Источник милосердия

За поворотом Лунный гонщик скинул скорость и тихо проехал вдоль обочины, постепенно останавливаясь. Что-то высматривал в темноте придорожных зарослей. При лунном блике фары там мелькнула кровавым отсветом неподвижная тень. Поравнявшись с ней, гонщик встал и приглашающе кивнул. Мерцающее привидение медлило, не сразу двинувшись к нему. Через мгновение, унося за спиной призрачного пассажира, байкер в коротком разгоне взмыл вверх сквозь марево, застилавшее округу. Расползался странно непроглядный туман, густой, словно клочья ваты, хоть бери их руками. И запах, ещё более нелепый, одуряющий мускусным потом, отчего с болью стянуло в паху, сводило до онемения. Эрик завозился, очнувшись. И дёрнуло же не вовремя ввязаться. Надо было как-то… — проплыла в голове остаточная мысль. Как именно было надо, соображать не хотелось. С трудом понуждая отяжелевшее тело, он кое-как поднялся и, для устойчивости упершись ладонями в ближайшее дерево, потряс головой, чтобы разогнать вязкую муть в мозгах. Это всё из-за Алана. Бездумно ринулся ему на помощь, как всегда. Вечно Эрик должен его прикрывать: вдруг не отмахнётся, пока всякие разные тянут свои ручонки. Неженка. — Порой хочется тебя прибить, — бесстрастно проронил Алан где-то поблизости. Видимо, последний комплимент Эрик сказал вслух. Накатила злость. Потому что в штанах жёстко распирало, и никак не получалось с этим справиться. Но жутко хотелось кому-нибудь воткнуть до самого корня свой горящий член. Эта единственная прихоть теперь каталась в мозгу, как шарик по желобу, всё остальное стало несущественным. Давно не случалось такого приступа. — Так прибей! Рискни. Что, слабо? — раздражённо огрызнулся Слингби, не оглядываясь. Он так и стоял, упираясь в ствол дерева, пытаясь прийти в себя. — Ношусь с тобой, как нянька с лялькой, и прилетает мне… Ремень, вдруг резко стянувший петлёй ему запястья, заставил его поперхнуться. — Заткнись, — Алан накрепко закрепил хвост ремня на том самом стволе. И одним ударом врубил в дерево ножовку Эрика обратной стороной лезвия, зубцами точно поперёк к его шее. — Не трепыхайся, наткнёшься на свою косу. Эрик замер, другого не оставалось, пока не уяснил его намерения. Обвив руками со спины, напарник снял с него очки, расстегнул одежду, закатил ему рубашку вместе с пиджаком, связав узлом под грудью. И вытащил из брюк его собственный ремень, звучно хлестнув им в воздухе. Всё это Алан проделал обыденно и чётко, будто по привычке. Распущенные штаны Слингби съехали с бельём до лодыжек, не без уверенного рывка от Алана. Стоя лицом к дереву, с голой задницей и всё ещё с торчащим, набухшим членом, Эрик оказался в полной беспомощности, потеряв контроль над ситуацией, и понятия не имел, что делается сзади. Стараясь не шевелиться, он снова обрёл дар речи. — Ты это… Не слишком много на себя взял? — ещё попробовал возмутиться. — Сейчас узнаем, — отозвался Алан по-прежнему ровно. Первый хлёсткий удар огрел кожу, и Эрик хмыкнул. Не то чтобы больно, но… не смешно. Удары падали часто, не всегда равномерно, и все крепкие, они уже впитывались в тугие дебелые ягодицы непроходящими кислотными ожогами, вынуждая бессильно задыхаться. Алан не думал его щадить. — Вырвусь, я ж тебя размажу, — выдохнул Слингби. — Сначала вырвись, — парировал Алан. И новый удар, до слёз, и ещё, ещё. Добротный ремень, набравшись едкой сырости в этой липкой отраве тумана, стегал с оттяжкой, жгуче взрезал кожу задницы, иногда прилетая по ней ребром. Оставалось лишь