***
Занятия в академии шли своим чередом. Спустя некоторое время Фрэнк понял, что переход сюда был, пожалуй, самым правильным решением, которое могла сделать его мать и предложить Андре Рози. Групповые занятия хореографией, внимательный подход к каждой тренировке, прекрасная техническая оснащённость и профессионализм буквально каждого тренера делали своё дело. Спустя ещё две недели (суммарно – почти за месяц занятий) Фрэнку поставили чистый аксель на три с половиной, улучшили технику флипа и основательно перешли к постановке программ на грядущий сезон. Фрэнк начал ещё тщательнее следить за питанием, больше внимания уделять тренировке выносливости, потому что, как обещали Джерард и Александр, короткая программа будет ритмичная. Хотя главным мотиватором утренних пробежек Фрэнка стали каждодневные причитания Уэя о том, что его дыхание сбивается слишком быстро. - Фрэнк, ну что это такое? – возмущался Джерард на одной из тренировок в зале, пока Фрэнк стоял около степпера, согнувшись пополам. - С такой дыхалкой ты можешь забыть об идеальном прокате. - Почему? – спросил Фрэнк, разгибаясь и делая глоток воды из протянутой тренером бутылки. – Мне моей всегда хватало… - Потому что когда ты задыхаешься, тебе нет дела до количества оборотов и последовательности шагов в дорожке, не говоря уже о прыжках. - Уэй отобрал бутылку и убрал её на место. – И напомни, в какой категории ты выступал до этого? – Вопросы все отпали. Если Джерард говорит, что надо больше бегать, значит, надо больше бегать. Из всего этого соблюдение режима питания давалось, наверное, сложнее всего. Раньше Фрэнк не ограничивал себя сильно в сладком и углеводах в принципе, поскольку это было просто нецелесообразно. Из-за того, что он начал активно расти, его тело менялось постоянно, и проще было адаптировать нагрузки под организм, а не наоборот. Но сейчас, когда ему исполнилось шестнадцать и пик изменений, как он сам надеялся, миновал, надо было достичь определенной физической формы и набрать мышечную массу. Поэтому ему приходилось очень много сил и времени тратить на выбор продуктов в супермаркете и приготовление еды, иногда на несколько дней вперед. Конечно, можно было бы заказывать готовые наборы или брать еду в ресторанах, но Линда сказала, что для неё будет спокойнее, если они будут знать, что входит в состав блюда. Иногда они готовили вместе, перед этим минут пятнадцать тратя на споры о том, какую фасоль лучше брать – мороженую или свежую и что лучше готовить на гарнир. Сегодняшний день входил в число этих «иногда», потому что и у Фрэнка, и у Линды был выходной. Утром они съездили на пляж Cанта Моники, а к обеду, нагуляв аппетит и предварительно заехав в продуктовый, вернулись в апартаменты. Прятаться от палящего солнца всегда лучше под кондиционером. - Фрэнк, для тебя, может, соблюдение диеты и в новинку, но я тебе просто напомню, что твоя мать уже десять лет живёт в таком режиме, - смеялась Линда, отбирая у Фрэнка филе и перекладывая его на гриль, попутно снимая овощи. - Мам, ты просто героиня, - хоть и смеясь, но нисколько не шутя ответил Фрэнк. – Серьёзно, я не представляю, как ты столько лет живёшь, отказывая себе в любимой еде. Я бы так не смог, - он налил им по стакану воды и тут же осушил свой. - Милый, - вновь улыбнулась Линда, - когда хочешь выглядеть красиво, приходится начинать любить нелюбимую еду. - Ты всегда красивая. - Быть красивой и чувствовать себя красивой - разные вещи, Фрэнки. Они принялись обедать, и незаметно для себя Фрэнк вновь погрузился в размышления. Он думал о том, как сочувствует маме, которая не может позволить себе есть, что захочет. Его это так сильно расстраивало. Казалось, что он должен как-то решить эту проблему или проводить с ней больше времени, чтобы она меньше оставалась наедине с мыслями. Думал о том, как здорово, что они провели этот день вместе, и о том, каким он был идиотом, когда злился на её решение перевести его под руководство Уэя. Последнюю мысль он решил озвучить. - Мам, я больше не злюсь, - он не стал уточнять, на что именно, но по лицу матери понял, что ей не требовались уточнения. – Я каждый раз забываю, что ты лучше разбираешься во внутренней кухне тренерства. Спасибо. - Всё в порядке, Фрэнки, - Линда глотнула воды и перевела взгляд на сына, некоторое время просто молча наблюдая. - Как у тебя с Дэйвом? В последнее время ты мне ничего не рассказываешь. – Фрэнк слегка закашлялся от неожиданности. Несмотря на то, что отношения Фрэнка с матерью можно было определить в категорию «лучше, чем у большинства подростков», во время загруженных работой периодов они ненадолго теряли эту связь, и это было понятно. Но каждый раз, когда всё более-менее возвращалось на круги своя, Фрэнк заново привыкал к кратковременной душевной близости и не мог сдерживать внутреннее удивление вопросам вроде этого. Иногда ему приходилось себе напоминать, что такие вопросы, в общем и целом, вполне в духе вопросов мам, просто это он отвык от этого. - Наверное, никак, - хмыкнул Фрэнк и принялся вилкой разделять мясо на волокна. – Он, кажется, очень расстроен моим переездом. Мы с ним поссорились. Расстались. – Линда перестала жевать и стала внимательно всматриваться в лицо Фрэнка. - Наверное, ему нужно время, - предположила она. – Всё-таки, именно он был инициатором ваших отношений, разве нет? Может, ему больнее? - Ну да-а, - протянул Фрэнк и нахмурился. – Но это не значит, что он может говорить мне гадости и ничего за это не получить взамен! В конце концов, у меня тоже есть чувства, - он надул губы и отодвинул тарелку от себя. Линда прекрасно знала, что у него есть чувства. Она восприняла новость Фрэнка о том, что у него есть парень, как данность, и она видела, как первые серьёзные чувства ребят развивались и набирали силу. Хоть Фрэнк не вдавался в подробности, когда делился волнующими его вещами, Линда знала, что он влюблён в Дэйва, но не знала, насколько сильно. В какой-то момент ей даже казалось, что их влюбленность перерастёт в нечто большее, но, как показало время, у этих отношений не было будущего. Пока они ужинали, на телефон Фрэнка пришло сообщение от Александра. «Поздравляю, Фрэнк, короткая программа готова».***
