***
Резкий запах жженой резины, крайне перевозбужденная толпа и изучающе-надменные взгляды гонщиков. Здесь Рид чувствовал себя еще более неуютно, чем на защите диплома. И судя по тому, как вытянулась в тугую струну Софи, едва они выехали на освященную площадку, перспектива быть тут ее тоже не слишком прельщала. Единственное, что Бенедикт знал о гонках — это то, что в «Форсаже» их преподнесли очень эффектно. На этом все. Нет, ну правда, до сих пор казалось диким, что он, водитель со стажем, гонявший максимум на скорости сто десять, и то по автомагистрали, ввязался в эту авантюру. Слишком правильный водитель и штурман с трясущимися руками — не слишком помпезный дуэт, не находите? Их машина стояла в первом ряду, где разместили всех новичков. Матерые же стритрейсеры расположились во втором. Итого, шесть машин, четыре четких полосы и как минимум два гулко бьющихся сердца. Вкус победы не чувствовался не то что на кончике языка, а даже на самых оптимистичных задворках сознания. Справа от машины Рида недоброжелательно рычала темно-синяя «Toyota», а слева красовался выкрашенный в розовый «Dodge Challenger», за рулем которого восседала очень экспрессивная девица с ярким макияжем и топом, который скорее походил на нижнее белье. На то, что было позади, даже смотреть не хотелось. — Нам не нужно становиться победителями, мы должны просто добраться до финиша, опередив хоть кого-то, — словно успокаивая себя, проговорила вслух Софи, рассеянно смотря куда-то перед собой. — И не разнести машину, — хрипло выдал Бенедикт, сжимая руки в кулаки. — И не разнести машину, — повторила она. Вперед вышла светловолосая девица, наряд которой можно было смело охарактеризовать как «куплено в секс-шопе». Однако мужская часть гонщиков явно одобрила такой выбор, присвистнув ей вслед. Кокетливо взметнув волосами, блондинка обернулась, сверкнув сладкой улыбкой, и Бенедикта едва не передернуло, потому что, пусть всего на секунду, но ему правда показалось, что это Эллисон. Но это была не она. Вот что значит нервы. Время точки невозврата все близилось, а Рида все больше накрывало осознание того, что почувствовать себя героем книги Ремарка «Станция на горизонте», романа об автогонках, он совершенно не горел желанием. — Я тебе доверяю, — внезапно Софи кладет свою руку поверх его и чуть сжимает, прерывая все размышления. Смотрит своими огромными глазами, в которых плещется напускное спокойствие, на самом деле скрывающее настоящий ужас. Только сжатая в кулак на коленке рука чуть подрагивает, выдавая ее с головой. «Сдурела, Престон? Я сам себе не доверяю, не надо смотреть на меня как на чертового героя». Теплая ладонь соскальзывает с его кожи, и, не найдя, что ответить на это признание или подбадривание — что это вообще было? — Бенедикт молча кивает, собирая нервные клетки в кучу. Ну что, пора в атаку, малыши. Покачивая бедрами, девушка-стартер с двумя ярко-красными, как ее помада, флагами в руках отходит еще чуть дальше и поднимает руки вверх, призывая к готовности водителей. Рид буквально чувствует, как жар приливает к голове, в то время как лицо просто горит. Кладет руки на руль, но как ни старается, не может заткнуть гнетущие мысли. Внезапно все происходит, как в замедленной съемке. Хрупкая тощая рука скользит по воздуху вниз, почти лениво разрезая воздух яркой вспышкой кислотно-красного. Один. Еще не поздно сдаться и укатить с этого фриковатого места. Два. Думай о работе. Думай о работе. Думай о Престон, черт возьми! Не один ты ввязался в это дерьмо... Три. «Три». Бенедикт давит в пол педаль газа, и машина с ревом срывается вперед, в то время как испуганную Софи буквально впечатывает в кресло. Уже где-то позади звучат одобрительные возгласы