впиваться ногтями в кору. Самое досадное, что поникший было мужской орган Эрика вновь напрягся, дурманя ещё и своей налитой тяжестью, и, вздыбленный, больно мотался, точно подвесили гирю. С привязанными руками Эрик не мог даже его придержать. От разогретого поркой зада вниз по ногам растекалась ватная слабость, едва не подгибая колени, и уже сотрясала мелкая дрожь, как в постыдном перевозбуждении. В дурнотном помутнении рассудка Эрик не сразу отреагировал, когда немилосердный экзекутор, вместо битья, вдруг прижался к нему сзади всем телом, тоже обнажённым, дошло с задержкой. Алан снова протянул руки, теперь распуская узлы. Быстрые прохладные пальцы успокаивающе погладили, прошлись по воспалённой груди, животу. — Развяжи, — хрипло шепнул Эрик, почти не соображая. Ременная петля ослабла и опала. Он развернулся и стиснул голые плечи Алана, казавшиеся худыми, однако с твердокаменными мускулами. Эрик припал к ним жаркими и жадными поцелуями, не задумываясь, что раздетый Алан не сопротивлялся, ни о собственных штанах, которые путались в ногах. На миг не выпуская из жёсткой хватки, повалил его, подмяв под себя и не давая сомкнуть колени, сразу попал перенапрягшимся членом ему между бёдер. Был ли готов Алан к такому натиску, но он обнимал, не успевая отвечать на безумные, грубые ласки, раздавленный под ним, распластанный почти по-лягушачьи, и полностью открытый. Подчиняясь лишь животному зову похоти, Эрик протискивался в него, доселе нетронутого, с натугой, до изнеможения. Было больно. Смирял его и ласками, и напором в дикой, звериной устремлённости. Потом была жалость к обмякшему, выдрессированному наконец телу… Эрик опамятовался, медленно осознавая, что лежит полностью одетый, и очки были при нём, даже штаны натянуты. На заднице никаких следов, он пощупал. Рядом прикорнул к его плечу задремавший Алан, тоже полурасстёгнутый всего лишь. Было ли, не было?.. Пригрезилось всё под тем же ползучим туманом, наглотался его досыта. — Алан, прости… — тихо окликнул Эрик, чуть касаясь робкими поцелуями, нежными, как дыхание мягкого ветра. Хамфриз зашевелился. — О чём ты?.. Я сам хотел, — признался Алан, чуть улыбнувшись, взъерошил его волосы. — Тебя иначе никак не разогреть. — Это туман, — Эрик виновато отвёл взгляд. — Какой-то он… в нём что-то распылили. — Наверное, туман, — Алан вздохнул, призадумавшись. — Его навёл Ловец снов. — Выходит, всё приснилось? Такой бред… — Возможно. Всего только сон, — согласился Алан и сел застёгивать одежду, приводя себя в порядок. Тем временем в сплошном белёсом мареве Рональд Нокс пришёл в себя и тщетно пытался сориентироваться. Ощущение, словно его погрузили в ватное облако-кокон, плотное, глухое и непроглядное, а за его границами вокруг только пустота. Растерянный Рон настороженно топтался на месте, озираясь и не решаясь сделать шаг, ему упорно казалось, что тотчас свалится в какую-то бездонную пропасть. Туманная сырая мгла разъедала глаза, вынуждая снова снимать и протирать запотевшие очки. Со всех сторон поползли шорох, шелесты, нарастая. Рону почудилось, что-то задел, вдруг оступившись. — А?! — вздрогнув, он обернулся. Громко хрустнул сучок под ногами. — Рональд Нокс, это вы, — в привычно ровном голосе начальника явно слышалось облегчение. — Мистер Ти Спирс! — обрадовался Рон. — Хорошо, что вы здесь. А остальные?.. Уильям молча пожал плечами, тоже зорко оглядываясь. Но густой туман оставался подозрительно непроницаем для глаз жнеца. Мгла лишь чуть рассеялась на пятачке, где