Народу в комплексе с каждым днём становилось больше. Те, кто был в отпуске, постепенно возвращались и старались привести себя в форму. Многие ребята обладали высоким уровнем самодисциплины и помимо основных тренировок приходили ещё на дополнительные. Катались на льду без тренеров и даже не пропускали какие-то из этапов тренировки. Для Фрэнка, вырвавшегося из общества менее целеустремлённых спортсменов, это было шокирующе. Наконец-то он не чувствовал себя белой вороной, когда выражал желание остаться после тренировки и поупражняться ещё немного. Групповые занятия проходили всегда в позитивной и дружелюбной атмосфере и сближали тех, кому не хватило времени познакомиться поближе из-за загруженного графика. Так, например, Фрэнк разговорился с Якобом, с которым было групповое занятие по хореографии. Фрэнк не был сильно одарён гибкостью и пластичностью, из-за чего ещё в детстве (да и сейчас тоже) ему очень тяжело давалась растяжка, а танцы были и остаются не самым любимым занятием, чего нельзя было сказать о Якобе. Якобу было, как выяснилось из разговора, двадцать два года, семнадцать из которых он посвятил фигурному катанию. У него были русые, сильно выгоревшие под калифорнийским солнцем волосы, длинные ноги и мускулистые плечи. Одним словом, он выглядел шикарно и двигался соответствующе. Когда они разучивали базовые шаги из балльных танцев, Айеро не мог заставить себя не смотреть на то, как изящно Якоб повторял за Александром, с какой лёгкостью он менял ноги, двигал тазом и как утончённо выглядели при всем при этом его руки. А когда Фрэнк смотрел в зеркало на себя, то видел что-то такое... нелепое и смешное, что ему становилось стыдно. Будто он совсем не работал над хореографией, когда только пришёл в фигурное катание. Во время небольшого перерыва Фрэнк сам подошёл к Якобу. - Кому надо продать душу, чтобы так двигаться? - спросил он. В ответ на это Якоб задорно рассмеялся: - Мне, наверное, просто повезло с генетикой. В действительности же он просто был старше, а, следовательно, имел больший практический опыт во всём, включая танцы. Хотя версию с продажей души Айеро отметать не стал. - Поделишься парочкой мастер-классов? - спросил Фрэнк, подходя ближе к зеркалу. Якоб, ничего не сказав, просто встал сзади и положил руки по обеим сторонам бёдер Фрэнка. Кто-то из других фигуристов присвистнул. Фрэнк вздрогнул от неожиданности и почувствовал, как загорелись его щёки. Якоб, ничего не смущаясь, сказал: - Танцуй. - И Фрэнк стал делать шаги, как делал несколькими минутами ранее, когда заметил, что руки Якоба направляют его бёдра, заставляя таз сильнее поворачиваться в разные стороны. - Раз, два, три, четыре, - шёпотом считал Фрэнк, повторяя движения. Якоб отпустил его бедра, встал рядом и подстроился под движения Фрэнка.. - Всё ты умеешь! Меньше стесняйся, Фрэнк, - подбодрил Якоб, взмахнув руками и сделав несколько импровизированных движений. - Я-я-якоб, - Александр, вновь вошедший в класс, медленно аплодировал. - Как я рад, что ты вернулся! Сразу начал оказывать благоприятное воздействие на нашего Фрэнки. - Якоб в ответ подмигнул, а Фрэнк только рассмеялся. Первое время такое обращение было для него непривычно, но сейчас вызывало лишь добрую улыбку. - Все готовы? Музыка! И раз, два, три, четыре - начали!***
- Ну, так в чем дело, Фрэнки? – спросил Якоб, сделав акцент на форме имени, с хрустом пережевывая свой салат. У них был перерыв между занятия в зале и тренировкой на льду, так что они решили провести его в кафетерии, чтобы пообедать и немного поговорить. Это место не пользовалось большой популярностью у фигуристов, потому что половина из них брала еду с собой, а другая половина ходила обедать в кафе неподалёку либо просто не испытывала необходимости есть где-то вне дома из-за особенностей расписания. Так что помимо парней в кафетерии больше никого не было. - А в чём дело? – уточнил Фрэнк, не совсем понимая суть заданного вопроса. Он быстро прокрутил в голове последние пятнадцать минут разговора, взбалтывая в шейкере протеиновый коктейль, но в конечном счёте так и не понял, к чему этот вопрос мог относиться. - Юниорская серия гран-при два года назад, - уточнил Якоб, но по взгляду Фрэнка понял, что это уточнение было фактически пустым. – Ты был такой активный, открытый, раскрепощённый! Выделялся из толпы и прямо-таки цеплял взгляд, в том числе мой, но это я говорю по секрету, - он понизил тон голоса и скорчил странную гримасу. Фрэнк улыбнулся. – Что такое стряслось, что тебя просто не узнать? Или ты себя так только на соревнованиях ведёшь, чтобы иголки в коньки не засовывали? И только тут Фрэнк понял, о чём шла речь. Конечно, кому-то, кто хотя бы раз видел Фрэнка в деле или встречался с ним в более-менее неформальной обстановке, изменения в его поведении и самоподаче были очевидны. Как уже отметил Якоб, Фрэнк всегда отличался активностью, и это проявлялось во всём: громкости его голоса, манере речи, количестве людей, с которыми он общался и физической активности. Вечера в отеле он редко проводил в номере, предпочитая общаться с другими спортсменами или прогуливаться по городу. Да что там говорить – даже его шутки с судьями и какие-то жесты внимания в их сторону, вопреки домыслам многих, были его искренним поведением, а не заранее продуманным элементом программы. Именно поэтому такая смиренность и спокойствие сбили с толку Якоба, когда-то наблюдавшего за Фрэнком со стороны. Теперь Фрэнк и сам задумался, в чём дело. Вопрос этот подсветился в его голове красным светом. - Слушай, я не знаю, - пожал плечами Фрэнк. - Может быть, я просто повзрослел? В действительности ответ на этот вопрос у Айеро был ещё до того, как его озвучил кто-то со стороны. Дело было в том, что с переездом и попытками подобрать нужные ключи для Уэя и не вылететь из его академии по одной известной причине, он совсем забыл о том, кем на самом деле является. О своих принципах, которым, конечно, хотел наступить на горло во имя карьеры, но которые в конечном счёте наступили на горло ему, перекрывая доступ к кислороду. Правда в том, что в течение всех трёх прошедших недель он не чувствовал себя свободно, когда уклончиво отвечал на какие-то вопросы других студентов, когда недоговаривал Александру о причине эмоционального