Источник милосердия

Лениво просчитывая окна многоэтажки, Гробовщик пригрелся на лавке пустынного сквера, как старый лис, нежась под скупым солнцем, что наконец проглянуло после надоевшего дождя. Сам понимал, его пергаментно бледная кожа выглядела довольно пугающе в послеполуденном приглушённом свете, когда её чуть желтили солнечные лучи, и сглаженный шрам выпукло выделялся посеревшей рваной полосой. Вставать не хотелось. Как и втягиваться в работу — наблюдая, тщательно сопоставлять все нюансы обыденности своих подопечных, на сей раз близнецов-сестрёнок, дабы верно оценить шансы каждой на жизнь. Он ещё не знает, какая цепь событий приведёт к роковой случайности, где ему предстоит поставить точку, и кому из них. Но отсчёт начат, часы перевернуты, струйка песка в них сочится, убегая безвозвратно, и пресловутый игрушечный паровозик уже бежит по замкнутому кругу к неодолимому препятствию, что сорвёт его и опрокинет с устойчивой колеи. Седьмой этаж. Надо проникнуть в квартиру, где живут эти девочки, и совсем необязательно делать это через окно, которое закрыто, к тому же. Проще, как все люди, через дверь. Не все и не сразу откроют на стук невидимки, однако, открывают в тревожном любопытстве, или выйдут по своим делам, рано или поздно. Чаще не задумываются, что при том кого-то впустили. Впрочем, у кого цель к ним попасть, тот всё равно попадёт, проскользнёт и в узкую случайную щель. А пока лишь дождаться кого-нибудь из жильцов, вместе с ним незаметно пройти в подъезд, не ломая кодовый замок. И там найти нужную дверь… Но вокруг никого не было, даже дворовые футболисты в будни не гоняли мяч на площадке. А значит, ещё можно наслаждаться лёгкими прикосновениями ветерка, ощущать тепло солнечных лучей по ранимой коже, — что невозможно почувствовать в невидимости. Дрогнули пушистые белёсые ресницы, отводя тень от серости глазниц. Рыжая девчонка восьми лет — он точно знал, — в напульсниках на разрисованных руках, в кое-как накинутой курточке с задранными рукавами и шортах, брела по газону, старательно подковыривая носками чистой обуви грязь с травой. От скуки пнула жалобно скрипнувшую карусельку, потопталась по бортику песочницы и спрыгнула туда, теперь занявшись вымешиванием мокрого песка пока ещё белыми кроссовками. Грета. Вообще-то Мэгги, но её называли так. Одна из той двойни, что ему нужна. Её сестричка Ани казалась потише, вдумчивей, не такая оторва. Они никогда не одевались одинаково. Между собой близнецы не слишком дружили. От пометок в планшете отвлёк уверенный детский голос совсем близко: — Привет! Как дела? — повертевшись напротив, девочка присела к нему на скамейку. Очевидно, не нашла больше никого для компании. — Привет, — он подвинулся, давая ей место. Девчонка беззастенчиво разглядывала набор серёг у него в ухе, едва прикрытом седой прядью, выпущенной из пучка длинных волос, слишком длинных и гладких. — Я знаю, ты гот, любишь кладбища, чёрную одежду, и изображаешь из себя живого мертвеца, — заявила убеждённо и бойко. Пусть так. Что ещё она знает?.. Он скрыл расслабленную улыбку. — Дитя, разве тебе не объясняли, нельзя приближаться к незнакомцам, тем более, заговаривать с ними. — И что ты мне сделаешь? — вызывающе дерзко колыхнулись растрёпанные хвосты, небрежно перехваченные цветными резинками. Смеялась в лицо, нахально изучая незамутнёнными глазами. И ведь тщетно вычитывать лекцию о правильном поведении, она их наслушалась предостаточно. Отшлёпать бы её разок, чтобы не рисковала. Девчонка попыталась заглянуть в чужой планшет, правда, пока не совсем откровенно. — Давай поиграем, — палец в чёрной перчатке крутанулся по экрану, разом стирая всё. Картинка сменилась на простую игру — забавный заяц ловит мячики. — Я не играю в такие игры, — заявила девочка. — А в какие играешь? — Ну, экшны с боем, стрелялки всякие. Прикольно! — Прикольно убивать? — острый взгляд всё же заставил на миг смутиться. — Это же не по-настоящему! — опять задорный смех, словно спохватилась. — Меня там тоже как бы