оба теперь стояли, позволив им видеть друг друга и ещё голый ствол дерева в двух шагах. Усаживаясь к его подножию, Ти Спирс кивнул Ноксу, предлагая расположиться рядом. — Где мы? — задал вопрос Рон, он всё ещё вертел головой, стараясь разобраться в плывущей смутной дымке. — Трудно сказать, — вздохнул Уильям. — Нас накрыла петля Ловца снов. — Но жнецы не воспринимают иллюзии! — Да, мы не люди и такой способности лишены. Поэтому видим туман вместо красочных миражей, — невозмутимо пояснил начальник. — Однако, чтобы не попасть на какой-нибудь неприятный подвох, лучше оставаться на месте, спокойно дожидаясь, когда Ловец уберёт свою петлю, не вечность он будет её держать. Сидеть спокойно Рон не умел. Поёрзал, устраиваясь удобнее. — Запах здесь какой-то… странный. Изнутри будоражит, — он не стал признаваться, как совсем некстати заворочалось в штанах, и мысли, такие же неприличные, вспыхивали, затмевая всё иное. — Тоже заметил? — отозвался Ти Спирс, в некотором смущении поправив очки. — М-да… Похоже, что упомянутый подвох таился прямо здесь, в самой окутавшей сыростью хмари, откуда выбраться самостоятельно было делом безнадежным. Уильям ослабил узел галстука, расстегнул несколько пуговиц рубашки и жилета. Затем нашёл в кармане пачку сигарет. Обратив внимание, каким изумлённым взором Нокс сопроводил эти движения, протянул сигареты и ему. — Не стесняйся. Давай пока без чинов, — закурив, он с наслаждением выпустил дым. — Какие будут идеи скрасить досуг? Ты извини, я в этом не силён, а времени у нас предостаточно. Не расслабиться, так хотя бы отвлечься от… — Карты? — Рональд жестом фокусника извлёк откуда-то колоду игральных карт, распахнув её веером, и, под одобрительный кивок начальника, перетасовал. — Как играем? — Ну… — Уильям не успел ответить. — На раздевание! — выпалил Нокс и тут же захлопнул рот, спохватившись. Загадочно блеснув очками и зажав сигарету в зубах, Уильям сам взялся за раздачу, весьма сноровисто с быстрым шелестом сбрасывая одним пальцем по карте с колоды, на глазах ошарашенного Рональда. Где начальник набрался этих шулерских умений? Похоже, игра будет не из лёгких… И только Отелло одиноко блуждал в тумане. Впрочем, он не скучал. Повертевшись на месте, громко окликнул пару раз: «Эй, здесь есть кто-нибудь?» — ему никто не ответил. Выкрик прозвучал глухо, утонул в плотной седой мгле, отозвавшись в собственных ушах, будто их заложило. Туман казался шелковисто влажным наощупь, однако внизу трава и камни были сухими. Интересненько… Эксперт зачерпнул пробиркой эту мутную дымку, тщательно закупорил и убрал подальше, в надёжный карман. Он разглядел в мареве приближавшееся пятно тёмного силуэта. Отелло предпочёл достойно выждать, не метаясь, всё равно спрятаться некуда. Лишь сжал в кармане халата свой крохотный генератор импульсов, теперь абсолютно бесполезный, ибо прибор внезапно отключился намертво, оставшись под рукой пустым бруском пластика. Фигура в древнем саване Наблюдателя выплыла из мглы в нескольких шагах от эксперта. Тот самый Ловец снов, раскидавший жнецов в тумане неизвестности. Дохнуло слезливой сыростью и холодом, а что ещё он мог с собой принести. Отелло поневоле зябко поёжился. Едва покосившись на маленького эксперта, пришелец присел к земле, и вскоре у его ладони зарделся огонёк, запалил костерок, собранный из веточек и щепок. Не вставая, Наблюдатель потянулся за хворостом крупнее, что валялся вокруг, среди камней, неторопливо ломал хрусткие сучья, поддерживая огонь. Туман