толпы, но Рид их не слышит, только оглушительный набат крови в ушах. Весь мир фиксируется на двух объектах: на мерцающей в желтоватом свете фар дороге и его правой руке, которая до побелевших костяшек сжимает рычаг коробки передач. Ну, погнали. Красная стрелка спидометра летит по полукругу так быстро, что Софи отворачивается, вжимаясь плечами в кожаное сидение. Какой-то прибор визгливо пищит, сообщая о превышении скорости, от чего хочется заткнуть уши. На секунду отпустив рычаг, Бенедикт быстро жмет какую-то кнопку, и чудовищный звук прекращается. Профи в первую же минуту вырываются вперед, насмешливо обгоняя нерадивых новичков. Один из них даже нахально подмигнул фарами. Огни ночного города сливаются в единые полосы яркого цвета, безошибочно напоминая картины импрессионистов. От всего этого кружится голова, и подступает тошнота. Визг шин, рев мотора и ругань глухими отголосками пробиваются сквозь закрытые окна, а руки держатся за руль, как за спасательный круг. — Сейчас направо! — возглас Престон наконец вырывает Бенедикта из этого странного вязкого оцепенения, наконец снимая с автопилота. Он чуть сбавляет скорость и уходит вправо, едва-едва вписавшись в поворот. Учиться дрифту непосредственно в гонке — не слишком воодушевляюще. Снова дает газу, игнорируя все инстинкты самосохранения и попутно отмечая в зеркале заднего вида, что их машина не последняя. И это пусть и немного, но приободряет. Черная «Audi» Рида летит на доброй сотке даже в тех местах, где правила запрещают превышать шестьдесят. Софи никогда не любила быструю езду, поэтому ей стоило огромных усилий смотреть в навигатор на телефоне с планом маршрута, а не в свои закрытые веки. Потерявшаяся из поля зрения «Toyota» вдруг ускоряется и обходит их слева. Нахально улыбаясь, водитель на секунду равняется с ними, показывая средний палец, а после вырывается чуть вперед. Софи тут же сжимается и опасливо косится на Рида, ощущая, как растет его гнев. На его рельефных предплечьях вдуваются вены от напряжения, и он тоже давит газ. «Я сломаю этот палец о твой капот, недоносок». Поддавшись какому-то азарту, совершенно игнорирует чувство страха и обходит своего соперника, едва не проехавшись по его бочине. Даже не смотрит на спидометр. Красные отметки циферблата вырисовываются где-то на подкорке мозга, как будто он сам слился с машиной, словно и без всех этих датчиков все знает, потому что наконец прочувствовал скорость. Изредка позади остаются машины случайных водителей, которым не спится ночью. И каждый раз сердце замирает, когда впереди виднеется незнакомый бампер. Меньше всего Риду хотелось попасть в дтп, так как на такой скорости исход у него будет только один. У них. Умереть так, вдвоем — это, конечно, очень романтично, но не входило в его планы. — В следующем квартале налево! Появляются светофоры, и мозг тут же услужливо подсчитывает, в какую сумму вылетит все это приключение, если засекут камеры. Сегодняшней ночью красный свет стал зеленым, потому что иначе здесь не выиграть. Снова налево. Обгон. Направо. Дважды налево. Мозг уже не работал, Рид просто следовал указаниям, стараясь не замечать, как громко стучит его собственное сердце. Они подходят к финишу, и внутри уже колет от напряжения, а виски, кажется, вот-вот взорвутся. Позади еще две машины, пресловутая «Toyota» и до невозможного грязный «Sedan», у которого дымятся не только шины, но и капот. Ну его-то они должны сделать! О честности и справедливости в этом изначально абсурдном забеге речи не шло. «Toyota» не оставляет попыток побороться за первенство в их великолепной тройке, но Бенедикт из чувства собственной гордости не намерен сдаваться. Давит на газ, видимо надеясь не просто добраться