телефонного разговора, когда лишний раз трясся перед Уэем из-за страха быть выгнанным из коллектива из-за ориентации. И если быть совсем честным, он даже начал бояться, что Дэйв из зависти учудит что-нибудь и разошлет всем в академии фотографию, где они с Фрэнком целуются, например. Хотя страх был совершенно неоправданным и иррациональным, потому что это было вовсе не в стиле его бывшего. После он решил, что Дэйв выдумал то интервью, чтобы напугать Фрэнка и заставить его вернуться в Джерси (и это тоже было не в его стиле, но Фрэнк ни раз говорил, что на месте Дэйва он бы давным-давно ушёл в какую-нибудь другую команду). Однако эта теория сразу же разбилась о реальность одним простым запросом в интернете. Видео он, конечно, не нашёл, но нашёл текстовый вариант интервью, который был опубликован перед Олимпиадой, то есть ещё и незадолго до завершения карьеры Джерарда. Агрессивной гомофобии в нём, конечно, не было, но фразы, из-за которых Фрэнку, наверное, стоило бы волноваться, присутствовали. Конечно, в том случае, если спустя столько лет Джерард не поменял своё мнение. Из-за всех этих обстоятельств и из-за необходимости не брать на себя лишний раз риск Фрэнку казалось, что он врал себе, врал окружающим, и с каждым днём, в котором ему задавали личные вопросы, а он отвечал максимально расплывчато, утопал в этой лжи всё больше. Ему было страшно, что в какой-то из дней внутренний конфликт станет настолько серьезным, что решать его придётся категорично.***
На льду было человек шесть. Всего в академии тренировалось около двадцати пяти–тридцати спортсменов, и обычно расписание тренировок составляли так, чтобы все студенты были распределены по классам примерно равномерно, чтобы не было загромождения льда при одновременном отсутствии людей в спортзале. Несколько групп юниоров, группа парников, одиночники. Не все тренировались конкретно у Джерарда. Штат академии был достаточно большой, поэтому также существовало распределение нагрузки между тренерами не только по возрасту учеников, но и в рамках одной возрастной категории тоже. Бывали исключения, как, например, Лили, которую от и до вёл именно Уэй, но подобные исключения всегда полностью зависели от воли случая. Каждый из спортсменов уже начинал отрабатывать какие-то элементы своих программ. Мимо Фрэнка проезжали парни и девушки, тренируя последовательность шагов в дорожке, взлетая в воздух в тройном или четверном прыжке или вращаясь в самых разных вариациях базовых поз. Фрэнк наблюдал за остальными и пытался впитать в себя как можно больше полезной информации, слишком усталый после основной части тренировки. Джерард сопровождал с удочкой четырнадцатилетнюю Сару, которая только-только начинала осваивать лутц. По ее лицу и скованным движениям было видно, что ей страшно прыгать даже с подстраховкой, но каждый раз, когда она всё-таки побеждала страх и прыгала – неуверенно, невысоко, не всегда технично, - Джерард хвалил её, подбадривал и призывал продолжать. Его брови были сведены к переносице, на щеках проявлялся лёгкий румянец, а ноги скользили по льду так легко, что казалось, будто он плывёт. Сара вновь прыгнула, и Джерард приподнял её чуть выше, задавая высоту прыжка, а после аккуратно опустил, чем смягчил приземление. - Вот, уже лучше, - сказал он и улыбнулся. Фрэнк непроизвольно закусил губу, вспомнив себя на месте Сары, как раз в тот момент, когда Уэй поймал взглядом его. «Идиот», - почему-то поругал себя Фрэнк и быстро отвёл взгляд, покраснев. Посвятить себя самобичеванию не получилось из-за внезапно появившегося Якоба. - Фрэнки, хватит спать! – воскликнул он, толкая Фрэнка в спину. – Во-первых, замёрзнешь, а во-вторых – долго будешь ползти до цели. Ты же в этом сезоне дебютируешь во взрослом катании! - Да, - растерянно сказал Фрэнк непонятно зачем и вновь повернулся в сторону Уэя, который всё ещё наблюдал за ними. Фрэнк чуть улыбнулся и помахал тренеру рукой, на что Джерард кивнул и оглядел других фигуристов: - Тони, следи за руками! До конца льда у вас есть ещё десять минут. Закрепите то, что сегодня получилось. Фрэнк, жду от тебя чистый флип! Оставшееся время тренировки прошло без казусов и довольно продуктивно. Каждый из уже известных элементов программы по отдельности у Фрэнка получался почти всегда, и это не могло не радовать. Ноги ныли, голова была пуста и единственное, чего хотелось, – поесть и поспать. Но в классе по хореографии Фрэнка уже ждал Александр, так что надо было спешить.***
- Ну что, готов познакомиться с новой программой? – спросил Александр, отрываясь от смартфона. - Морально, - ответил Фрэнк, садясь рядом с ним. – Джерард придёт? - Придёт, - послышался знакомый голос, и Фрэнк уже в который раз за день смутился и почувствовал себя тупицей. «Почему каждый раз, когда он появляется в поле зрения, я начинаю косячить?». - Спасибо, Фрэнк, за доверие, - начал Джерард первым делом, кидая сумку с инвентарём к стене. Полуприкрытые глаза и прерывистые движения выдавали его усталость. – Честно говоря, я думал, что ты уже знаешь, под какую песню будешь выступать, так что я даже не прикинул варианты для тебя, когда составлял плейлист на сезон. Песней занялся Александр. Надеюсь, ты не против, - он подошел к проигрывателю и нажал на какую-то кнопку, а затем повернулся к Фрэнку с Александром и вновь виновато улыбнулся. Заиграла музыка. За ней Фрэнк не услышал удивлённое мычание Александра, а за собственной досадой не обратил внимание на диалог взглядами между тренерами. К счастью, первые аккорды песни сразу же перекрыли разочарование, связанное с тем, что его план по познанию непознаваемого провалился. Это была «This Charming Man» The Smiths, и Фрэнк не знал, как ему себя чувствовать от осознания всей иронии ситуации. - Здесь ты начинаешь с правого бедра, - Александр встал в центр зала, упер руки в бока и начал танцевать, двигаясь в такт музыке. – Раз, два, три, четыре, - он, пританцовывая, пошел в сторону. - Начинаешь двигаться в узкую часть борта вправо. Там – раз, два, три, четыре – и на паузе разворачиваешься и чуть к середине. - Потом либела, - вставил Джерард. Фрэнк удивлённо вскинул брови: - Я думал, первым будет прыжок? - Джерард мотнул головой. - Это классически, но не совсем