Пепел

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком
 лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком
 в пятницу народу всегда битком
 и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком 
у нее в руке босоножка со сломанным каблуком
 он хохочет так, что едва не давится кадыком черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье 
расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье, 
как старухи передают ему миски с фруктами для нее 
и какое таксисты бессовестное жулье
 и как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье,
 деревянное от крахмала
 как немного им нужно, счастье мое
 как мало расскажи мне о том, как постигший важное – одинок
 как у загорелых улыбки белые, как чеснок,
 и про то, как первая сигарета сбивает с ног,
 если ее выкурить натощак
 говори со мной о простых вещах как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом 
и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве, 
как в заиндевевшем стекле автобуса,
 протереть его рукавом,
 говоря о мертвом как о живом как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки 
как они подпевают радио, стоя в пробке
 как несут хоронить кота в обувной коробке
 как холодную куклу, в тряпке
 как на юге у них звонит, а они не снимают трубки,
 чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»;
 как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами
 слишком чудесные и простые,
чтоб оказаться нами Вера Полозкова - Снова не мы

Жить все дольше и дольше и чувствовать, что мир становится больше и больше, а ты при этом все меньше и меньше, – это вполне нормально, Весна. Потому что с годами мы уходим в себя, предпочитаем проводить больше времени наедине со Светом. Но поверь, Весна, можно быть счастливым только потому, что твой любимый человек существует, ходит где-то там и улыбается. Пусть не для тебя и не с тобой рядом. Это и есть высшая степень зрелости, когда принимаешь то, что принять, казалось бы, невозможно. «Пойдем домой, холодно. Еще горло разболится...» - шепчет он Тане. … Все вроде бы хорошо, все вроде бы есть, ну как минимум самое необходимое. Но где-то в груди снова саднит пустота, с которой, казалось, уже разобралась. Нет, ее не получилось заполнить, не так быстро. Воспоминания пока не собраны в тома, а тома – в чердачный сундук. Глаза все еще ищут в толпе спину человека, которому так много хочется сказать. И знаю ведь, что сказать не смогу: слова застынут после отчаянного «если бы ты знал...». Дальше – безмолвные многоточия, недописанные письма, холодная тишина зудильника, когда резко даешь отбой за секунду до начала гудков. Это не страх. Это трезвое осознание наперекор разбушевавшимся эмоциям: для нас «вместе» возможно теперь лишь в воспоминаниях. Все закончилось, хоть и не прошло еще для сердца. Теперь мы с тобой живем на разных концах больших городов, уверенные в том, что привыкли к всплескам этой пустоты. Не так уж и больно – лично я смогла смириться. Эта боль такая же, как мигрень: помучает и уйдет. Надо жить дальше, выбора все равно нет. Гроттер вскочила с кровати, протянула руку за вещами и ее резко ударило по голове. Чертова лампа, чертова ночь! Кому она вообще пыталась доказать, что это сработает? Прошло почти два года, как она улетела из школы. Не видела никого из одноклассников, никому не сообщала, где она. Почти все перестали даже пытаться с ней связаться, одна Гробыня продолжала названивать на зудильник, видимо с целью сообщить, что родила третьего. Таня знала, что происходит в жизни бывших приятелей, но, честно говоря, ей уже давно было наплевать. Даже когда она узнала, что Ванька женился на той девушке, что жила от него в десятке километров в лесу, она ощутила ничего. Может быть отголоски светлой грусти вперемешку с радостью за того, кого когда-то считала другом. Ее увлек водоворот собственной жизни. Наскоро натянув одежду, рыжая прошла на кухню, разрываемая единственным желанием,- выпить кофе. По дороге Таня остановилась перед зеркалом. Волосы всклочены, почти достают до лопаток, фигура так и осталась худощавой, но уже не на грани. « Блин!»- ругнулась она. На груди темнел засос. Мысленно ругая Диму, она таки дошла до кухни. Уже восемь ( или девять?) месяцев, как они вместе, а все как мальчишка. Они познакомились в шумном баре, где Таня играла с однокурсниками. Высокий, смуглый, с томным взглядом темных глаз он не мог остаться для нее незамеченным. Сначала она увидела его со спины и сердце ухнуло куда-то в район пола. Потому что слишком похож. Но приглядевшись, девушка поняла, что у него общего с Глебом, как у табуретки и ставкирки - обе из дерева. Дима был немного старше, уже в плечах и в целом его внешность не дотягивала по насыщенности, будто кто-то прошелся по нему тряпкой, стирая контрастость. Но он ей понравился, Гроттер чувствовала какое-то болезненное удовольствие, проводя в уме параллели между этими двумя. Такой же гибкий, надменный, но без болезненного надлома, мягче что-ли. Она видела, что понравилась ему. Парень скользил по ней взглядом весь вечер, да с таким неприкрытым желанием, что если бы не опыт в таких гляделках, внучка Феофила