до финиша, а красиво влететь за белую черту на асфальте. Застывает, вцепившись в руль и даже не дыша, лишь лихорадочно уставившись на толпу невидящим взглядом, повторяя как мантру мольбу о том, чтобы у них получилось. И у них получается. Осознает он это лишь тогда, когда машина уже замирает за чертой финиша, и по салону разносится полный ликования визг-вопль Софи. А потом чувствует ее горячие руки на плечах и голову, уткнувшуюся ему в грудь. Они. Выжили. Охренеть. И чувствовали себя вовсе не побежденными, а чертовыми королями трассы. Престон вздрагивает на его груди, и на секунду ему кажется, что та плачет, но вскоре до него доносится смех. Смех пережившего почти что нервный срыв человека. И он начинает смеяться вместе с ней, громко, до судороги в скулах, не обращая внимания на косо подглядывающих на них людей. Да что эти зеваки вообще знают о том, что им пришлось пережить?! Они смеются как ненормальные, запрокинув головы, и зажмурившись. А в груди так легко. Наконец спокойно. Раздается стук в окно, и Бенедикт отвлекается, опуская стекло. Благодарно кивает парню и с волнением принимает свой телефон, на котором уже покоится видео-доказательство для шантажиста. Он непременно будет это пересматривать, а шантажист пусть подавится. Внезапно Рид улавливает еще совсем тихие, но стремительно приближающиеся визгливые звуки. Все еще прибывающий в состоянии эйфории, он обменивается озадаченным взглядом с Софи. Внезапно ее глаза расширяются, и он тоже наконец узнает этот звук. Полиция. Люди уже прыгают по машинам, в панике надеясь успеть убраться до прибытия копов. Бенедикт снова давит на газ, стремительно выезжая на трассу. Останавливается лишь тогда, когда они оказываются на совершенно пустынной дороге, ведущей вдоль какого-то леса и когда даже отдаленно престают слышать хоть какой-либо шум позади. Бенедикт съезжает на обочину, переводя дыхание. Снова этот адреналин, бурлящий по венам. Рид буквально чувствует себя сумасшедшим, когда на его губах растягивается улыбка, а изнутри распирает смех. Оборачивается к Софи, которая тоже поджимает губы, чтобы не улыбнуться. И он падает. Просто падает, снова, лишь смотря в это восхительно раскрасневшееся, без грамма штукатурки лицо и пронзительный зеленый взгляд из-под светлых, завивающихся, почти как у кукол, ресниц. Лунный свет красиво падает на завитки ее волос, подсвечивая, и рука непроизвольно тянется, чтобы прикоснуться. Смотрит прямо ей в глаза, вступая в этот диалог одними взглядами, все еще держа руку на весу, но не решаясь прикоснуться. Совсем как в тот раз. «Ты же обещал, что не тронешь ее». Бенедикт отворачивается, закрывает глаза и шумно выдыхает. А потом снова смотрит на нее, просто потому что не может не смотреть. Секунда. Две. И Престон сама стремительно перелезает через коробку передач, усаживаясь к нему на колени. А в голове пусто. Пусто, когда она сама смело впивается в его губы. Пусто, когда его рука таким до невозможного правильным жестом зарывается в ее растрепавшиеся волосы. Пусто, когда Софи практически до боли и хрипа прижимается к его груди своей. Просто пусто. Правильно. Рид не выпускает ее губы ни на секунду, буквально вмазывается в них так, словно если с его стороны будет хоть секунда промедления, то она очнется. Очнется от этого дурмана, передумает. А он уже не может. Все. Все! Он снова в гонке, едва завершив предыдущую. Непослушные руки тянутся к бляшке ремня на джинсах, и Бенедикт шумно втягивает носом воздух, когда ее пальцы задевают эрекцию, а влекущие бедра трутся о его ноги. А голова кружится. От близости, от эмоций, от адреналина, от такого охуенного аромата фрезии, который он наконец угадывает в ее духах. И весь мир за бортом. Остался