нас даже не тузы, у нас джокеры в рукавах!.. — Но он все еще наш руководитель, — раздался тонкий голосок молчавшей до сих пор Вари. — И мы должны уважать его решения… На этот раз парни засмеялись хором. — Очень смешно, Варюш. Оставь при себе свою толерантность, — распинался Романенко. — Думаешь, сам Быков нас бы пощадил? Вспомни, как он о Филе отзывался. Нет, ты вспомни все то, что он о нем говорил. А теперь он и сам такой же, интересно получается… Стоявший у двери Фил вспыхнул от стыда и злости. Вот как. Интересно, что же он такого о нем говорил, что те до сих пор вспоминают? Как можно тише он вернулся в коридор и отправился искать начальника, которому и пересказал всю подслушанную сценку, за исключением последних фраз, которых ему не хватило духу озвучить. — Ну же, don’t be a coward, — пробормотал он сквозь зубы. — Чего ты там бубнишь? — Ничего, Андрей Евгеньевич. Что теперь делать? — Что ж, лично я выдвигаю три варианта. Первый: убить их всех; второй — за каждое оскорбление гноить этих мутантов на дежурствах, пока сами не окочурятся, и третий, он же самый оптимальный — сделать вид, что ничего нет, и тогда через недельку-другую они и отвалятся. Твой выбор? — Сделать вид, что ничего нет, — безнадежно ответил Фил. — Рад, что мы достигли консенсуса. — Андрей Евгеньевич, — окликнул интерн прежде, чем терапевт закрыл за собой дверь. — Чего еще? — Что вы про меня говорили… тогда? Лицо Быкова как-то странно смягчилось, почти осунулось. — Будто сам не догадываешься. Гадости я говорил, дрянь всякую, еще и других подначивал. Виноват. Прости. — Ладно, — быстро ответил Ричардс. Обиды и правда больше не было — еще бы, сам начальник отделения только что открыто перед ним извинился. Минутную радость прервал голос этого самого начальника: — Не забывай, Фил. Вариант номер три должен быть исполнен.