давно бы покраснела до кончиков ногтей. Сначала она позволила себя угостить- алкоголь давно уже был непременным спутником их музыкальных посиделок. Ближе к ночи вышла с ним покурить. Вопреки ожиданиям, свежий воздух с Фонтанки не выбил из головы ее желание наконец забыться, а только усугубил его. Таня поняла, что пора выбираться из кокона прошлого. Спустя месяц они начали встречаться и его похожесть на того, другого будто подогревала ее страсть. Она была рада забываться в его объятиях, вдыхать новый запах, не принадлежащий никому из тех, кого она любила раньше. Им было хорошо вместе, Дима был добрым, и он любил ее. Без излишней нежности , без жертв и пафоса. Это была абсолютно нормальная, прозаичная любовь. Он стал ее первым, она не жалела. Таня вообще пыталась избавиться от жалости и сожалений по тому, кого не вернуть. Только изредка, летая над ночным городом, Гротти давала волю слезам. Иногда ее захватывала тоска по несбыточному, ускользнувшему будущему, иногда- размышления о том, что он сейчас с кем-то другим зависали над ней дамокловым мечом, не давая вздохнуть. Но с каждым месяцем такое случалось все реже. Все-таки, она была почти счастлива, живя эту новую, почти не чужую ей жизнь. - Так, ладно, пора собираться- шикнула на себя малютка Гроттер.- Мне еще опоздать сегодня не хватало. -Сходим сегодня куда-нибудь?- ласково прошуршал хриплый голос из коридора. Она подняла глаза, улыбнулась: « Доброе утро, давай. Только выбираешь ты!» -Ну а кто еще? Ты у нас мисс « ничего никогда не решаю сама»- хохотнул Димка. Носительница темных сил Чумы со вздохом поднялась из-за стола. Все-таки сегодня никак нельзя опаздывать. Легкий апрельский ветер растрепал и без того непослушные волосы, солнце грело почти по - летнему, золотило копну яркой, практически кровавой рыжиной. «Какая красивая в этом году весна» - подумала Таня, поворачивая в переулок любимого учебного заведения. « Нет, блин, только не это, пожалуйста, Лигул меня дери, пускай это будет сон!»- чертыхнулась Гротти. В двух метрах от нее замерла Верка Попугаева, на её лице была смесь ужаса и восхищения. *** - Еще, пожалуйста, еще!- шептала ему Аня. Хорошо. Он ускорил темп. Её рыжие волосы лезли ему в нос, но Глеб продолжал целовать спину девушки, покусывая кожу на лопатках. «Там раньше была родинка у той, другой.»- пронеслась вихрем мысль.Его смуглое мускулистое тело продолжало держать ритм, сжимая худое тело в тисках, а сам некромаг уже давился воспоминаниями о каких-то жалких поцелуях, которые ему были как оплеухи, каждый из них был как нож, вогнанный по рукоять. Нет, нельзя подходить к краю, ему не выбраться еще раз. Ветер распахнул окно, когда они лежали вымотанные, потные на большой кровати в квартире, уже залитой лучами робкого апрельского солнца. Она гладила его грудь, путаясь пальцами в курчавых волосах. Ее ладонь скользила по влажной коже, и в этом было столько невысказанной нежности, что ему стало плохо до тошноты. Он ненавидел, когда всё так. Они все рано или поздно в него влюблялись, сначала робкой надеждой начинали светиться глаза, потом вот это. Пальцы в волосах, разочарованные взгляды, истерика в вопросе: «Когда ты вернешься?». После этого он исчезал из их жизней. Некромаг, хоть и бывший не терпел сентиментов, ни от себя, ни от других. Бейбарсов закатил глаза, цокнул языком. Да когда все это кончится? Когда он, наконец, начнет с чистого листа?- подумал он, отбрасывая рыжую прядь. « Ха, ну ты для начала смени цвет»- проворчал внутренний голос. Он не знал, что с ней уже больше двух лет. И не видел ее столько же. Он даже не был уверен, что она жива. Да уж, время бежит, когда ты живешь прошлым. Сезоны меняют друг друга так же быстро, как рыжеволосые твою кровать. Гребаная карусель, но он никак с нее не сойдет. Некромаг любит лишь однажды, но он то, Глеб, больше не некромаг, тогда какого черта это наваждение продолжается до сих пор, а он не в силах его прервать? Не желая продолжать рассуждения в этом направлении, он встал. Молодая девушка мирно спала, а он глядя на нее испытывал отвращение. Умывшийся и стоявший на кухне абсолютно голый молодой парень чуть не вскрикнул, когда в седьмом часу утра кто-то постучал к нему в окно, которое, к слову, было на пятом этаже. Заметно похудевший, но такой же улыбчивый и краснухий Ягун во все свои сколько то там зубов улыбался ему по ту сторону стекла, размахивая письмом. - - Ух, ну ты и забрался, Глушикроликов!-воскликнул небезызвестный внук богини. - Знал бы, что купидоны так вымахали, поставил бы решетки на окна. Чем обязан?- с фирменным полупоклоном спросил Глеб. - Три года с выпуска, пара свадеб любимых однокашников, пора бы и честь знать, не вечно же тебе прятаться из-за того, что ты теперь простой смертный! - Я в прошлом году говорил тебе, что никуда не поеду. Лишний раз не хочется слышать твой бесконечный стендап и верещание детей Гробыни. Мне этот спектакль осточертел еще несколько лет назад. - Да ладно тебе, Ленка с Шурасиком сказали, что если ты не приедешь на их помолвку, то тебя от змеиного сглаза не спасут даже почти родственные отношения с невестой. -Залезай, -прошипел Глеб, открывая окно.