где-то там на трассе, в оцеплении копов. Рид ведет руками вверх по острым ребрам, забираясь выше и сжимая упругую грудь, а после нахальным движением запускает ладони прямо под одежду, и уже обхватывает голую, рвущуюся ему навстречу кожу. Ему не нужны чертовы полумеры. Лихорадит. Его и ее. Этот жар поднимается тугими волнами, прямиком из преисподней, не иначе. И в этом ощущении полета-падения хочется жить, даже если для этого придется обратиться в чертов пепел. Бенедикт помогает ей освободиться от джинс и небрежно отбрасывает их на пассажирское сидение. Снова впивается в ее губы, жадно, проникая языком и оглаживая стройный ряд зубов, прежде чем сцепиться с ее в глубоком, влажном поцелуе, от которого потом будут болеть губы и постыдно гореть уши. Происходит именно то, чего он так тщательно избегал. И вместо мысли о том, как все это ложно и претит его установкам, вертится лишь одна — о том, какой же он болван, что не позволял себе рухнуть прямиком этот самый, блять, желанный кошмар. Потому что здесь было чертовски хорошо. И охарактеризовал бы он это волшебное чувство не иначе, как запретная радость, стоящая в его рейтинге повыше пресловутого яблока Адама и Евы. Софи скользит пальцами по выпуклости на его джинсах, медленно, надавливая. И он едва не задыхается, когда смотрит в ее глаза и видит осознание своей власти над ним. На губах вспыхивает кривая улыбка. «Выиграть битву — не значит выиграть войну, Престон». В отместку ей опускает свою руку к трусикам. Ведет по внутренней стороне бедра, подмечая, как замирает Софи, а губы приоткрываются в немом вздохе, судорожно втягивая опаляющий кислород. Делает все это нарочито медленно, так же как она, издеваясь и наблюдая, как девушка кусает губы, одним лишь взглядом подгоняя и едва не умоляя. — Бен, пожалуйста... Рид самодовольно смотрит в расширенные, засасывающие своей темнотой зрачки, впитывая эту просьбу-мольбу. Безошибочно находит клитор и надавливает на него, выводя большим пальцем круговые движения и размазывая ее влагу по коже. И готов умереть прямо здесь, на месте, когда она дрожит и издает этот задыхающийся стон, полный удовольствия от его действий. Если она не взорвется сейчас, то непременно сделает это минутой позже. Но это неминуемо. Рассыплется на кусочки, просто растает в воздухе. Потому что действительно хорошего секса у нее не было никогда. А пока пальцы Рида выделывали с ней такое, что только это затмевало все нелепые попытки ее бывших сделать ей приятно. Бенедикт скользит в нее пальцем, и Престон выгибается, мычит что-то бессвязное, упираясь спиной в руль и запрокидывая голову. Рид тут же тянет ее к себе, обхватывая за поясницу, и приникает губами к так до непростительного соблазнительно открывшейся шее. Оставляет засос, один, другой, совершенно точно зная, что завтра, вернее, уже сегодня, она придет на работу в наглухо закрытой водолазке и будет кидать в его сторону сердитые взгляды. Но это позже. Сейчас она позволяла делать с собой все, что ему только заблагорассудится. И глухо стонала и всхлипывала в ответ на его прелюдию, заполняя все нутро всеми этими прекрасными звуками. Тонкие руки снова возвращаются к его джинсам и уже проворно разбираются с ремнем, дрожащими пальцами расстегивая ширинку. Рид вводит в нее второй палец, и Софи на секунду замирает, смотрит на него затуманенным взглядом, а потом, все также не отрываясь, обхватывает его член поверх боксеров. И эта неподдельная скромность, которая мешает ей полностью избавить его от одежды, пленяет его окончательно. Бенедикт сгладывает, шумно выдыхая, в то время как девичьи пальцы скользят вверх-вниз. Неосознанно начинает подаваться ей бедрами навстречу, и почти грубо сжимает левую