Источник милосердия

В крохотной угловой комнате заштатного отеля, пропитанной сыростью, где ветер бросал брызги дождя в узкое приоткрытое окно, и тусклый отсвет уличного фонаря пятнал стену, чуть колебались немые тени, точно в бликах свечи. Не размыкая первое объятие встречи, Гробовщик заново любовался чертами ненаглядного лица, пока задержались на плечах обвившие руки Грелля, и его лёгкие пальцы, остуженные непогодой, приятно холодили затылок. — Как дела, моё солнце? Что вытворял? — Ничего особенного, всё пресно, — Грелль улыбался, в уголках его глаз ещё поблёскивали зависшие дождливые капли. Смахнув их длинными ресницами, он окинул быстрым взглядом комнату, не самую уютную, но как-то хранившую в себе устойчивый покой. — Ты здесь остановишься? — Наверное, пока не выйду на клиента. Сам где устроился? — Как обычно, в стерильных стенах абортария! — с едкой усмешкой Грелль скинул красный плащ и уже вертелся перед зеркалом. — Кое-кто полагает, там мне самое место и удобно держать меня под надзором. — Тебя не балуют, — Гробовщик сзади поправил ему волосы, Грелль с удовольствием расслабленно прислонился было к нему спиной, но перед носом замерцал филигранный флакончик рубинового стекла. Не так-то просто было раздобыть живую вытяжку из лепестков, по тайному рецепту, да и не для всякого она раскроет свой букет. — Не забыл! — обрадованно ахнув, Грелль тут же выхватил подарок, попробовал любимый аромат. Сначала у крышечки, не спеша, нежась в окутавших объятиях, и делился манящим вкусом, уступая мягким, едва ощутимым прикосновениям губ там, где сам затронул лёгкими точками мазков в заушные ямки и на запястье. Красные ноготки царапнули щеку, начисто выбритую до сухости пергамента, зацепив неизгладимую полосу шрама, словно запустили по нему жгучую искру. Ласковые губы запнулись за ворот, и Грелль вдруг вывернулся. Быстро стягивал с себя одежду, слой за слоем. — Утомила эта амуниция. Постоянно затянутый, точно в корсет… — под дёрганное ворчание он снял всё. Стройное, точёное тело выпрямилось в своей восковой наготе. По изгибам тугих мускулов оттенились пятна впадин мертвенной глубины, привлекая взор изучать их, и прикоснуться, убеждаясь в их нереальности — всего лишь игра света и теней на шелковистой глади кожи. Она кажется упругой, но мягка ватной плотностью, Гробовщик знал. Хотелось припасть к этому прохладному бархату и нежить в нём плоть. — Посмотри на меня. Смотри, сжигай глазами, — приближаясь, Грелль сам не сводил с него глаз, казавшихся сейчас огромными в тени ресниц с подводкой, и говорил, говорил, срываясь в бредовый шёпот, как заклинание: — Наглядись, потрогай. Возьми меня, стисни, зацелуй, люби меня. Люби, чтобы твоим оставался… — взахлёб, опьяняя, завораживая. Словно в первый раз: «Нравлюсь?..» — шалая улыбка, и не оторваться от полыхавшего прозеленью безумия в тёмных глазницах. Гробовщик не видел собственный, вспыхнувший блеском, отуманенный взор. Поддаваясь соблазну, коснулся, будто запретного плода, с осторожностью, лишь задевая кончиками ногтей, обвёл окат плеча, скользнул ниже, через ключицу, по оголённой груди. Он не опускал взгляда, чувствуя безрассудные отзывы тела, как заворочалось, пульсируя, в тесных штанах. И обхватил, поймал вдруг качнувшегося Грелля, приникая всей плотью, путаясь в сетях его багряных волос. Грелль умел сводить с ума, доводя до неистовства. Запрокинул лицо с трепетным, горячим выдохом, подставляясь жгуче припавшим губам. Победно мелькнула его блудная улыбка, и нервные пальцы вплелись в луноцветную седину, теснее приклоняя к себе бедовую голову. Слишком давно они не виделись и слишком были близки, чтобы тратить короткое время на пустые слова или долгие немые переглядки. И каждый поцелуй как прощение, отзвуком прежних прошедших встреч. Снова в жарком танце тел, сквозь резкую, острую, распирающую боль, обожгло наслаждение, – то, что так хотелось Греллю. И через вязкое, терпкое, горячо пролившееся выдохнутым стоном, пришло утоление – которого всегда не хватало