Уже не романтика

— Привет, ребята, — с этими словами Фил зашел в ординаторскую, тщетно пытаясь сохранять спокойствие. Нужно было держаться естественно. Что вообще значит — естественно? Раньше это казалось куда более легкой задачкой; сейчас же Ричардсу казалось, что любой случайный вздох или жест выдают его с головой. И три пары внимательно прищуренных глаз, конечно, ничуть не разряжали обстановку. Американец неуверенно взял первую попавшуюся карточку и принялся усердно листать страницы. — Можешь не утруждаться, я этого пациента вчера осмотрел, — раздался голос Романенко. — Пока ты… кстати, пока ты что делал, Фил? — Извини, Глеб, — Ричардс отложил папку и присел на край дивана, старательно игнорируя вторую часть фразы. Его спас ворвавшийся терапевт. — Так, головастики, готовы превратиться в полноценных жаб? — Быков обвел подопечных таким свирепым взглядом, что завязавшаяся было дискуссия мгновенно увяла. Первая метко брошенная им карточка угодила Романенко в лоб, вторая — Лобанову в живот, третью ловко поймала Варя. — Я тут подумал: вы давно уже хотите стать самостоятельными, от моей помощи отнекиваетесь, обижаетесь, когда я вас, как котят, тыкаю в собственные лужи, — без предисловия начал руководитель. — Так вот, с этого момента я вышвыриваю вас в открытое море без спасательных кругов. Вы все делаете одни: опрашиваете, диагностируете и лечите; наша единственная встреча состоится вечером, когда вы будете докладывать мне о своих результатах. А Фил, — добавил он с почти садистской усмешкой, — будет каждому из вас помогать. Американец сжался от ужаса. Неужели Андрей Евгеньевич вот так просто бросит его в аквариум с пираньями, а сам останется отдыхать с какой-нибудь очередной компьютерной игрой? Он умоляюще посмотрел на начальника, и тот подмигнул ему в ответ. — Вы предатель, — сказал Фил одними губами и побрел вслед за остальными интернами, готовясь к допросу с пристрастием. Однако его товарищи были слишком заняты новыми проблемами. — Иногда он похож на тигра, которого невозможно укротить, — вздрогнула Варя. — Угу. Только его укротитель — это мама. А мы для него — мясо, — Глеб замахнулся было своей карточкой над мусорной корзиной, но быстро передумал и раскрыл ее с мученическим выражением лица. Десятью часами позже Фил примостился на пустующей каталке. Подтянув колени к груди и закрыв глаза, он почти задремал, пока кто-то не схватил его за ухо. — Попался, — крякнул Быков. – Ну, партизан, колись: выполнил наш уговор? — Выполнил. Они ничего особо и не спрашивали, Андрей Евгеньевич. — Тогда откуда такая кислая мина на твоей смазливой мордашке? Ричардс на сомнительный комплимент никак не отреагировал. — Ничего… я просто устал. Трое пациентов все-таки. — Ну да. И большую часть работы в итоге свалили на тебя. Ну что ты за размазня такая, Фил?.. — Да просто… я теперь как будто перед всеми виноват, вот и… — Ричардс оборвал фразу, чувствуя, как слабеет голос, подвинулся и прижался к халату своего руководителя. — Это так глупо, Андрей Евгеньевич — притворяться, что ничего не происходит. По крайней мере, для меня. Вопреки опасениям Фила, Быков обнял его в ответ — ненадолго, но достаточно для того, чтобы тот мгновенно успокоился. — Ну, хорошо. То есть ничего хорошего, конечно, в этом нет, но… главное, учти: мне-то бояться нечего, я и не в таких ситуациях мог за себя постоять. А вот ты простыми дразнилками не обойдешься. Наш народ терпимостью не всегда отличается — изобьют где-нибудь до кровавых соплей, будешь знать. Лицо интерна как-то нехорошо дернулось и побледнело. Быков вздохнул и похлопал его по плечу. — Ладно, не пугайся. Хочешь кофе? — неловко, почти виновато спросил он, и Ричардс мгновенно закивал. — Ну так шевелись, пока я не передумал. И побыстрее — мне еще этих гамадрилов выстраивать.