ягодицу, когда до его ушей доносится собственный рык. Твою мать. Он готов умолять ее, если это потребуется. Не отстает и быстрее двигает своими пальцами в ней, и эти влажные звуки так гармонично сплетаются со стонами Престон, что ему начинает казаться, что он помешался. Ну и пусть. Снова впивается в ее губы. Требовательно. Властно. Выдыхая в ее рот и ловя губами ответный гортанный стон. Вынимает пальцы и, придерживая Софи за ягодицы, тянется не слушающейся рукой к бардачку за презервативом. Кожаное сидение скрипит, когда он, чуть сдвинувшись, приподнимает Престон, и она с хриплым стоном опускает свои бедра, вцепившись пальцами в его плечи. Туго. Влажно. И до неприличного глубоко. Блять. Просто блять. Первая начинает двигать бедрами, и ему снова не хватает воздуха. Едва сдерживается, чтобы не оттрахать ее в эту же секунду, насаживая на именно этого требующий член. Призвав всю свою знаменитую выдержку, делает медленные толчки, вторя ее движениям, чтобы дать привыкнуть. И даже с презервативом это было охуенно. Уже не понятно, где земля, а где небо, где кончается ее кожа, а где его. Все это смертельно пылающее, порочное, грязное, испепеляющее высасывало реальность, стирая эти такие лишние фрагменты бытия, которые сейчас им были совершено ни к чему. С гулкими шлепками насаживает ее, благодаря мир за существование секса. Престон уже стянула с него пуловер, поэтому беззастенчиво водит горячими ладонями по голой груди, вычерчивая хаотичные узоры, пока он двигает бедрами. Она подается вперед, прикусывая мочку уха, и Рид тут же вторит этому движению серией более рваных толчков, а после, уже так по-свойски, обхватывает ее грудь, сжимая, оттягивая, обводя затвердевшие соски, что Престон дрожит до самых кончиков пальцев ног, сильнее обхватывая коленями напряженный пояс. Снова запрокидывает голову и прикрывает глаза, чувствуя, что близка к финалу. — На меня, — обхватывает ладонью ее лицо, поворачивая к себе, — смотри на меня. И она смотрит. Своими блестящими, томно полуприкрытыми глазами, зелень которых кажется только ярче в тусклом свете луны. Бенедикт и сам не замечает, как с его губ вместе с хриплым вздохом срывается и низкий стон. Быстро двигает бедрами, сбиваясь с ритма и сжимая ее ягодицы, снова и снова. Вдалбливая, вколачиваясь, разбивая свое тело о ее, оставляя красные горящие следы на бледных бедрах. Софи кончает первая и дрожит, дергаясь почти что в каком-то сладостном припадке, и тут же вцепляется в его плечи, словно может упасть. Широко распахнутые глаза — последнее, что он видит, прежде чем и его тело, прямо вслед за ней, сотрясает оргазм. Тот самый, с фейерверками, вспышками, гулом в ушах, стонами и неоспоримым осознанием того, что секс был умопомрачительно великолепным. Как никогда и ни с кем раньше. Делает еще несколько медленных рваных толчков, скорее по инерции, прежде чем остановиться. Сжимает Престон в своих объятиях и падает головой во впадину между плечом и шеей, пряча лицо в ее волосах. Тяжело дышит, как и Софи, приникшая к его вздымающейся, покрытой испариной груди. Гладит ее по спине, в то время как девичьи руки зарываются в короткие волосы, а отрывисто бьющееся сердце понемногу успокаивается. И что теперь? Нет-нет. Еще пару минут. Пару минут без этих глупых взрослых вопросов. Софи утыкается носом куда-то ему в шею, стараясь запомнить этот момент. Как будто она способна его забыть. Бенедикт откидывается назад, и его горячее дыхание соскальзывает с кожи. Престон тут же напрягается, понимая, что те самые минуты отсрочки закончились. Но тут он ведет своей ладонью по ее лицу, заставляя посмотреть на себя. И ворох мурашек поднимается вверх только от мягкого и такого незнакомого ранее взгляда. Рид нежно касается пальцами ее челюсти и оглаживает скулу, а потом внезапно снова подается вперед и оставляет долгий и такой нежный поцелуй на ее губах. Целует, медленно двигая губами, и от этой несвойственной ему чувственности у нее внутри все трепещет. И приходит понимание, что можно обойтись и без всех этих взрослых разговоров.***