Гробовщику. Где-то, за тонкими стенами, бубнили чьи-то голоса, звякала посуда. Порывом ветра шумно стегнуло оконную раму, отогнав дождь. За нею только тёмный провал без всякого света и угол пристройки на задворках кладбища. Влажный воздух, пропитанный привкусами сырой земли, донёс оскомину бензиновой копоти и дыхание большого города, схожее с больным теплом лежалого тела. Город нависал по другую сторону нескончаемым гулом; подобно спруту, шевелился раскинутыми щупальцами огней и дорог, дрожащих потоками бегущего транспорта. — … Нет, я сказал. Нет, — непреклонно повторил Эрик. — Но почему не постоять здесь ещё чуть-чуть? — попытался возразить Алан. Два мрачных жнеца задержались на крыше кладбищенской пристройки, незаметные среди серости ночного дождя. Они всегда работали в паре. — Хочешь им напомнить, что при столь скользком занятии не удаётся сохранять невидимость? Они это знают не хуже тебя, поверь, — при всей циничной холодности Эрик постарался смягчить тон. — Не хватало только столкнуться здесь с ними, едва они засекут нас у окна. Он хмыкнул, снова бросив взгляд на угол гостиницы и, отвернувшись, уткнулся в планшет, сосредоточенно искал там что-то; не снимая перчаток, лишь смахивал с экрана стекающие капли, дождь ему не был помехой. — Однако, место они себе выбрали замечательное. На кладбище, как известно, наше племя не обнаружить, и сеть здесь недоступна… Мёртвая зона, — задумчиво проговорил и добавил с ухмылкой: — Сейчас их ни для кого нет, нигде, ни на этом свете, ни на том. — Мы сами сейчас в закрытой зоне, — безразлично отозвался Алан. — Мы здесь по предписанию, — Эрик не отрывался от планшета, изучая записи. — А наши приятели… очень сомневаюсь. — Скрылись, чтобы заняться чем-то неприглядным? — качнул головой Алан. Он вздохнул, подняв лицо навстречу редеющим дождевым каплям. — Дождь скоро закончится… Лис появляется с дождём, ты замечал? Эрик пожал плечами. В дождь — так в дождь. Все жнецы несут с собой в этот мир отнюдь не радостное солнце. Сам он предпочитал струю холодного ветра, как и Алан — дыхание остужающей прохлады, в этом они совпадали. — Осуждаешь их? — Я никого не осуждаю, — буркнул Слингби. Доносить на них, куда следует, он не собирался. Замолчал, зорко вглядываясь в простиравшуюся далее кладбищенскую туманную темноту. — Хватит трепаться, пора работать. Дело не ждёт. Сырость испарений курящейся дымкой занималась от земли, постепенно стягиваясь клоками седой мглы. Туман стелился призрачными лентами, завивая петли между деревьями и надгробиями, загустевая, окутывал их и стены кустарника своим ватным одеялом. Отзвуки становились звенящими в этой облачно тёмной тишине. — За нами следят? — Грелль шевельнулся на уютном плече, чуть повернув голову в сторону приоткрытого окна. Метнувшийся короткий шорох, и последняя капля затихающего дождя внятно стукнула о подоконник. — Показалось, — Гробовщик снова коснулся губами взбитой красной макушки, оберегая последними, невесомыми поцелуями. Буднично и привычно ладони сплелись пальцами, знакомые каждым костяным узелком, каждой чёрточкой и прожилкой. Будто не расставались. А всё то, что хотелось рассказать и прежде рвалось из души в облачении слов, оказалось совсем неважным, незначительным. Куда важнее в безмолвном извечном разговоре тел приникнуть всем изнывающим, снова уставшим, существом, чтобы опять почувствовать друг друга насквозь и просто быть вместе. Ещё несколько блаженных минут, украденных у счастья. Ленивый шелест одежды, тихий стук каблуков. И поцелуй, недолгий, неглубокий, оставленный сладкой памяткой до вечера. — Тебя подвезти куда-нибудь? — Нет, пожалуй, пройдусь, оглядеться для начала… Различая чутким слухом ровный звук отъехавшего авто, Гробовщик с улыбкой полностью распахнул окно, прислушавшись к мутным потёмкам за ним. Кладбище было действующим. Но сырой мглистой ночью, в самые глухие её часы, двое смертных копошились у разрытой могилы явно не с благими намерениями. Выбранное ими захоронение не из новых, и не старое, ещё не успевшее