наш вариант. Но мы можем внести корректировки без проблем. Александр сымитировал, как вращение могло бы в теории выглядеть, на что Джерард хрипло рассмеялся. - Взял бы спиннер да показал, - в шутку обиделся Александр. – После либелы связка. Её ещё нужно доработать, но выглядеть это может примерно так. – Фрэнк наблюдал, как ловко Александр переставляет ноги, двигаясь вправо, затем меняет направление движения на противоположное, двигает плечами и умело включает во всю эту композицию движений руки, дополняя ими рисунок. – Думаю, ты наблюдаешь отсылки к движениям из танцев восьмидесятых, да? – вопрос был риторический, так что Фрэнк продолжил вслушиваться в объяснение и по возможности старался запомнить всё, хоть это и было невозможно. Предстояло ещё несколько часов работы в зале, прежде чем они перенесут программу на лёд. – Темп быстрый, песня ритмичная, так что надо тебе поспевать за музыкой. - Нет-нет, - Джерард вдруг поставил на паузу, а Александр цокнул, тяжело выдыхая. – У него потом каскад, надо оставить побольше времени на разгон, иначе он не сделает. - Да почему не сделает? Вот же: раз, два, три, четыре, потом опять раз, два, три – и тут каскад! - Да нет, - настаивал Джерард, - вращения должны попасть точно на припев. Там, где начинается «А jumped up pantry boy, who never knew his place», - он уже должен быть в комбинации. Ненадолго предмет дискуссии ушёл от Фрэнка, будучи вытесненным коротким фрагментом пения Джерарда. Его голос так подходил этой песне и звучал так мелодично, что это выбило из колеи. Когда отошёл, то встретил две пары глаз и лица, которые своими выражениями явно говорили, что ждут чего-то. - А? – переспросил Фрэнк. Александр закатил глаза и уже хотел высказать что-то язвительное, но Уэй его перебил: - Как думаешь, ты сможешь перемещаться по льду достаточно быстро, чтобы выполнить длинную связку, после нее – каскад и сразу же комбо? - Думаю, что да. И я думал, что пока вы мне просто объясните общую концепцию… - голос Фрэнка прозвучал менее уверенно к концу предложения. - А я о чём! – воскликнул Александр. – Мистер Уэй, вы сегодня подозрительно капризны! – Джерард закатил глаза и скрестил руки на груди, молча принимая поражение в этом споре. Спустя какое-то время он продолжил: - Ну если тебе нужна общая концепция, то вот: в комбинированном у тебя две вариации либелы, смена ноги в прыжке и потом волчок-складка и винт. Дорожка шагов, я надеюсь, будет четвёртого уровня, но тут уж всё зависит от тебя в моменте. Помимо шагов и поворотов включим туда движения тела, - тут Уэй выразительно посмотрел на Александра, подразумевая, что эта часть снова на нём, - комбинацию поворотов со сменой ног и что-нибудь ещё. Это тоже станет более понятно уже на льду. Два уже известных тебе прыжка, а между ними – еще один волчок со сменой ноги. Вкратце - пока так. - Наконец-то интересная работа! – воскликнул Александр. Фрэнк удивленно вскинул брови: - А обычно вам скучно? – он встал с пола, на котором сидел до сих пор, и стал разминать шею и ноги. - Ну как тебе сказать, - задумался хореограф, - обычно это лирика, а я от неё устал. Хотя за лирику, наверное, проще получить высокие баллы. Там есть время обдумать следующий элемент. - На самом деле, всё индивидуально, - присоединился Уэй, вновь подходя к сумке и беря её в руки. – Кому-то надо, чтобы движения были быстрые, как и музыка, чтобы откатать на автомате и особо не грузиться. Кто-то любит погрузиться лишний раз, хах, - усмехнулся он, коротко взглянув на Фрэнка. – У меня есть ещё кое-какие дела, так что я пойду. До завтра, - и он исчез за деревянной дверью. Минут пять Фрэнк с Александром сидели в тишине. Песня так и не проиграла до конца ни разу, но, взглянув на горящий синим цветом экран проигрывателя, Фрэнк вспомнил свои первые мысли и беспокойство из-за них и, набрав побольше воздуха в лёгкие, спросил у хореографа: - Вы специально подобрали для меня такую песню? – Александр с непониманием уставился на Фрэнка, но потом, будто что-то вспомнив, ударил себя по лбу. - Да, точно, я подобрал. М-м-м, нет. Просто так совпало, наверное. А что, ты ассоциируешь эту песню с собой? – он прищурил глаза и с любопытством посмотрел на Фрэнка. - Ну… - Фрэнк колебался с секунду или две, но, всё-таки осознав некоторые вещи, решил больше не юлить. – Скажем так: я бы с легкостью мог быть одним из этих мужчин. - Ну да. Очаровательным, - отшутился Александр, но улыбка быстро сошла с его губ. Не надо было знать историю песни, чтобы понять, к чему клонил Фрэнк. Фрэнк выглядел очень нервно и напугано. Всё его тело было напряжено, словно у приготовившегося к бегству кролика, и это легко можно было заметить по напряжённым мышцам передней поверхности бедра и плеч. Александр молчал, больше походя на выброшенную на берег рыбу. Он мысленно ругал себя за то, что имел привычку задавать вопросы, не обдумав их, и за то, что вот уже несколько минут молчал, так и ничего не ответив на признание Фрэнка. Полученная против собственной воли информация повисла на его шее тяжким грузом. Он облизнул пересохшие губы, судорожно придумывая, что ответить. Если молчание продолжится, то и без того хрупкие отношения, только-только выстроенные с новым человеком в команде, рухнут, и это обернётся последствиями такими… Один бог знает, какими. Наверное, стоило бы поблагодарить Фрэнка за то, что он доверился ему и рассказал о чем-то таком, за что до сих пор можно получить в некоторых местах Америки и не только. Но всё, на что его хватило, было: - Э-э-э, круто. Его голос эхом отразился от зеркальных стен зала и зазвучал где-то под черепной коробкой с удвоенной силой, отчего Александр почувствовал в два раза больше стыда за самого себя. Фрэнк изогнул брови в неясном жесте и немного ссутулился, расслабляясь. - Прости, я просто не готов был услышать что-то такое, - признался Александр. Ему стало немного легче. Способность выражать мысли словами вернулась к нему, так что он продолжил: - У меня с этим нет проблем, так что ты можешь не переживать, - он задумался. - И я никому ничего не скажу, пока ты сам не решишь нужным рассказать. Спасибо, что доверился. Если... это то, о чём я думаю. - Фрэнк кивнул. Отчасти всё это было ложью. Александр догадывался