Как и прогнозировал Бенедикт, Престон была сегодня в наглухо закрытой водолазке. Но, по его скромному мнению, в ней она выглядела до непростительного сексуально. Они сидели в кафетерии, уткнувшись в телефон Рида и вызывая нешуточный переполох и кучу заинтересованных — а у кого-то даже злобных — взглядов у своих коллег. Хорошая работа, мои джинны. Осталось дело за малым — выполнить мое последнее, третье желание. Надеюсь вы ждете его с таким же нетерпением, как и я. Ваш Доброжелатель. — Думаешь, шантажист действительно успокоится, если мы выполним все три желания? — Софи закинула ногу на ногу, даже не заметив, как взгляд Бенедикта тут же припал к полосе ее сжавшихся бедер, и повернулась к нему. — Эта отсылка к джинну очень милая, но что мешает ему позже передумать и запросить, ну, не знаю, например десять желаний или вроде того. — Не думаю, скорее всего он просто рассчитывает, что с последним мы не справимся, — Рид хмурится и отрешенно барабанит пальцами по столу. На самом деле ему казалось очень странным, что этот придурок до сих пор не слил фото Миллер. Зачем весь этот фарс? Так сильно хочется растянуть пытку? Софи нервно поправляет ворот водолазки. Все так пялятся, что ей невольно кажется, что у нее что-то не то либо с одеждой, либо с лицом, или того хуже, что они видят то, что скрывает ворот. Хотя было очевидно, что причиной всего этого внимания был несомненно Бенедикт Рид. И то, что она, такая окаянная, посмела сесть рядом с ним. Еще и разговаривает неформально. — Я уже начал копать под него, — внезапно изрек Бенедикт, и Софи вскинула заинтересованный взгляд. — Опросил охранника о том дне, но он сказал, что никого не видел. «Потому что спал», — сердито фыркнула про себя Софи. — Еще запросил доступ на видео с камер наблюдения, но управление пока молчит, — и, считывая ее взволнованный взгляд, тут же добавляет, — не волнуйся, он ни о чем не узнает, я действовал осторожно. — Будет здорово, если мы найдем хоть какую-нибудь зацепку до того, как шантажист отправит следующее задание, — немного успокоившись, задумчиво сказала Софи и потянулась за кофе. Взяла в руку чашку и почти поднесла к губам, когда краем глаза заметила приближающуюся к ним уверенным шагом белобрысую голову. Эллисон Смит. Какая встреча. Потеряв всякий аппетит, Престон отставляет кофе в сторону и косится на Рида, но тот ничего в упор не замечает, пока его бывшая самым наглым образом не садится на стул прямо напротив них. — Привет, Бен, — делает вид, словно Софи здесь нет. Престон лишь вскидывает брови, поражаясь ее бестактности, — есть планы на вечер? Бенедикт медленно переводит мрачный взгляд со своей тарелки на лицо блондинки, словно его оторвали от самого важного занятия в жизни по самому незначительному поводу. — Эллисон, — он откладывает вилку в сторону и неторопливо протирает салфеткой губы. Почти лениво, но не оставляя присущей ему английской изысканности манер, откидывается на спинку стула, надменно вздернув подбородок, — ты как-то спрашивала о мисс Престон. Софи вздрагивает, когда внезапно ощущает тепло его кожи. Неверяще косится то на его ладонь, сжимающую ее руку на столе, то на людей вокруг, которые несомненно тоже это видят. — Знакомься, это Софи Престон, — удовлетворенно наблюдая, как лицо Эллисон покрывается красными пятнами, Рид наклоняется чуть вперед и тихо добавляет, — и мы не просто коллеги.