накрепко подёрнуться травой. Человек на краю могилы споро сдвинул в неё тяжёлый мешок, бесформенно вытянутый, что упал с глухим стуком. Не стал дожидаться, пока копатель вылезет из ямы. И едва тот отвлёкся на свалившийся неказистый ком, первый саданул его штыком лопаты, раскроив лезвием голову. Оглянувшись воровато и быстро, этой же лопатой он принялся засыпать могилу, торопливо, кое-как швыряя землю. Работа была трудной, чего он не замечал впопыхах. — Убийство, — обречённо выдохнул Алан. — Уже двойное, — кивнул Эрик. — Заметая одно преступление, он решился и на второе. Следовало ожидать. Люди не задумываются, что всегда остаётся последний свидетель, которого им не убрать. Приступай. Жнец проявился из мглы, легко вскочив на холмик земли у разверстой могилы. Человек замер, вовсе не ожидая увидеть кого-то ещё, и комья грязи вяло свалились с его лопаты. — Бог в помощь! — в тот же миг раздалось с другой стороны, заставив смертного обернуться, завертеть головой. В своей горячке он ещё не понимал, что смущало в этих посетителях, однако на подкорке уже мертвело роковое чутьё, вздымая волосы леденящей жутью. Сковывая, им управлял только страх. — Вы кто? — Смотритель кладбищ, — мрачно пояснил Слингби, в полном спокойствии прикурил сигарету и отмахнул от лица клубок дыма. — Не подходи!.. Дёрнувшись, человек яростно черканул острой лопатой по Алану, стоявшему ближе. Рассёк пополам мягкое тело, как ему показалось, некогда было приглядываться. И метнулся в сторону, норовя бежать. Но поскользнулся на сырой земле и грохнулся головой об угол могильного камня, пробив себе череп. Так и отвалился навзничь, с зияющей вмятиной на лбу. Эрик не спеша докурил, равнодушно наблюдая эту ничтожную попытку спастись. Испепелил в пальцах окурок, превратив его в ничто, и одним скачком перелетел к новому мертвецу. — Вот и всё. Стоило оно того? — спросил без ответа, сделал невесомый надрез своей ножовкой. На него смотрели пустые остекленевшие глаза трупа. — Только костюм мне испачкал, — беззлобно проворчал Алан, отряхиваясь, и занялся своим умершим. — А мог бы жить, если бы изначально никого не убил. И эти бы жили… Люди странные, на одних эмоциях лишают жизни себе подобных. — Не сожалей. Он думал, что от них избавился. Теперь пусть там разбирается со своими жертвами, или они с ним, — заключил Эрик. Оглядывая округу, он рассмотрел тонкую полутень, вольно припавшую на высоком надгробье неподалёку, словно облечённую лунным отсветом — туманные ленты длинных волос сливались с расстилающейся вокруг серебристой мглой. И блеснула призрачная прозелень глаз. — О, ходячая смерть, — уверенно проронил Слингби. — Привет, давно не виделись, — ответило знакомым замогильным урчанием. — Да я и не скучал, ещё бы столько не видеться, — хмыкнул Эрик. — А ты чего здесь потерял? — сорвалось, у Слингби вертелся на языке едкий вопрос, где он потерял Сатклиффа. — Хотелось поспрашивать мёртвых, — казалось, Лис был увлечён безделицей, что крутил в пальцах, типа спиннера. — Так спрашивай, или ждёшь их позволения? — Эрик осклабился, снова закурил. Хихикнув, Лис соскочил с надгробья и плавно скользнул, точно по льду, к развороченной могиле. — Здесь ничего интересного, — он обошёл труп, из коего Слингби выпустил душу, но задержал цепкий взор на другом, убитом в яме. — Какая жалость, старый знакомый. Мои соболезнования. — У тебя все могильщики и гробовщики в знакомцах, — подметил Эрик с ухмылкой. — Полезные связи, — Лис чуть скосился на него из-под свисавших седых прядей. Он внимательно проглядывал ленты воспоминаний, что вырвались от руки Алана. Хамфриз отступил, чтобы не мешать. — Зачем ему это? — тихо спросил у Эрика. — Ищет что-то, либо кого-то, — Слингби пожал плечами. Сам с интересом наблюдал работу жнеца, у коего было чему поучиться. — Разве не достаточно книги жизни?.. — Книга жизни, — неожиданно отозвался Лис. — Запись пережитых событий, без эмоций, ощущений и чувств. Вам не кажется, что визуальный ряд кадров воспоминаний несёт больше информации? — он