о сексуальной ориентации Фрэнка с первого дня их знакомства. В первую очередь потому, что знал кое-кого из Джерси, а те пару раз вскользь при разговорах о фигурном катании упоминали имя Фрэнка. Чаще всего в контексте того, что ему негласная вражда между фигуристами и хоккеистами за место на льду не мешает встречаться с хоккеистом. Во-вторых, Андре Рози однажды чуть сама не проболталась ему, когда расхваливала экс-протеже и спрашивала, сможет ли Уэй принять его в свою академию. Андре Александр знал по многочисленным соревнованиям по бальным танцам, в которых принимал участие сам, будучи подростком; Андре же сопровождала на них свою дочь. Так что да, сама новость не то чтобы была шокирующей. Скорее она создавала ощущение снега, выпавшего в середине июля. - А у Джерарда есть с этим проблемы? – спросил, передразнив, Фрэнк и благодарно улыбнулся Александру. - У Джи… - замялся Алекс, - всё сложно. Этот ответ не удовлетворил интерес Фрэнка. Он заметил, что Александр с Джерардом находился в очень хороших дружественных отношениях, так что предположил, что тот просто постыдился за позицию Уэя и решил вот так завуалировано сказать: «Джерард Уэй гомофоб, так что лучше бы тебе, Фрэнки, держать язык за зубами». Или, может, у Уэя и правда были противоречивые, непонятные и сложные отношения с гомосексуальностью? Если в действительности имел место быть второй вариант, то всё было не так плохо, как могло бы показаться сначала. Может, через какое-то время Фрэнку даже не придётся таскать за собой мантию-невидимку для своей истинной натуры, которая подавлялась под необходимостью утаивать некоторые факты о собственной личности.***
В действительности Александр имел в виду, что у Уэя правда всё было сложно. Джерард родился и до шести лет рос в городе Даллас, что в Техасе. Его папа всю жизнь прожил в Техасе, его дед, прадед… всё его окружение по линии отца было родом из Техаса и имело вполне себе конкретные взгляды на некоторые вещи. Если не уходить в обобщения и рассказать, как обстояли дела в семье Уэй с гомофобией, то можно отметить одно – дела обстояли. В первую очередь нужно упомянуть, что не одна песня Элтона Джона сопровождалась гневными выкриками вроде: «Ёбаный педик!», «Иди петь свои пидарастичные песни на другую станцию!» - и кое-какими покрепче. Могло быть и хуже. Наверное… По крайней мере, Дональд триггерился не по каждому поводу. Вообще, отец из него был никудышный. Он был фермером. Возился с коровами больше, чем с детьми, и был воспитан так, что, по его мнению, мужчина мог работать либо руками, либо головой, а именно – быть либо обычным рабочим, либо банкиром или юристом. Другого просто не дано. Он пил много пива, курил прямо в доме, редко мылся и никогда (никогда!) не проявлял никакие эмоции, кроме злости и раздражения. Даже когда его любимая жена собрала вещи, забрала детей и уехала к маме в Сакраменто. Но того зерна воспитания, что он успел вложить в Джерарда до развода, хватило, чтобы где-то глубоко внутри у того закрепилось, что: во-первых, мужчина должен любить женщину; во-вторых, в мире есть только одна сексуальная ориентация, а всё остальное – «херня собачья» и «дурь, которую надо выбить из головы в армии». В-третьих, если «дурь» не выбивается, то человека надо потравить, как вредителя, пока он не уничтожил весь урожай. Иначе - захлопни рот и не отсвечивай. Никакой пропаганды. Джерарду дико повезло, что его отдали в парное катание. Иначе отца он потерял бы не в олимпиадном 2010 году, а гораздо, гораздо раньше. Потому что: «Фигурное катание – спорт для педиков, лучше бы ты его на хоккей отдала, Донна». По другую сторону баррикады была всё принимающая и терпящая мать и безумно любящая внука бабушка. Они пытались как-то сгладить те углы, что оставил Дональд своим формированием взглядов, объясняли, что мир не делится на чёрное и белое, что каждый человек – личность и индивидуальность, что его определяют многие другие качества, кроме выбора партнёра. Они пытались сделать так, чтобы их старший сын понял и принял тот факт, что Бог любит всех и не стал бы создавать что-то неправильное, только чтобы наказать и после смерти отправить в Ад. Частично у них получилось. По крайней мере, Джерард больше не бил себя по голове и бёдрам в приступе ярости.***
В июле были объявлены даты проведения серии гран-при по фигурному катанию. Как и годом ранее, первое серьёзное соревнование было назначено на конец октября, а это могло означать только одно: все стали готовиться с бо́льшим рвением, в том числе Фрэнк. Времени оставалось мало, а сделать надо было многое. Линде казалось, что её сын поселился на льду. Пока она искала дизайнеров, которые могли бы предоставить приемлемые эскизы костюмов, спонсоров и занималась финансовыми вопросами, Фрэнк всё время был на катке, уходя ранним утром и возвращаясь поздним вечером. По нему было видно, что он нервничает, переутомляется и не хочет ни о чём из этого говорить, так что Линда просто не лезла и решала вопросы самостоятельно, насколько это было возможно. Она лишь надеялась, что после первого соревнования Фрэнк успокоится. Если нет, его придётся водить на сеансы к психотерапевту, потому как такой уровень стресса положительно ни на ком не сказывается. Фрэнк же беспокойства матери о себе не замечал, полностью погруженный в отработку короткой программы и, с недавнего времени, произвольной. Боялся ли он того, что информация о его сексуальной ориентации разнесётся по всей академии и в итоге дойдет до Уэя? Не то слово. Его бросало в дрожь перед каждой индивидуальной тренировкой, и каждый раз он ждал, что Джерард подзовет его к себе и скажет: «Фрэнк, мне не нужны твои деньги. Я не буду тренировать педиков», - и на этом все мечты о прекрасном будущем рухнут. Хотя если бы всё действительно случилось так, то Линда не спустила бы это с рук кому бы то ни было. Были бы суды и компенсация, огласка делу со всеми вытекающими, но отчего-то Фрэнк не хотел думать об этой стороне вопроса. Он просто-напросто отрицал саму возможность существования реальности, в которой он становится виновником разрушения карьеры Уэя. В конце концов, думал Фрэнк, Джерард не был виноват в том, что ему привили эту ненависть. Однако никакой реакции со стороны