убивают. Но всегда можно восстановиться и продолжить, или начать заново. Подумаешь!.. Серьёзный взор ей явно не понравился. Гробовщик отвёл строгие глаза. Надувшись, она сейчас фыркнет и убежит от скучного взрослого. Старшие никогда ничего не понимают, тем более, мрачный жнец, то есть упакованный гот. Однако, поёрзав на месте, девчонка примирительно рассудила: — Есть и другие игры. Можно красавиц наряжать, или города строить. Красавиц я не люблю. — Почему? — заинтересованно покосился. — Потому что сама не красавица. Он чуть не расхохотался, покатившись от смеха прямо здесь, на скамейке. Действительно, нос кнопкой, подкрашенные волосёнки в три ряда, ресницы желтовато-рыжие на светлых глазах, веснушки россыпью, будто кто кинул горсть охристой краски. И лет всего восемь отроду, отчего ни вида, ни фигуры. Неожиданно замигало личное сообщение: — «Ты на стрелке не забыл отметиться? В пять часов пополудни, на пирсе за старыми доками. Или это слишком низко для тебя?» — напоминание от Отелло, очередная любезность, похожая на засахаренный фугас. — «Подойду», — одним словом ответил Гробовщик. — Мне пора, — он поднялся. Девчонка тоже подскочила. — Ты в ту сторону, на автобус? Пойдём вместе. Мне всё равно ехать на танцы. Гробовщик качнул головой. — Сегодня нам не по пути. Она лишь хитро стянула на бок губы в усмешке. Несносный ребёнок. Уверен, нарочно пойдёт след в след, наступая на пятки. Однако, можно идти так, что смертный за ним и бегом не угонится, будет словно топтаться на месте, хотя и передвигаясь, пока жнец не исчезнет из виду. Всё же стать полностью незримым лучше, затерявшись в толпе. Скользящее движение, ещё одно… Приостановившись, с лёгкой улыбкой чуть оглянулся. Девчонка, упрямо насупившись, прибавила шаг, почти побежала. Так, теперь не оглядываться, это тормозит. Знал, что она видит лишь всё более отдаляющуюся спину с мельтешащим от затылка седым лисьим хвостом, и ей за ним не успеть. Вовремя связался Отелло: — Ты по какому адресу?.. Там недалеко есть прямой автобусный маршрут. Сверни налево, мимо ряда магазинчиков, и за угол. Потом ещё поворот, — доносилось в наушнике. Отелло просто вёл его так, что мог идти с закрытыми глазами. — Остановка на другой стороне дороги. Ох ты ж!.. Нужный номер только что отошёл. Догонишь? Лис легко вскочил на подножку транспорта, одновременно обретая видимость, вместо пластика карты провёл пальцем по экрану валидатора — вход открыт. Будто так и стоял. Только дохнуло стылым холодом, что заметила, странно покосившись, ближняя пассажирка и скорее отошла по салону. Ничего не поделать, энергетические издержки трансформаций. После которых очень хочется есть. Хорошо, что припас пакетик крекеров, или чипсы, сам не понял, что мимоходом ухватил в вендинговом автомате. И ехать до грузового порта около часа. Гробовщик с удобством расположился на сиденье хрустеть чипсами. Разросшийся мегаполис, тесно заграждая пространство своими строениями, всё меньше оставлял прямых путей в иной мир, и птиц, способных донести туда весть, здесь тоже почти не осталось. Зато стало больше людей с заблудившимися душами в этих переходах. Жнецы чаще задерживались здесь подолгу, и определили место, где всегда могли найти себе подобных, что-то передать в Департамент с теми, кто отправлялся назад, получить совет или поддержку, да и просто переговорить без сторонних ушей и глаз. Только миновать бесчисленные контейнерные блоки, до самого их конца, за нагромождение старья с облупившейся краской и мусорной свалки, к намертво пришвартованному старому дебаркадеру. Без нужды для смертных, он давно не использовался, облезший, обветшал, под ветрами изредка поскрипывая проржавленным металлом обшивки, что разошлась местами. Для человека есть риск застрять там или провалиться в нечаянную щель. И внутри предстанут лишь полуразваленные сырые тамбуры с провисшими, выгнутыми от сырости, перегородками. А померещившиеся шорохи, шёпотки с колыхавшимися тенями по углам можно приписать движению расшатанных