между ним и Отелло слегка развеялся, отступив, вился мглистыми лентами, даже стала заметна струйка дыма от костерка. Близкий огонёк в серости тумана влёк живым теплом. Хотелось замкнуться в его уюте и никуда не уходить. Пришелец играл с язычками пламени, которые будто ласкали его костистые пальцы в обрезанных, заскорузлых перчатках. Отелло осторожно подступил ближе и, помедлив, так же сел напротив, борясь с искушением погреть остывшие руки. — Я наслышан о Ловцах снов, но не думал, что таковые есть среди Наблюдателей, — он заговорил первым. — Хотя, да, логично. Бывшие жнецы, которые не всегда работают на Департамент… Мне ещё не доводилось напрямую сталкиваться с работой Ловцов. Это потрясающе! Наблюдатель непроницаемо молчал, и Отелло продолжил уверенней: — Насколько известно, наводя сон, Ловцы удерживают в нём души живых вне бытия либо изымают прямо во сне. Как понимаю, мы попали в плен такого сна. Зачем? — он задал прямой вопрос. Приподняв к нему голову, Наблюдатель наконец разомкнул уста: — Вы сунули нос не в своё дело. — Речь о Лунном гонщике? — Отелло соображал быстро. — Он слишком явно себя проявил, создавая помехи нашей работе. Призракам здесь не место. — Разве вы сами не призраки в этом мире? — проронил Наблюдатель и опять отвернулся к огню. Отелло притих, осекшись. К сожалению, не выяснено, кем был шальной гонщик на самом деле. Но нашлись ещё возражения в собственную защиту, и эксперт снова ринулся в словесную атаку. — Лунный гонщик вмешивается в пути смертных, смущает их умы, что запрещено. Наша обязанность это устранить. Мы действуем по уставу! — По уставу… Я посмотрел, что вами движет, — неспешно парировал Ловец снов. — Что у каждого за душой, — в бесстрастной апатии, однако каким многозначным намёком это прозвучало. — Я принял антидот, — запальчиво вставил Отелло. — Я знаю, — в ответном голосе еле заметно просквозила усмешка. Его наведённый туман оседал сладковатой оскоминой, чем-то знакомой, подозрительно подсушивал губы и побуждал развязать язык. Очевидно, на самого Ловца туман не действовал. Сейчас он невозмутимо поджаривал на огне белые пастилки, прицепив их на веточки. Он был старше, и Отелло перед ним как подросток. — Вас всех отвлекают эмоции, которые вы пытаетесь утаить, — молвил Наблюдатель, без слов предложив одну из веточек с готовым зефиром, эксперт с удовольствием принялся за угощение. — Поведай мне, чем тебя увлёк Лунный гонщик? Чем?.. Отелло вскинул опешивший взгляд. Не так-то просто найти ответ даже для себя. Может, он напоминал кого-то. Дразняще неуловимый, дерзкий, с изящной лёгкостью и непредсказуемо обходил все ловушки… Но что скрыто за этой маской? Серебристый байк ветром пролетел над городом, иногда мчался по ровным крышам домов или вверх по загогулинам вершин небоскрёбов, как по горному винтовому серпантину. Петли магистралей, паутина улиц и сети кварталов в мелькающих огнях, — всё пронеслось мимо, мимо, осталось позади. Грелль захлёбывался ощущением полёта, сродни крылатой мечте. Может быть, гонщик нарочно явился за ним, и теперь уже не вернуться. Если таков его последний путь, Грелль не был против. Чем маяться в бессильном ожидании неизбежного, лучше лететь, прижавшись к единственному близкому существу, оставшемуся с ним напоследок. Доверчиво обнять его, в охвате таком привычном. Привычном… Обвившие руки Грелля тревожно скользнули по наглухо застёгнутой байкерской куртке, к беззащитной шее, находя на ней давно зарубцевавшуюся полоску голой кожи; дрогнувшие