Джерарда не было, и первое время это не могло не радовать. Айеро чувствовал себя чуть более свободно после того, как открылся Александру и – чуть позже – Якобу. Часть груза, называемого «лицемерие», спала, но это длилось недолго. Необходимость быть настороже всё ещё была, и это сказывалось на внутреннем ощущении от тренировок. Будто бы кролика посадили в клетку к удаву, который выглядит спокойным, но удав есть удав: никогда не знаешь, в какой момент он решит проглотить тебя. Положительным моментом было лишь то, что Джерард ни разу не упоминал историю песни The Smiths, и это оставляло толику надежды на то, что всё было не так плохо. Но чертова произвольная программа все отягчала. - Фрэнк, ну что такое, - возмущался Уэй, подъезжая ближе. – Ты как будто бесчувственная машина по выполнению элементов. Неужели у тебя нет никаких образов? – он посмотрел Фрэнку в глаза, но тот отвел взгляд. Джерард вздохнул. - Наверное, нет, - промычал Фрэнк. – Песня классная, мне всё нравится! Просто я, наверное, немного устал. Морально. - Представь, что ты выступаешь для кого-то, кого любишь настолько сильно, что этот человек… меняет тебя и всю твою жизнь, - настаивал Джерард, пропуская мимо ушей вторую часть ответа Фрэнка. Выглядел он вдохновенно, будто сам знал, о чём говорит. От этого отвечать Фрэнку хотелось только меньше, так что он снова вздохнул. Чудо и преграда? Это какой-то нонсенс, а не концепт для произвольной! - Мистер… - Фрэнк прикусил язык, вспомнив, что прежде всегда называл тренера по имени. – Джерард, у меня пока всё плохо с любовными переживаниями, - признался Фрэнк. – Единственн...ая, кого можно было бы представить своим вдохновением, стала гадюкой на плече сразу после того, как я перебрался сюда, - выплюнул он, отворачиваясь от тренера. – Так что я не верю во всё это. – Откуда-то из-за спины послышался вздох разочарования. - Мне грустно об этом слышать, - сказал Джерард. – Тогда к следующей нашей тренировке постарайся, пожалуйста, прокачать навыки актерского мастерства так, чтобы я забыл обо всём, что ты мне сегодня рассказал. – В тишине катка звук лезвий коньков был слышен особенно чётко. Джерард остался стоять там, в середине, смотря в спину удаляющемуся Фрэнку. Кто-то помахал ему из прохода, и через мгновение Уэй признал в незнакомце Якоба, с которым в последнее время Фрэнк проводил всё больше времени вместе. - Чем занимаешься сегодня вечером? – послышался голос Якоба. Ответ Фрэнка слышно не было из-за того, как тихо он говорил. Джерард сжал кулаки. Песня в аранжировке Райана Адамса зазвучала заново, и Джерард встал в позицию, с которой начиналась произвольная программа Фрэнка. Он закрыл глаза ладонями, опуская голову вниз, а затем отвёл руки за спину, выпрямляя, очертил вокруг себя правой ногой круг и заскользил по периметру катка, набирая разгон для прыжка. I don’t believe that anybody feels the way I do about you now… Он прыгнул четверной тулуп и легко приземлился, продолжив скольжение. Музыка, текст песни, идеально подобранная хореография – всё это заставляло его сердце замирать, словно это он должен выступать с этой программой, а не Фрэнк. Всё с невероятной скоростью закружилось вместе с ним, когда он сел в позицию скрученного волчка. С непривычки одну руку ненадолго свело судорогой, но Джерард это проигнорировал, перейдя в другую вариацию вращения и сцепив руки в замок за спиной. Он продолжил исполнять программу, чувствуя, как внутри что-то скрутилось в узел и не дает спокойно вдохнуть полной грудью. Это музыка или что-то другое? There are many things that I would like to say to you, but I don't know how… Он приложил руки к груди и с силой сжал ткань кофты, оттянув ее. Он прикрыл глаза, сморщился и тяжело вздохнул, прежде чем прыгнуть каскад. Желудок будто сделал кувырок, и Джерард снова поморщился. Сквозь моральный дискомфорт он сделал полуприсед и заскользил в кораблике. В исполнении Фрэнка это должен был быть кантилевер. «Это будет выглядеть идеально», - подумал Джерард, вместе с тем чувствуя, что не в силах ни завершить программу, ни выключить песню. В конце концов, он проскользил пару метров в выпаде и лёг на лёд. Его грудь тяжело вздымалась, ноги были согнуты в коленях, а глаза прикрыты. Он видел грусть в больших глазах и тонкую линию поджатых губ. You’re my wonderwall.***
Когда Фрэнк расшнуровывает коньки, до него всё ещё доносится музыка, но он не придаёт этому значения. - Соглашайся, Фрэнк, - Якоб стоит над ним, одну ногу водрузив на скамью, явно не собираясь просто так отступать от своих уговоров. – Ты и так всё время здесь. Но, ты знаешь, вообще-то за пределами академии есть целый удивительный мир! - У меня нет сил, Би, - устало вздохнул Фрэнк, в этот раз возясь со шнурками на кроссовках. – И тебе не кажется, что сейчас немного не время для развлечений? - Так никто и не говорит о том, чтобы забить на тренировки и уйти в кутёж! – воскликнул Якоб, резко убрав ногу со скамьи, из-за чего она чуть отклонилась назад вместе с Фрэнком. Тот недовольно промычал. – Мы просто сходим куда-нибудь поесть, послушать музыку. Скажем, на час. Идёт? - Ладно, - сдался Фрэнк. В последнее время ему слишком часто говорили, что он походит на зомби, который пытается освоить фигурное катание, больше, чем на здорового живого человека. Дверь в раздевалку за ними закрылась, и они выбирались сначала в холл, а затем на улицу. «Амбрелла» находилась не так далеко от центра города, поэтому иногда во время занятий можно было услышать шум проезжающих мимо машин и разговоры пешеходов. Вечером же загруженность дорог, как автомобильных, так и пешеходных, была немного ниже, а ночью и вовсе можно было застать момент, когда кроме тебя, пустых улиц и приветливо светящих фонарей больше не было никого и ничего – полное единение. В парке, где Фрэнк и Якоб решили прогуляться, народу было и того меньше. Если на улицах людей привлекали кафе, рестораны и магазины, то в парке можно было встретить разве что гуляющих парочек, одиночек на пробежке или с собаками и других людей, которые были здесь только для того, чтобы сократить путь от пункта «А» до пункта «Б». В воздухе пахло цветами, что росли в клумбах по всей территории и, несколько отдаленно, акациями, хотя их цветение