деталей. Смертному там нечего искать. «Посторонним проход воспрещён. Проезд только по пропускам». Гробовщик даже не подумал пробраться между толстыми прутьями ворот, через которые не смог бы протиснуться разве лишь очень упитанный человек, во всяком случае, не жнец. Лучше пройтись ещё под долетавшим мягким ветерком по краю насыпи, вдоль контейнеров, которые стеной в несколько ярусов приглушали портовый шум, и не уворачиваться от автокаров и погрузчиков, сновавших по рядам. Внезапно, с другой стороны, резанул отдалённый взвизг тормозов и глухой удар, до онемения тяжёлым пинком под лопатку, как убийственный, последний толчок сердца. Пронзительно, словно вмиг прошил электротоком до пяток, прервав дыхание. В таких случаях Гробовщик предпочитал раздумывать потом. Он взвился порывом ветра, между понтонами вскользь по натянутому канату, оттолкнувшись, метнулся через затон, лавируя в паутине бесконечных проводов. И слетел на брусчатку прогулочной набережной, минуя уже толпящихся людей, опереньем стрелы раскинув полы плаща, плеснув серыми лентами распавшихся прядей. Прямо к разбитому всмятку ослепительно красному авто, задранному передним спойлером на фонарный столб — будто на бешеной скорости оно стремилось вскарабкаться по нему вверх. Под колесом застыл кровавым пятном клок слипшихся волос. Забыв о смертных, что бубнили поблизости, Гробовщик одной рукой тотчас откинул эту покорёженную груду металлопластика, она рухнула около, с лязгом громыхнув напоследок. И склонился над Греллем, бережно перевернув его на спину. Изрядно помяло и придавило. Ни кровинки, только чуть рассечён висок, — это ведь пустяк. Вероятно, при ударе выбросило через лобовое стекло под свои же колёса. Странно, почему он не успел среагировать… Ему всего лишь надо прийти в себя. — Грелль! Грелль, ты слышишь меня? Очнись. От приподнятых плеч голова безвольно запрокинулась и мотнулась, подметая асфальт густой помертвевшей гривой. Раскрытые угасшие глаза тускло меркли в неподвижности, ничего не отражая. Где-то рядом затихла подвывавшая сирена, мелькали сине-красные огни. — Боюсь, ему уже ничем не помочь, — к безжизненному телу кто-то прислонил медицинский портативный анализатор. Какая нечеловеческая сила, вырвав из рук самое дорогое, отшвырнула призрачного жнеца на десяток шагов и крепко приложила навзничь, затылком о дорожный бордюр?.. Соображая, что остался невидим, оттого никто из людей не поспешил на помощь, Гробовщик наконец почувствовал собственную спину. Что вообще, чёрт возьми, происходит?! По столбу уличного фонаря сполз, вернее, стёк ползучей соплёй Отелло. — Ты в порядке? — невозмутимо осведомился эксперт, сунув руки в карманы неизменного рабочего халата. Судя по его спокойствию, он понимал, что случилось. — И что это было? — Гробовщик попробовал подняться, справляясь с головокружительной слабостью. — Замыкание. Потоки энергий столкнулись в узел из-за импульса небольшого прибора, он оказался избыточным в одной точке. Последствия чего ты и ощутил. Если бы ты не пренебрегал ношением очков, то мог бы увидеть… — Отелло не удалось закончить фразу. Вполуха слушая его, Гробовщик нашёл взглядом Грелля. Упакованное на носилках тело уже вдвигали в фургон службы спасения. Схватив эксперта за шиворот, Лис скачком оказался у фургона и успел втиснуться туда, увлекая с собой приятеля. Машина рванулась, взвыв сиреной. Без промедления люди хлопотали у тела, зафиксированного на носилках. Его жёстко тряхнуло от разряда дефибриллятора. «Ещё разряд!..» — в своей суете смертные не заметили, как при новом импульсе проявилась призрачно костлявая рука и седая прядь. — Осторожнее! — Отелло дёрнул на себя Гробовщика, потянувшегося придержать Грелля. — Там тебе мало показалось?.. Вся эта аппаратура работает на частотах, близких к нашим. Когда они совпадают, нас видно, — торопливо разъяснил эксперт. — И не надо на меня так смотреть! Я там, между прочим, не фонарики развешивал. Слишком много у людей стало таких устройств. Они спутывают энергетические