пальцы затрепетали, второпях путаясь с ремешками шлема. Сверкнув сорвавшимся бликом при свете фонаря какой-то вышки, байкер сдал вниз, снова ворвавшись в темноту. И остановился у раскинутого между холмов макового поля, заглушив мотор. Не успев снять с него мотошлем, отвлёкшийся Грелль сам соскочил и ступил в это алое море маков. Ярко освещённое луной, оно простиралось ковром, забрызганным кровью. Есть поверье, при лунном свете на маковом поле привидения могут обрести плоть, пока там находятся. — Ты хоть понимаешь, что я только призрак, кого ты любил! — с резким окликом Грелль отчаянно хлестнул по пламенеющим маковым соцветиям, не оглядываясь. Он знал, кого увидит, и опять эту глупую отстранённую улыбку молчаливых губ. Яростно выхватил бензопилу, полоснул по ладони — показать, как призрачная плоть бескровно разделится, подобно разрезанному желе? И вдруг замер. Кровь, настоящая, выступила тёмной полосой, уронив капли на выпавшую из пальцев косу смерти. Лёгким порывом ветра Гробовщик соскользнул к нему над цветочной зыбью, поймал за руку. Грелль не отнял её, развернувшись, будто в танце. — Решил, что одного цветка, как в прошлый раз, для меня будет мало, и теперь даришь целое поле? — Букет истрепался бы по дороге. Мне жалко цветы. Гробовщик попробовал притянуть его за талию, но Грелль опять отклонился ещё одним шагом, и нога оказалась между его ног, почти соприкасаясь бёдрами. Снова поворот, уже вдвоём, шаг в сторону и шаг назад — земля неровная, отвёл его от ямки, не дав оступиться. — Сам катаешься, а леди не позвал, — дерзкий отворот лица, чтобы полыхнул багряный шёлк пряди, задев по бледному пергаменту щеки. — Но леди ведь не скучала… со своим новым спутником, — удержав на изломе его гибкое тело, искушающе слегка наклонился над ним и, не тронув приоткрытые алые губы, выпрямил, решительно, с силой прижав к себе, вынудив коротко ахнуть. — А ты ревнуешь! — мимолётно сорванный красный мак провёл по бесцветным губам, дразня нежной прохладой. «Мы ещё станцуем это танго», — было сказано без слов. Лунный свет распался у виска серебристыми нитями, близко-близко. В них вплелись нервные пальцы, оставив маковый цветок. Гробовщик жёстче стиснул тугие плечи. И Грелль притих, затаился, наслаждаясь живыми ощущениями. Не теми, что в нулевом уровне пустоты остро пронзали душу, но оставались бесплотными, неуловимым дыханием ветра воспоминаний. И поцелуи теперь тоже были настоящими, вкусными, сочными. Твёрдые, чуть шершавые ладони опаляли податливую наготу. Смяв взлохмаченные рубиновые пряди, Гробовщик обхватил ненаглядное лицо, заглянул в искристые хмельные глаза, будто ещё испрашивая согласие. Грелль подался навстречу всем зацелованным телом к своему, единственному, родному до мозга костей каждой жилкой. И накрыла щекочущая сеть луноцветных волос, из которых не выпутаться. Лишь бы не развеялось, чтобы испить до дна эту близость, в слепой мольбе: «Не отпускай меня! Только не отпускай…» Резкие, размеренные толчки в тесное, вечно голодное, нутро скидывали напряжение раскалённых мышц и воспалённого рассудка. Это заводило до умопомрачения в рваных движениях, чаще, быстрее, ещё… Где-то звоном в ушах рассыпались осколки последних бессвязных мыслей, вместе с утихшим вскриком ли, всхлипом. Там мягко струился лунный свет, ненавязчиво и постепенно проявляя тени, потом травянистые стебельки и алые соцветия через зыбкую бахрому ресниц. Точно опутав языки огня кровавой паутиной, зацепились шелковинки волос на пламенных лепестках.