поймал одну из лент памяти, зажав меж двух пальцев, как пинцетом, и растянул улыбку. — Бабушка… — Бабушка?.. — непонимающе переспросил Алан. — Все люди связаны между собой, особенно проживающие в одном месте: где-то сталкивались, виделись, общались, — пояснил Лис, не отвлекаясь от просмотра. — Этот могильщик не так уж давно хоронил бабушку моих клиенток. Что ж, теперь понятно, как они выглядят… Для них её смерть стала настоящей утратой. Жнецы переглянулись. Зная имя, догадаться искать человека через умерших родственников. В списках же не только изображения, но и место пребывания. — Их нет в списках! — Алан тоже успел разглядеть девочек-близнецов. — Разумеется, нет. Пока, — обратил на него внимание Лис, по-прежнему удерживая заинтересовавшие его кадры. — Как думаете, какой из них проще отправиться «в поля вечной охоты» навестить бабушку? – Вот этой, – безошибочно ткнул Эрик. – Вокруг неё тёмный ореол мистики, обычно такие долго не живут, – добавил, скорее, для Алана. – Да, у девочки Ани задатки медиума, – отрешённо подтвердил Лис. – Она способна быть посредником между живыми и мёртвыми, но пока ещё этого не осознаёт, – выпустив плёнку, он широко улыбнулся. – Я нашёл, что было нужно. Спасибо за помощь! Свободно перемахнув на другую сторону могилы, он исчез, бесследно растворился в тумане, белёсо-серебристом, как его долгие пряди. Эрик с беспечной досадой хлопнул себя по бедру. — Хитрый лис, совсем заболтал. Я так и не спросил про Сатклиффа! Туман разлился, как молоко; в его почти сказочном, млечно-сизом мареве вдруг замелькали светляками белые пятна света. Они роились, слетались, будто выстраивая некий порядок. И между ними сгустки седой мглы уплотнились слоями, точно обрисовав лестницу, ту самую, что уводила за край этого мира, в призрак сумеречного света. А Сатклифф тем временем уже трепал вконец растерянного Рональда, притащив его в безлюдный уголок клиники, где надеялся вздремнуть Отелло. — Тише, Грелль, тише, не шуми, — всклокоченный эксперт сонно поправил своё пенсне. — Что случилось? — Что случилось?! — со свирепым оскалом Грелль вновь встряхнул Нокса. — Стоило мне отлучиться, как из-за этого мозгляка встала на ноги безнадежно умирающая больная. И теперь медперсонал мечется из угла в угол, пытаясь разобраться в её чудесном исцелении! Но это неважно. Главное, почему теперь я должен отвечать наравне с ним за его шашни?! Отшвырнутый им Нокс вжался в стену. Отелло перевёл на него вопросительный взгляд. — Я не собирался откладывать… Только приостановить болезнь, придать сил на короткое время… — виновато пробормотал Рон. — Ты в свой походный чемоданчик загляни, — с ядовитой услужливостью подсказал Грелль эксперту. Отелло послушался. В ряду заправленных шприцов один оказался почти пустым. — Ох… Такой дозой можно мёртвого воскресить, — вздохнув, Отелло покачал головой. — Вообще, это не предназначено для людей. Почему ты выбрал этот субстрат? — он снова внимательно воззрился на Рональда. — Ну… он розовый. Наставник рассказывал, как розовой закладкой в книге жизни приостановили событие… — неуверенно начал Рон и умолк. Потому что Сатклифф, не скрывая презрения, фыркнул: «Нашёл с чем сравнивать!». Отелло кивнул. — Понятно. Что ж, будем исправлять, — полностью невозмутимый, эксперт извлёк из своих запасов ампулу с жидкостью прозрачной, словно слеза. — Когда у неё время смерти? — Через десять минут. А у неё энергии, как у молодой крольчихи. — За десять минут успевают новую жизнь зачать, — Отелло слегка улыбнулся, готовя шприц к инъекции. — Значит, достаточно совсем чуть-чуть… Будем надеяться, ваш промах останется незамеченным. Только Рон совсем встревожился. — Вы хотите её убить?.. — Лучше, чтобы это сделал ты сам, своей косой смерти, — Сатклифф испепелил его уничтожающим взглядом. — В реактивном процессе вещество спровоцирует у человека сердечный приступ. Но и субстрат не для смертных, я говорил, — хладнокровно пояснил Отелло. — Зато у вас будет возможность, прервав агонию, завершить дело, согласно списка.