уже подходило к концу. Аллеи были прекрасно освещены, а стволы некоторых деревьев - украшены светодиодными гирляндами, благодаря чему создавался дополнительный уют. Пока Фрэнк осматривал территорию парка, Якоб медленно шёл рядом, будто что-то обдумывая. Одного из них повисшая в теплом июльском воздухе тишина напрягала. - На тебя в последнее время грустно смотреть, - заговорил Якоб, устремляя взгляд на Фрэнка. - У меня всё хорошо, - ответил Фрэнк, улыбаясь пробегающему мимо французскому бульдогу. – Не переживай обо мне больше, чем следует. – Якоб фыркнул. – Я серьёзно, - настоял Фрэнк. – Просто я всё ещё думаю, что изменяю себе, а с этим ты мне вряд ли поможешь. - Ты хочешь рассказать Уэю? – Они свернули с широкой аллеи на более узкую дорожку и сели на скамейку под кроной клёна. Конечно, Якобу переживания Фрэнка были не слишком близки, потому что он совершенно точно не был гомосексуален, а если бы и был, то не мучился бы двадцать четыре часа в сутки от угрызений совести по поводу того, что просто-напросто не рассказал кому-то о чем-то, о чём и не обязан рассказывать. Но он старался понять друга, включал эмпатию и пытался задействовать её на все двести процентов. - Я не знаю, - поразмышляв, ответил Айеро. – Я всегда придерживался принципа открытости, старался быть со всеми максимально честным и откровенным, оставляя за человеком право выбора – общаться со мной дальше или нет. Неважно, чего это касается. Но здесь последствия могут быть слишком серьёзными. Если я сейчас приму решение перейти к другому тренеру, то мне снова придется с нуля составлять и короткую, и произвольную, заново всё отрабатывать. Сезон будет упущен. У меня нет на это времени… А на тренировках Уэй взывает к несуществующей во мне гетеросексуальности, просит представить человека, в которого я мог бы быть влюблен настолько, что возлагал бы на него надежды на собственное «спасение», - здесь Фрэнк сделал паузу, снова вспоминая Джерарда, его вдохновленное идеей выражение лица и лёгкую полуулыбку на губах. – А я не могу! Даже теоретически! - Ты можешь представлять меня, - заиграл бровями Якоб, пальцем тыкая Фрэнка под ребра. - Ха-ха, очень смешно, - насупился Фрэнк, из-за чего Якоб звонко рассмеялся. - Ладно, извини. Но он же сказал человека? – уточнил он, делая явный акцент на последнем слове. – Я могу, конечно, ошибаться, но, по-моему, Джерард не умеет читать мысли, - Якоб усмехнулся, а Фрэнк ещё больше погрузился в раздумья. Наверное, это было выходом…***
На следующий день в академии было суетно. Технический персонал начищал всё что должно было блестеть, и отмывал то, что блестеть не должно было. Александр был одет чуть более нарядно, чем обычно, а Джерард выглядел нервно, что было не в его стиле. Причиной такой оживлённости был приезд телевизионщиков – дело привычное с того момента, как «Амбрелла» начала представлять собой что-то стоящее. В этот раз репортаж о подготовке фигуристов к предстоящему сезону для всех, включая самих журналистов, был чуточку более волнительным, чем обычно: все знали, что в команде Уэя пополнение, так что хотели получить возможность первыми взглянуть на первые плоды совместной работы. Сара, журналистка, и два репортёра, Тони и Майк, подъехали к академии к девяти утра, чтобы поскорее всё отснять и успеть к вечернему выпуску. - Сделаем упор на спортсменов, - сказала Сара, повернувшись к коллегам. Те согласно кивнули и осмотрели здание, безучастно смотревшее на них спереди. Это был первый раз Сары здесь, так что она внимательно вглядывалась в каждую трещинку и каждый угол. Здание было невысокое, всего в два этажа, но довольно широкое, с большими окнами и минималистичным экстерьером: оно было выкрашено в молочно-белый цвет и особо ничем не выделялось. Если не знать, что это «фабрика по производству мировых фигуристов» (как на это надеялись многие), то можно было подумать, что это обычный спорткомплекс или школа дополнительного образования. На входе их встретила одна из работниц комплекса и пригласила следовать за ней. В холле первое, что заметили гости, были растения, разбавлявшие такой же минималистичный интерьер, а также аппараты с кофе и перекусом, в основном, с батончиками. Чуть дальше располагались залы: хореографии, общефизической подготовки, гимнастический. Они повторялись, потому что были оборудованы для разных нужд, разных групп и разных тренеров. Так подумала Сара, но уточнять не стала, боясь показаться глупой. Из одного из залов, переговариваясь и смеясь, вышли девочки лет тринадцати. Они стушевались при виде репортеров и слегка ускорили шаг, остановившись лишь у автоматов. - Что на втором этаже? – полюбопытствовала Сара, кидая мимолетный взгляд на лестницу. - Кабинеты персонала, - ответила девушка. - С чего вы хотели бы начать? Первым в списке был хореограф, чей класс как раз попался на пути. Постучав, Сара, Тони и Майк представились и вошли. Александр выключил музыку на проигрывателе, открыл окна и поприветствовал гостей. Как только включились камеры, Сара задала свой первый вопрос, надеясь, что мужчина не будет углубляться в подробности, потому что всем скорее хотелось взглянуть на тренировку на льду. - Да, в этом сезоне у нас есть несколько новых ребят, - ответил Александр. – Они уже сейчас показывают очень хорошие результаты. Они живые, амбициозные, они быстро учатся и в чём-то, думаю, скоро переплюнут нас, - рассмеялся он, обнажая ряд ровных зубов. Он стоял у станка, а кое-где у стен лежали спортивные сумки и кофты. - Можете ли выделить кого-то конкретного? – задала Сара следующий вопрос. - Сейчас рано делать прогноз. Всё-таки некоторые ещё только начинают открываться и привыкать к новой атмосфере, новому подходу и новым людям. Посмотрим, кто как себя покажет на грядущих стартах! - Может быть, вы продемонстрируете нам кусочек какой-нибудь программы? –попросила журналистка, обаятельно улыбнувшись. – В качестве эксклюзива? – В дверном проеме показались две светлые макушки, но тут же исчезли. - Я могу вам показать что-нибудь из того, что ребята танцуют на групповых тренировках для развития пластичности, - в зал снова заглянули дети лет пяти, переглядываясь и тихо хихикая. - Но… боюсь, что в следующий раз! Сейчас у меня малыши, здесь