потоки, скручивают их наподобие пчелиных сот, уже задевая тонкие слои… Тщетные попытки смертных оживить давно умершего как досадная, пульсирующая зубная боль с острыми приступами. Дадут ли ему покой наконец. «Разряд!..» — и… ничего не вышло. Всякие разноцветные огоньки на панели дефибриллятора мигнули и погасли, осталась гореть лишь красная точка в уголке, но и она вскоре пропала. Один из спасателей потеребил штекер подключения к прибору. Потом заметил оторванный проводок: «Сдохло… Аппаратура ни к чёрту, невозможно работать!» — Лис, твоих рук дело? — с подозрением зашипел Отелло. Лис, отстранённо улыбнувшись в ответ, мягко удерживал в ладонях беспомощную голову Грелля, чтобы не моталась, отодвинул налипшие прядки с его воскового лба. Смертные сменили свои манипуляции, подключали какие-то системы, добавили ещё капельницу, делясь впечатлениями: — Видно, неудачный денёк у парня. Готовый улов для трансплантологов. Лишь бы довезти тёпленьким. — Не знаю, он как-то резко остывает… Для морга он точно созрел. Как говорится, отдайте смерти то, что ей принадлежит. — Мне нравится ход его мыслей, — подметил мягким урчанием Лис. — Сейчас морг — лучший вариант его сохранить, — задумчиво вздохнул Отелло и, поскольку Лис недобро скосился на него, признался в растерянности: — Пока я не смогу помочь. Закончился необходимый препарат, розовенький, так некстати. Кому-то приспичило использовать его полностью, именно теперь… Отелло неожиданно умолк. Под пальцами Лиса восковая кожа раненого виска вдруг скукожилась, отслаиваясь обожжённым пергаментом. Высыхая, как съёжившийся осенний лист, поразительно быстро западало мёртвое лицо, превращаясь в череп, точно обтянутый серой бумажной калькой, и в разрезе разомкнувшихся век зрачки совсем утратили цвет, затягиваясь тёмной пеленой. Плоть умирала на глазах изумлённых, оцепеневших медиков. Лишь вместо ожидаемого трупного запаха понесло дурнотным ядом синильной кислоты, едким ароматом горького миндаля. Отелло беспомощно натолкнулся на отчаянно пронзительные глаза в опушке белых ресниц, и уверенная рука уже рванула оконце в кабину водителя. — Разворачивай машину. Гони назад, — низкий ровный голос прозвучал, как из могилы, затмевая всё, просочился сквозь зыбкую плоть. От короткой зеленоватой вспышки осели, повалились люди безвольными мертвецами, не успев сообразить, откуда здесь возник туманный образ. — Ты что творишь?! — в ужасе всполошился Отелло. — Запрещено убивать людей!!. Под безжалостным взором Лиса он сам склонился над смертными, убеждаясь, что они только в глубоком обмороке, или накрепко спят, будто пьяные. Подозрительно быстро, с немыслимой скоростью вернулись на набережную, в щелях автомобиля пробивался мертвенно зеленоватый свет. Собрав в охапку драгоценные останки, Гробовщик стремительно вылетел из фургона, едва не снеся его двери и невзирая ни на какие парапеты, бакены, леерные заграждения затона, рухнул в мутную воду, погрузив туда свою дорогую ношу, не давая ему всплыть. Просто нужен холод, и вода, мёртвая вода. Отелло не ждал ничего, метнулся следом, но мимо него. Ещё прыжок — и он уже на крыше контейнера, лишь развевались полы белого халата. Он не бежал даже, взлетал над рядами и опускался, чтобы оттолкнуться вновь. И нырнул в тёмный провал заброшенного дебаркадера, уже падая, потому что зацепился за что-то своим распахнутым халатом, ничего не видя перед собой. — На помощь! Скорее!.. — только и смог выдохнуть, пока бешено стучало в висках и перед глазами плыли кровавые пятна от такого рывка, вовсе непривычного для эксперта. Солнце, клонившееся к закату, ещё золотило лучами отблески оконных стёкол, ещё изливало тёплый свет на праздную толчею по прогулочной набережной, на людей в их повседневных заботах. Старались ли заметить смертные, как от старого судёнышка вылетели четыре тени и устремились к затону, к подобию мелкой воронки в равнодушной воде. Лишь опахнуло студёным порывом ветра и унеслось куда-то, по ослепительно сверкающей дорожке от солнца на волнах.