особо не на что смотреть. Майк ещё некоторое время поснимал зал и то, как начинается занятие у детей, а затем последовал за остальными. Следующим, у кого брали интервью, был один из тренеров, занимавшихся с фигуристами общефизической подготовкой. Грегор был не самым разговорчивым человеком, так что, кроме заезженных фраз, которые он повторял из года в год, из него больше ничего не удалось выудить. - Моя работа заключается в том, чтобы подготовить спортсменов к занятиям на льду. Это очень важный… ээ… этап, особенно для мелких, - пробасил Грегор. Сара его поблагодарила, но звучала она при этом не очень-то искренне. – Джерард на льду со взрослыми, - добавил он, предвосхищая следующий вопрос журналистки. Она благодарно кивнула и как можно быстрее ретировалась из зала. - Он всегда такой? – девушка посмотрела на Тони взглядом «я с тем же успехом могла бы взять интервью у мужика с улицы», когда они вновь оказались в холле. По её рукам пробегают мурашки, когда они почти доходят до катка. - Грегор не очень любит камеры, - со знающим видом ответил репортёр. И это было правдой. Грегор был из тех людей, кто молча делал свою работу и прятался всякий раз, когда их прилюдно хвалили или обращали на них всеобщее внимание. Но в одном Грегор был прав – лёд действительно выглядел так, словно прямо в этот момент там проходила тренировка. Сара победно вскрикнула и, полная радости и решимости (непонятно, к чему) повернулась к парням: - Сначала снимайте общий план, чтобы максимально каждого захватить, потом можете поснимать кого-то отдельно. Я пока проверю свои заметки, - она отошла в сторону. Камеры начали съёмку, запечатлевая каждый рабочий момент. Благодаря большой площади катка все, кто находился на льду, чувствовали себя довольно комфортно, свободно и без стеснения могли выполнять самые разные элементы. Кто-то вращался, кто-то отрабатывал заходы во вращения, кто-то просто танцевал… Ни Майк, ни Тони особо ничего не понимали, потому что их работой было отснимать материал, но выглядело всё красиво. Уэй стоял чуть правее от центра льда и раздавал указания ученикам, комментируя то, что они делают и иногда демонстрируя на себе, что именно он хотел увидеть. Обрывки некоторых фраз долетали до мужчин: - Джесс, попробуй как-то показать, как ты теряешь доверие. Тони перевёл камеру на парников, с которыми общался Уэй. Они были почти у самых бортиков, по всей видимости, занимаясь хореографической составляющей программы. Джесс откинулась на руки партнёра, Якоба, как бы ложась, и тут же подорвалась обратно, делая шаг в сторону. Якоб одним быстрым движением взял её за правое плечо и потянул на себя, разворачивая девушку спиной вперёд. Она оттолкнулась одной ногой и заскользила на другой, вытянув обе руки к Якобу. - Отлично! – прркомментировал Джерард. Заметив журналистов, он направился к ним. - Здравствуйте! – энергично поздоровалась Сара, протянув руку. – Надеюсь, это ничего, что мы без разрешения стали снимать рабочий процесс? – она дала Тони и Майку отмашку, чтобы те продолжали снимать. - Нет, что вы, - улыбнулся Джерард. – Я вас ждал. Вы, наверное, торопитесь? Можем быстро разделаться с вопросами, чтобы ни вы, ни я не задерживались. Им не нужно было повторять дважды. Камера Майка взяла в кадр Сару и Джерарда, а Тони продолжил снимать фигуристов. - Хореограф, Александр, говорил, что в этом сезоне у вас получился очень хороший набор. Как вы думаете, сможет ли восполнить кто-то из новоприбывших фигуристов потерю в виде ухода Лили Джонс? - Не знаю, насколько корректно называть уход Лили потерей. Это всё-таки обесценивает других моих учеников. Если перефразировать вопрос, то в этом сезоне ко мне пришли очень способные парни и девушки. Я начал работать с Майей Гуд, Мирандой Лавс, Брайаном Кирли и Фрэнком Айеро. Все они, кроме Фрэнка, еще слишком молоды, так что продолжают состязаться среди юниоров. Майя и Миранда и с прошлыми тренерами занимали призовые места на соревнованиях, так что сейчас я расширяю базу, которая у них есть, и готовлю к переходу в новую категорию, чтобы к своему пятнадцатилетию они уже были максимально готовы, - ответил Джерард. - Конечно, ни о каких долгосрочных контрактах речи не идёт. Итоги работы будут ясны только в конце сезона. - Сара кивнула. - Фрэнк Айеро, насколько я знаю, тоже прежде был среди юниоров. Ему сейчас шестнадцать, так что у него есть еще три года до того, как он потеряет возможность соревноваться в этой категории. В какой категории мы увидим его в этом сезоне? – Тони проследил за взглядом Уэя и постарался найти того, о ком шла речь. - У Фрэнка будет в этом году дебют во взрослом катании, - улыбнулся Джерард, выглядя искренним. – Я думаю, он мог бы уже в прошлом году сделать переход, но что-то ему помешало, видимо, - он развернулся всем корпусом к фигуристам, устремляя взгляд на Фрэнка. Улыбка не сходила с его губ. Сара проследила за взглядом мужчины. Фрэнк пританцовывал под какую-то песню, что играла у него в наушниках, делал энергичные шаги то в одну, то в другую сторону, выглядя при этом максимально сосредоточенным. Когда он сделал заход в либелу через бедуинский прыжок, Сара вновь заговорила: - Выглядит он потрясающе! -Да, - согласился Уэй. - И это он только разогревается! Я думаю, что он на девяносто процентов готов посоревноваться с более опытными и взрослыми фигуристами. Остальные десять мы оставим на подготовку, - Уэй хохотнул и сделал небольшую паузу. - Он в отличной физической форме для начала сезона и с каждым днём становится только лучше. Когда телевизионщики выходили из здания «Амбреллы», каждого из них не покидало чувство, что они стали свидетелями зарождения чего-то совершенно нового. Может, это были последствия плотного завтрака (на сытый желудок все воспринимается исключительно прекрасно, как будто мир очистился от всего плохого, что в нём было). А может, дело было в загадочном Фрэнке Айеро, который у фанатов фигурного катания уже давно вызывал восторг своими прокатами, но в силу меньшей популярности юниорских соревнований, был не слишком известен широкой публике. Наверняка никто сказать не мог, но Тони несколько раз пересматривал на маленьком экране камеры отснятый на льду материал, пока они ехали обратно на студию.